На главную  Послать письмо  
Новости + История + Монастырь сегодня + Контакты + Богослужения + Святыни + Статьи + Учебные материалы + Богослужебная литература + Фотоальбом + Воскресная школа + Православный календарь + Полный молитвослов + Паломничество + Православный мир + Проскомидия + Детский Центр Возрождение + Лавка
Rambler's Top100

Современное младостарчиство.

Младостарчество. Соблазны и причины
Священник Владимир Соколов
13.01.2005

Тема младостарчество стало сегодня одной из центральных тем внутрицерковной жизни. Это явление болезненно переживается всею Церковью: оно было предметом обсуждения на Архиерейском Соборе, ему было посвящено специальное Определение Священного Синода, о нем неоднократно говорил в своих выступлениях Святейший Патриарх Алексий, оно привлекло внимание богословов и церковной общественности. Недавно Святейший Патриарх, выступая на телевидении, снова коснулся этой проблемы. Раз Патриарх выносит эту проблему на светскую аудиторию, то это говорит о том, что она уже вышла за границы Церкви. Это говорит о масштабности этого явления. Поэтому сегодня необходимо обстоятельно проанализировать это явление. Это даст возможность успешно бороться с ним. Проблеме младостарчества посвящена книга священника Владимира Соколова "Младостарчество и православная традиция", которая готовится к выходу в издательстве "Паломник". Мы предлагаем читателям "Религии и СМИ" небольшой отрывок из этой книги.


Соблазн младостарчества существовал во все времена. Еще апостол Павел, наставляя Тимофея, предупреждал, что кандидат в епископы [1] "не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом" (1 Тим. 3,6). Но сам же апостол в прощальной беседе с Ефесскими пресвитерами пророчески предвещает: "я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою" (Деян. 20, 29-30).

Итак, соблазн лжепастырства действовал даже тогда, когда Церковь жила единым Духом и у верующих "было одно сердце и одна душа" (Деян. 4, 32). Эпоха апостольской Церкви – это время особых благодатных даров, явленных и в пастырях, и в пастве. В дальнейшем, с притоком огромного количества новообращенных и естественного понижения духовно-нравственных требований к ним, произошло уже и заметное оскудение этих первоначальных даров. Поэтому самые ревностные христиане, жаждущие подлинной духовной жизни, стали убегать в пустыню, где они могли полностью посвятить себя Богу. Некоторые из подвижников добивались такого совершенства, что полностью избавлялись от страстей, получали, прежде всего, дар любви, а вместе с ним – и дар духовного разумения и прозорливости. В бесстрастности им открывалась воля Божия. Естественно, такие сосуды благодати привлекали к себе внимание тех, кто искал пути к спасению. Зная, что этим духоносным подвижникам открыта Воля Божия, многие просили у них руководства своей духовной жизнью, сознательно отказываясь от собственной воли. Но это послушание имело одну очень важную для понимания этого явления особенность: это было послушание мирянина мирянину, потому что монахи отказывались от принятия сана по той причине, что сан дает власть, а ее получение несовместимо с монашеской жизнью в покаянии и послушании. Поэтому монашеское руководство было руководством, в котором всячески избегали проявления власти. И полное и всецелое послушание такому старцу было застраховано от злоупотребления духовной властью.

Так и родилась эта практика полного послушания духовному старцу. О духовном насилии, о несвободе здесь не могло быть и речи, потому что старец своими советами и опекой только помогал своему послушнику взращивать в себе "нового человека". Такая работа была подобна работе садовника в уходе за садом. Она была органична – и рождала замечательные духовные плоды, которые и были свидетельством того, что такое послушание есть действительно исполнение воли Божией, а не воли человеческой.

Однако со временем таких бесстрастных наставников становилось все меньше, а опыт полного послушания, широко распространившись, постепенно обессмысливался, потому что из него исчезало главное: открытая духовному старцу Воля Божия.

Святитель Игнатий (Брянчанинов), проделавший огромную работу по изучению и осмыслению опыта пастырства и духовничества, считал, что подобное послушание возможно было только в древности. Но и в древности таковых старцев, писал он, "всегда было ничтожное число", "в наше же время" [сер. XIX-го века] "богодухновенных наставников нет" [2].

