Наши славянские богослужебные тексты миней в большинстве своем состоят из древних греческих переводных служб. Меньшая часть текстов принадлежит творчеству славянскому и русскому. Церковь, получив наследие от ранних творцов литургических гимнов периода расцвета гимнографии в 7, 8 и 9 веках, продолжала традицию про­славления святости, во все времена являвшейся сильнейшим доказательством жизненности церкви. Церковная традиция настоятельно требует пополнения сокровищницы, накопленной талантливыми масте­рами литургического творчества, в проявлении святости видевших источник вдохновения к прославлению Бога, дивного во святых своих.

Русская церковь получила большой дар света Божия, явившегося во многих подвижниках разных чинов святости. Ей предлежала задача прославить своих святых. Этот труд был на нашей почве нелегким в силу многих причин и не сразу далось нашим русским творцам дерзно­вение присоединить свои труды к ранее накопленным. Все же, необ­ходимость была сильнее нерешительности и литургические тексты русского творчества заняли свое место в богослужебных книгах, главным образом, в минеях. Русские творцы последовали примеру югославянских собратий своих, лишь только получили возможность ознакомиться с их литургическими творениями на близком и понятном языке. Развитие литургического творчества в славянских странах шло в исторических условиях отличных от русских, в обстановке сравнительно более спокойной. На долю русской церкви выпал не­померный труд, в условиях немирных, неспокойных, когда нельзя было создать планомерное и систематическое накопление литурги­ческого запаса. Не могли образоваться, как на православном востоке школы — Иерусалимская, Константинопольская, Сицило-Греческая и, позже, Сербская, зародившаяся на Афоне

Путь русской гимнографии прокладывался зигзагом — от Афона, через славянские страны, Киевскую Русь, Новгород и Псков, чтобы получить завершение в ставшей центром Москве. Этот извилистый путь имел свою историю в последовательности направлений его. Отправляясь поначалу с подражания древнегреческим службам, испытав при этом и влияние Афона, русская гимнография как бы замерла на время в ожидании толчка, пришедшего из югославянских стран, бывших под обаянием того же Афона. Этот толчек разбудил многих русских грамотеев, робких и нерешительных. Наше литурги­ческое творчество, почти не проявлявшееся в течении трех веков русского христианства, вдруг расцвело с 15 века и дало результаты, до сих пор в какой либо системе нерассмотренные. До сих пор нет у нас даже простого перечня и списка составленных русскими твор­цами литургических гимнов. Можно лишь найти случайные разбро­санные указания на службы и, в редких случаях, имена авторов их. Все это рассеяно, иногда в противоречивых указаниях, по разным трудам историков, часто уже недоступным. Трагические потрясения и варварство последних безумных лет неумолимо уничтожили многие ценные документы и памятники русского раннего церковного твор­чества, родившего позднейшую русскую литературу и поэзию, изу­чение которых неизбежно должно начинаться с церковных русских памятников. Лишь по ним можно видеть стадии развития русского языка. Русское литургическое и агиологическое творчество было от ранних веков русского христианства и до 16 века, за весьма редкими исключениями, единственным следом существования литературы и поэзии на Руси.

Ключевский исследовал агиографическую литературу и нашел в ней следы начертания русской истории. Литургические творения оста­вались в этом смысле неисследованными, несмотря на то, что они заключают в себе богатейший исторический материал, сплошь и ря­дом дополняющий житийную литературу.

Творцы и списатели служб в честь русских святых и церковных событий не отрывались от своего времени и, смешивая в службах жития и прославление святости, отмечали в них исторические этапы жизни русского народа. К такому смешению были свои веские при­чины. Тексты русских служб могут послужить иллюстрацией к на­чертанию русской истории. Праздники в честь событий государ­ственной жизни в особенности показательны в этом смысле. Да не всегда и повод установления празднования в честь святого был основан на простом желании прославления святости. Город или область, входившая в состав создающегося русского государства, чувствовали потребность не остаться последним в смысле духовного богатства, включавшегося в обще русскую сокровищницу. Провинци­альные службы местным святым весьма отражают это стремление, по существу столь сходное с желанием уже единственного на Руси Московского центра в 16 веке поставить русскую церковь на высоту славы. Строение русского типика весьма показательно в этом смысле.

