В атмосфере почитания идеалов добра, души, справед­ливости, правды было выношено и получило устойчивый характер нестяжательство. Суть его заключалась в преобладании духовно-нравственных мотивов жизнен­ного поведения над материальными интересами. Нестяжательство было в известном смысле идеологией трудово­го человека Древней Руси, в значительной степени повли­явшей и на его дальнейшее развитие.

Суть народного понимания нестяжательства: «Лишнее не бери, карман не дери, души не губи» или «Живота(богатства) не копи, а душу не мори». Человек не должен стремиться ни к богатству, ни к накопительству, человек должен довольствоваться малым.

«Лишние деньги — лишние заботы». «Деньги — за­бота, мешок — тягота». «Без хлеба не жить, да и не от хлеба (не о хлебе, материальном интересе) жить». «Не о хлебе едином жив будешь». «Без денег проживу, лишь бы хлеб был». «Без денег сон крепче». «Лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою».

«Напитай, Господи, малым кусом», — молит кресть­янин.  «Ешь вполсыта,  пей вполпьяна, проживешь век дополна».  Нечего завидовать другим,  говорит русский крестьянин и подчеркивает: «На людей глядя жить (то есть не по достатку) —   на себя плакаться».

Отвергая стяжательство и накопительство, осторожно и с достоинством принимая богатство и деньги, трудовой человек выдвигает свой идеал — идеал скромного достат­ка, при котором и самому можно жить сносно и помогать своим близким.

«Тот и богат, кто нужды не знат». «Богаты не будем, а сыты будем».

В сознании русского человека понятие достатка, сытос­ти связано только с трудом, работой, личными заслугами.

«Как поработаешь, так и поешь». «Каковы сами (как работаем), таковы и сани».  «Каков Пахом, такова и шапка на нем». «По Сеньке и шапка». «Каков Мартын, таков у него алтын» (столько заработал).

Русский человек твердо считает, что «от трудов своих сыт будешь, а богат не будешь», и то, что «от трудов праведных и не наживешь  палат  каменных».   Нажива такому человеку не нужна.

«Сыта душа не берет барыша». «Лучше жить в жалости, чем в зависти». «Кто сирых напитает, тот Бога знает». «Одной рукой собирай, другой — раздавай». «Рука дающего не оскудеет».

«Не тем богат, что есть, а тем богат, чем рад» (то есть поделись с ближним). «Не богат, да гостям рад». «Не надо мне богатого, подай тороватого» (нежадного). «Держи девку в темноте, а деньги в тесноте».

«Беда деньгу родит», — настойчиво повторяет трудо­вой человек. «Деньги что каменья — тяжело на душу ложатся», «Деньги прах». «Деньгами души не выкупишь», или еще один вариант этой пословицы — «Деньги — прах, ну их в тартарарах». Отсюда понятно, что дало право Ф. М. Достоевскому писать, что русский народ оказался, может быть, единственным великим европейским народом, который устоял перед натиском золотого тельца, властью денежного мешка.

Нет, деньги для трудового человека не являются фетишем. «Лучше дать, нежели взять». «Дай Бог подать, не дай Бог просить».

Особо вопрос ставится об отношении к чужому иму­ществу, результатам чужого труда. Посягнуть на них — страшный грех.

«Лучше по миру сбирать, чем чужое брать». «Лучше попросить   ради  Христа,   чем   отнять   из-за  куста». «Заработанный ломоть лучше краденого каравая». «Хоть в латаном, да не в хватанном». Для западноевропейского бюргера, наверное, чудовищ­ной бессмыслицей показались бы русские народные пос­ловицы, призывающие жалеть чужое добро: «Не береги свое,   береги  чужое».   «Береги  чужое,  а  свое —   как знаешь». И ведь в самом деле было так — чужое добро берегли с большей ретивостью, чем свое.

«В чужом кармане денег не считай». «Пожалей чужое. Бог даст свое». «Кто чужого желает, тот свое утратит». Впрочем, русский труженик говорит и так: «Своего не забывай, а чужого не замай». «За свое постою, а чужого не возьму». «Лучше свое отдать, чем чужое взять».

Помните, как А.И. Герцен в книге «Былое и думы» рассказывает о крестьянине, который категорически отка­зался взять с него лишнее. В избе, где Герцен остановился ночевать по  пути в ссылку,  крестьянин накормил его ужином.   Когда  утром  надо   было   рассчитываться  за трапезу, хозяин запросил со ссыльного пять копеек, а у того самой мелкой монетой оказался двугривенный. Кресть­янин отказался принять эту монету, потому что считал великим грехом взять за ужин больше, чем он того стоит.