Поэтому, остерегая всех тех, кто искал духовного руководства по образцу древнего старчества, он предлагал устроить современное ему духовничество следующим образом: "По учению отцов, жительство… единственно приличествующее нашему времени, есть жительство под руководством отеческих писаний с советом преуспевших братий; этот совет опять должно проверять по писанию отцов… Отцы, близкие к нашему времени, называют богодухновенных руководителей достоянием древности… Они предостерегают от учителей неискусных, чтобы не заразиться их лжеучением… Возразят: вера послушника может заменить недостаточество старца. Неправда: вера в истину спасает, вера в ложь и в бесовскую прелесть губит, по учению Апостола" (2 Фес. 2, 10-12) [3]. И это написано в ХIХ веке, который дал Церкви целый сонм прозорливых старцев. Что же можно сказать о духовничестве в наше апостасийное время?

Но мы, начитавшись литературы об оптинских старцах, и сейчас ищем для себя духовников, которым можно было бы довериться в слепое послушание. Однако даже опыт послушания у оптинских старцев сильно отличается от древнего опыта. Древнее духовничество распространено было в среде монашествующих и было возможно только при совместном проживании старца и послушника. Оптинские старцы давали советы приходившим к ним мирянам; сама форма такого общения уже исключала жесткое, безоговорочное послушание. К тому же оптинские старцы были чрезвычайно осторожны в решении чьих-либо судеб: они часто оставляли выбор за духовным чадом. Так что у русских старцев мы наблюдаем не слепое копирование опыта древних отцов, а творческое его применение в соответствии с духовными потребностями новой эпохи. Древние старцы все без исключения обладали личной, а не священнической благодатью (они почти все были простыми монахами), они имели личный нравственно-духовный авторитет – их духовничество носило харизматический характер, именно поэтому и послушание им было таким всецелым и беспрекословным. Причем такое всецелое послушничество никогда не навязывалось ими самими – его предлагали те, кто просил их руководства. Поэтому духовничество древних отцов коренным образом отличалось от современного. Когда же опыт древних отцов без творческого осмысления переносят в другие условия, распространяя его чуть ли не на любого приходского священника, это приводит к результатам плачевным.

Иван Михайлович Концевич, автор популярной книги об оптинских старцах, писал о причине возникновения лжестарчества: "Когда истинные старцы, можно сказать отсутствуют, люди, жаждущие найти себе духовную опору, выбирают какое-либо духовное лицо, им почему-либо симпатичное и говорят: "я отношусь к нему, как к старцу" [4]. Если духовник окажется трезвым, духовно честным, он резко отстранит такое отношение. Но сколько таких, которые охотно попадаются в сети, им расставляемые. Ибо это "лицедейство", по выражению еп. Игнатия Брянчанинова, ведет самозванного старца к духовной смерти. Он сам теряет почву под ногами и идет уже кривыми путями, растеряв все то, что собирал и приобретал за всю прошлую жизнь" [5].

Итак, первая причина возникновения такого духовничества – психология паствы. Не желая меняться, мы хотим переложить ответственность за все, что с нами происходит, на пастыря. Такое бегство от свободы и ответственности выражается иногда в готовности выполнить все, что угодно. Один инок уверял, что если старец благословит его соблудить с кем-либо или убить кого-то, то он без всякого сомнения сделает это, потому что давал обет послушания. Но такое "послушание" – форма идолопоклонничества, когда через нарушение заповедей происходит измена Богу: старец почитается больше, чем Бог. И не важно, найдется ли старец, способный благословить на преступление, – беда в том, что мы внутренне на это готовы. Предпосылкой такой готовности является удивительная открытость и доверчивость русского человека, его уступчивость и податливость, его склонность к максимализму, к жертвенному служению. Но эта максималистская открытость сочетается с поразительной наивностью и незащищенностью. Поэтому такой открытый, наивный и готовый жертвовать собой человек всегда может стать жертвой бессовестного насилия.

