Первое послание св. апостола Павла к Коринфянам отличается от других его посланий чрезвычайным разнообразием разрешаемых в нем вопросов. От ранее рассмотренного нами послания к Римлянам оно отличается еще тем, что здесь св апостолу Павлу приходится иметь дело не с иудейскими заблуждениями, а с греческой культу­рой и греческой чувственностью, с эллинизмом, опиравшимся на фи­лософию, не чуждым глубокого проникновения в духовно-нравствен­ную область жизни.

Начинается послание обычным надписанием и приветствием. Наряду с самим собой св. Павел смиренно упоминает и «Сосфена брата». Блж. Феодорит и св. Димитрий Ростовский полагают, что этот Сосфен был тот самый начальник синагоги в Коринфе, который под­вергся побоям по случаю возмущения там против апостола Павла(Деян. 18:17). Такого же мнения держится и еп. Феофан Затворник, который говорит, что этих побоев нельзя иначе объяснить, как ка­кою-нибудь соприкосновенностью Сосфена к проповеди св. Павла. Все дальнейшее содержание послания состоит из двух частей: первая часть, из первых шести глав, содержит преимущественно об­личения, вторая часть — от 7 до 15 главы — содержит преимуществен­но наставления, и, наконец, последняя, 16 глава, представляет собой заключение, в котором св. апостол излагает соображения о сборе милостыни для палестинских христиан и о своем путешествии по дороге в Коринф, а также передает обычные приветы.

В первой, второй, третьей и четвертой главах св. апостол облича­ет коринфян за распри и разделения между ними. Сначала он похваляет их веру, выражая уверенность, что Господь утвердит их в этой вере «до конца, чтобы им быть неповинными в день Господа нашего Иисуса Христа» (ст. 8), а с 10 стиха начинает свою обличительную речь. После св. апостола Павла в Коринфе проповедовал его ученик Аполлос; туда же прибыли христиане, обращенные св. апостолом Петром; были там и христиане из Палестины, слышавшие проповедь Самого Господа Иисуса Христа. Склонные к партийным распрям и держась, по-видимому, еще языческого взгляда на проповедников Евангелия как на философов, основывавших каждый свою школу, коринфяне стали делиться на партии по именам проповедников еван­гельского учения и называли себя: «я — Павлов, я — Аполлосов, я — Кифин, я — Христов». Вначале в основе этого разделения лежало, конечно, лишь доброе чувство любовной привязанности к тому или иному проповеднику, но в дальнейшем такое разделение могло повести к опасным последствиям для самой чистоты веры; в нравственном же отношении это разделение и теперь повело уже ко многим недобрым явлениям в среде коринфского христианского общества, которые и обличает св. апостол в своем послании. Так как это разде­ление явилось исходной точкой упадка нравственной жизни и всех нестроений, св. апостол с особенной силой и энергией обличает его в целых четырех главах. Ввиду того, что руководители отдельных партий, по примеру языческих философов, влияли на толпу красно­речием и философскими рассуждениями, св. апостол в первой главе характеризует свойства евангельской проповеди сравнительно с мир­ской мудростью — философией. Проповедь о кресте для язычников, гордых своей ученостью, кажется слишком простой и даже безумием, между тем как для уверовавших слово крестное — сила Божия, дару­ющая спасение. В то время как мудрость мирская (философия), ото­рвавшаяся от источника мудрости — Бога и пытавшаяся самостоя­тельно разрешить все жизненные задачи, оказалась бессильной в ус­троении человеческой жизни, евангельская проповедь, кажущаяся для неверных юродством (безумием), дарует людям действительно все, что необходимо как для благоустроения их земной жизни, так, что особенно важно, для их вечного спасения. «Иудеи требуют чу­дес, и эллины ищут мудрости а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для эллинов безумие, для самих же призван­ных, иудеев и эллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость» (ст. 22-24). Здесь важно отметить, что «Божией премудростью» («Софиею»), в согласии со многими другими местами Священного Писа­ния, именуется не кто другой, как Второе Лицо Пресвятой Троицы. Далее апостол говорит, что «немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков» (ст. 25), что видно из того, что «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное» (ст 27). Это наглядно ска­залось в том, что бедные, незнатные и неученые рыбари, какими были св. апостолы, и большинство первенствующих христиан, тоже люди по преимуществу низкого звания и необразованные, силою своей веры и своею проповедью посрамили всю языческую мудрость уче­ных и философов и привели весь мир к подножью Креста Христова. «Бог всяческих, — говорит блж. Феодорит, — неучеными победил ученых, нищими богатых, и рыбарями уловил вселенную». Для чего это нужно было? «Чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом» (ст. 29) — чтобы смирить всякую гордость и надменность, чтобы по­казать, что мы не можем спастись сами собою, что христианство — это путь спасения через смирение.

