Характерная черта церковного строя эпохи вселенских соборов та, что он основан на фактах. Тут совершенно отсутствуют заранее придуманные системы. Церковное управление созидается на основании исторических данных. Раз явилась потребность в соборах, начальником церкви — председателем собора назначается такое лицо, которое представляет из себя самую крупную религиозную величину (старейший или влиятельнейший епископ). Если же этого лица не бьшо, то его место занимал епископ центрального города (преимущество кафедры). Таким образом, в основе церковного строя лежало начало естественности, свободной от предвзятых теорий. Политическое значение городов имело важное значение. Оно легло в основу митропо-литанского строя, но не как теория, а как живой факт, с которым, как видно из 9 правила Антиохийского собора, нельзя бьшо не считаться: город, занимавший главное положение в гражданском отношении, был вместе с тем естественным местом для собраний окружных епископов. Но этот политический момент не имел всеобдержного значения. Это доказывается не только отдельными фактами председательства на соборах епископов старейших, но и тем, что, например, в Африке митрополитан-ская система не привилась вовсе: senes, старейшие по хиротонии епископы провинции заменяли митрополитов. Не имела одностороннего значения и чисто церковная теория, теория значения кафедр по их происхождению. Иерусалим был окружен ореолом славы и чести, как "мать церквей". Однако раз он низведен был до скромного значения Элии Капитолины и утратил свое центральное положение в христианском мире, о каком-либо преимущественном пред всеми авторитете иерусалимского епископа нет и речи. Антиохия, где церковь прославлена пребыванием первоапостолов, где сами христиане впервые получили это имя, в церковном отношении ниже Александрии, кафедра которой возводит свое начало только к ев. Марку, ученику ап. Петра. Но в политическом отношении Александрия считалась важнее Антиохии, а потому, хотя и "несть ученик над учителя своего" (Мф. X, 24), но даже самые односторонние защитники церковной теории, римские епископы, не пытаются поставить иерарха антиохийского выше александрийского.

Из сказанного раньше видно, что в последовательном развитии церковного строя по образцу гражданского деления империи произошел разлад. Понятие диэцеза не нашло здесь применения, так как диэцезальный строй был уничтожен в зародыше вследствие развития патриархатов. Получилось такое положение дел, что диэцезы не имели значения в церкви и заменены были пат-риархатами. Но это ничего не говорит о крепости той единицы церковного союза, которую представляет митрополия; епархия могла бы быть крепка как в церковном, так и гражданском отношении. Однако и здесь не обошлось так. Оказалось, что она не могла выдержать хода истории. Проверка жизненности этой формы церковного союза возможна на двух пунктах: во-первых, насколько епархия заявила себя активным участием в церковной жизни; во-вторых, насколько она сама по себе была крепка.

1) Важной стороной митрополитанского строя были епархиальные соборы. Митрополит мыслился действующим совместно со своими епископами суффраганами (έπαρχιωται). Апостольское правило 37 (36, 38) устанавливает два собора в год (на четвертой неделе пятидесятницы и 12 октября). Никейский собор правилом 5 (перед четыредесятницей и осенью) и Анти-охийский правилом 20 (на четвертой неделе пятидесятницы, т. е. после третьей недели пасхи, и 15 октября) подтверждают это требование. Но правило 19 собора Халкидонского звучит уже диссонансом.

До слуха отцов Халкидонского собора дошло, что в некоторых епархиях (εν τ α Τ ς έπαρχίαις) не было установленных ежегодных митрополичьих соборов, вследствие чего в делах церковных произошел застой. Халкидонский собор постановляет, чтобы соборы епископов обязательно созывались дважды в год (срок не назначается) в том городе, который назначит митрополит, и полагает братский выговор (άδελφικώς έπιπλήττεσ-θαι) тем из епископов, которые без уважительной причины не явятся на соборы.