Вторая причина объективная, на нее тоже указывает Иван Михайлович Концевич. "Современное духовничество, – пишет он, – родилось из древнего монастырского старчества и является его вторичной формой. Благодаря родственности этих явлений, духовничества и старчества, у малоопытных священников, знакомых с аскетической литературой только теоретически, всегда может возникнуть соблазн "превышения власти" – перехода грани духовничества, чтобы старчествовать, – в то время как они даже понятия не имеют в чем сущность истинного старчества. Это "младо-старчество" (по одному меткому выражению), вносит разлад в окружающую жизнь. Оно таит опасность причинить и непоправимый вред душе опекаемого" [6].

Третья причина – это неготовность кандидата. В 3-м правиле Лаодикийского Собора говорится: "Недавно крещенных не подобает производити в чин священнический". Они должны были пройти соответствующую подготовку. К сожалению, в наше время, в силу опять-таки объективных обстоятельств, кандидаты не смогли соответствующим образом подготовиться к принятию сана – сразу потребовалось очень много священников.

Четвертая причина – недостойность кандидата. Кандидат, нарушивший определенные церковные каноны, не может быть рукоположенным во священника. Но сегодня каноны постоянно нарушаются под предлогом того, что нет людей, которые соответствовали бы этим канонам. Не беремся судить, так ли это. Опыт Церкви, зафиксированный в канонах, говорит о том, что кандидат, не соответствующий этим канонам, по рукоположении сталкивается с сильнейшими искушениями от злых духов. Он не может выстоять против них, потому что они получили над ним власть. О том, что такая власть имеется, и говорят нам каноны.

Но самая главная причина – это поврежденность человеческой природы в грехопадении. Поэтому младостарчество – это, конечно, не сумма влияний и сопутствующих обстоятельств, а явление вполне самобытное. Смысл христианского духовного делания заключается в восстановлении падшей природы человека, но младостарческое руководство не способствует осознанию болезни – наоборот, все страсти в этом случае получают статус добродетелей. Поэтому они попадают как бы в "удобренную" влияниями и обстоятельствами почву, в которой развиваются с особенной силой.

Необходимо учесть еще и особенности нашего времени. Коммунистический период истории оставил нам в наследство привычку к всеохватывающему лицемерию: ведь каждый, принося жертвы идеологическому идолу, обязан был говорить совсем не то, что он думает. Следствием этого явилось глубокое повреждение некоторых способностей нашей души. Для такой души атмосфера лицемерия и лжи стала привычной, и даже необходимой, подобно тому, как вредная привычка становится второй натурой. Все это время активно подавлялась личностное начало: людей отучили принимать самостоятельные решения, нести ответственность. А эта глубоко укорененная привычка заставляет людей и в наше время искать тех, кто принимал бы за них решения, брал бы на себя и ответственность за их поступки, даже за безнравственные (грехи). Во священнике такие люди как раз и видят того, на кого можно переложить нравственную ответственность.

Длительное влияние атеизма привело к разрушению христианской культуры и христианского мироощущения. Поэтому современный человек, открывая для себя значение религии, склонен к восприятию ее самых архаичных форм. Общая религиозная атмосфера сегодня, увы – не христианская, а языческая. Именно ее привносят в Церковь новообращенные. Социологические опросы свидетельствуют, что среди тех, кто часто посещает храм, верящих в предсказания астрологов вдвое больше, чем среди тех, кто посещает его редко или вообще в него не ходит. Это говорит о том, что у многих церковных людей сохраняются языческие взгляды, в том числе и по отношению к старцам. "Келейники, да и сами старцы свидетельствуют: современные паломники почти не задают духовных вопросов. К старцу относятся, грубо говоря, как к гадалке: где сейчас мой сын, он давно пропал из дома; менять ли мне эту квартиру на другую, на какую именно и какого числа; поступать ли в торговый колледж или в педагогический институт? И т.д и т.п." [7]. Современные прихожане хотят видеть в пастыре некоего пророка-ведуна и экстрасенса, ведь в средствах массовой информации постоянно пропагандируются идеи оккультизма. Священник Даниил Сысоев [8] отмечает, что к поиску старцев очень склонны те, кто до прихода в Церковь побывал в оккультных сектах. Поэтому проблема младостарчества – это еще и проблема влияния современного мира на Церковь. Новая религиозная эпоха, как ее называют оккультисты, "New Age", создает и новую волну оккультного интереса к религии.