В доказательство той же мысли о простоте евангельской пропо­веди, чуждой обольщения красотой внешнего построения речи и внешней мудрости языческих философов, но сильной только содер­жащейся в ней Истиной, св. апостол во второй главе вспоминает, как он приходил в Коринф в смиренном виде с простым словом о Распя­том, чтобы уверование коринфян ничем не было обязано мудрости человеческой, но лишь Богу: «слово мое и проповедь моя не в убеди­тельных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы» ст. 4), «чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией« (ст. 5). Для более совершенных по вере потом открывается ведение истинной премудрости — премудрости Божи­ей, превосходящей всякое разумение человеческое и недосягаемое мудрецам мира сего. Это — «премудрость тайная, сокровенная, ко­торую предназначил Бог прежде веков к славе нашей» — это образ устроения нашего спасения в Господе Иисусе Христе со всеми ис­ходными его началами и с необъятными последствиями во всех обла­стях тварного бытия (ст. 6-8). «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (ст. 9). А нам, то есть истинным христианам, «Бог открыл это Духом Своим, ибо Дух все проницает, и глубины Божии» (ст. 10). Про­поведуя о премудрой тайне спасения людей, апостолы имеют «ум Христов», а потому принять их учение во всей глубине могут только люди «духовные», то есть утвердившиеся в духовно-нравственной жизни, переродившиеся духовно и принимающие истину не умом только, но и сердцем и волею, то есть в полном проявлении своих сил и способностей. Человек «душевный», то есть не очистивший еще душу свою от греховных привязанностей, живущий не духом, но низ­шими свойствами души, «не принимает того, что от Духа Божия, по­тому что он почитает это безумием, и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (2:14).

Содержание третьей главы дает основание предположить, что в отсутствие св. апостола Павла в Коринф, противники его возбужда­ли против него христиан, стараясь унизить его учение. Они, видимо, указывали, что другие проповедники Евангелия, как, например, апо­стол Петр и Аполлос, более глубоко и красноречиво раскрывают ис­тины учения Христова. Вероятно, отвечая на подобного рода нарека­ния, св. Павел пишет: «Я не мог говорить с вами, братия, как с духов­ными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе. Я питал вас молоком, а не твердою пищею, ибо вы были еще не в силах, да и те­перь не в силах, потому что вы еще плотские», доказательством чему служат распри, споры и разделения на партии из-за разных учите­лей-проповедников. Затем св. Павел разъясняет, как нужно смотреть на апостолов. Апостолы — только слуги Божии, «только служители, чрез которых вы уверовали», а основание спасения во Христе Иисусе, ибо «никто не может положить другого основания, кроме положен­ного, которое есть Иисус Христос» (ст. 1-5 и 11). «Я насадил, — гово­рит св. апостол Павел, — Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающйй. Насаждающий же и поливающий суть одно; но каждый получит свою награду по своему труду. Ибо мы соработники у Бога, а вы Божия нива, Божие строение» (ст. 6-9). Ценность труда каждого такого стро­ителя-проповедника определится на Страшном Суде. Основание од­но — Иисус Христос, но на этом основании можно строить из матери­алов различной ценности и прочности: из золота, серебра, драгоцен­ных камней (чистое, здоровое учение Слова Божия) или из дерева, сена, соломы (учение, смешанное с измышлениями человеческой мудрости, или пустое красноречие). В день Страшного Суда «огонь испытает дело каждого, каково оно есть» (ст. 12-14). «У кого дело сго­рит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня». По отзыву блж. Августина, это изречение св. апостола Павла отно­сится именно к таким, которые св. апостол Петр называет «неудобовразумительными» (2 Петр. 3:16). Эта прикровенность апостольс­ких слов дает основание римско-католическим богословам находить в них подтверждение своему лжедогмату о загробном чистилищном огне, которым будто бы грешники очищаются по смерти. Правиль­ному пониманию этих слов способствует то самое сравнение с по­жарным огнем, охватившим дом, которое проводит св. апостол через свою речь. «Кругом огонь, надо бежать сквозь него. Что тут бывает? Иной пробежит почти неопаленный, другие в разных степенях опаления, а иной так и остается в огне. Подобное сему будет с теми, коих на огне суда домики (дела) погорят. Одни пойдут в огонь, другие получат иные разные степени наказания, а иные и помилованы бу­дут. Ибо хотя все они виноваты, что строили не из прочного материа­ла, но виновность их может иметь разные степени. Иной может быть и без вины виноват: трудился над строением непрочным, не зная лучшего образа строения; или, может быть, по обстоятельствам не успел взяться за лучшее, или еще почему-либо заслуживает извине­ния» (еп. Феофан). Может быть, сама паства виновата, что оказалась гнилым материалом. Тогда пастырь избегнет осуждения, после стро­гого пересмотра его жизни на неумытном суде Божием (спасется так, как бы из огня).

Поэтому учителям-проповедникам надо с большой осмотритель­ностью и осторожностью строить здание Христовой Церкви, памя­туя, что каждый христианин есть храм Божий, так как Дух Божий, через таинства им в себя принятый, живет в нем: «разве вы не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас ?» (ст. 16) Суетные чело­веческие мудрования могут разорить этот храм, потому что «мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (ст. 19). «Вы же Христовы», то есть коль скоро вы уверовали во Христа и стали членами Его Церкви, вы принадлежите Единому Христу, а потому прилично ли вам разде­ляться из-за Павла, Аполлоса, Кифы или других каких учителей?