Писатель В.И. Белов справедливо отмечает: «В стари­ну многие люди считали Божьим наказанием не бед­ность, а богатство. Представление о счастье связывалосьу них с нравственной чистотой и душевной гармонией, которым, по их мнению, не способствовало стремление к богатству. Гордились не богатством, а умом и смекалкой. Тех, кто гордился богатством, особенно не нажитым, а доставшимся по наследству, крестьянская среда недо­любливала».

Среди крестьянских мудрецов и бывалых людей быто­вали истины, идейно-нравственное содержание которых в переводе на современный язык было примерно таково: богатство человека состоит не в деньгах и комфорте, не в дорогих и удобных вещах и предметах, а в глубине и многообразии постижения сущности бытия, стяжании красоты и гармонии мира, создании высокого нравствен­ного порядка.

Человек, который  думает только о своих личных материальных интересах, неприятен душе крестьянина. Его симпатии на стороне живущих по совести, справедли­вости, простоте душевной.

Классическая русская сказка о трех братьях — двух умных и третьем дураке кончается моральной победой бессребреника, нестяжателя, простодушного младшего брата («дурака») над материализмом и практической мудростью старших братьев.

«...Пожалуй, особое неприятие у многих русских просве­щенных людей,. — отмечает М.Ф. Антонов, — вы­зывала английская политическая экономия, поскольку на Руси с глубокой древности не прививалось понимание богатства, оторванного от нравственности...»

К  богатству  и богачам,  к  накопительству  русский человек относился недоброжелательно и с большим подо­зрением. Как трудовой человек он понимал, что «от трудов праведных не наживешь палат каменных». Хотя было бы неправильным считать, что ям руководило чувство завис­ти. Нет. Просто стяжание богатства выше своей потреб­ности, накопительство всяких благ выше меры не вписы­валось в его Шкалу жизненных ценностей. «Не хвались серебром, хвались добром»:

Многие в народе считали, что любое богатство связано с грехом (и, конечно, не без основания).

«Богатство перед Богом — большой грех». «Богатому черти деньги куют», «Не отвернешь головы ключом (то есть ограбишь ближнего), не будешь богачом». «Пусти душу в ад — будешь богат». «Грехов много, да и денег вволю». «В аду не быть, богатства не нажить». «Деньги копил, да нелегкого купил». «Копил, копил, да черта купил!» «У кого деньги (богатство) вижу — души не вижу». «Когда деньги говорят, тогда правда молчит». «Деньгами души не выкупишь».

Отсюда выводы: «Лучше жить бедняком, чем разбога­теть со грехом». «Неправедная корысть впрок нейдет». «Неправедная нажива — огонь». «Неправедно нажи­тое боком выпрет, неправедное стяжание — прах». «Не от скудности скупость вышла, от богатства».

Итак, к богачам трудовой человек относится с большим недоверием. «Богатство спеси сродни», — говорит он.

«Богатый  никого  не  помнит,   только  себя  помнит». «Мужик  богатый гребет деньги лопатой».  «У него денег — куры не клюют». «Рак клешнею, а богатый мошною». «Мужик богатый, что бык рогатый». «Бога­тый совести не купит, а свою погубляет».

Вместе  с  тем  крестьяне  даже  чем-то  сочувствуют богатому, видя в его положении нравственное неудобство и даже ущербность. «Богатый и не тужит да скучает». «Богатому не спится, богатый вора боится». А уж для нравственного воспитания ребенка богатство в народном сознании приносит прямой вред. «Богатство родителей — порча детям». «Отец богатый, да сын неудатый».

Порой неприязнь к богачам доходит и до проклятий: «Бога хвалим, Христа величаем, богатого богатину про­клинаем!» — гласит одна из народных пословиц.

Да, трудовой человек осуждает неправедное богат­ство, как и любую другую форму паразитизма.

С его идеалом скромного достатка больше согласуется бережливость и запасливость. «Бережливость, — го­ворит он, — лучше богатства».