Но халкидонское правило не могло уничтожить начавшегося непорядка, и из 123 (155) новеллы (546 г.) Юстиниана мы узнаем, что и через сто лет после собора печальное явление повторялось очень часто. В новелле настойчиво требуется, чтобы епископы собирались однажды или дважды в год (срок не назначен), и указывается на опущения в делах церковных, как результат того, что епископы под различными предлогами уклонялись от соборов. Через двадцать лет, в 137 (174) новелле (565 г.) того же Юстиниана, мы опять наталкиваемся на то же явление. Новелла, указывая на эти непорядки и признавая устранение их самонужнейшим (των άναγκαιωτάτων εστίν έπανορθώσαι), вменяет епископам в обязанность собираться по крайней мере один раз в год (в июне или сентябре); патриарх обязывается собирать соборы в лично ему подведомственной области, а митрополит — приглашать всех своих подчиненных епископов. Но, на этот раз, не полагаясь уже на действительность своих внушений, Юстиниан снабжает свою новеллу особым параграфом (§ а), которым гражданским начальникам областей (τους των επαρχιών άρχοντας) предписывает наблюдать, чтобы митрополиты своевременно собирали соборы, и побуждать их к тому, а равно и подчиненных епископов к явке на собор; а если митрополит будет откладывать созвание собора несмотря на побуждение, довести до сведения самого императора; для того, чтобы пресечь самую возможность соглашения между митрополитом, епископами и начальником области, к наблюдению за митрополитом приглашаются и остальные чиновники (offlcium, τάξις), под страхом суровой казни за укрывательство.

Но проходит еще полтораста лет, и из 8 правила собора Трулльского (692 г.) мы узнаем, что соборы епархиальные созываются неисправно. Отцы Трулльского собора вменяют митрополитам в обязанность, по крайней мере, однажды в год (в промежуток от пасхи до конца октября) созывать епархиальные соборы и повторяют положенное Халкидонским собором наказание ("братский выговор") епископов за уклонение без уважительной причины. Наконец VII вселенский собор в 6 правиле настаивает на том же: соборы следует созывать хотя однажды в год. Собор между причинами неявки епископов предполагает препятствия со стороны гражданских властей (архонтов, которые стали бы препятствовать собиранию епископов на соборы, положено было отлучать), но не считает и митрополитов совсем беспричастными в этом опущении и назначает им наказание.

Таким образом, довольно темная картина является на пространстве нескольких веков; соборный институт все клонится к упадку, несмотря на усилия поддержать его со стороны светской и церковной власти. Общую причину этого явления следует видеть в характере администрации того времени. Успехи централизации уже ко времени Халкидонского собора были очень значительны в строе церковного управления. Все важнейшие отправления церковной жизни сосредоточены были в руках митрополитов. Между тем епархиальный собор был таким институтом, который являлся противовесом централизационному началу и вносил в митрополитанский строй момент децентрализации. На суд и оценку собора представлялись даже и те меры, которые были приняты митрополитом по текущим нуждам церкви. Собор таким образом являлся высшей судебной инстанцией сравнительно с судом митрополита. Собор до известной степени контролировал митрополита и ограничивал цен-трализационные стремления митрополитов.

Но если некоторые митрополиты не расположены были поддерживать жизненную энергию соборного начала, то имели также свои мотивы к уклонению от соборов и некоторые епископы. Миновав ту причину, которая выставляется самими епископами, т. е. трудность путешествия, укажем на то, что епископы на соборах ограничивали не только митрополита, но и друг друга. Правда, неисправный епископ, и уклонившись от участия на соборе, должен был ожидать неприятной визитации митрополита, но этой визитации могло и не быть. И то несомненно, что на правонарушения со стороны епископов можно было найти суд и управу и не на соборе, а у самого митрополита. Однако соборный, открытый суд был в состоянии вскрывать большее количество правонарушений, чем митрополичий закрытый суд. Митрополит считался с отдельными жалобами; на соборе по поводу этих жалоб можно было ожидать указаний на аналогичные, хотя и не столь выдающиеся факты-проступки, и частные факты получали значение характеристики общего состояния епархии в данное время.