В четвертой главе св. апостол указывает, что, оценивая сравни­тельное значение апостолов и становясь, таким образом, как бы их судьями, коринфяне проявили недостаток главной христианской доб­родетели — смирения. Гордясь своим духовным разумением, корин­фяне забыли, что если и есть у них что ценное, то это получили они от апостолов, судить о которых можно разве только по степени их вер­ности порученному им делу проповеди, а не по каким-либо внешним качествам, зависящим лишь от природных дарований (как судили о языческих риторах и философах). Чтобы вразумить коринфян и воз­будить в них чувство признательности и благодарности всем апосто­лам равно, как трудящимся для их блага, св. апостол сравнивает их положение со своим. Не успели вы, как бы говорит он, вкусить еще и начатка от плодов веры, а уже «пресытились, уже обогатились, стали царствовать без нас». «Мы еще бедствуем, подвергаемся страданиям за проповедь, а вы уже и царством насладились» (блж Феодорит), «держите себя так, как будто настало уже царство славы, розданы венцы, настало блаженное ликование. Но как же это без нас? Мы   трудимся, терпим всякого рода лишения, а вы уже и в царство будто   ι вступили» (еп. Феофан). И апостол рисует картину всевозможных скорбей и лишений, какие претерпевают проповедники евангельского учения. «Нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти; потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков . » «Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощни, а вы крепки, вы в славе, а мы в бесче­стии. .» Эти противоположения надо понимать в смысле обличитель­ной иронии. Впрочем, еп. Феофан толкует это иначе: труды и лише­ния апостолов служат к славе и чести и утверждению в вере тех, кто уверовал через их проповедь. Заканчивает свое обличение св. апос-   тол уверением, что делает он это «не срамляя» их, то есть «не к постыждению» их, но к вразумлению, как «возлюбленных детей» сво­их «Хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием» (ст. 14-16). Важное место! Св. апостол говорит, что хотя коринфяне имеют «тысячи на­ставников», но «немного отцов», и что он «родил их во Христе Иису­се благовествованием», то есть является их духовным отцом. Сам св. апостол Павел называет себя «отцом» обращенных им в христиан­ство, а между тем сектанты, неосновательно ссылаясь на слова Гос­пода Иисуса Христа, обращенные Им только к апостолам в Мф. 23:9, отказывают православным христианским пастырям в праве имено­ваться «отцами» верующих. Для вразумления коринфян св. апостол посылает им доверенного ученика своего Тимофея и обещает вско­ре и сам к ним прийти Противники св. апостола Павла, видимо, рас­пускали слух, что он четыре года уже не посещает Коринф из боязни встречи там со своими соперниками, более его сильными в слове. Апостол обещает при посещении Коринфа испытать «не слова воз­гордившихся, а силу, ибо Царство Божие не в слове, а в силе» — в жизни и в делах (ст. 17-20).

Пятая и шестая главы содержат обличения нравственных недос­татков.

Вся пятая глава посвящена обличению блудника-кровосмесника, который взял себе в жену «жену отца своего», то есть, надо полагать, мачеху. Св. Павел укоряет коринфян, что они возгордились «вместо того, чтобы лучше плакать», то есть — не следовало бы коринфянам высоко о себе думать, если возможны среди них такие гнусности. Во избежание дальнейшего соблазна, св апостол повелевает еще до сво­его прихода «предать» виновного «сатане во измождение плоти, «что­бы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа» (ст. 1-5). Это не только отлучение от Церкви, вне которой «область сатанина», но и действительное наказание, как говорит св. Златоуст, подобное тому, что было с Иовом, «хотя не с одинаковою силою: там для слав­нейших венцов, а здесь для разрешения от грехов, дабы сатана наказал его злокачественными ранами или другою какою-нибудь болезнью». «Плотской грех в плоти и наказывается, — поясняет еп. Феофан, — изможденная плоть ослабит узы греха и даст простор духу покаять­ся» «Разве не знаете, что малая закваска квасит все тесто?» — такое строгое наказание необходимо для того, чтобы этот худой пример не заразил и других (ст. 6). Христиане вообще должны быть «новым те­стом», в котором не может быть места никакой порочной закваске, то есть никакой греховной страсти. «Как пред лицем агнца пасхаль­ного у израильтян ни в одном доме не оставалось ничего квасного, так у нас пред лицем нашего агнца пасхального, Христа Господа, не должно быть ничего греховного и страстного» (ст. 7-8) Эти два стиха с присоединением к ним стихов 13-14 из 3-й главы Галатам составля­ют апостольское чтение на утрени Великой Субботы. В связи с гре­хом кровосмесника апостол заповедует вообще не иметь никакого общения с теми, которые, называя себя христианами, не оставляют своей порочной жизни: «с такими даже не есть вместе» (ст. 9-12). «Из­вергните развращенного из среды вас» — апостол указывает, что та­кое изъятие грешника ради освобождения общества от греховной за­разы заповедалось еще в Ветхом Завете (Втор. 17:7).

Первая половина шестой главы посвящена обличению за тяжбы перед неверными в языческих судилищах (ст. 1-8), а вторая половина содержит обличения страстной жизни вообще и чревоугодия и блуда в частности. Св. Златоуст замечает, что собственно предшествующая речь о внутреннем суде над кровосмесником расположила апостола сказать о том, что и внешние житейские дела христиане должны раз­бирать сами, не доводя их до языческих судей, после чего апостол опять возвращается к прежнему предмету — обличению блудной и вообще чувственной жизни. «Разве не знаете, что святые будут су­дить мир? » — апостол говорит, как о чем-то общеизвестном, что «свя­тые», то есть христиане, «будут судить мир», а потому недостойно им обращаться в языческие судилища. «Судить» в смысле «осудят», как, по словам Господа, «царица южская востанет и осудит род сей», и «мужие ниневитстии востанут и осудят род сей» (Мф. 12:41-42), как 12 апостолов будут судить 12 колен Израилевых (Мф. 19:28) в том смысле, что уверовавшие и ставшие христианами послужат в осуж­дение тем, которые не уверовали. «Разве не знаете, что мы будем су­дить ангелов» — здесь имеются в виду ангелы падшие, то есть демо­ны. И здесь «будем судить» сказано в том же смысле: «осудим»

