Из письма в редакцию: ...Недавно стал совершенно случайно свидетелем ссоры двух моих соседей. Как же они оскорбляли друг друга, крича на всю ули­цу нехорошие слова! И откуда столько ненависти в людях, кото­рым вроде бы нечего делить. Мне кажется, это всё идёт от ду­шевной чёрствости, от внутренней невоспитанности. Оттого что не умеют люди взглянуть на себя со стороны. И самое печаль­ное - некому их пристыдить, некому объяснить, что свою единст­венную и неповторимую жизнь они проживают в мерзости взаим­ной вражды. Как-то сказал им обоим, сходите, мол-де, хотя бы в церковь, исповедуйтесь и прекратите враждовать. Не послуша­лись. А один из них мне говорит с удивлением: разве сейчас кто-то ходит в церковь на исповедь? Я им говорю: да, ходят. Я сам хожу, и оттого мне жить легче. Не поверили!.. Попросите какого-нибудь батюшку, пусть расскажет про это. Может, ему поверят.

Современный россиянин, вне за­висимости от своей социальной принадлежности, относится к окружающему миру с изрядной до­лей недоверия, скепсиса и тревоги. Он отнюдь не спешит открыть свои сердечные секреты первому встреч­ному, в том числе и священнику. Сказывается наработанная десяти­летиями общественная практика сексотства и доносительства.

Добавляет проблем здесь и соб­ственная неутверждённость в вере, к которой большинство россиян только-только начинает приходить. Из-за этого к таинству исповеди у таких людей пока ещё нет серьёз­ного отношения - и, стало быть, ис­кренности.

Из серьёзных элементов испове­ди у людей, более или менее уже укоренённых в вере, можно отме­тить следующие: в современных ус­ловиях дикого капитализма люди простые (рабочие, деревенские жители, низовые представители торговой сети и т.д.) часто жалуют­ся на свою беспомощность, безза­щитность и ненужность.

Они искушаются тем, что силь­ные мира сего их обманывают, жес­токо эксплуатируют и мало платят. Основная масса рядовых граждан жалуется на страдания, которые приносит в их семьи современная индустрия разврата и наркомании.

Они не видят правды в этом мире, где они стали лишними, переживают за своих сыновей, которые обрече­ны идти в непопулярную армию, чтобы страдать от дедовщины и уми­рать за чьи-то интересы в горячих точках; за дочерей, которых совра­щают и толкают на панель эмиссары шоу-бизнеса. Простые люди в боль­шинстве своём считают, что страна идёт не туда.

Вместе с тем некоторые из них каются и в том, что причиной всех указанных выше настроений явля­ются они сами. А точнее, их безот­ветственный образ жизни по прин­ципу "моя хата с краю" и "плыви, куда все", когда нет ни любви к ближнему, ни желания изменить си­туацию силой своего личного при­мера, ни собственного нравственно­го перерождения. Когда преоблада­ют эгоизм, страх и отчуждённость от участия в устроении обществен­ных дел. В личном плане для них характерно достаточно глубокое по­каяние, искренние слёзы и способ­ность к живой сердечной молитве.

Богатые - чаще всего в церковь приходят наиболее порядочные представители этой среды - ка­ются в обманах и аферах, к которым их подталкивают новые капиталис­тические принципы конкуренции и выживания. Как правило, они вы­нуждены выбирать не между хоро­шим и плохим, а между дурным и ещё более дурным. В свою очередь, большие деньги и возможности ис­кушают их позволять себе то, что непозволительно простому смертно­му. Деньги и власть постепенно размывают в сознании богатых поня­тие греха, делают его доступным и естественным.

Богатые каются также в проти­воестественных наклонностях, из­вращениях, в личной жестокости, в искушении разделаться со всеми своими противниками. Деньги ино­гда подводят их к мысли заказать киллера и через него решить все проблемы. Богатый из-за обладания властью чувствует, что он - соль земли и что он - совершенно особый человек, не такой, как все. На испо­веди он нередко требует к себе зна­чительных послаблений.

Особенно сложно бывает с бога­тыми, но невоцерковленными людь­ми, которые становятся спонсорами прихода. Большинство православ­ных приходов в России - материаль­но более чем скромные, поэтому спонсорам там всегда рады. И они этим подчас пользуются, искушая батюшку закрыть глаза на их грехи. И священнику здесь достаточно трудно балансировать на грани: с од­ной стороны, нужны деньги на цер­ковь, а с другой, совершенно не хо­чется идти у спонсора на поводу и потакать ему в каких-то грехах. Это действительно сложная проблема. Она решается только через принципиальность батюшки и его челове­ческую тактичность. Деньги деньга­ми, но о спасении души - как спон­сора, так и своей собственной - над­лежит думать с особым тщанием. Ибо "какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?" (Мф. 16, 26).