Если были побуждения не противиться успехам (дальнейшим) централизации, то одним из важных следствий успехов, этим началом уже достигнутых, было то, что епископы чувствовали свою слабость для самостоятельного действования и в случае нужды — борьбы с центральной властью митрополита. На сильном всегда практическим смыслом западе на Сердикском соборе (пр. 6 [4]) было решено не ставить епископов в малых городках, чтобы таким образом не умалить авторитета их сана (aut in vico aliquo, aut in modica civitate, cui sufficit unus presbyter, ne vilescat nomen episcopi et auctoritas⁶¹))· Это практическое мероприятие не применялось на востоке. Здесь мы встречаем множество епископов. Например, в Асии (по карте в Atlas sacer Wiltsch'a, около 10300 кв. верст = несколько меньше Ломжинской губернии) было 43 епископии, а в Лидии (около 16700 кв. верст = несколько более Карской области, так что Асия и Лидия вместе = Тульской губернии) — 25. Многочисленность — не всегда показатель силы. При таком множестве епископов действительным авторитетом мог пользоваться митрополит, без соизволения которого иногда епископы-суффраганы и шагу ступить не решались. Это сказалось и на Халкидонском соборе. Когда 22 октября 451 г. проект ве-роизложения был одобрен, послышались голоса: "митрополиты пусть немедленно подпишут". А епископы Египта, где централизация достигла своего зенита, не только монофиситствующие, но и православные, указывая на существующий в египетском округе обычай — "не делать ничего такого без указания и мнения архиепископа", наотрез отказались подписать томос Льва до избрания архиепископа александрийского (преемника Диоскору), и просили дать им отсрочку, "чтобы мы, по древнему обычаю, последовали его (архиепископа) мнению", и собор вынужден был дать эту отсрочку.

А раз соборный институт уже не проявлял особой жизненности, поводов не собираться на епархиальные соборы оказывалось довольно. Например, был на востоке обычай, по которому епископ в годовые праздники своего кафедрального города (обыкновенно память местных мучеников) приглашал к себе соседних епископов; на этих праздниках, без сомнения, рассуждали и о текущих нуждах церкви и делах, что делало вторичное обсуждение тех же дел, которых, разумеется, было не всегда много, на предстоящем епархиальном соборе излишним; на этих же съездах могли епископы узнать, что особо важных дел в церковной жизни не было, а следовательно и собора на этот год не требовалось. А борьба монофиситства с халкидон-ским православием при постоянных колебаниях византийского правительства даже делала соборы и нежелательными для православия. Православный епископ мог спокойно жить в своей епархии, даже если и был подчинен монофиситскому митрополиту; являясь же на епархиальный собор, он рисковал очутиться перед альтернативой: или волей-неволей высказаться определеннее и за это уступить свое место монофиситу, а самому навлечь на себя преследование, или же на соборе подписаться под каким-нибудь сомнительным догматическим вероопреде-лением и опять ждать хлопот и огорчений.

2) Митрополитанская система основывается на политическом, административном строе империи. Митрополия, главный город церковной епархии, был главным городом и гражданской епархии (επαρχία, provincia). Слияние политических центров с центрами церковной жизни было естественно, потому что главный пункт известной местности в политическом отношении естественно служил и сборным пунктом для духовных лиц. Значение гражданского деления для церковного строя было санкционировано на Константинопольском I и Халкидон-ском соборах, возвысивших константинопольскую кафедру именно на основании политическом. Церковно-административ-ная система в главном представляла из себя сколок с политической административной системы, которая покоилась на том, что правители отдельных городов были подчинены начальнику провинции (judex), а этот последний — викарию диэцеза, а ди-эцез составлял часть одной из 4 префектур. Та же тройственная постепенность введена была и в церковное управление. Но несомненно, что в церковных сферах живо чувствовалось неудобство этого нецерковного основания, из которого вытекало церковное разделение. Еще Василий Великий протестовал — но без успеха — против того, что разделение Каппадокии на две гражданские епархии повело за собой такое же разделение и в церковном отношении. Когда (ок. 415 г.) Александр антиохийский обратился к Иннокентию римскому с вопросом, должно ли гражданское разделение вести за собой соответствующее церковное разделение, то оттуда получен был отрицательный ответ. На эту же точку зрения стал и Халкидонский собор, постановив, что деление церковных епархий не должно воспроизводить все перемены в гражданском делении (на этом основании ви-ритская митрополия опять признана была простой епископией, зависимой от тирского митрополита). На этом соборе был сделан и еще шаг вперед в направлении отделения от политического строя; из уважения к халкидонской кафедре, как находившейся в городе, где происходил собор, епископу халкидонскому был усвоен титул митрополита, хотя и без изъятия его от подчинения митрополиту никомидийскому. Этим создано было то положение, что 1) митрополитов могло быть не столько, сколько гражданских judices, и 2) церковное положение самых митрополитов было неодинаково. Это внесло неясность, а затем и колебания в старый митрополитанский строй.

