(советы монахам)

 

 

            Пленка с голосом матушки Сепфоры досталась мне почти случайно. Оптинские монахи перенесли запись на другую кассету и дали мне, как оказалось, насовсем, на память. Это была радость. С теплым счастливым чувством я вслушивалась в неспешную речь, низкий тембр голоса. Он лучился лаской, добротой, приветливостью, и появилось неповторимое, радостное чувство близости. Как будто здесь она, матушка, рядом…

 

            В Оптиной Пустыни мне рассказали, как монахи записывали матушку. От Киреевска до Оптиной около двухсот пятидесяти километров. Потому схимонахиня Сепфора, хотя и любила бывать в святой обители, у оптинских преподобных, до переселения в Клыково приезжала нечасто. И всякий раз в монастыре особенно радовались её появлению, спешили разрешить свои недоумения, узнать, что думает прозорливая старица о том, каким должно быть стояние в вере современного христианина, о главных добродетелях монашеской жизни, о молитве.

 

            И вот однажды оптинские монахи, как только увидели в монастыре матушку Сепфору, попросили её ответить на волновавшие их вопросы. У кого-то под рукой (должно быть не случайно) оказался диктофон. Так удалось записать на магнитную пленку весь разговор, да ещё и сохранить на память голос матушки.

 

            Я включаю магнитофон и оказываюсь в том, уже не близком времени. Кто-то из монахов спрашивает:

            - Матушка, а как молиться за неверующего родственника?

            Матушка Сепфора уточняет:

            - Он хоть немножко верует, этот человек?

            - Разве самую малость, чуть-чуть.

            - Видно очень уж он ушёл вглубь грехами. За этого человека можно молиться. Очень сильно нужно молиться. А какой не трогается, не верит ни во что… За него будешь молится, тебя враг тут же этой молитвой прямо по голове даст.

            - Даже если за родственника молишься?

            - Да, хоть за родственника, хоть за кого. Если он не верует нисколечко, за это враг и бьёт.

            Снова кто-то из молодых спрашивает:

            -  Матушка, а если близкий человек спивается или спился, можно ли за него молиться? По силам ли нам?

            - Хоть, как трудно, но молиться надо. Болеть душой нужно. Просить нужно… Вонифатия, просить Трифона, просить Ивана Воина, Иоанна Милостивого, Филарета Милостивого. Проси всех Угодников. Какой-нибудь уж Угодничек помолится. Без Угодников мы никуда.

 

            Как и всех православных, монахов заботит то, чем особенно слаб нынче человек современный, многознающий:

            - Матушка, как бороться с тщеславием? Бывает, только сделал что-то и уже говоришь всем, что это я! Я сделал. Я и то, и то умею.

            - А ты иди по правде, нигде себя не хвали. Не важно, что говорят. Живи по правде, не криви. Кто покорит, а кто и похвалит. А ты знай своё. Оставайся собой. Хоть как на тебя скажут. Не начинай оправдываться: «Я так-то сделал… потому-то…». И не хвались: «Я то и это сделал». Ничего ты не сделал. Плохой ты и плохой. Прозвали тебя плохим и пусть. Глядишь, Господь тебя исправит. А людское мнение изменчиво…

 

            Кто-то спрашивает, вероятно, уже получив урок печального опыта общения с «инакомыслящими»:

            - Матушка, а как поступать, если случится встреча с каким-нибудь сектантом? Они, бывает, знают Писание лучше православных…

            - Они своё говорят. А тебя спросят: «Ну, а ты-то?», а ты своё говори: «Я христианин, молюсь Богу». Они так живут, а ты так. Ты хоть знаешь немножко, с тобою Господь, а с ним – нет. У них неправда, а у тебя правда. Может, ты знаешь только «Богородицу» да «Отче Наш», а она у тебя, вся правда-то, вот тут, в сердце сидит. Ты неправду не умеешь говорить. Ты с Богом. А они много говорят, но они не Божьи.

 

            Кого-то волнует, как лучше читать Иисусову молитву – устно или про себя, и где.