Когда же потребовалось поставить большое количество священнослужителей, младостарчество стало явлением массовым. В декабре 1998 года Священный Синод был вынужден принять специальное определение по этому вопросу. "Некоторые священослужители – говорится в нем, – получившие от Бога в Таинстве Священства право на духовное руководство паствой, считают, что таковое право означает безраздельную власть над душами людей. Не памятуя о том, что отношения между духовником и духовными чадами должны строиться на основе взаимного уважения и доверия, таковые пастыри переносят сугубо монашеское понятие беспрекословного подчинения послушника старцу на взаимоотношения между мирянином и его духовным отцом, вторгаются во внутренние вопросы личной и семейной жизни прихожан, подчиняют себе пасомых, забывая о богоданной свободе, к которой призваны все христиане (Гал. 5, 13). Подобные недопустимые методы духовного руководства в некоторых случаях оборачиваются трагедией для пасомого, который свое несогласие с духовником переносит на Церковь. Такие люди покидают Православную Церковь и нередко становятся легкой добычей сектантов" [9].

В своем докладе на Юбилейном Архиерейском Соборе Святейший Патриарх Алексий сказал: "Продолжаются случаи самочинного наложения неоправданных прещений, давления на волю пасомых в тех областях жизни, где Церковь предполагает внутреннюю свободу. Считаю важным прекращение такой практики и строгий контроль правящих архиереев за детальным исполнением упомянутого Синодального определения".

Решения последнего Архиерейского Собора: сделать богословие приоритетной областью церковной науки, создать базу для получения серьезного богословского образования, вменить пастырям в обязанность получение духовного образования, – несомненно, связаны с той же проблемой младостарчества. Характерно, что именно к богословию было обращено внимание Собора, потому что любое отступление от святоотеческой традиции начинается с неправильной идеи, а младостарчество возникает там, где есть заблуждение – вера в ложь [10]. Поэтому здесь хотелось бы разобраться, каким образом отсутствие богословских знаний может привести к столь значительному искажению традиции.



[1]]

В то время епископ возглавлял приход и был, по существу, пресвитером. Только когда число приходов умножилось, функции епископа стали иными. Поэтому все, что говорит апостол о епископе, без всякой натяжки можно отнести к пресвитеру.

[2]

Святитель Игнатий (Брячанинов). Творения. СПб., 1905, т. I, с. 274.

[3]

Цит. по: Осипов А. И. Ищущему спасения. Свято-Успенская Лавра, СПМ "Житомир-Рико-Пресс-Реклама", Житомир, 1997, с. 34-35. "Преподобный Симеон, – пишет святитель Игнатий, – жил в десятом столетии по Рождеству Христову, за девять веков до нашего времени: вот уже когда раздается голос Праведника в Святой Христовой Церкви о недостатке истинных, Духоносных руководителей, о множестве лжеучителей. С течением времени более и более оскудевали удовлетворительные наставники монашества: тогда Святые Отцы начали более и более предлагать руководство Священным Писанием и Писаниями Отеческими" (Свт. Игнатий Брянчанинов, изд. Сретенского монастыря, М., 1998, т. 5, с. 77-78).

[4]

Это как раз то самое возражение, о котором пишет святитель Игнатий: "Возразят: вера послушника может заменить недостаточество старца" (см. выше).

[5]

Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время (репринтное издание), СТЛ, издательский отдел Владимирской епархии, 1995, с. 12-13.

[6]

Указ. выше соч., с. 11.

[7] Хоружий С. С. Феномен русского старчества, "Церковь и время", 2002, № 4 (21), с. 217.
[8]

Заведующий Миссионерским отделом Душепопечительского Центра во имя св. прав. Иоанна Кронштадтского.

[9]

Пришлось как-то беседовать с одной женщиной, которая рассказала о духовнике, назначившем ее мужу, впервые пришедшему на исповедь, неподъемную епитимью в тысячу поклонов в день. Муж, конечно, не смог понести такую епитимью, – с горя запил, перестал посещать храм.