Впоследствии императоры все более убеждались в неудобстве системы трехстепенной зависимости (provincia, dioecesis, praefectura). Необходимость защищать империю сперва от персов (при Юстиниане и Ираклии), потом от арабов, которые отнимали одну область за другой, принудила бросить традиционную систему, объединить в одних лицах и военную и административную власть, и ввести деление на фемы (θέματα = legiones) или военные округи⁶²). Разумеется, что с переменными успехами оружия менялись и центральные пункты этих тем, а вместе — по связи митрополитанской системы в ее основе с административным гражданским строем — поднимался вопрос об удобстве прежней митрополитанской системы и в церковном отношении. Новая гражданская система отразилась и на церковной организации: перемещение гражданских центров повело к перемещению епархий и митрополий. Новая система, конечно, значительно пошатнула старую: старые города обнищали: церковная власть должна была перемещать митрополию в другие города или предоставлять право одному лицу заведовать двумя городами. В параллель такому порядку вещей можно указать на положение дел в России. На Руси три митрополита. Киевский митрополит — величина установившаяся, признанная и в Греции. Затем митрополит московский, собственно говоря случайный,— тот же митрополит киевский, переселившийся, так сказать, на дачу, сначала во Владимир, а потом в Москву. Получилось раздвоение киевской митрополии по требованию исторической русской жизни. Но когда возвысился Петербург, то объявился новый третий митрополит — новгородский и петербургский. Это был не кто иной, как новгородский архиепископ, возвышенный до сана митрополита. Новгородский архиепископ не мог бы иметь первенства, если бы он оставался в Новгороде, который давал митрополиту лишь важный древний титул, а значение, силу власти он имел лишь как митрополит петербургский. Так было и в Византии. Но еще ранее государство позволяло частый произвол в расчленении епархий: хотя церковные уставы и правила высказывались за неизменность церковного строя, однако, как скоро государство делало новую митрополию, и церковь образовывала новый центр, и во вновь открывающихся епархиях получался новый титул. Когда люди начинают тяготеть к Царскому Селу, то трудно заставить их тяготеть к Нарве.

Вообще вопрос о том, в какое отношение стать к политической основе митрополитанского строя, исторически решался далеко не последовательно. Например, Юстиниан из двух Сирии сделал три, назвав третью Феодориадой, в честь своей супруги, с главным городом Лаодикией, принадлежавшим прежде первой Сирии, но в своем эдикте прямо говорил, что это политическое деление не должно вести к образованию новой [лаодикийскоймитрополии. Но тот же Юстиниан из двух Каппадокий сделал три, и это повело за собой образование новой церковной митрополии (в Каппадокий III с главным городом Мокиссом или Юстинианополем).

