Хотя св. Иоанн и не называет себя по имени в начале послания, но говорит о себе как об очевидце и самовидце событий земной жизни Господа Иисуса Христа (1:1-4). Вся христианская древность едино­душно признавала это послание писанием св. Иоанна Богослова. Осо­бенно важны показания св. Поликарпа и Папия Иерапольского, ко­торые были учениками св. Иоанна Богослова, а также св. Иринея, быв­шего учеником св Поликарпа. Свидетельства о его подлинности мы находим и у Климента Александрийского, у Тертуллиана, у Оригена, у Дионисия Александрийского и др. Есть оно и в так называемом Мураториевом каноне, и в сирском переводе Пешито. Евсевий причис­ляет это послание к несомненно каноническим. Никаких сомнений в подлинности его в древней Церкви не было.

Все внутренние признаки послания убеждают, что писатель его — одно и то же лицо с автором четвертого Евангелия. Тот же образ и характер представления и изложения, тот же дух и тон особенной любви и сердечной теплоты, соединенной, однако, с отеческой важ­ностью, та же глубина и сила чувства. Дионисий Александрийский отмечает одинаковое и частое употребление одних и тех же слов как в этом послании, так и в Иоанновом Евангелии: «Евангелие Иоанно-во и послание согласны между собой и одинаково начинаются...» Иоанн верен себе и не отступает от своей цели: он раскрывает все в одинаковых периодах и одинаковыми словами. Внимательный чита­тель в каждой из упомянутых книг часто встретит слова: «жизнь», «свет», «прохождение тьмы», непрестанно будет видеть: «истина», «благодать», «радость», «плоть и кровь Господа», «суд», «оставление грехов», «любовь Божия» к нам, заповедь о взаимной нашей любви и что должно соблюдать все заповеди; также осуждение мира, диаво­ла, антихриста, обетование Св. Духа, усыновление Богу, во всем тре­буемую от нас веру, везде Отца и Сына.