[10]

Но вера в ложь берет начало в порочной воле, т.е. в неверно ориентированной свободе.



Младостарчество. Соблазны и причины
Священник Владимир Соколов
13.01.2005

Тема младостарчества стала сегодня одной из центральных тем внутрицерковной жизни. Это явление болезненно переживается всею Церковью: оно было предметом обсуждения на Архиерейском Соборе, ему было посвящено специальное Определение Священного Синода, о нем неоднократно говорил в своих выступлениях Святейший Патриарх Алексий, оно привлекло внимание богословов и церковной общественности. Недавно Святейший Патриарх, выступая на телевидении, снова коснулся этой проблемы. Раз Патриарх выносит эту проблему на светскую аудиторию, то это говорит о том, что она уже вышла за границы Церкви. Это говорит о масштабности этого явления. Поэтому сегодня необходимо обстоятельно проанализировать это явление. Это даст возможность успешно бороться с ним. Проблеме младостарчества посвящена книга священника Владимира Соколова "Младостарчество и православная традиция", которая готовится к выходу в издательстве "Паломник". Мы предлагаем читателям "Религии и СМИ" небольшой отрывок из этой книги.


Соблазн младостарчества существовал во все времена. Еще апостол Павел, наставляя Тимофея, предупреждал, что кандидат в епископы [1] "не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом" (1 Тим. 3,6). Но сам же апостол в прощальной беседе с Ефесскими пресвитерами пророчески предвещает: "я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою" (Деян. 20, 29-30).

Итак, соблазн лжепастырства действовал даже тогда, когда Церковь жила единым Духом и у верующих "было одно сердце и одна душа" (Деян. 4, 32). Эпоха апостольской Церкви – это время особых благодатных даров, явленных и в пастырях, и в пастве. В дальнейшем, с притоком огромного количества новообращенных и естественного понижения духовно-нравственных требований к ним, произошло уже и заметное оскудение этих первоначальных даров. Поэтому самые ревностные христиане, жаждущие подлинной духовной жизни, стали убегать в пустыню, где они могли полностью посвятить себя Богу. Некоторые из подвижников добивались такого совершенства, что полностью избавлялись от страстей, получали, прежде всего, дар любви, а вместе с ним – и дар духовного разумения и прозорливости. В бесстрастности им открывалась воля Божия. Естественно, такие сосуды благодати привлекали к себе внимание тех, кто искал пути к спасению. Зная, что этим духоносным подвижникам открыта Воля Божия, многие просили у них руководства своей духовной жизнью, сознательно отказываясь от собственной воли. Но это послушание имело одну очень важную для понимания этого явления особенность: это было послушание мирянина мирянину, потому что монахи отказывались от принятия сана по той причине, что сан дает власть, а ее получение несовместимо с монашеской жизнью в покаянии и послушании. Поэтому монашеское руководство было руководством, в котором всячески избегали проявления власти. И полное и всецелое послушание такому старцу было застраховано от злоупотребления духовной властью.

Так и родилась эта практика полного послушания духовному старцу. О духовном насилии, о несвободе здесь не могло быть и речи, потому что старец своими советами и опекой только помогал своему послушнику взращивать в себе "нового человека". Такая работа была подобна работе садовника в уходе за садом. Она была органична – и рождала замечательные духовные плоды, которые и были свидетельством того, что такое послушание есть действительно исполнение воли Божией, а не воли человеческой.

Однако со временем таких бесстрастных наставников становилось все меньше, а опыт полного послушания, широко распространившись, постепенно обессмысливался, потому что из него исчезало главное: открытая духовному старцу Воля Божия.

Святитель Игнатий (Брянчанинов), проделавший огромную работу по изучению и осмыслению опыта пастырства и духовничества, считал, что подобное послушание возможно было только в древности. Но и в древности таковых старцев, писал он, "всегда было ничтожное число", "в наше же время" [сер. XIX-го века] "богодухновенных наставников нет" [2].

