Сохранение вышеизложенных правил может привести наружное поведение инока в благоуст­ройство, приучить его к постоянному благогове­нию и наблюдению над собою³³. Приведший свое наружное поведение в порядок, подобен хоро­шо обделанному сосуду, без скважин: в такой со­суд можно влагать драгоценное миро, влагать с уверенностью, что миро сохранится в целости. И монах, благоустроивший свои обычаи, делается способным к душевному деланию, которое хра­нится в целости благоустроенными телесными обычаями; оно, напротив того, никак не может удержаться в иноке, расстроенном по наружно­му поведению. Святой Исаак Сирский в начале 56 Слова говорит: «Телесным деланием предва­ряется душевное, как сотворение тела в Адаме предшествовало вдуновению в него души. Не стя­жавший телесного делания не может иметь и ду­шевного: второе рождается от первого, как ко­лос от нагого пшеничного зерна. Не имеющий душевного делания чужд духовных дарований». Этот же преподобный в 46 Слове говорит: «Я видел многих великих и дивных отцов, которые бо­лее, нежели о прочих деланиях, заботились о бла­гочинии чувств и навыках тела: от этого благочи­ния рождается благочиние помыслов. Многое случается с человеком вне его хотения и принуж­дает его нарушить пределы, себе положенные: по­чему если б он не находился в непрестанном хра­пении чувств, то при таких случаях долгое время не мог бы приходить в себя и находить прежнее свое мирное устроение». В 89 Слове: «В присут­ствии друзей твоих веди себя благоговейно: по­ступая так, принесешь пользу себе и им, потому что душа часто свергает с себя узду охранения под предлогом любви. Остерегайся бесед: они не все­гда полезны. В собраниях предпочитай молчание: оно предохраняет от многих (душевных) утрат. Храни зрение более нежели чрево: потому что своя брань без сомнения легче внешней. Не верь, брат, что внутренние помыслы могут быть удер­жаны без предварительного приведения тела, в благое и благочинное устроение. Убойся (дурных) привычек более, нежели бесов».

Когда Василий Великий прибыл в Антиохию, тогда философ Аиваний, наставник Антиохийо кого училища и товарищ Василия по училищу Афинскому, просил его произнести поучение юным слушателям своим. Святой Василий исполнил это. Сказав им, чтоб они хранили чисто­ту души тела, и он преподал им подробно пра­вила для наружного поведения: заповедал иметь походку скромную, не говорить громогласно, со­блюдать в беседе благочиние, употреблять пищу и питие благоговейно, хранить молчание при старейших, быть внимательными к мудрым, по­слушными к начальникам, иметь к равным и меньшим нелицемерную любовь, удаляться от злых, от зараженных страстями и любящих угождать плоти, мало говорить, тщательно соби­рать познания, не говорить, не обсудя прежде то, о чем намерены говорить, не многословить, не быть скорыми на смех, украшаться скромностию, и так далее. Мудрый Василий преподал юношам наставление, наиболее относящееся к их наружному поведению, зная, что благочиние немедленно сообщится от тела к душе и благо­устройство тела весьма скоро приведет в благо­устройство душу³⁴.

Особенное внимание должно обратить на то, чтоб отучиться от свободы в обращении с людь­ми, свободы, столько одобряемой и столько лю­бимой в светских обществах. В наше время многие, привыкши к свободному обращению в мирской жизни, сохраняют его в монастыре; дру­гие, уже поступив в монастырь, стараются приобрести его, находя в нем что-то особенно при­влекательное. Вредные последствия свободного обращения не примечаются при развлечении, при невнимании к себе, при непрестанном мно­горазличном действии бесчисленных соблазнов; но для монашествующего они гибельны. Святые отцы сильно говорят против свободного обраще­ния, которое они называют дерзостию. Однаж­ды к преподобному Агафону, отличавшемуся между отцами Египетского Скита, ему современ­ными, особенным даром рассуждения, пришел брат и спросил его: «Я намерен жить с братиею, скажи, как мне жить с ними?» Старец отвечал: «Все время пребывания с ними проведи так, как первый день твоего прихода. В течение всей тво­ей жизни сохрани странничество (то есть веди себя в обители, как странник и пришлец, а не как житель и член общества) и не позволяй себе сво­бодного обращения (продерзания)». Авва Мака-рий³⁵, тут случившийся, сделал вопрос: «Какое значение имеет дерзость (свободное обраще­ние)?» Старец отвечал: «Дерзость подобна вели­кому зною, который когда наступит, то все бегут от лица его, и портятся плоды на деревьях». Авва Макарий сказал на это: «Так ли вредна дерзость?» Авва Агафон отвечал: «Нет страсти более лютой, как дерзость: она родительница всех страстей;