Отцы церкви не прославляются так, как воспеваются свои русские святые. В условиях жизни государства, начавшего чувствовать себя третьим Римом, потерялся относительный церковный удельный вес значимости обще-церковных воспоминаний, заглушенных местным торжеством. Конечно, это неизбежно в какой то степени в каждой национальной церкви, однако, славянские службы по преимуществу отражают в себе эту особенность и в том отходят от добрых образцов, данных творцами времени подлинного расцвета литургического твор­чества.

В текстах служб яснее всего можно видеть и развитие богослов­ской мысли народа. Из того факта, например, что ни одна националь­ная церковь не имеет такого значительного числа празднований в честь Богоматери, как Русская, можно вывести вполне правильное заключение о преимущественном почитании Богородицы на Руси с древних времен. Это отражается и в текстах многочисленных служб в честь Девы Марии. В этой области русское богословствование наи­более богато и самостоятельно и службы в честь Богоматери почти все принадлежат к разряду писанных неподражательно, чего почти нельзя сказать о службах в честь святых и церковных событий. Здесь русские творцы ранних времен показали ту черту психологии, которая так ясно обнаружилась в расколе 17 в.: неподвижность и неизменность раз принятой традиции, почитаемой непогрешимой. Раз принятые образцы служб служили для воспроизведения новых текстов: отсюда — постоянные заимствования и списывания служб, употребление обя­зательных терминов, переданных старыми текстами. Образовался не-писанный закон, канон составления служб, подобный канонам ико­нописания. Разница была лишь в том, что иконописец более талант­ливый мог проявить свое искусство в краске, тогда как составитель службы, хотя бы и художник слова, тонул в шаблонных, обязатель­ных словосплетениях. Это в особенности отметило 16 век, когда Москва приняла роль ведущего духовного центра, сосредоточившего все местные ценности. Это время количественного расцвета литургического творчества и одновременно качественного упадка его: творче­ство приобретает характер казенного. Редко кому из творцов служб удавалось личное вдохновение, свободное от шаблона. Эти два фак­тора — внутренний психологический и внешний исторический — отметили русские литургические творения знаком робости и старатель­ной подражательности принятым ранее образцам. Сохранившиеся в наших минеях службы прошли как бы двойную цензуру: старую не-писанную и, начиная с 18 века, организованную государственную. По­этому минейные службы не представляют, конечно, лучших образцов нашего литургического творчества. За пределами миней находится много служб, которые могли бы ярче выявить характер свободного творчества, ибо некоторые службы уходили от цензуры.

Наш обзор, таким образом, является поневоле ущербленным. С одной стороны он не охватывает служб вне миней, с другой — службы миней подвергались неоднократным правкам лишившим их первоначальной свежести и постепенно выправлявшим прежний язык для при­ближения к современному говору. Рукописи и старые издания нам недоступны ни в какой мере. Однако, отсутствие систематической раз­работки даже современных литургических текстов, находящихся в до­вольно значительном количестве в минеях, дает побуждение к рассмот­рению их в некотором плане, намечающем основные течения и методы писания русских литургических текстов.

Первое печатное издание месячных миней было начато при Патри­архе Гермогене, после его «свидетельства соборне» в 1607 г. Также свидетельствованы были и второе, и третье и после—Никоновское из­дание 1666-1667 г. При патр. Иоакиме в 1682 г. минеи правились противу греческих образцов особой комиссией справщиков. Издание вы­шло в 1689-1691 г. Любопытно, что при этом исправлении пытались восстановить акростихи (см. у Мансв. стр. 359), следа чего не оста­лось в наших минеях.

Таким образом, материал взятый нами в основу не является перво­начальным, но объяснительные примечания к нему позволят исследо­вателям, имеющим к тому возможность, расширить рассмотрение и разрешить вопросы, неизбежно остающиеся недостаточно освещен­ными из-за отсутствия основного материала по первоисточникам.