Трудно было решить поставленный вопрос принципиально потому, что следствия того или другого решения были радикальные. Удерживать церковное status quo, игнорируя последующие перемены, значило расходиться и с буквой канонов (например, Антиох. пр. 3, Констант. I пр. 3, Халк. пр. 28), в которых политический момент выражен очень ясно, и с самой жизнью, которая — наперекор программам — могла выдвинуть новые центральные пункты. А признать политический момент во всей полноте его значения — значило идти на очень крупные перемены, отзывающиеся разрывом с церковным прошедшим. Например, положение александрийской кафедры вскоре после Халкидонского собора обрисовалось штрихами, недопускаю-щими перетолкования. Когда монофиситы отпали от кафолического общения безнадежно, православная египетская паства осталась невелика и состояла из непостоянных, торговых и пришлых элементов. Если стать на точку зрения политического момента и совершившихся фактов, то приходилось признать александрийский патриархат более не существующим. Александрийский епископ должен был занять теперь очень невидное место в рядах епископов. Пошатнуто также было положение антиохийской и иерусалимской церкви, так что восток после Ираклия, в сущности, ограничивался пределами константинопольского патриархата.

Но и в послеираклиевский период церковные люди Византии стояли за старый порядок вещей. Это видно из решения вопроса о кипрской церкви на Трулльском соборе (пр. 39). Кипрская церковь, на основаниях, не совсем твердо обоснованных исторически, на III вселенском соборе получила автокефаль-ность. Петр Монг хотел снова подчинить ее Антиохии, но открытие на острове Кипр мощей св. ап. Варнавы остановило это дело. С 649 г. Кипр завоеван был арабами, и в 690 г. император Юстиниан II приказал кипрским христианам выселиться в Геллеспонт. Явился вопрос: какое положение должна теперь занять кипрская церковь? Трулльский собор решил, что кипрский (т. е. константинопольский или новоюстинианопольский митрополит Кипра) епископ Иоанн первенствует в Геллеспонте, рукополагается своими собственными епископами (бывших кафедр на острове Кипре), и сам кизикский епископ (митрополит Геллеспонта) получает хиротонию от проэдра — епископа кипрского и подчинен ему наравне с другими епископами Геллеспонта. Как долго это практиковалось, трудно сказать, так как епископ Константины возвратился в Кипр, когда он снова был отвоеван греческими войсками.

Сила нового исторического течения брала свое и весьма своеобразно. Если мы возвратимся к Халкидонскому собору, то увидим, что митрополиты оказали содействие к разрушению церковных диэцезов: они согласились, чтоб их посвящали в Константинополе, а не в Кесарии, Ефесе и Ираклии. Три экзархата превратились в нуль и остались только титулами. Но если подчиненные экзархам митрополиты охотно содействовали устранению этой высшей инстанции, то теперь подчиненные митрополитам епископы колеблют митрополитанский строй, стараясь изъять себя из-под зависимости от своего митрополита и стать в непосредственные отношения к патриарху константинопольскому. Это стремление к получению титулярной автокефально-сти со стороны епископов понятно: подчинение власти ближайшей они меняли на зависимость от власти отдаленной.

Легко объяснимо, что на встречу этой тяге шли с сочувствием и в Константинополе. Это расширяло влияние патриарха константинопольского и было для Великой церкви выгодно и в материальном отношении. Доходы от хиротоний были явлением давно известным. Еще на Халкидонском соборе, когда митрополиты выразили свое удовольствие по поводу того, что они, по 28 правилу, будут получать хиротонию не от экзархов, а от константинопольского патриарха,— диссонансом прозвучало замечание митрополита анкирского (в Галатии I) Ев-севия, что за хиротонию у экзархов он не стоит, но просит только, чтобы города не взносили тяжелой платы за хиротонию; так как, если избранные городом рукополагаются не в самом городе собором епархиальных епископов, то взимается разорительная плата (λύονται αϊ ούσίαι). "Я говорю,— прибавил Евсевий,— по опыту, так как заплатил за своего предшественника огромную сумму". Послышались возгласы одного константинопольского пресвитера: "Это воспрещено канонами алтари чисты" Но Евсевий возразил, что об Анатолии он наилучшего мнения, но "никто не бессмертен". Это дело на соборе было закончено предложением Фалассия кесарийско-го — сойтись у Анатолия и составить правила относительно этого. Однако уже в 459 г. преемник Анатолия Геннадий созывает собор против симонии, главным образом имея в виду злоупотребления этого рода в Галатии.