Далее св. апостол указывает, что сами по себе тяжбы неприличны для христиан, обязанных жить по-братски (ст. 7). Особенно же пре-   досудительны эти тяжбы, если они ведутся по греховным поводам с   целью обидеть брата, отнять принадлежащее ему. Отсюда св. апос­тол переходит к обличению всякого рода грехов, которых не должно быть в христианском обществе как обществе святых (ст. 8-11). После этого апостол вновь переходит к обличению блуда. Эти стихи 12-20 и читаются в Неделю о блудном сыне. «Все мне позволительно, но не  все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною» — судя по тому, что дальше говорится о пище, здесь говорится прежде всего о том, что можно вкушать всякого рода пищу. Но этой свободе христианина апостол полагает два ограничения первое — польза, второе — чтобы себя ничем не связать и во имя мнимой сво­боды таким образом не потерять свободы истинной — свободы от всякого пристрастия и греха. Поэтому христианин должен беречь себя от порабощения чувственностью: чревоугодием и связанной с ним страстью блуда. Преступность блуда в том, что он оскверняет и душу, и тело и является святотатством, ибо тела наши, как и души, являются членами Христовыми и принадлежат Богу: блудник же на­рушает свое единение с Господом и оскверняет свое тело, являюще­еся храмом живущего в нас Святого Духа (ст. 12-13; 15-16; 18-19). «Про­славляйте Бога и в телах ваших, и в душах ваших, которые суть Бо­жий» — заканчивает свою обличительную речь апостол.

С седьмой главы начинается вторая часть послания, содержащая наставления в нравственной христианской жизни. В связи с после­дней обличительной речью о блуде св апостол прежде всего дает на­ставления, касающиеся брака и безбрачной жизни, или девства. Ос­новная мысль всех этих наставлений та, что девство выше брака, а потому должно быть предпочитаемо христианами; но кто чувствует себя не в силах вести строго девственную жизнь, тому лучше женить­ся, нежели разжигаться, то есть поработить свою душу блудной стра­сти и подвергаться постоянной опасности впасть в блуд. Таким об­разом, первая нравственная цель брака — избежание блудодеяния (ст. 1-2). Муж и жена принадлежат друг другу всецело и не властны сами над собой: воздержание от брачной жизни допустимо для них лишь по взаимному согласию (ст. 3-6). Желая добра всем, св. апостол ставит в пример свое собственное безбрачие как лучшее состояние (ст. 7-8). Те же, кто неспособен понести подвиг безбрачия, должны вступать в брак, но строго хранить при этом супружескую верность и не разводиться даже в том случае, если один из супругов неверный, ибо воля Господня вообще такова, чтобы всякому оставаться в том звании, в каком кто призван к христианству (ст. 10-24). «Неверую­щий муж освящается женою (верующею), и жена неверующая освя­щается мужем (верующим); иначе дети ваши были бы нечисты, а те­перь святы» (ст 14) — смысл этого не совсем понятного изречения тот, что брак не должен быть расторгаем в том случае, если только один из супругов уверовал, а другой остался язычником. Иначесказать, объясняет еп. Феофан: «брак твой, верная жена, с мужем неверным не превратился в незаконное сожительство от того, что ты уверовала, напротив, твое уверование освятило сей брак и мужа тво­его в брачном отношении». Равным образом и дети от такого брака не должны рассматриваться как «нечистые» в смысле — незаконно­рожденные. Цель у апостола та, чтобы предотвратить распадение се­мейств, которое могло бы наделать много шума и вредно повлиять на дело проповеди. С другой стороны, коль скоро муж и жена неверные не отвращаются от жены и мужа верных, то есть надежда, что и они со временем обратятся, как это и говорит апостол прямо в 16 стихе. С 25 по 40 стихи апостол ярко выставляет преимущества безбрачия: без­брачные свободны от «скорбей по плоти», то есть скорбей и печалей всякого рода, связанных с брачной жизнью, каковых очень много (ст 25-28); скоротечность нашей жизни и ожидание второго пришествия Христова и Страшного Суда Божия должны побуждать христиан к такому внутреннему настроению, при котором «имеющие жен дол­жны быть, как не имеющие» (ст. 29-31); «неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как ) угодить жене» и т.д. (ст. 32-35) — брачная жизнь создает много забот, которые мешают всецело угождать Господу, отвлекают от служения I Богу. Поэтому, заключает апостол свои наставления, лучше оставаться в девстве, хотя кто вступает в брак, тот этим не творит греха (ст. 35-40).

В восьмой главе св. апостол дает наставление о характере хрис­тианской свободы по поводу вкушения идоложертвенного. Христи­анская свобода не в том, чтобы делать все, что заблагорассудится, ру­ководясь своим знанием истины, которое само по себе способно надмевать, а в том, чтобы ограничивать себя во имя любви. Справедливо считая идолов за ничто, коринфяне свободно входили в идольские капища и участвовали там в трапезах, вкушая идоложертвенное. Этим они соблазняли тех братий, которые еще не возвысились до такого понятия о ничтожестве идолов и, по мнению которых, вкушать идо­ложертвенное значило вступать в общение с идолами (это называет апостол «идольскою совестью» — ст. 7). При виде братий, вкушаю­щих идоложертвенное, немощная совесть их осквернялась. Сама по себе «пища не приближает нас к Богу: ибо едим ли мы, ничего не при­обретаем; не едим ли, ничего не теряем» (ст. 8), но надо помнить, что человек не есть только животное, а нравственно свободное существо, а потому и все деяния его, в том числе и ядение или неядение пищи, кроме физиологического, имеют еще и нравственное значение. Сле­довательно, не всегда может быть безразлично и безгрешно есть или не есть известного рода пищу, например идоложертвенную или ско­ромную во время установленного Церковью поста. Поэтому реши­тельно заключает апостол: «если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (ст. 13).