II

Мысль о составлении краткого обзора нынешних служб в русских минеях зародилась у нас при сличении современных греческих и славянских богослужебных миней. Выделив все то, что они взаимно и соответственно не включают, мы получили особый для тех и других остаток. Эта часть и остановила внимание на полученных материалах, представляющих результаты особого для греческого и русского пра­вославия творчества, внешне и внутренне отличающегося от прототи­пов-древних греческих служб. Последние стали известными на Руси в ранние времена в их переводах, сделанных на Афоне или же нашими южнославянскими единоверцами. Первыми проводниками переводов богослужебных книг на Руси были иерархи сербы и болгары, действо­вавшие в Киевской Руси (1). Эти переводы и служили первоначаль­ными образцами для составления служб собственным святым русскими авторами. Начало русскому литургическому творчеству положено было на Киевской Руси, по течению истории бывшей в ранние годы нашего христианства духовным центром, распространявшим позже свое влияние на север. Киевское литургическое творчество было под несомненным влиянием Афона (служба преп. Феодосию Печерскому). Северное более позднее творчество подпало под влияние южных славян (творчество Пахомия Серба) с их особым уклоном в сторону пышного распространения текстов даже в службах малым святым, в ущерб богословскому содержанию. Ранние киевские творцы были скромны, заботились гораздо больше о содержании внутреннем, чем о расширении службы праздничными надстройками и прибавлени­ями (2).

В малой степени искали они приукрашения своих творений выпол­нением акростиха в каноне или изображением своего имени тем или иным способом в тексте службы. Такие тонкости еще не были известны молодому нашему творчеству, единственной целью которого было прославление святости, еще не загроможденное никакими нецерков­ными добавлениями. В этом и было отличие раннего русского литур­гического творчества в Киевской Руси от позднейшего северного, не стеснявшегося сплетением словес обратить службу в житийное по­вествование и прославление городка или области, стремившихся вы­расти. На долю святого оставалось в этом случае весьма мало, да и то было заимствовано из уже знакомых переводных служб или творений славянских борзописцев.

По условиям внешней истории устава наших богослужений, из службы исчезли проложные и житийные чтения. Эта пустота тот­час же заполнялась тем, что самый текст богослужебного прославле­ния святого переходил по преимуществу в житийное изложение, на­полненное историческими и бытовыми подробностями, приближавшими песнопения к виду былин или саг. Это не был чисто русский грех: он был воспринят нашими российскими предками, слепо пошедшими за иностранными славянскими авторами (3), уже павшими жертвами слияния жития и богослужения. Это обстоятельство, кстати сказать, помогает иногда открыть автора службы: написанию службы почти всегда у нас сопутствовало и составление жития. Заподозрив в состав­лении службы какому либо святому составителя жития его, мы могли в некоторых случаях найти данные, подтверждающие такое предпо­ложение.

Намеченная нами работа должна явиться дополнением рассмотрен­ных нами существующих по данному вопросу пособий некоторыми новыми данными и выводами, сведением и проверкой их свидетельств и согласованием их в одном, возможно кратком обзоре. При обследова­нии текстов служб мы пытаемся наметить и определить типы писаний и школы, отмечая в них лучших и худших учеников, работавших с большей или меньшей самостоятельностью или же попросту списы­вавших у соседа, намечая в то же время степень влияния того или иного учителя, проверив и степень самостоятельности последнего. Это, наконец, приводит к определению самих источников, откуда черпали вдохновение творцы русских служб, и к выяснению остатка и качества их самостоятельного труда, удачи или неудачи в предпри­ятии создания чисто русского типа богослужения.

Метод такого исследования намечается в порядке постепенного рассмотрения и обследования сохранившихся в наших минеях некото­рых служб святым нерусским и праздникам, прочно укоренившимся по тем или иным причинам в нашей богослужебной практике, далее — праздников церковно-государственных, которых у нас не мало; затем — служб иконам Богоматери и, наконец, главной массы служб святи­телям, преподобным и юродивым. В последнем обширном отделе мы будем в меру возможности придерживаться хронологии по уже из­вестному из пособий или предполагаемому нами времени написания службы. Отступления от этого плана неизбежны там, где многоплодие автора дает несколько образцов его творчества в составлении им служб святым разного чина святости.