Следующую попытку регулировать доход этого рода мы встречаем в новелле 123 (155) (546 г.) Юстиниана. Из нее мы узнаем, что в то время был твердо установившийся обычай, по которому хиротонисуемый епископ делал пожертвование в пользу церкви хиротонисующего. Юстиниан не воспрещает этого и не смотрит на это, как на симонию, επειδή τοϋτο ουκ εστίν άγορασία, άλλα προσφορά⁶³),— и конечно прав в этом: продажа (симония) бывает там, где есть покупатель; а в данном случае "приношение" поступало от всякого рукополагаемого, и, следовательно, митрополит был нисколько не заинтересован в том, чтобы рукоположить определенное лицо, а не другого кого-нибудь; это "приношение" не есть покупка так же, как гербовая марка на прошение не есть подкуп судьи. Юстиниан в своей новелле определяет maximum "приношения". "Προσφορά" слагалась их двух взносов: а) "обычного" (έξ εθους, εκ συνήθειας), поступавшего собственно в пользу нотариев и других служащих (υπηρετούντες) епископа рукополагающего, и б) "за настолование" (υπέρ ένθρονιαστικων), взноса в пользу рукополагавших епископов (или митрополита?). Юстиниан постановляет, чтобы патриархи взносили за настолование и обычного никак не более 20 литр золота. Для других епископий приношения определялись по разрядам. Все церкви по размерам доходов своих были разделены на 6 разрядов. К первому разряду отнесены были те церкви, доход которых был не менее 30 литр, на наши деньги 12540 рублей*. К последнему разряду отнесены церкви, доходы которых падали ниже 2 литр, на наши деньги 836 рублей. Можно себе вообразить, насколько было неблестяще положение епископальных церквей. Епископий первого разряда обязывались платить 100 за настолование и 300 νομίσματα обычных — 18% со всех доходов той церкви, в которую епископ был поставляем. С епископов церквей последнего разряда никакого взноса не полагалось. С 5 разряда, доходы которых были не более 3 литр и не менее 2 литр — 12 νομίσματα за настолование и 16 обычных. Таким образом, минимальный взнос в качестве приношений составлял [около 13%с годового дохода той церкви, в которую епископ поставлялся. Это "приношение" совершенно открыто принимал от рукоположенного протопресвитер или архидиакон хиротонисующего. Так как правила VII вселенского собора раскрывают перед нами серьезное экономическое неустройство восточной церкви (из 22 правил собора 6 или 7 предусматривают "скверное сребролюбие"), то мы вправе предполагать, что материальная выгода от "приношений" не осталась без влияния на ход борьбы между старым строем и новым течением.

* Литра равняется 418 рублям. Она слагается из 72 червонцев или солидов, византийских νομίσματα, а νόμισμα стоила около 5 р. 80 1/ коп.

Под действием этих двух противоположных сил жизнь естественно пошла по диагонали. Отдельных фактов борьбы византийская хронография сохранила очень немного *; но итог движения в общих чертах известен.— а) Патриархи, надломленные историей, удержали, однако, исторически унаследованные прерогативы, б) Митрополиты с меньшим успехом отстаивали свое положение, аа) Правда, история уважалась и в отношении к ним, но иногда довольно своеобразно. Например, после упадающей в своем значении Перги (митрополия Памфилии II) вырос в своем значении городок Силэй; тогда пергская кафедра была закрыта, и епископ силэйский стал титуловаться митрополитом силэйским или пергским. Но бб) явились новые митрополиты, епархии которых выделились из прежних, вв) Некоторые древние митрополиты были понижены в списках, например, викарий фессалоникский, прежде на соборах III, IV, V и VI вселенских занимавший место прямо после патриарха иерусалимского, выше протофрона кесарийского, спустился на 16 место между митрополитами, гг) Некоторые новые митрополиты занимают место выше древних, например, титулярный халкидонский уже на V вселенском соборе выше многих действительных, дд) Но особенно важно было образование автокефальных архиепископий.

* Ср. Н. А. Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в. Спб. 1884, стр. 416, 417, №№ 69, 71; ср. стр. 157; факт 25 мая 1029 г.