            Матушка отвечает:

            - Иисусову молитву можно везде читать. Когда не один про себя читай. А когда один, то в слух читай, устами. Хоть двенадцать тыщ прочитай, хоть всю ночь читай. Попробуй ночку одну почитай. Это трудно. И никто так не читает. Это кто уже сидит на них, кто с малолетства благословенный и сидит на одних четках. А ты как же? Ты туда идешь и сюда идешь, ты и в церкви, ты и священник. Где ты успеешь? А всё равно Иисусова молитва дороже всего.

           

            Молодой ещё игумен делится своим недоумением:

            - Матушка, вот мы священники и монахи. Как монахи мы должны молится в тишине, поменьше общаться между собой и с другими людьми. А как священники должны приносить плод Христу, приводить души к Богу. Как тут быть?

            - Вы молодые, за вами враг так и сторожит: «Как бы он ошибся?». И когда ошибаешься, радуется. Или: «Как же этот-то никак не ошибается». Как он старается сбить вас с толку. А ты взял себе свое и иди по правде. …Как с людьми? Дорогие мои, сейчас и говорить-то нельзя всё. Надо аккуратненько так. Сказал слово, а оно уж полетело… Нужно уметь, кому, чего, сколько говорить.

 

            Тут матушка рассказывает притчу – одну из любимых ею:

            - Монах спрашивает старца, чем тот занимается. А он говорит: «Я вот набрал себе. У меня есть два ястреба, дракон, лев, грабли, два зайца. За всем этим и сторожу». Ястребы – два глаза. Дракон – язык наш, он весь белый свет смутит, если его не беречь. Лев – сердце, рассерчаешь - всё под ногами посшибаешь. А грабли – руки, чтобы не загребал ничего, ни у кого не брал. А два зайца – ноги, чтобы не ходили  туда-сюда. У нас дорожка-то одна должна быть.

 

            Игумен спрашивает о послушниках: как быть с нерадивым, ленивым. С кем советоваться?

 

            Матушка отвечает обстоятельно:

            - Вот вас собралось четверо, и вы начинаете брату говорить: «Иван, ты почему не сделал?» А он оправдывается: «А я вот устал, не хочу, да не могу». А вы не так. Надо говорить: «Иван, вот это так-то надо сделать, а то так-то». Вы смягчайте его. Глядишь, он поймёт. В другой раз уж боится вас – опять не так что-то сделал. Что-то вспомнит. А больше никак. Только умиленным своим сердцем. Глядишь, и исправится. А если ты строго скажешь:

«Ты, почему так-то сделал?» …Нет. Ты помягче скажи: «Ты вот так-то и так сделай». Тогда он, глядишь, задумается: «А-а, мне велели вот так-то это сделать».

 

            - Матушка, а если я устал ему делать замечания, даже мягкие. Просто надоело уже, и я делаю вид, что как бы не вижу, молчу. Как в этом случае: на мне грех?

            - А ты идёшь мимо, молчи и про себя молись: «Господи, помоги вот такому-то. Господи, умягчи моё сердце и его. Сам я уже не могу больше». Вот так у Господа попроси… Со смирением, если хочешь прямо идти за Ним. А то серчаешь на брата… Не груби. Глядишь, и он хороший станет. Ведь так?

            - Да, если с любовью…

            - А то ты его всё зобежаешь-зобежаешь. Радость ты моя, я ведь хочу, чтобы все вы одинаковые были. А ведь одинаковых нет. Один хороший, а другой сбивает с толку. А вы спрашивайте друг друга, помогайте.

 

            Когда завязался разговор о том, что любовь превыше всего, матушка рассказала одну быль, которую с детских лет донесла её память:

            - Было так. Все пошли в церковь, а сноху –её не любили - дома оставили. Потом идут обратно дорогой из церкви, а там камушки такие хорошенькие лежат, где ручей течёт. Говорит отец сыну: «Давай-ка наберём камушков и отнесем Авдотье. Скажем, что просвирки принесли». А она там и подметает, и готовит. Всё-всё ей оставляли делать. Семья-то большая. Авдотья готовится, они ведь сейчас обедать придут. Приходят: «Авдоть, мы тебе просвирки принесли». Она: «Ой, сейчас всё замету, руки-то помою». Она стряпавши весь день… Подходит, а там просвирки оказались. Не камушки, а просвирки. Она и говорит: «Ну что же я одна буду есть? Давайте и вы тоже. Все будем кушать». Вот она какая благодатная. Остается дома, и что ни делает – Богу молится. Ей Господь и прислал просвирку-то. Авдотья – наша была, деревенская. Они тогда все упали ей в ноги.