«Запасливый лучше богатого». «Береж лучше прибыт­ка». «Береж половина спасения». «Запас мешка не дерет». «Запас беды не чинит». «Маленькая добычка, да большой береж — век прожи­вешь». «Копейка к копейке проживет и семейка». «Домашняя копейка рубль бережет». «Лучше свое поберечь, чем чужое прожить». «Держи обиход по промыслу и добытку». «Не приходом люди  богатеют,  а расходом».   «Кинь  добро  позади, очутится впереди». «Кто мотает, в том пути не бывает». «Не о том, кума, речь, а надо взять и беречь», — поучает рассудительный хозяин. «Собирай по ягодке — наберешь кузовок». «Пушинка к пушинке, и выйдет перинка». В общем, «запас мешку не порча». «Подальше положишь, поближе возьмешь».

Бережливость всячески поощряется. Но накопительст­во, жадное стяжание материальных предметов рассматри­вается  как  грех,  ибо,  считает  народ,   «скупому душа дешевле гроша».

Скупые и скряги, так же как и богачи, подозреваются в сговоре с чертом.

«Скупой копит — черт мошну тачает». «Черт мошну тачает — скряга ее набивает». «Кто до денег охоч, тот не спит всю ночь». «Скупые, что пчелы: мед собирают да сами умирают».

О таких народ говорил:  «У него от скупости зубы смерзлись». «У него в Крещенье льду взаймы не выпро­сишь». «У него всякая копейка рублевым гвоздем приби­та». А общий приговор таков: «Скупому человеку убавит Бог веку».

Осуждая стяжательство, накопительство, жадность, скупость и неправедное богатство, народное сознание снисходительно относится к беднякам и, более того, симпатизирует им. По-видимому, образ бедняка больше согласуется с народным идеалами, чем образ богача.

«Бедность — святое дело». «У голыша та же душа». «Гол да не вор; беден да честен». «Богат да крив; беден да прям». «Лучше нищий праведный, чем богач ябедный».

«Бедность не порок, а несчастье». «Хоть мошна пуста, да душа чиста». «Гол да наг — перед Богом прав». «Бедность учит, а счастье портит». «Убожество учит, богатство пучит».

Русское нестяжательство имело две стороны, тесно связанные друг с другом, — религиозную и бытовую.

Религиозное понимание нестяжательства раскрыва­ется в исихазме. Бытовое — в системе жизненных ценностей русского человека, в которой преобладали моральные, а не материальные ориентиры, осуждались

погоня за вещами и богатством. Эта сторона нестяжатель­ства была гораздо древнее религиозного и уходила далеко в языческие верования русского народа.

Русское религиозное нестяжательство начинается с Феодосия Печерского, игумена Киево-Печерского монас­тыря (XV век), введшего в нем Устав, требовавший от монахов отречения от всякой собственности, строжайшей дисциплины и участия в физическом труде. Однако полное развитие нестяжательство получает в трудах и сочинениях Нила Сорского (XV — XVI века). Движение к Богу идет через отказ от собственности и упорный труд, следующим шагом к которому — отказ от мира. Но так как отказаться от мира могут только поступившие в монастырь, то для большей части русских людей главный путь к Богу — нестяжательство и труд, который сам по себе добро.

В России сложилось иное, чем на Западе, отношение к собственности и богатству. В сознании коренного русского человека собственность это результат труда, когда как западный человек считает ее скорее функцией капитала, не отрицая, конечно, значение труда.

«Живи всяк своим добром да своим горбом». «Своя работа — первый барыш». «Ищи себе прибыли, а другому не желай гибели». «Хотя грош, да свой». «Всяк в своем добре волен».

«Работай — сыт будешь; молись — спасешься; тер­пи — взмилуются».

Русский человек знал твердо — источник благополучия и богатства — труд. «Труд — отец богатства, земля — его мать» —  говорит древняя  пословица.  Но труд  важнее богатства, ибо последнее (даже если оно добыто праведным путем) не вполне устойчиво: налетел разбойник или инозем­ный враг и отобрал, вспыхнул пожар, а были они часты в деревянных домах, и от богатства горстка пепла. А труд, навык к нему придают жизни устойчивость, создают твердую основу. Все результаты жизни зависят от труда. «Что посеешь, то и пожнешь. Что пожнешь, то и смолотишь. Что смолотишь, то и смелешь. Что смелешь, то и съешь». «Кто посеял, тот и пожал».

Добросовестный труд —  нравственная гарантияблагополучия человеческой жизни. Отсюда и трудовая система жизненных ценностей, система, в которой труд занимает первое место, а богатство находится на втором плане.