Между монастырями с течением времени стали появляться монастыри так называемые ставропигиальные. Монастырь, как община монахов, не может быть независимым от епископов. Ему откуда-нибудь нужно брать пресвитеров. Ставропигия освобождала монастырь от подчинения епископу данной местности и подчиняла его непосредственно патриарху. Случаи, когда патриархи учреждали монастыри в епископиях, были нередки. Автокефальные епископии представляют нечто подобное этим ставропигиальным монастырям.

В половине V века патриарху константинопольскому в под-ведомых ему трех диэцезах было подчинено 30 митрополитов: 12 в Понте, 12 в Асии и 6 во Фракии. [Документ, надписанный именем св. Епифания кипрского и относимый Гельцером к VII в., "Εκθεσις πρωτοκλισιών πατριαρχών τε και μητροπολιτών, перечисляет уже 33 митрополита]. Но что составляет характерное явление, то это то, что [теперь ещеоказываются 34 архиепископий, подчиненные константинопольскому патриарху, которые с точки зрения V века были совершенно новым явлением, и они суть великие показатели того, что митрополитанская система не выдержала напора истории и клонилась к окончательному устранению. В IX в. в патриархате константинопольском на 34 митрополии приходились 41 αυτοκέφαλοι (т. е. αρχιεπίσκοποι). [В начале X в. число митрополитов было уже 51, столько же было и архиепископов]⁶⁸).

Фактов для истории возникновения этих архиепископий известно слишком мало; поэтому гипотезы для объяснения этого явления неизбежны. Видимо, автокефальность их была фиктивная. Одно лицо в церкви не может быть "самоглавным". За смертью архиепископа кто-либо должен был поставить ему преемника. И, вероятно, ставил их архиепископ константинопольский (хотя в XI в. митрополиты энергично отстаивали свои права) и "автокефальный" при богослужении "возносил имя" только патриарха константинопольского, а не своего епархиального митрополита. Зависимость их от митрополита была номинальна, или просто нулевая. Обязаны ли они были принимать участие на митрополичьих (местных) соборах — это еще вопрос. Они являлись только членами синода в Константинополе. Любопытно процентное отношение этих архиепископий: сравнительно более всего их появилось вблизи Константинополя. Оказывается, например, что в Европе фракийской, т. е. той епархии, где лежит Ираклия и Константинополь, было 5 автокефальных (архиепископов) и еще только 5 простых епископов, подведомственных митрополиту. Но были и отдаленные автокефальные церкви. Всякая кафедра, имевшая когда-либо святого епископа или мученические мощи, стремилась к автокефально-сти. Таким образом, образование автокефальных церквей составило целый ряд пятен, прорывавших плотную сеть митрополи-танской системы.

Но автокефальное архиепископство представляло только начало движения в епископских санах. Сравнив подлежащие списки в их хронологической последовательности, можно заметить, как епископы сначала делаются архиепископами, а потом митрополитами. Так, например, было со смирнским епископом. Сперва епископ, επαρχιώτης асийский (подведомый митрополиту ефесскому), в IX в. уже αυτοκέφαλος (αρχιεπίσκοπος), наконец, μητροπολίτης. Та же самая история с Κοτυάειον της Φρυγίας Σαλουταρίας, с Μιτυλήνη των Νήσων. Все эти превращения совершались на первых порах очень логично. Последовательность выражалась в том, что у митрополитов (в отличие от архиепископов) был какой-нибудь θρόνος υποκείμενος (подведомственная епархия), и в случае, если архиепископ становился митрополитом, то, чтобы была у него своя подчиненная как бы епархия, выделяли из той же епархии несколько епископий (у митрополита котиаийского было только 3 θρόνοι υποκείμενοι).

Но в конце концов дело свелось к простой титулатуре, и появились митрополиты вроде евхаитского в Еленопонте, у которого θρόνος υποκείμενος ουκ εστί.