Такая неизбежность в смешении плана не нарушит общего по­рядка, показавшегося нам наиболее удобным вследствие частых за­имствований в службах одного и того же чина святости. Но встреча­ются и случаи, когда служба заимствует тексты богослужения свя­тому иного чина, или же совмещает в себе элементы последований не­скольким чинам святости. Такое переплетение типов и сортов текстов вызывает составление указателей, могущих помочь при справке быст­рее найти соответствующие указания.

При этом, мы возможно кратко будем останавливаться на каждой отдельной службе, отмечая ее внутренние и внешние особенности, по­чти не касаясь русского богословствования, весьма мало отражающе­гося в богослужебных текстах относящихся к прославлению святых и более богато представленного в службах посвященных Богоматери.

Не располагая достаточными возможностями и источниками для расширения работы в данное время, не будучи в состоянии дать точ­ные и исчерпывающие ответы по многим вопросам, мы все же пола­гаем, что работа наша может послужить отправным пунктом для дальнейших, более точных исследований и руководством для справок и указаний к еще существующим пособиям и славянским минеям, число которых трагическим течением истории все уменьшается: возможность же возобновления изданий миней в настоящем их виде весьма пробле­матична.

ПРИМЕЧАНИЯ К ВВЕДЕНИЮ

(1)  В. Иконников. Максим Грек и его время, Киев 1907, стр. 5. «В распространении книг в России важное место занимали Греция, Болгария и Сербия»: В Греции — поначалу Константинополь и затем Афон, влияние которого стало преимущественным в 12 и 13 в. (стр. 36).

(2)  Гол. Кан., стр. 104: «В ответе собора (1549 г.) ясно, что всем чудотворцам установлено было на соборе празднование с «Блажен муж» или «полиелейное».

(3)   Металлов. стр. 34. «Учителями веры и грамотности славяно-­русской, совершителями православно-русского богослужения, списателями и распространителями богослужебных книг и славяно-русской церковной письменности было у нас в домонгольский период одно славяно-русское духовенство, первоначально болгарское, а потом соб­ственно русское». Стр. 35, там же: «Все данные исторические и сообра­жения логические неопровержимо убедительно говорят за то, что во весь домонгольский период русской церкви существовало повсюду обычно славянское богослужение, совершаемое славяно-русским духо­венством за исключением нескольких лиц из высшей иерархии».

В ссылках на использованные пособия мы будем  для краткости употреблять следующие обозначения:

