«Шибко в монастыре работали,» — вспоминал батюшка. В поле, на огороде, на скотном дворе, сеяли, убирали косили, копали – постоянно на свежем воздухе. А люди в основном молодые, все время хотелось есть. И вот Павелка придумал, как накормить сестер-послушниц медом:

«Было мне в ту пору годков пять-семь, не больше. Только-только стали мед у нас качать на монастырской пасеке, и я тут как тут на монастырской лошадке мед свожу. Распоряжалась медом в монастыре только игумения, и учет меду вела. Ладно!

А медку-то хочется, да и сестры-то хотят, а благословения нет.

Не велено нам меду-то есть.

— Матушка игумения, медку-то благословите!

— Не положено, Павлуша, — отвечает она.

— Ладно, — соглашаюсь, — как хотите, воля ваша.

А сам бегом на скотный двор бегу, в голове план зреет, как меду-то раздобыть. Хватаю крысу из копкана, которая побольше и несу к леднику, где мед хранят. Погоди, зараза, и мигом с нею туда.

Ветошью крысу вымазал, несу:

— Матушка! Матушка! – а скрысы мед течет, я ее за хвост держу:
— Вот в бочонке утонула!

А крику, что ты! Крыса сроду меда не видела и бочонка того. А для всех мед осквернен, все в ужасе – крыса утонула!

— Тащи, Павелка, тот бочонок и вон его! – игуменья велит. – Только-только чтобы его близко в монастыре не было!

Хорошо! Мне то и надо. Давай, вези! Увез где-то там припрятал…

Пришло воскресение, идти на исповедь… А исповедовал протоиерей о. Николай (Розин), умер он давно и похоронен в Мологе.

— Отец Николай, батюшка! – начинаю я со слезами на глазах. – Стыдно! Так, мол, и так, бочонок меду-то я стащил. Но не о себе думал, сестер пожалел, хотел угостить.

— Да, Павлуша, грех твой велик, но то, что попечение имел не только о себе, но и о сестрах, вину твою смягчает… — А потом тихо мне в самое ушко-то шепчет: «Но если, сынок, бидончик один, другой нацедишь… Господь, видя твою доброту и раскаяние, грех простит! Только? Смотри, никому ни слова, а я о тебе, дитя мое помолюсь».

Да Господи, а Милостивый, слава Тебе! Легко-то как! Бегу, бидончик меду- протоиерею несу. В дом ему снес, попадье отдал. Слава тебе, Господи! Гора с плеч».

Эта история с монастырским медом стала уже народной легендой, потому и рассказывают ее по-разному. Одни говорят, что была не крыса, а мышь. Другие добавляют, что хэту мышь поймал кот Зефир, а в просторечии – Зифа. Третьи уверяют, что Павелка пообещал игумении помолится о «скверноядших», когда станет священником… но мы предлагаем эту историю так, как рассказал ее сам батюшка, и ни слова больше!

Из книги "Родные мои". Рассказы и проповеди архимандрита Павла (Груздева). Ярославль, 2004