В девятой главе св. апостол продолжает развивать ту же мысль о разумном пользовании христианской свободой — о необходимости ограничивать ее во имя высших целей. Здесь он говорит о своем праве получать содержание от обращенных им верующих, основываясь на древнем установлении: «священнодействующие питаются от святи­лища и служащие жертвеннику берут долю от жертвенника» (ст. 13). Но он сам добровольно отказывался от этого законного права для того, чтобы «не поставить какой преграды благовествованию Христову» (ст. 15). Всем и всегда он служил бескорыстно, приспособляясь к нуж­дам и состоянию всех и отказывая себе в необходимом, единственно ради успеха евангельской проповеди (ст. 15-23). «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как под­законный, чтобы приобресть подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (ст. 20-22) — это образцо­вое правило так называемого «пастырского применения», которое широко употреблял апостол Павел, снисходя к немощам всех клас­сов и состояний современного ему общества для того, чтобы спасти хотя некоторых. Все вышесказанное св. апостол прилагает затем к коринфянам. Указав в себе пример того, как надо воздерживаться от личных пожеланий и потребностей ради пользы ближних, св. апостол хочет склонить к тому же и коринфян. Для этого он употребляет хо­рошо им знакомый образ бегущих на ристалищах (Коринф славился Истмийскими играми) и борцов, которые для получения тленных венцов «воздерживаются от всего», что может сделать тучным и тем расслабить их тело. «Так бегите, чтобы получить», увещевает апостол (ст 24-25). Тут апостол снова приводит в пример себя, говоря, что он бежит не так, как на неверное, и подвизается «не так, чтобы только бить воздух», то есть не напрасно, не без цели, не так, как упражняю­щиеся борцы, которые, по словам блж. Феодорита, «упражняясь, вместо противника против воздуха приводят в движение руки», но наносит действительные удары врагу диаволу. Для достижения цели он «усмиряет и порабощает тело свое, дабы, проповедуя другим, са­мому не остаться недостойным». Здесь законоположение христиан­ского аскетизма: без обуздания потребностей тела невозможно ис­коренение греховных страстей, невозможно преуспеяние в духов­ной жизни.

Десятая глава опять направлена против вкушения идоложертвенного. Главная мысль ее та, что вкушающие идоложертвенное прича­щаются бесовской трапезы. Сначала св. апостол устрашает корин­фян случаями грозного суда Божия за уклонение к идолослужению из ветхозаветной истории израильтян. Здесь важна вначале парал­лель между израильтянами и христианами: «Отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в об­лаке и в море» — прохождение через Чермное море было прообразом крещения, а Моисей был прообразом Христа. «И все ели одну и туже духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие, ибо пили из духовного последующего камня; камень был Христос» (ст. 1-4). Пища духовная — манна, прообразовавшая Тело Господа, а духовное пи­тие — вода, чудесно источенная из камня, прообразовавшая Кровь Господа. Мысль та, что Подателем благодатных даров людям как в Ветхом, так и в Новом Завете был Один и Тот же Христос. Это место из Апостола читается на Богоявление при великом освящении воды. Перечислив случаи нравственного падения израильтян и кары Бо­жией за них, апостол предостерегает коринфян от опасности поддать­ся искушению со стороны языческих соблазнов, если они будут при­нимать участие в трапезе с язычниками: «кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (ст. 5-12). С 15 по 22 стихи апостол вну­шает, что вкушение идоложертвенного есть общение с бесами как участие в трапезе бесовской, ибо «язычники, принося жертвы, при­носят бесам, а не Богу» (ст. 20). С 23 по 33 стихи апостол дает указа­ния, как обходиться с пищею, чтобы не согрешить употреблением идоложертвенного. Прежде всего он снова повторяет мысль 12 стиха 6 главы, говоря: «все мне позволительно, но не все полезно», ибо коринфяне спокойно участвовали в языческих трапезах, опираясь на право христианской свободы, злоупотребляя им. Апостол разре­шает есть все, что продается на торгу, разрешает есть и все, предлага­емое в гостях, хотя бы и у неверных, но «если кто скажет вам: это идоложертвенное, — то не ешьте ради того, кто объявил вам», хрис­тианин ли то или язычник: в первом случае, чтобы не соблазнить его, а во втором — чтобы оберечь свое христианское достоинство от ис­кусителя. Все соображения апостол покрывает всеобщим правилом: «едите ли, пьете ли, или (иное) что делаете в славу Божию» (ст. 31) — дороже всего для нас слава Божия, и ее-то мы и должны иметь всегда прежде всего в виду при всех случаях нашей жизни.