1.   Минеи месячные. Киев 1893-1894.	Календарная дата.
2.   Минея общая, Киев 1895.	Общ. мин.
3.   Архиеп. Филарет. Обзор русской духовной литературы, т. I, Харьков,1859, кн. 2, Чернигов, 1863.	Фил. 1 или 2.
4.   Архиеп.  Филарет Черниг. и Нежинский. Исторический обзор песно­певцев и песнопения греческой церкви. Чернигов, 1864.	Фил. обз.
5.   Сергий    архим.    Полный    месяцеслов востока, Москва 1875-1876. Т. 1 и 2.	Сер. 1 и 2.
6.  Голубинский Е. История канонизации святых в русской церкви, Москва 1903.	Гол. Кан.
7.   Голубинский Е. Краткий  очерк  истории православных  церквей Болгар­ской, Сербской и Румынской, Москва 1871.	Гол. кр. о
8.   Голубинский Е. История Русской церкви. Москва 1903, т. 1. два полуто­ма, т. 2 — два полутома 1900 и 1911.	Гол. т. I, 1 и 2, Т. 2, 1 и 2.
9.   Прот. Дебольский. Дни богослужения православной кафолической восточной церкви. СПБ., т. 1 и 2, 1894.	Деб. 1 и 2.
10.   Свящ. Ковалевский. Юродство о Христе и Христа ради юродивые Вос­точной и Русской церкви. Москва, 1845.	Ков.
11.   Свящ. Яблонский В. Пахомий Серб и его агиографические писания. СПБ.  1908.	Ябл.
12.   Голубцов Ал. Чиновники Московского Успенского Собора, Москва, без даты.	ЧМС
13.   Голубцов Ал. Чиновники Новгородского Собора, Москва 1905.	ЧНС
14.   Голубцов Ал.   Чиновник   Нижегородского Преображенского Собора. Москва 1905.	ЧНПС
15.   Каноник Супрасльской печати 1791 г. с  Московского 1651.	Су пр.
16.   Барсуков П. Источники Русской агиографии. СПБ.  1882.	Барс.
17.   Ключевский В. Древне-русские жития святых, как исторический источник. Москва 1871.	Ключ.
18.   Словарь исторический о святых   прославленных в Российской церкви. СПБ. 1862.	Сл.
19.   Словарь    исторический о   бывших  в  России   писателях   духовного   чина Греко-российской церкви. Т. 1. СПБ. 1827 и т. 2, СПБ. 1818.	слМ Е
20.   Е. Р. Ф.  История Русской церкви. Ч. 1. Москва 1848. Ч. 3. Москва 1847 и Ч. 4 (период патриарше­ства). Москва 1847.	Фил. Ист. 1, 3 и Патр.
21.  Кадлубовский  Арс.  Очерки  по  истории  древне-русской   литературы. Жития святых. 1-5. Варшава 1902.	Кадл.
22.   Чистович   И.   Феофан   Прокопович   и его время. СПБ. 1861.	Чист.
23.  Доброклонский А. Руководство  по истории русской церкви в. 1 и 2. Рязань 1889.	Добр.
24.   Минея дополнительная. СПБ. 1909.     Мин. доп. 25   Великий сборник, ч. 4. Каноны. Влади­мирова 1939.	Вел. сб.
26.   Макарий арх. История русской  церкви, т.  1-12. СПБ. и Москва, издания разных городов.	Мак.
27.   Металлов прот. В. Богослужебное пение русской церкви, ч. 1 и 2. Москва 1908.	Мет.
28.   Мансветов И. Церковный устав  (Типик) и его образование в греческой и русской церкви. Москва 1885.	Мансв. Ц. У.
29.  Котович А. Духовная цензура в России (1799-1855). СПБ. 1909.	Кот.
30.  Димитриевский   А.   Древнейшие   патриаршие типиконы святогробской, Иерусалимской и Великой Констан­тинопольской церкви. Киев 1907.	Дим.
31.   Викторов А. Е. Описи рукописных собраний в книгохранилищах Север­ной России. Изд. Археографической Комиссии. СПБ. 1890.	Викт.
32.   Соболев П. Спутник по Новгороду и Старой Руссе. СПБ. 1914.	Соб.
33.   Павлов.    Памятники   древне-русского канонического правда, ч. 1. СПБ. 1908.	Пав.
34.   Васильев В. История канонизации русских святых. Москва 1893.	Вас.
35.   Никольский А. Описание рукописей хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. Т. 1 и 2. СПБ. 1906.	Ник. опис.
37.   Амвросий арх. История российской иерархии. Москва 1810. Ч. 2.	Амвр.
38.  Миркович Л. Православна литургика. Срем. Карловци.	Мирк.
39. Описание рукописей Соловецкого монастыря, находящихся в библио­теке Казанской Духовной Академии. Казань 1881. Ч. 1.	Опис. рук. Сол. Мря.
40.   Архим. Леонид. Систематическое описание  Славяно-Российских рукопи­сей собрания гр. А. С. Уварова. Ч. 2. Москва 1893.	Арх. Леон.
41. Строев II. Обстоятельное описание старопечатных книг славянских и российских, хранящихся в библио­теке тайного советника, сенатора, двора его Величества действитель­ного  камергера и кавалера графа Феодора Андреевича Толстова. Москва 1829.	Стр.  Тол.
42.   Калайдович К. и Строев II.    Обстоятельное описание Славяно-россий­ских рукописей гр. Феодора Андре­евича Толстова. Москва 1825.	Кал.  и  Стр.
43.   Ундольский В. М. Очерк славяно-русской библиографии в. 1. Хронологи­ческий указатель славяно-русских книг церковной печати (с 1491 по 1864). Москва 1871.	Унд.
44.   Месяцеслов    святых    всею    русскою церковью или местно чтимых и ука­затель празденств в честь Божия Матери и святых угодников Божиих в нашем отечестве. Вып. 1—3. Там­бов, 1878, 1879, 1880. Вып. 4-6. Воронеж 1882, 1883.	Мес.
45.  Архим. Леонид (изд. П. Строев). Описание рукописей монастырей Воло­коламского, Новый Иерусалим, Сав­вы Сторожевского и Пафнутия Бо­ровского. СПБ. 1889.	Леон. опис.
46.   Устав  церковных обрядов,  совершаемых в Московском Успенском Со­боре (Около 1634 г.) в «Русской Исторической Библиотеке». Т. 3.	Уст. цер. обр.
47.   Филарет арх. Святые  южных славян. Чернигов 1865.	Фил. Свят.
48.   Архим. Леонид. Святая Русь или сведения о всех святых и подвижниках благочестия на Руси (до 18 в.)   об­ще и   местно   чтимых.   Изд.   Общ. Любит, древностей. СПБ. 1891.       Арх. Леон. Св. Р. 49. Филарет  архиеп.   Черниговский.   Жития святых. Изд. 3. СПБ. 1900 г.	Фил. жит.