Приходят иногда в церковь и представители криминального ми­ра, бандиты из тех или иных груп­пировок. Каются они, впрочем, не очень охотно, предпочитая ставить дорогие свечи за успех своих "рат­ных" дел перед иконами великомуче­ника Георгия Победоносца и святи­теля Николая Чудотворца. Но под­час и они исповедуются в своих пре­ступлениях. Это их основная тема.

И здесь перед батюшкой встаёт крайне тяжёлая дилемма: тайна испо­веди и гражданский долг информиро­вать правоохранительные органы об узнанном преступлении - убийстве при разборках, хищении, коррупции, избиении, изнасиловании и т.д.

Что здесь делать? Церковь отделена от государства, но все священники - законопослуш­ные граждане. В то же время они не должны разглашать исповедь и в си­лу своего статуса имеют право не выступать свидетелями на суде. А если исповедник - террорист, за­мысливший стрелять в кортеж с президентом на Рублёвском шоссе? А если он прямиком после того, как сознался в греховном замысле, на­правится к зданию городского рын­ка, чтобы его взорвать?

Выход здесь, наверное, один - ес­ли человек искренне кается в соде­янном (а понять это может любой опытный священник) или отказыва­ется от осуществления какого-то преступного умысла, то здесь проис­ходит именно таинство исповеди, то есть очищение души человеческой от греха, и сообщать об услышанном никуда не надо. Следует лишь посо­ветовать преступнику добровольно пойти в правоохранительные органы с признанием (если речь идёт о со­вершённом преступлении).

Нить доверия человека к священ­нику сакральна и очень тонка. По­рвав её, можно совершенно погу­бить душу кающегося грешника, ко­торый пришёл к тебе с полным до­верием и положился на твою поря­дочность и верность священничес­кому слову.

А вот если так называемый ис­поведник сознался в намерении со­вершить теракт и упорно не от­ступает от своей мысли, то здесь, наоборот, вполне можно поста­вить об этом в известность и правоохранительные органы - ибо это уже никакая не исповедь, а прямая попытка сделать священ­ника соучастником готовящегося преступления.

Как ни странно, лучше всех ис­поведуется молодёжь, особенно та её часть, которая ещё только совсем недавно пришла в церковь.

Ей свойственны искренность и чувство стыда, открытость и доверчи­вость. Хотя, с другой стороны, имен­но молодые люди сейчас особо силь­но подвергаются страшному воздей­ствию как наркотика, так и пропаган­ды вседозволенности, которые, как динамит, оглушают всякую нравст­венность и движение совести.

По этой причине у многих из мо­лодых соотечественников сущест­венно атрофировано чувство греха, они воспринимают его как нечто нормальное, хорошее и природное. Их грехи, кстати, стали сегодня осо­бенно тяжкими - беспрестанный блуд, групповые оргии, пьянство, наркотики, коллективные извраще­ния, жестокость к противоположно­му полу, садомазохизм, культ удачи любой ценой, практика "модной" однополой любви.

Тем не менее именно представи­тели молодёжи исповедуются в на­стоящее время наиболее глубоко, поскольку по сравнению со взрос­лыми процесс их закоснения в грехе до конца ещё не произошёл.

Женщины, недавно пришедшие в церковь, на исповеди каются в недовольстве мужьями, детьми, сосе­дями и знакомыми.

Некоторые из них постоянно му­чаются подозрениями на чей-то сглаз и порчу. Они нередко ослож­няют жизнь батюшек ненужным многословием, постоянным осужде­нием ближних и дальних, часто пы­таются батюшкой верховодить.

Кстати, в обществе в этом смысле ещё от социализма сложилась парадоксальная ситуация, когда мужчина во многих аспектах давно перестал быть для женского сообщества авто­ритетом, и женщина взяла на себя чи­сто мужские общественные функции. В Церкви женщины - после победы Советской власти и после её падения - до сих пор играют исключительно большую роль. Это неудивительно. В годы атеизма именно самоотвержен­ные женщины спасали православные храмы, не давая им закрыться, посе­щая службы и обеспечивая тем са­мым продолжение церковной жизни - в отличие от тех мужчин, которые либо пополняли собой ряды воинству­ющих атеистов, либо попросту забы­вались в пьянстве.

Женщин в церкви и по сей день подавляющее большинство, а муж­чины, как и прежде, в массе своей ходят на службу достаточно вяло. Они большей частью заняты поли­тикой и чемпионатами, бизнесом и водкой с пивом.

Однако в результате получается, что на батюшку, почти что единст­венного мужчину в приходе, женщи­ны порой автоматически переносят весь негатив своего наболевшего отношения к мужской части населе­ния России.