Одиннадцатая глава содержит обличение и исправление некото­рых непорядков при церковных собраниях, именно: 1) непокровения женами голов в церкви и 2) нестройностей на вечерях любви. Сущность первого наставления в том, что на общественных церков­ных собраниях женщины должны присутствовать с покрытой голо­вой, а мужчины с открытой. Св. Златоуст объясняет это наставление тем, что в Коринфе «женщины с открытыми и обнаженными голова­ми и молились и пророчествовали, а мужи отращали волосы, подоб­но занимавшимся философией, и покрывали свои головы, когда мо­лились и пророчествовали, придерживаясь в том и другом языческо­го закона». Св. апостол, находя это неприличным для христиан, тре­бует от жен, чтобы они покрывали свои головы в знак своего подчи­ненного положения относительно мужа. Кроме того, в те времена женщины-язычницы ходили в свои капища открыто с нечистыми целями и обнажение головы для женщины считалось знаком ее бес­стыдства. Распутная женщина наказывалась за распутство снятием волос, почему апостол и говорит: «если жена не хочет покрываться, пусть стрижется» (ст. 1-6). «Сначала муж, — говорит еп. Феофан, — по образу Божию, а потом как бы уже по мужнину образу из него жена, которая «есть потому образ образа, или есть отблеск славы мужа». «Посему жена и должна иметь на голове своей знак власти над нею, для Ангелов» (ст. 10). «Если ты, — говорит св. Златоуст, — не обращаешь внимания на мужа, то постыдись Ангелов». Это покры­тие жены есть, таким образом, знак ее скромности, покорности и под­чинения мужу. Но чтобы муж не превозносился над женой и не зло­употреблял своим главенством, апостол далее говорит: «ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе. Ибо как жена от мужа, так и муж через жену; все же — от Бога» (ст. 11-12). «Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестие для него?» — эти­ми словами любят пользоваться сектанты против православных священников, носящих длинные волосы. Но здесь речь идет не о священниках, а о рядовых верующих, и имеется в виду общеприня­тый обычай, в силу которого только женщины отращивают волосы, а мужчины стригутся. Сектанты забывают при этом, что, по повеле­нию Самого Бога, мужчины, давшие обет назорейства, должны были отращивать свои волосы (Числ. 6:5). Отращивание волос у современ­ных православных священников и монахов имеет в себе точно ту же самую идею назорейства, то есть посвящения себя Богу (ст. 14-16). С 17 по 34 стих св. апостол обличает непорядки, происходившие у ко­ринфян на вечерях любви. Как в первой христианской общине в Иерусалиме было все общее и все верующие сходились вместе, что­бы вкушать пищу за общим столом, так обычай этот долгое время еще сохранялся и поддерживался во всех древних христианских общи­нах По окончании Богослужения и причащения Св. Христовых Тайн устраивалась для всех общая трапеза, причем богатые приносили яства, а бедные, ничего не имевшие, приглашались ими, и таким об­разом вкушали пищу все вместе. Это и были так называемые «вече­ри любви». Апостол обличает коринфян прежде всего в том, что, ког­да они собираются в церковь, «между ними бывают разделения», то есть что они делятся на группы, или по семьям, или по знакомствам, забывая бедных, чем разрушается самая цель установления этих «ве­черь любви». Располагая к благоговейному участию в вечерях люб­ви, св. апостол говорит в стихах 23-32 об учреждении таинства Евха­ристии, совершение которого обычно предшествовало вечерям люб­ви. Это место положено по уставу читать на литургии Великого Чет­верга. Тут для нас особенно важны слова: «кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней». Эти слова примечательны по их догматической важности: хлеб есть истинное Тело Христово, а вино — истинная Кровь Христова, а не только символы, как нечестиво учат крайние протестанты и сектанты. Поэтому и говорит дальше апостол: «да ис­пытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет от чаши сей» — то есть желающий причаститься должен подго­товить себя к этому испытанием совести и устранением препятствий к достойному причащению. Для этого в Православной Церкви и ус­тановлено перед причащением говение и исповедь. Это совершенно необходимо, ибо «кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осужде­ние себе, не рассуждая о Теле Господнем» (ст. 27-29). В заключение в стихах 33-34 апостол увещевает, чтобы на вечерях любви «ждали друг друга», то есть вкушали пищу чинно, не бросаясь с жадностью и уп­реждая других. «Прочее устрою, когда приду» (ст. 34) — это важно: все от апостолов — все порядки в Церкви установлены ими, хотя и не все изложено в Священном Писании.

Двенадцатая глава говорит о духовных дарах в Церкви. Отличи­тельною особенностью жизни Церкви Христовой в век апостольс­кий было чрезвычайное проявление благодати Божией в виде духов­ных дарований, какими обладали верующие. Апостол перечисляет здесь следующие духовные дарования: дар мудрости, знания, веры, чудотворения, пророчества, различения духов, дар языков и их ис­толкования. Эти дарования должны были содействовать успеху еван­гельской проповеди среди неверующих. Но среди коринфян многие стали смотреть на эти благодатные проявления Духа Святого как на повод к тщеславию и превозношению. Пытаясь овладеть более пора­зительным даром, некоторые впадали даже в самообольщение и, не обладая никаким даром, неистовствовали, произнося нечленораздель­ные и никому непонятные слова, а иногда, в омрачении ума и сердца, выкрикивали богохульные мысли, произнося, например, анафему на Иисуса. Тут сказалось влияние языческих прорицательниц вроде Пи­фии или Сибиллы. В искусственно вызываемом ложном вдохнове­нии они с пеной у рта, с распущенными волосами выкрикивали или непонятные, или двусмысленные изречения и производили сильное впечатление на людей, настойчиво домогавшихся у них ответов. Тако­вы, например, и современные сектанты — хлысты, пятидесятники. Апостол предостерегает христиан от языческого взгляда на духовные дарования и отношение к ним. Он разъясняет, что все духовные даро­вания в Церкви есть действия Единого Духа Божия (ст. 3-11). Поэтому как не может находящийся под наитием Духа Святого произнести хулы на Бога, так не должно быть никакого соперничества между об­ладающими различными духовными дарованиями. Как тело челове­ка состоит из разных членов и каждый из них имеет свое особое оп­ределенное назначение, и между ними не может быть соперничества, так и в Церкви не может быть соперничества между христианами, составляющими единое Тело Христово, в котором каждому поруче­но свое особое служение: одним апостольское, другим пророческое, третьим учительское, иные получили дар чудотворения, иные — ис­целения, вспоможения, управления, разных языков (ст. 12-30). Апос­тол советует коринфянам ревновать о «дарах больших». Больший же из всех благодатных даров — это дар любви. Ему и посвящена следу­ющая глава.