 

Прочие использованные нами пособия отмечаются полным назва­нием в тексте. Многие указания рукописей можно найти у Карского Е. «Слав. Кирил. Палеография», Ленинград, в списке обозрении и опи­саний рукописей и трудов разных исследователей.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

А.    НОВЫЕ СЛУЖБЫ ГРЕЧЕСКИХ МИНЕЙ

При сличении текстов греческих и славянских современных миней намечается некоторое количество служб не входящих в первые или вторые. В греческих минеях таких не находящихся в славянских ми­неях служб разительно меньше, чем в славянских, более позднего творе­ния: их всего шесть, все поздним святым: св. Дионисию — 17 декабря, Лампадию чудотворцу — 5 июля, прп. Луке — 3 мая, преп. Серафиму - 7 мая, св. Анастасию — Христианопольскому — 17 мая и преп. Никону Метаноите (Покайтеся!) — 26 ноября. Службы многим новым святым помещены в часто упоминаемом словарем Сергия новом Гре­ческим Лимонаре. (См., например, 23 марта Лазаря болгарского 1802 г.).

Греческие минеи, помещая на каждый день службу одному или двум святым, имеют обыкновение на утрени после кондака по 6 песни канона располагать синаксарные, чаще всего стишные, указания о памятях святых, падающих на этот день. В этих указаниях не нахо­дятся упоминания о празднованиях русским и славянским святым кроме трех, отмеченных службами в наших минеях: 14 октября — пр. Параскевы Новые (югославянская святая), пр. Варлаама мая 30 (без обозначения какого: в нашем разборе службы преподобным Варлааму и Иоасафу Индийским мы указываем эту дату и здесь разумеется именно Варлаам Индийский. Сер.: «Варлаама на востоке», со ссылкой на нашу дату празднования — 19 ноября) и, наконец, преп. Иоанна Рыльского, святого болгарского, несмотря на разрыв сношений между греческой и болгарской церковью, упоминаемого греческими минеями.