Поэтому, остерегая всех тех, кто искал духовного руководства по образцу древнего старчества, он предлагал устроить современное ему духовничество следующим образом: "По учению отцов, жительство… единственно приличествующее нашему времени, есть жительство под руководством отеческих писаний с советом преуспевших братий; этот совет опять должно проверять по писанию отцов… Отцы, близкие к нашему времени, называют богодухновенных руководителей достоянием древности… Они предостерегают от учителей неискусных, чтобы не заразиться их лжеучением… Возразят: вера послушника может заменить недостаточество старца. Неправда: вера в истину спасает, вера в ложь и в бесовскую прелесть губит, по учению Апостола" (2 Фес. 2, 10-12) [3]. И это написано в ХIХ веке, который дал Церкви целый сонм прозорливых старцев. Что же можно сказать о духовничестве в наше апостасийное время?

Но мы, начитавшись литературы об оптинских старцах, и сейчас ищем для себя духовников, которым можно было бы довериться в слепое послушание. Однако даже опыт послушания у оптинских старцев сильно отличается от древнего опыта. Древнее духовничество распространено было в среде монашествующих и было возможно только при совместном проживании старца и послушника. Оптинские старцы давали советы приходившим к ним мирянам; сама форма такого общения уже исключала жесткое, безоговорочное послушание. К тому же оптинские старцы были чрезвычайно осторожны в решении чьих-либо судеб: они часто оставляли выбор за духовным чадом. Так что у русских старцев мы наблюдаем не слепое копирование опыта древних отцов, а творческое его применение в соответствии с духовными потребностями новой эпохи. Древние старцы все без исключения обладали личной, а не священнической благодатью (они почти все были простыми монахами), они имели личный нравственно-духовный авторитет – их духовничество носило харизматический характер, именно поэтому и послушание им было таким всецелым и беспрекословным. Причем такое всецелое послушничество никогда не навязывалось ими самими – его предлагали те, кто просил их руководства. Поэтому духовничество древних отцов коренным образом отличалось от современного. Когда же опыт древних отцов без творческого осмысления переносят в другие условия, распространяя его чуть ли не на любого приходского священника, это приводит к результатам плачевным.

Иван Михайлович Концевич, автор популярной книги об оптинских старцах, писал о причине возникновения лжестарчества: "Когда истинные старцы, можно сказать отсутствуют, люди, жаждущие найти себе духовную опору, выбирают какое-либо духовное лицо, им почему-либо симпатичное и говорят: "я отношусь к нему, как к старцу" [4]. Если духовник окажется трезвым, духовно честным, он резко отстранит такое отношение. Но сколько таких, которые охотно попадаются в сети, им расставляемые. Ибо это "лицедейство", по выражению еп. Игнатия Брянчанинова, ведет самозванного старца к духовной смерти. Он сам теряет почву под ногами и идет уже кривыми путями, растеряв все то, что собирал и приобретал за всю прошлую жизнь" [5].

Итак, первая причина возникновения такого духовничества – психология паствы. Не желая меняться, мы хотим переложить ответственность за все, что с нами происходит, на пастыря. Такое бегство от свободы и ответственности выражается иногда в готовности выполнить все, что угодно. Один инок уверял, что если старец благословит его соблудить с кем-либо или убить кого-то, то он без всякого сомнения сделает это, потому что давал обет послушания. Но такое "послушание" – форма идолопоклонничества, когда через нарушение заповедей происходит измена Богу: старец почитается больше, чем Бог. И не важно, найдется ли старец, способный благословить на преступление, – беда в том, что мы внутренне на это готовы. Предпосылкой такой готовности является удивительная открытость и доверчивость русского человека, его уступчивость и податливость, его склонность к максимализму, к жертвенному служению. Но эта максималистская открытость сочетается с поразительной наивностью и незащищенностью. Поэтому такой открытый, наивный и готовый жертвовать собой человек всегда может стать жертвой бессовестного насилия.