Тринадцатая глава справедливо именуется некоторыми «дивным гимном христианской любви». Только одна любовь и дает истинный смысл и истинную цену духовным дарованиям и подвигам человече­ским. Без любви человек может говорить всеми языками человечес­кими и даже ангельскими, но речь его будет «медь звенящая, или ким­вал звучащий». Без любви человек — ничто, хотя бы он имел дар про­рочества и знал все тайны, и имел все познания и всю веру, которая двигала бы горами. Без любви не имеют никакого значения даже та­кие подвиги самоотвержения, как раздача всего своего имения и пре­дание тела своего на сожжение. Стихи 4-7 посвящены характеристи­ке любви. Свойства любви таковы, что она поистине является испол­нением всего закона, по выражению св. апостола Павла в Рим. 13:10. Это — долготерпение, милосердие, отсутствие зависти, хвастовства, гордости, духа бесчинства, бескорыстие, негневливость, забвение обид и оскорблений, отсутствие радости при несчастиях других, лю­бовь к правде, полная вера, твердая надежда и готовность перено­сить всякие скорби. Проповедь, дар языков и знания суть только вре­менно необходимые дарования, а любовь останется вечно, она «ни­когда не перестает» (ст. 8-10). То можно назвать лепетом, мыслями и рассуждениями младенца, а любовь есть принадлежность совершен­ного человека, когда он увидит Бога не как сквозь тусклое стекло, не гадательно, но лицом к лицу, и познает Его не отчасти, но вполне, точ­но так, как теперь знают человека (ст. 11-12). «Теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (ст. 13) — это самые высшие дарования, но и из них выше всех любовь, потому что, как говорит св. Златоуст, «вера и надежда прекращаются, когда явля­ются блага, составляющие предмет веры и надежды» (то есть в буду­щем веке). «В будущей жизни излишня вера, — говорит блж. Феодорит, — когда явными соделаются самые вещи. Также излишня там и надежда. Но любовь тем паче возымеет силу, когда упокоятся страс­ти, тела сделаются нетленными, а души не будут избирать ныне то, а завтра другое».

В четырнадцатой главе св. апостол говорит о пользовании двумя духовными дарами: даром пророчества и даром языков. Сначала в 1-25 стихах он раскрывает превосходство первого дара над вторым, потом, в 26-38 стихах, наставляет, как надлежит пользоваться тем и другим даром в церкви, и наконец, в 30-40 стихах делает заключи­тельный вывод о сих двух дарах, подчеркивая, что в церкви все долж­но быть «благообразно и по чину». Превосходство дара пророчества перед даром языков то, что кто пророчествует, то есть понятно изре­кает волю Божию не только о будущем, но о прошедшем и настоя­щем, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение, а гово­рящего на незнакомом языке никто не понимает, кроме знающих этот язык. Для не понимающих этого языка говорить так — значит «гово­рить на ветер». Это все равно что нестройные и спутанные звуки раз­ных инструментов (ст. 7-9). Чрезмерное увлечение даром языков есть своего рода младенчество и ребячество, недостойное совершенных христиан. Поэтому, увещает апостол: «не будьте дети умом: на злое будете младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (ст. 20). Смысл этого наставления тот же, что в словах Христовых: «будьте убо муд­ри, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10:16), то есть: не знайте злобы, как младенцы, но по уму будьте совершеннолетними. Такое младенческое увлечение даром языков есть и пренебрежение к ве­рующим (ст. 22), и давание повода к посмеянию от неверных (ст. 23). Общее правило для всех обладателей чрезвычайных благодатных даров: «все сие да будет к назиданию», то есть: все должно быть к общему назиданию (ст. 26). Если есть говорящие на иностранных язы­ках, то они должны говорить не все сразу, а порознь, а один должен изъяснять; пророчествующие тоже должны поучать по очереди и тот­час прекращать слово, когда иные получат откровение, чтобы не было беспорядка в церкви, ибо «Бог не есть Бог неустройства, но мира» (ст. 27-33). «Жены ваши в церквах да молчат» (ст. 34) — научая жен­щин скромности и повиновению мужьям, св. апостол запрещает им не только учить в церкви, но даже спрашивать о чем-нибудь: «непри­лично жене говорить в церкви» (ст. 35). В заключение апостол пред­лагает ревновать о даре пророчества, но не запрещает говорить и язы­ками, напоминая, что главное в церкви — это благопристойность и порядок: «все должно быть благопристойно и чинно» (ст. 40).