Таким образом, русские, сербские и болгарские святые, за весьма малым исключением, являются в восприятии греческой церкви местно чтимыми, не общими святыми. И, конечно, обратно: греческие новые святые совершенно неизвестны на славянском востоке. Проф. Аливизатос в статье «Признание святых в православной церкви" Афины 1948 в журнале «Богословие" стр.35 совершенно, к несчастию, прав, что «признание какого либо святого принимает по началу опреде­ленно местный характер». Опять таки, к сожалению, начала местного, городского, областного или национально-государственного почитания остаются прочными на месте и далее не идут. Сейчас начинаются отдельные попытки регуляризации календарей, малые споры о старом и новом стилях, решаемые той или иной поместной церковью само­стоятельно в одном или другом смысле: вопросы временные прева­лируют над вопросами вечными. Святость в ее отвлечении от мира не столь интересует провинциальные — разумеем национально-церковные круги, как вопросы касающиеся только обыденной повсе­дневной жизни. Между тем, сила и сияние церкви как раз и проявля­ются в обнаружении святости, понятии неизменного и вечного, и это явление видимо и ощутительно показывает силу жизненности церкви.

В синаксарных упоминаниях греческих миней о новых греческих святых перечисляется довольно много имен. Не знаем, существуют ли вне миней службы всем им: в минеях находятся лишь упомянутые нами шесть новых служб, писанных после 16 века. Количество служб русским святым за это же время, помещенных в минеи, несоизмеримо больше. И еще больше служб остаются писанными и печатными, по той или иной причине не попав в минеи. Из этого факта нельзя сде­лать выводов о сравнительно большем росте нашего русского литур­гического творчества, но, все же, можно указать на то, что в эти века творчества русское у нас входило в обиход более полно и при­менялось на практике шире, чем то было в Греции. Минеи, нами ис­пользованные, являются и у нас и в Греции церковно-употребляемыми при богослужении книгами. Здесь же можно отметить и факт рази­тельного расхождения наших и греческих богослужебных книг в области прославления чудотворных икон Богоматери: в греческих минеях нет ни одной службы, им посвященной.

Названные нами службы новым греческим святым, в наши минеи не попавшие, представляют для нас интерес, как образцы параллель­ного и одновременного с нашим гимнографического творчества. В том и другом можно наблюдать совершенно схожие явления, выража­ющие общий характер этого творчества. Здесь и литии, ветхозавет­ные чтения на вечерни, полиелеи, прославление Эллады и ее областей, заимствования из словесного арсенала древних служб. Творчество греческое после 16 века показывает на этих образцах явный декаданс. Нашему творчеству дано было вступить лишь во вторую фазу разви­тия, фазу заимствований, минуя первую — самостоятельного труда, произведенного ранними греческими творцами богослужебных гимнов. Это древнее творчество может и должно быть идеалом, ибо в нем на­ходятся образцы истинного искусства и умения найти смысл и зна­чение  общеправославного  сокровища в  утверждении догматических положений и в изложении полного символа веры в художественных писаниях.

Тексты шести служб поздним греческим святым подтверждают сделанные нами краткие замечания. Так, служба преп. Серафиму, 16 века святому, печатаемая по решению св. Синода Элладской Церкви, как указывает предваряющее службу замечание, составлена по об­разцу службы великим святым, принятому и в славянских церквах. Здесь и «Блажен муж» и четыре стихиры на Г. В. 8 гласа с увенчива­ющим их догматиком того же гласа, и ветхозаветные преподобнические чтения, лития с искусственным расположением стихир в порядке гласов от первого до пятого, седальны, антифон 4 гласа, стихира по евангелии, перефразированная из общей минеи: «Во всю землю излияся благодать твоя»...., канон с ирмосами богородичными — «Отверзу уста моя», обрамленный акростихом, звучащим в переводе: «Чудотворца в подвижницех воспою Серафима», кондак и икос с соответ­ствующим стихом окончания, с заимствованиями из службы св. Савве Освященному 5 декабря, наконец, стихира на хвалитех, весьма схожая в переводе с русскими творениями 16 и 17 веков: «Приидите монаше­ствующих начальницы и подвижников лици, и празднолюбцев множе­ство, песньми прославление да торжествуим мудрого и треблаженного, и всесветлую его память, руками же да восплещим, Христа славяще, да молитвами сего обрящим душам спасение и прегрешений оставле­ние». Манера написания этой стихиры лежит в полном соответствии с приемами писаний наших русских позднейших творцов. Указание ти­пикона: «служба по 5 декабря, Савве освященному» — вполне соот­ветствует многим случаям подобных ссылок в наших книгах.