подвижник должен воздерживаться от вольно­сти в обращении»³⁶. Преподобный авва Дорофей, приводя эти слова святого Агафона в одном из поучений своих, говорит: «Очень хорошо и очень разумно сказал старец, назвав дерзость матерью всех страстей. Она мать их, потому что изгоняет страх Божий из души. Если страхом Господним уклонится всяк от зла (Притч. 15:27), то несом­ненно там всякое зло, где нет страха Божия. Дер­зость проявляется различно: может она выразить­ся и словами, и действиями тела, и одним взо­ром. От дерзости переходят к празднословию, к разговорам о предметах мирских и шуточным, возбуждающим непристойный смех. Причисля­ется к дерзости и то, когда кто прикоснется к ближнему без нужды, или прострет к устам его руку, чтоб остановить его слово или смех, когда позволит себе вырвать что-либо из рук ближне­го или толкнуть его, когда позволит себе посмот­реть на ближнего бесстыдно. Все это причисля­ется к дерзости и происходит оттого, что чело­век не имеет в душе страха Божия. Из такого со­стояния можно перейти мало-помалу к совер­шенному нерадению о себе. По этой «причине Бог, преподавая заповеди, из которых состоит закон, данный Моисею, сказал: Благоговейны со­творите сыны Израилевы(Лев. 15:31). Без благоговения невозможны ни истинное богопочитание, ни хранение заповедей».

Поступком дерзким высказались некогда са­мые преступные замысл и залог сердца. Когда Иуда Искариотский уже сговорился с синедрионом о предательстве Господа, а потом бесстыдно возлег на тайной вечери с прочими апостолами; он не ос­тановился протянуть руку к сосуду с солию и взять соли вместе с Учителем и Господом своим. На этот поступок, по наружности маловажный, Господь указал как на знамение предателя (Мф. 26:23).

Свободное обращение часто является по по­буждениям человекоугодия, двоедушия, от сла­бости нравственных правил и воли. Охраняя от этих начал свободного обращения, преподобные Варсонофий Великий и ученик его Иоанн Про­рок говорят: «Приобрети твердость, и она уда­лит от тебя свободу в обращении с ближними, причину всех зол в человеке!³⁷ Если хочешь изба­виться от постыдных страстей, не обращайся ни с кем свободно, особенно же с теми, к которым сердце твое склоняется в страсти похотения. Чрез это освободишься и от тщеславия, ибо к тщесла­вию примешивается человекоугодие, к человекоугодию — свободное обращение, а свободное об­ращение есть матерь всех страстей³⁸. Уклонись от дерзости, как от смерти»³⁹.

Для всех очевидно и понятно, что свободное обращение, весьма легко и часто переходящее в величайшую дерзость и наглость, бывает причи­ною ссор, гнева, памятозлобия; но не всем извес­тно и понятно, что от свободного обращения воз­жигается сильнейшая блудная страсть. Да веда­ют это возлюбленные братия, начинающие не­видимое поприще мученичества и предприняв­шие сразиться со страстьми плоти и духа, с тем, чтоб Божиею благодатию, осеняющею усилие подвижника, победить их и получить за победу венец спасения от руки Христовой. Вообще надо сказать, что монах подлежит совсем другим за­конам, нежели мирской человек, и нуждается в строжайшем наблюдении за собою, в постоян­ной осторожности, в постоянной недоверчивос­ти к своему уму, сердцу и телу. Монаха можно уподобить оранжерейному цветку, а миряни­на — полевому. Невозможно на поле встретить такие прекрасные и драгоценные цветы, какие встречаются в оранжерее; за то оранжерейные цветы требуют особенного ухода за ними, не могут переносить непогод, при незначительной свежести воздуха повреждаются, между тем как полевые не нуждаются ни в каком уходе и при­смотре, растут на свободе и переносят удобно воздушные перемены. Все святые отцы заповедуют монахам строжайшее наблюдение за со­бою, строжайшее хранение себя. От ничтожно­го по наружности обстоятельства может для мо­наха возникнуть величайшее искушение и самое падение. Одно неосторожное прикосновение, один ничтожный взгляд, как доказано несчетны­ми опытами, внезапно переменяли в монахе все душевное расположение его, все сердечные зало­ги, самый образ мыслей. Надо хранить себя, и хранить, Вышеупомянутый преподобный Ага­фон говаривал: «Без величайшего наблюдения над собою невозможно преуспеть ни в одной добро­детели»⁴⁰. Новоначальным с самого вступления их в монастырь необходимо обратить все вни­мание на ограждение себя благоговейными на­выками и обычаями, изучить их и приложить все усиленное старание к приобретению их, хотя бы это и стоило значительного труда. Благий навык, с трудом приобретенный в юности, обращается в природное свойство и всюду сопутствует стя­жавшему его. Оградивший себя благими теле­сными навыками может накоплять душевное бо­гатство с благонадежностию: оно будет сохра­няться в целости, будучи отовсюду ограждено благими телесными навыками. Напротив того, вредный навык может в кратчайшее время от­нять все душевное богатство, накопленное в течение продолжительного времени, накопленное при усиленнейшем подвиге, с утратою здоровья и сил, так что новое накопление богатства дела­ется уже крайне затруднительным. Особенно причиною таких душевных бедствий бывает на­вык к свободному обращению и сопряженные с ним и рождающие его частые отлучки из монас­тыря и из келии. Братия! Будем молить Господа, соединяя с молитвою и собственное старание, чтоб Он наставил нас заповеданному Им благо­говению, положил хранение устом нашим (Пс. 140:3) и прочим членам, равно как и чувствам нашим, которые при нехранении соделываются отверстыми дверьми для греха, ими входящего в душу и убивающего ее. Аминь.