Скажем сразу, что перенос этот - в корне неправильный, и таким женщинам надо в нём каяться и ду­ховно подчиняться батюшке. А то не раз и не два приходилось видеть, как в приходе после службы жен­щины батюшке и рта не дают рас­крыть - и даже во время трапезы, когда по традиции церковной всем собравшимся полагается либо бла­гоговейно молчать, либо слушать чтение Жития (или же пастырское слово того же батюшки), то и дело слышатся эмоциональные женские речи наподобие выступлений дум­ских парламентариев.

Причина этому явлению - их по­верхностная воцерковленность и из­вечное человеческое ячество. Это, кстати, ещё одна тема для исповеди.

Ну а православные женщины, ко­торые ходят в храм постоянно и имеют глубокую христианскую веру, ведут себя всегда скромно, исповеду­ются с сокрушением сердечным и являются настоящей и незаменимой опорой для священника в его нелёг­ких приходских буднях. И ещё: об­щая тема в исповеди всех женщин - мужская грубость и фривольность.

Что касается интеллигенции (людей творческих профессий, "белых воротничков", учителей, библиотекарей и т.д.), то исповедь традиционно даётся им с трудом.

Интеллигенты подспудно тяготе­ют к неограниченной личной свобо­де (которую Церковь понимает как произвол и анархию), выступают в оппозиции к власти и ощущают се­бя носителями высшей правды, точ­ное определение которой они, впро­чем, сами дать затрудняются.

Убеждённость в своей авангард­ной общественной роли мешает им смириться перед авторитетом Церк­ви, признающей богоустановлен­ность нелюбимого ими института власти, и открыть свои тайные гре­хи перед "ретроградами". Им ка­жется, что священник "не имеет права" принимать на себя функцию их духовника, потому что он "мно­гого не понимает", "далёк от твор­чества и прогресса", "стиснут узки­ми и отсталыми догмами".

Однако среди священства про­цент людей, которые до принятия сана занимались творческим родом деятельности, весьма высок. Так что не в этом здесь дело, а скорее в том, что интеллигенции уже не первый век свойственна тенденция "враче­вать" и "изменять" общество не с помощью покаяния и исправления собственных грехов, а силой "очис­тительной революции", "прогресса" и "красоты" (часто понимаемой ими как сексуальная вседозволенность).

При этом как-то забывается, что политические спекуляции этими идеями во все времена и особенно в ХХ веке обходились человечеству в миллионы и миллионы жертв. Ин­тересно, что искренне кающийся и глубоко уверовавший интеллигент признаётся на исповеди именно во всех вышеуказанных заблуждениях. И хочет уже исправлять не "народы и страны", а прежде всего себя.

Военные исповедуются доста­точно редко, для их исповеди ха­рактерна чрезмерная краткость. Как людям, призванным исполнять приказы, им не хватает самоосужде­ния на личном уровне.

Покаяние у них в основном бы­товое - недовольство начальством, домашними, маленькая зарплата, большие нагрузки, необеспечен­ность. Искушаются они и неяснос­тью оборонной доктрины, двойст­венным отношением к патриотизму и армии в обществе. Нередко они (прежде всего офицеры) с боль­шим удовольствием читают не Евангелие, а "Мастера и Маргари­ту" М.А. Булгакова.

Однако именно в среде военных для Церкви открываются большие перспективы. Настоящее мужество требует крепкого духовного стержня.

Гастарбайтеры в основном про­сят на исповеди помолиться за уст­роение их дел, жалуются на беспра­вие, трудности с регистрацией, де­нежные вымогательства со стороны тех, от кого зависит их пребывание на чужбине, недоплату от работода­телей, на излишние притеснения со стороны милиции.

Русские беженцы из бывших со­ветских республик говорят о том, что они всеми брошены и никому не нужны, что никто из российских чи­новников, равно как и местное насе­ление, им не рады и делами их зани­маться не собираются. Страх безыс­ходности и искренний, граничащий с отчаянием порыв к Богу с просьбой защитить от всех свалившихся бед - вот что составляет на сегодня нерв их внутренних переживаний.

Заключённые в тех местах, где есть храм, тоже исповедуются и делают это весьма охотно.

С одной стороны, тяжесть совер­шённых ими преступлений требует духовного врачевания и помощи, а с другой, некоторые из них полагают, что исправное посещение храма и участие в исповеди не останутся без внимания со стороны тюремного на­чальства и могут способствовать их досрочному освобождению за при­мерное поведение.

Исповедь - это взгляд, обращён­ный внутрь себя, это начало внутреннего преображения. И как бы ни была сложна и трудна на­ша жизнь, каждый дол­жен побуждать себя к этой необходимой вну­тренней работе. Как сказал поэт - "душа обязана трудиться, и день и ночь, и день и ночь...".


Протоиерей Михаил ХОДАНОВ
"Литературная газета"
12 июля 2006 г.