Иван Грозный на соборе 1549 г. дал формулу: «править святому как прочим чудотворцам», т. е. «с полиелеосом».

На 17 мая, иже во святых отцу нашему Афанасию Христиано-польскому (17 века) указаны чтения «по св. Николаю», положена лития, канон с акростихом: «Пою Христова божественного священ­ника» с такими же словесными подобиями, какие можно наблюдать в предыдущей службе.

В службе перенесения мощей преп. Луки, 3 мая, положены «Бла­жен муж» чтения, стихиры литийные от первого до восьмого гласа по порядку, стихиры на стиховне весьма современного акафистного вида с тремя «Радуйся», канон с акростихом: «И ныне же, Луко, твое перенесение почитаю», четыре хвалитных стихиры, подобен: «Ра­дуйся», кондак и икос с разными конечными стихами: такая несобразность часто встречается и у нас.

17 декабря, служба преп. Дионисию сочетается со службой прор. Даниилу и трем отрокам. В службе прославляется славный остров Зикинф,  положены паремии преподобному, лития со стихирами в порядке гласов от первого до пятого, слава на стиховне с указанием: «аще хощеши преподобному» вместо прор. Даниила и отроком, канон с акростихом, дающим имя автора: «Николая иерея Гавриилопольского». Богородичны канона весьма умело подобраны по содержанию, относящемуся в близкому Рождеству Христову. Св. Дионисий причтен к лику святых грамотой Константинопольского Патриарха Гавриила от июня 1703 г. (Гол. Кан. 397-405).

Служба преп. Никону Метаноите на 26 ноября отмечена под­строчным примечанием — «в рукописях нет». Она представляет собой более скромное произведение: в ней нет седальнов, канон без акро­стиха, нет великого славословия, хотя и поставлены стихиры на сти­ховне со славой на утрени. В службе возвеличивается Лакедемония, место подвигов святого.

Наконец, на 5 июля, в день Афанасия Афонского, праздник преп. Лампадия, скромно скрывается за текстами распространенной служ­бы преп. Афанасию, которому положены чтения, лития и т. д. Канон преп. Лампадию без акростиха, нет светильна. На этот день у нас положена служба преп. Сергию, потопляющая своими текстами служ­бу преп. Афанасия.

Такие краткие замечания о службах новым греческим святым ха­рактерны и для наших русских позднейших творений и в дальнейшем они найдут не мало соответствующих подтверждений при рассмотре­нии русских служб.

Можно сказать; что позднейшие греческие творения вполне по стилю соответствуют русским. В большинстве своем эти греческие службы следуют распространенному Иерусалимскому уставу, забыв раннейший Студийский. Эта параллельность показывает, что ступень приятия об­щей формы богослужений в греческой и славянских церквах ныне одинакова. Когда пришло это уравнение, точно сказать трудно, но можно с достоверностью предположить общий корень начала этому: влияние Афона и, более частно, св. Саввы Сербского и его наслед­ников, к нам на Русь доставивших к концу 14 века изменение устава. Греческая церковь не могла остаться в стороне от общеправославной литургической реформы.

Греческая церковь, возможно, была здесь лишь последовательни­цей славянского почина, через Афон распространявшегося на востоке. 15 век дал многих представителей греческого литургического движе­ния, исследователей и законоположников чинов и последований бого­служения. В их трудах можно найти указания на время закрепления Иерусалимского устава в Греции.

Все же, это обстоятельство согласования уставов в разных право­славных странах показывает, что самостоятельные пути национальных церквей имеют отражение единства в общеправославных внутренних веяниях, незаметно, без внешних действий проявляющихся и укрепля­ющихся в литургических практике и текстах.

 

ВВЕДЕНИЕ

В.    СЛУЖБЫ НЕ НАХОДЯЩИЕСЯ В ГРЕЧЕСКИХ МИНЕЯХ