Вторая причина объективная, на нее тоже указывает Иван Михайлович Концевич. "Современное духовничество, – пишет он, – родилось из древнего монастырского старчества и является его вторичной формой. Благодаря родственности этих явлений, духовничества и старчества, у малоопытных священников, знакомых с аскетической литературой только теоретически, всегда может возникнуть соблазн "превышения власти" – перехода грани духовничества, чтобы старчествовать, – в то время как они даже понятия не имеют в чем сущность истинного старчества. Это "младо-старчество" (по одному меткому выражению), вносит разлад в окружающую жизнь. Оно таит опасность причинить и непоправимый вред душе опекаемого" [6].

Третья причина – это неготовность кандидата. В 3-м правиле Лаодикийского Собора говорится: "Недавно крещенных не подобает производити в чин священнический". Они должны были пройти соответствующую подготовку. К сожалению, в наше время, в силу опять-таки объективных обстоятельств, кандидаты не смогли соответствующим образом подготовиться к принятию сана – сразу потребовалось очень много священников.

Четвертая причина – недостойность кандидата. Кандидат, нарушивший определенные церковные каноны, не может быть рукоположенным во священника. Но сегодня каноны постоянно нарушаются под предлогом того, что нет людей, которые соответствовали бы этим канонам. Не беремся судить, так ли это. Опыт Церкви, зафиксированный в канонах, говорит о том, что кандидат, не соответствующий этим канонам, по рукоположении сталкивается с сильнейшими искушениями от злых духов. Он не может выстоять против них, потому что они получили над ним власть. О том, что такая власть имеется, и говорят нам каноны.

Но самая главная причина – это поврежденность человеческой природы в грехопадении. Поэтому младостарчество – это, конечно, не сумма влияний и сопутствующих обстоятельств, а явление вполне самобытное. Смысл христианского духовного делания заключается в восстановлении падшей природы человека, но младостарческое руководство не способствует осознанию болезни – наоборот, все страсти в этом случае получают статус добродетелей. Поэтому они попадают как бы в "удобренную" влияниями и обстоятельствами почву, в которой развиваются с особенной силой.

Необходимо учесть еще и особенности нашего времени. Коммунистический период истории оставил нам в наследство привычку к всеохватывающему лицемерию: ведь каждый, принося жертвы идеологическому идолу, обязан был говорить совсем не то, что он думает. Следствием этого явилось глубокое повреждение некоторых способностей нашей души. Для такой души атмосфера лицемерия и лжи стала привычной, и даже необходимой, подобно тому, как вредная привычка становится второй натурой. Все это время активно подавлялась личностное начало: людей отучили принимать самостоятельные решения, нести ответственность. А эта глубоко укорененная привычка заставляет людей и в наше время искать тех, кто принимал бы за них решения, брал бы на себя и ответственность за их поступки, даже за безнравственные (грехи). Во священнике такие люди как раз и видят того, на кого можно переложить нравственную ответственность.

Длительное влияние атеизма привело к разрушению христианской культуры и христианского мироощущения. Поэтому современный человек, открывая для себя значение религии, склонен к восприятию ее самых архаичных форм. Общая религиозная атмосфера сегодня, увы – не христианская, а языческая. Именно ее привносят в Церковь новообращенные. Социологические опросы свидетельствуют, что среди тех, кто часто посещает храм, верящих в предсказания астрологов вдвое больше, чем среди тех, кто посещает его редко или вообще в него не ходит. Это говорит о том, что у многих церковных людей сохраняются языческие взгляды, в том числе и по отношению к старцам. "Келейники, да и сами старцы свидетельствуют: современные паломники почти не задают духовных вопросов. К старцу относятся, грубо говоря, как к гадалке: где сейчас мой сын, он давно пропал из дома; менять ли мне эту квартиру на другую, на какую именно и какого числа; поступать ли в торговый колледж или в педагогический институт? И т.д и т.п." [7]. Современные прихожане хотят видеть в пастыре некоего пророка-ведуна и экстрасенса, ведь в средствах массовой информации постоянно пропагандируются идеи оккультизма. Священник Даниил Сысоев [8] отмечает, что к поиску старцев очень склонны те, кто до прихода в Церковь побывал в оккультных сектах. Поэтому проблема младостарчества – это еще и проблема влияния современного мира на Церковь. Новая религиозная эпоха, как ее называют оккультисты, "New Age", создает и новую волну оккультного интереса к религии.