 

            Матушка с детства, с молодости послушанию училась. И была понятливой ученицей. С юных лет постигла:

            - Послушание дороже всего. – Матушка, как будто, назад оглядывается. – Послушание ещё тогда узнала. Ты думаешь, я сама от себя говорю, сама выдумываю? Нет, радость моя, всё от Бога.

           

            - Матушка, а если послушание какое дают, то его до конца тянуть надо, пока не дадут другое? Не просить ни о чём?

            - Ничего тебе больше не надо. Так и тянуть. Послушание надо исполнять. Одна монахиня говорит мне: «Матушка, они меня посылают туда-то, а я боюсь не исполню это дело, не закончу его». Я ей: «Ни твоё теперь дело». Она: «А как ни моё? Я вот не успела, упустила». «Нет, ты не упустила. Это послушание твое. Послали тебя в другое место, а это оставляй. Не говори, что у тебя тут дело». Она говорит: «Теперь я поняла, что такое послушание. Послали – иди. А то меня дергают туда-сюда, я вся истосковалась. Всё думаю – и то не закончила, и то. Переживала всё, а теперь поняла». Так и у вас. Послушание исполняй. Другой скажет: «Ты почему это тут сидишь, не доделал это дело?» А ты ему: «А я на послушании». Другое теперь дело делаешь. Вот вы поддерживайте друг друга. Советуйтесь.

 

            Матушку снова о молитве спрашивают, о ревности. И она опять рассказывает про монахиню:

            - Одна тут была. Ей все говорят: «Что ты всё сидишь, всё молишься, хочешь всех обогнать?» Она хотела ответить, отругать. А я говорю: «Нет, ты не имеешь права. Пусть говорят, а ты своё – молись и молись». Само собой отпадёт всё, с Божьей помощью.

            В другой раз (это уже другая пленка, на которой о матушке рассказывают её чада) спросили у матушки, как от искушений уйти, которыми так богато наше время. Ответ последовал самый что ни на есть конкретный:

            - Вставай с постели и подходи к Господу: «Господи  Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». И проси куда тебе и что. А то враг поведёт. Выйдешь за порог – там семь дорог, а тебе одна нужна… Молчи и молитву держи: «Господи, Сокровище моё! Ты мое счастье… Ты мой покой… Предаюсь воле твоей!» Не отходи от Него.

            Одна шамординская монахиня попросила наставлений: как гордость победить. А матушке ей:

            - Трудись, молись… Трудись много, и гордость пройдёт. Смотри на всех милым оком.

            А ещё шамординским - и не только им – не раз повторяла:

            - Не надо разузнавать что будет. Этим только молитва разрушается…

            И всё твердила им:

            - Из Шамордина никуда! Держите обитель. Вы все мои дети. Я за вас день и ночь молюсь. А сами так молитесь: «Господи, утверди сердце мое по Тебе горети!»

            Часто благословляла чад своих, осеняя крестным знамением и повторяя молитву: «Вложи Господи корень благих, страх твой в сердца наша».

            Как-то спросили у неё, каким святым подражать лучше. И матушка ответила:

            - Серафима Соровского надо больше всех слушать. А из давношних, - замолчала в раздумье, должно быть, перебирая в памяти имена христиан первых веков, - Антоний Великий, Павел Препростый, Макарий Великий, Сарра, Эсфирь, Синклитиния. - И вздохнула. – Э-эх, нам по-ихнему не жить, мы так не сможем. О них даже и говорить нечего. Разве потянем? Помните близких: Амвросия Оптинского, Иоанна Кронштадского… Собирайте, кто поближе…

            Один оптинский монах спросил у матушки:

            - Матушка, а какая главная христианская добродетель?

            - Как тебе сказать это? Отдать себя Господу всего. Ты так не сумеешь. И я не сумею.

            Верно, матушка Сепфора именно так и делала: отдавала себя Господу без остатка.  Но она никогда не превозносилась, не хвалилась своими достоинствами, не считала себя лучше других. Просто жила и дышала Богом. А значит – сердце матушки вмещало и непритворную любовь к людям,  ко всякому творению Божьему.