Пятнадцатая глава представляет собою чрезвычайно важный в догматическом отношении трактат о воскресении мертвых. Надо по­лагать, что среди коринфских христиан под влиянием языческих философов являлись сомнения в великой истине воскресения мерт­вых. Когда апостол Павел стал говорить о воскресении мертвых в Афинах, то некоторые насмехались над ним (Деян. 17:32). Подобные философы, которым воскресение мертвых казалось невероятным, могли быть и в Коринфе. Одни, видимо, совсем отвергали воскресе­ние мертвых, другие говорили, что надо понимать его аллегорически и что оно уже было, так как под ним надо понимать очищение души. В послании к Тимофею (2 Тим. 2:17-18) св. Павел назвал это нечестивое учение гангреной (раком) и указал распространителей его — Именея и Филита, которые говорили, что воскресение уже было. Неко­торые только недоумевали, как восстанут мертвые и в каком теле. Прежде всего св. апостол доказывает истину Воскресения Господа Иисуса Христа из мертвых, ссылаясь на явления Воскресшего Христа Петру (Кифе), двенадцати апостолам, 500 братиям, апостолу Иакову, всем другим ученикам Христовым и, наконец, самому апостолу Павлу  (ст. 1-8). Из истины Воскресения Христова св. Павел выводит затем, как неизбежное следствие, истину и общего воскресения всех в предопределенное Богом время, ибо своим Воскресением Христос положил начало и нашему воскресению как «первенец из умерших»  ! (ст. 20). Если только допустить мысль, что всеобщего воскресения не будет, то надо отвергнуть тогда и истину Воскресения Христова. А это отрицание ниспровергает все христианство, ибо «если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (ст. 14). Между тем проповедь апостолов сопровождалась столь поразительными знамениями и такими замечательными дарами Святого Духа, что назвать ее тщетной никто из благоразумных людей не решился бы. «А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших» (ст. 17), «поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (ст. 18-19), ибо на чем основывается вера в отпущение грехов? На том, что Христос, умерши на кресте, принес за них искупительную жертву, а то, что жертва сия принята, это свидетельствуется Его Вос­кресением. Если Он не воскрес, то жертва Его не принята и смерть Его — обыкновенная человеческая смерть, не могущая иметь искупи­тельного значения. Тогда и умершие в вере и претерпевшие мучениче­ство за Христа — не более как несчастные, погибшие люди. Тогда христиане вообще оказываются несчастнейшими из людей: и здесь всего лишаются, подвергаясь гонениям и сами себя ограничивая, и там, в будущей жизни, на которую надеются, ничего не получат. Тогда нет никакого смысла руководиться в жизни нравственными правила­ми и бороться со своими греховными наклонностями. Тогда больше смысла будет руководиться правилами языческой школы эпикурей­цев: «станем есть и пить, ибо завтра умрем» (ст. 32). Таким образом, отрицание воскресения мертвых есть подрыв всей христианской нравственности. Далее апостол из истины Воскресения Христова выводит истину всеобщего воскресения мертвых, ибо Христос — родоначальник обновленного Им человечества, Новый Адам: «как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (ст. 20-28). Далее апо­стол говорит, что отрицание истины воскресения мертвых привело бы к признанию бесцельности крещения, которое не имело бы ника­кого смысла, все труды и подвиги апостолов были бы тогда тщетными и вся нравственность ниспроверглась бы (ст. 29-32). Желая предосте­речь коринфян от вредного для дох общения с язычниками, которые, по-видимому, и заразили их неверием в бессмертие, апостол упот­ребляет древнее присловие: «худые сообщества развращают добрые нравы» и стыдит их, что они «не знают Бога», то есть по-язычески не представляют себе всемогущества Божия, которое сильно воскресить умерших (ст. 33-34). В 35-53 стихах апостол говорит об образе вос­кресения мертвых: сначала он решает вопрос, как воскреснут тела умерших, то есть какою силою (ст. 36-38), потом — в каком виде вос­креснут они (ст. 39-50) и, наконец, как совершится самое воскресение (ст. 51-53). Первый вопрос апостол решает, сравнивая тело человека с зерном. Как зерно, чтобы дать росток, должно предварительно под­вергнуться тлению, так и тление тел умерших людей не может рас­сматриваться как препятствие к воскрешению их силою Божиею. На второй вопрос апостол отвечает, что тела воскресших людей будут от­личны от нынешних грубых тел: это будут тела «духовные», подобные телу Воскресшего Христа: они будут нетленны, ибо «плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления» (ст. 50), а потому: «не все мы умрем, но все изменимся» (ст. 51), то есть те, кто еще будет жить в момент общего воскресения, мгновенно из­менятся, и тела их также станут духовными и нетленными. «Тленно­му сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему — облечься в бессмертие» (ст. 53). Все эти духовные тела будут славны в различ­ной степени, в зависимости от нравственного совершенства каждого человека (ст. 39-49). Заканчивает свои мысли о воскресении мертвых св. апостол торжественными словами пророков Исаии — о том, что некогда «поглощена будет смерть победою», и Осии: «смерть! где твое Жало? ад! где твоя победа?» (Ис. 25:8иОс. 13:14) и благодарением Богу,дарующему нам победу над смертью, после чего внушает быть твер­дыми и непоколебимыми в христианской вере и жизни, зная, «что труд ваш не тщетен пред Господом» (ст. 54-58).

В шестнадцатой главе апостол дает наставление относительно сбора пожертвований для иерусалимских христиан, затем обещает сам прийти в Коринф из Ефеса через Македонию, просит дружелюб­но принять Тимофея, вновь внушает бодрствовать, мужественно и твердо стоять в вере, передает приветствия от Асийских церквей, от Акилы и Прискиллы и всех братии, а тем, кто не любит Господа Иисуса Христа, возглашает «анафему-маранафа», что значит: «да будет от­лучен до пришествия Господа». Вот где обоснование той «анафемы», которая возглашается в наших храмах в Неделю Православия. Зак­лючает послание обычным апостольским благословением.

СОДЕРЖАНИЕ И СОСТАВ ПОСЛАНИЯ

ЭКЗЕГЕТИЧЕСКИЙ РАЗБОР ПЕРВОГО ПОСЛАНИЯ К КОРИНФЯНАМ

ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА К КОРИНФЯНАМ