Когда же потребовалось поставить большое количество священнослужителей, младостарчество стало явлением массовым. В декабре 1998 года Священный Синод был вынужден принять специальное определение по этому вопросу. "Некоторые священослужители – говорится в нем, – получившие от Бога в Таинстве Священства право на духовное руководство паствой, считают, что таковое право означает безраздельную власть над душами людей. Не памятуя о том, что отношения между духовником и духовными чадами должны строиться на основе взаимного уважения и доверия, таковые пастыри переносят сугубо монашеское понятие беспрекословного подчинения послушника старцу на взаимоотношения между мирянином и его духовным отцом, вторгаются во внутренние вопросы личной и семейной жизни прихожан, подчиняют себе пасомых, забывая о богоданной свободе, к которой призваны все христиане (Гал. 5, 13). Подобные недопустимые методы духовного руководства в некоторых случаях оборачиваются трагедией для пасомого, который свое несогласие с духовником переносит на Церковь. Такие люди покидают Православную Церковь и нередко становятся легкой добычей сектантов" [9].

В своем докладе на Юбилейном Архиерейском Соборе Святейший Патриарх Алексий сказал: "Продолжаются случаи самочинного наложения неоправданных прещений, давления на волю пасомых в тех областях жизни, где Церковь предполагает внутреннюю свободу. Считаю важным прекращение такой практики и строгий контроль правящих архиереев за детальным исполнением упомянутого Синодального определения".

Решения последнего Архиерейского Собора: сделать богословие приоритетной областью церковной науки, создать базу для получения серьезного богословского образования, вменить пастырям в обязанность получение духовного образования, – несомненно, связаны с той же проблемой младостарчества. Характерно, что именно к богословию было обращено внимание Собора, потому что любое отступление от святоотеческой традиции начинается с неправильной идеи, а младостарчество возникает там, где есть заблуждение – вера в ложь [10]. Поэтому здесь хотелось бы разобраться, каким образом отсутствие богословских знаний может привести к столь значительному искажению традиции.



[1]]

В то время епископ возглавлял приход и был, по существу, пресвитером. Только когда число приходов умножилось, функции епископа стали иными. Поэтому все, что говорит апостол о епископе, без всякой натяжки можно отнести к пресвитеру.

[2]

Святитель Игнатий (Брячанинов). Творения. СПб., 1905, т. I, с. 274.

[3]

Цит. по: Осипов А. И. Ищущему спасения. Свято-Успенская Лавра, СПМ "Житомир-Рико-Пресс-Реклама", Житомир, 1997, с. 34-35. "Преподобный Симеон, – пишет святитель Игнатий, – жил в десятом столетии по Рождеству Христову, за девять веков до нашего времени: вот уже когда раздается голос Праведника в Святой Христовой Церкви о недостатке истинных, Духоносных руководителей, о множестве лжеучителей. С течением времени более и более оскудевали удовлетворительные наставники монашества: тогда Святые Отцы начали более и более предлагать руководство Священным Писанием и Писаниями Отеческими" (Свт. Игнатий Брянчанинов, изд. Сретенского монастыря, М., 1998, т. 5, с. 77-78).

[4]

Это как раз то самое возражение, о котором пишет святитель Игнатий: "Возразят: вера послушника может заменить недостаточество старца" (см. выше).

[5]

Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время (репринтное издание), СТЛ, издательский отдел Владимирской епархии, 1995, с. 12-13.

[6]

Указ. выше соч., с. 11.

[7] Хоружий С. С. Феномен русского старчества, "Церковь и время", 2002, № 4 (21), с. 217.
[8]

Заведующий Миссионерским отделом Душепопечительского Центра во имя св. прав. Иоанна Кронштадтского.

[9]

Пришлось как-то беседовать с одной женщиной, которая рассказала о духовнике, назначившем ее мужу, впервые пришедшему на исповедь, неподъемную епитимью в тысячу поклонов в день. Муж, конечно, не смог понести такую епитимью, – с горя запил, перестал посещать храм.

[10]

Но вера в ложь берет начало в порочной воле, т.е. в неверно ориентированной свободе.


                                                                                                www.religare.ru