Труд создает добро и в нравственном, и в имуществен­ном смысле. Очень характерно, что понятие «добро» как нравственная категория и «добро» как имущество и вещи выражаются одним словом. Отсюда пословица «Жить-поживать и добра наживать» означает не только имущес­тво накопить, а и совершить в жизни добрые дела.

Народное сознание всегда считало, что единственным справедливым источником приобретения имущественных прав может быть только труд. Поэтому земля, которая не является продуктом труда, должна находиться не в индивидуальной собственности, а только во временном пользовании, право на которое может дать лишь труд. Большинство русских крестьян не знало частной собствен­ности на землю. Отсюда древний социалистический идеал крестьянства, враждебно относившегося к час­тной собственности на землю. Земля в крестьянских общинах распределяется по тем, кто ее обрабатывает, кто может приложить к ней свою руку. Отсюда и всеобщая вера русского крестьянина в черный передел, когда вся земля будет вновь переделена между теми, кто ее фактически обрабатывает.

Россия была очень богата землей, лесами и другими природными угодьями. Еще в XIV — XV веках стояли огромные массивы незаселенных земель, неосвоенных ресурсов. В этих условиях владение угодьями зависело от возможности человека освоить их своим трудом или трудом своих близких и челяди.

Земля — Божья, считал крестьянин, и принадлежать она должна тому, кто ее обрабатывает. Это основа трудового мировоззрения крестьянина, вокруг которо­го формировались все его другие воззрения.

Как отмечал исследователь русской общины Ф.А. Щербина, до конца XVI века обычай свободной заимки земель был главным господствующим обычаем в экономической жизни и отношениях русского народа. Трудовое право русского человека состояло в том, что он

пользовался занятым им пространством по известной формуле: «Куда топор, коса и соха ходили». Затрата труда на место заимки служила в большинстве случаев опреде­ляющим фактором владения этой землей.

См.: «Русская мысль». — 1880, № 6. С. 94.

Еще в XIX веке русский ученый А.Я. Ефименко отмечал, что в Западной Европе имущественные отноше­ния строились на завоеваниях, насильственном захвате одной частью общества прав другой. В России же было иначе — для большей части общества имущественные отношения носили трудовой характер. «Земля не продукт труда человека, следовательно, на нее и не может быть того безусловного и естественного права собственности, какое имеет   трудящийся   на   продукт   своего   труда.   Вот  то коренное понятие, к которому могут быть сведены воззре­ния народа на земельную собственность». Аналогичные мысли высказывал князь А.И. Васильчиков. В России, считал он, «с древних времен очень твердо было понимание в  смысле  держания,  занятия,   пользования  землей,  но выражение   «собственность»   едва  ли  существовало:   в летописях и грамотах, как и в современном языке кресть­янства,   не   встречаются   выражения,   соответствующие этому слову».

 «Слово». — 1878, № 1. С. 154.

Сложившийся общинный принцип ставится в России выше принципа частной собственности. Щербина рас­сказывает, как в Кадниковском уезде умер крестьянин-собственник, оставив своей жене-старухе несколько деся­тин земли, приобретенных покупкой. Община, к которой принадлежала старуха, отобрала эту землю в обществен­ное пользование, полагая, что старуха может содержаться за счет мира.  «На что  ей своя земля, —  рассудили крестьяне, — ее «мир» прокормит и без земли». Старуха пожаловалась в волость, где ей сказали, что мир поступил справедливо, ибо частная собственность превратилась в общинную из-за невозможности трудиться на ней старухе-хозяйке.

См.: «Русская мысль». — 1880, № 5. С. 15.

Таким образом, в нашем крестьянстве сохранялась гораздо в большей степени, чем на Западе, непосредственная связь между трудящимися и продуктом его труда, сохранились и юридические отношения особого трудового типа. С почти религиозным чувством крестьянин относился к праву собственности на те земельные продукты, которые были результатом труда человека. Украсть что-либо с поля, будь то хлеб или сено, считалось величайшим грехом и позором. Причем крестьянин четко разделял предметы, являвшиеся результатом человеческого труда, и дары природы. Если кто срубит бортяное дерево (где отдельные лица держали пчел), тот вор, ибо он украл человеческий труд; кто рубит лес, никем не посеянный, тот пользуется даром Божьим, таким же даром, как вода и воздух.

См.: «Основа».   — 1862, № 6. С. 68—69.

Душа народа  —  Русская Правда

Нестяжательство — Отношение к собственности — Свое, чужое

Трудолюбие как добродетель