Параллельно с этим наблюдается и следующее явление: списки митрополитов принимают строго определенный вид (становятся разрядными списками), и в них митрополитов то повышают на несколько мест, то понижают, и это делается по постановлению константинопольского σύνοδος ενδημούσα. Этот разрядный список определяет "τάξις πρωτοκαθεδρίας", порядок, в котором митрополиты сидят на соборах. Собор Халки-донский может считаться нормой для этого списка в его древнейшей форме. В этих списках делались пометки: митрополит такой-то, тогда-то занимал такое-то место, потом повышен или понижен. Из кафедр очень крупная была фессалоникская; она занимала столь высокое место, что Феодор Чтец этого епископа называет даже патриархом. Когда же она перешла в подчинение константинопольскому патриарху, то место в списках заняла уже низшее (в конце концов 16-е).

Новые порядки создали новую терминологию, которая отразилась и на России. По ходу истории должно бы дело стоять так: высшее положение епископа обозначается словом "архиепископ", который был выше митрополита (имел подведомых ему митрополитов); имена εξαρχος и πατριάρχης — простые варианты имени αρχιεπίσκοπος. Так в древнюю пору и было. С понятием "архиепископ" непременно связана была мысль об его автокефальности, и когда митрополит кипрский признан был неподчиненным архиепископу антиохийскому (на III вселенском соборе), он, как автокефальный, стал именоваться уже не μητροπολίτης, а αρχιεπίσκοπος. Но потом появились номинальные самоглавности; но по существующему usus и этих αυτοκέφαλοι стали называть архиепископами, и αρχιεπίσκοπος оказался ниже митрополитов. Эта позднейшая терминология перешла к нам в Россию. У нас сначала был один только митрополит киевский, потом явился титулярный архиепископ новгородский; впоследствии один титул митрополита разделился на три, но "архиепископ" у нас стал ниже "митрополита". В сущности, митрополиты русские, не имея у себя подчиненных епископов, являлись только простыми титулованными лицами. Не логичен титул архиепископа белградского и митрополита сербского (должно бы быть: архиепископ сербский и митрополит белградский, ибо Белград = μητρόπολις). Митрополит черногорский должен бы был называться архиепископом черногорским, как "самоглавный", но не имеющий в подчинении епископских кафедр.

Таким образом, теперь трудно определить, вследствие этой измененной титулатуры, какое положение занимал в истории тот или иной "архиепископ", потому что слово "архиепископ" стали употреблять неправильно. Например, Василий Великий по объему своей власти должен бы быть назван "архиепископом"; но неизвестно, носил ли он на самом деле этот титул, так как титулы в то время еще только вырабатывались. А св. Николай мирликийский никогда не был архиепископом, потому что мирликийские (τα Μΰρα της Λυκίας) епископы всегда были только митрополитами епархии Ликии.

Помимо указанных перемен, успехи древней константинопольской кафедры выразились в расширении ее области на счет других патриархатов. К ней при Льве Исавре были присоединены восточный Иллирик, зависевший прежде от Рима, и епархия Исаврия (с митрополией Селевкией и 23 епископиями), зависевшая прежде от антиохийского патриарха.

Таким образом, все дела были стянуты к Константинополю. Здешние соборы ведали дела всей восточной церкви. Третьим правилом VII вселенского собора был нанесен удар праву народа на участие в избрании епископа, которое исторически свелось к влиянию "мирских начальников" на эти выборы. Собор передает эти выборы епископам. Но некоторые константинопольские патриархи делали попытки устранить от этого участия и епископов и решать дела об избрании единолично.

Примечания

⁶¹) "Ни в какой-либо деревне, ни в небольшом городке, которому достаточно одного пресвитера, чтобы не умалить имя и авторитет епископа" (лат.).— 337.

⁶²) Ср. Н. Geizer, Die Genesis der byzantinischen Themenverfassung. Leipzig 1899. Ю. Кулаковский, К вопросу о фемах Византийской Империи. "Киевский Изборник", 1904, стр. 95-118 (и отдельно). (А. Б.) - 339.

⁶³) "Потому что это не продажа, но приношение" (греч.).— 343.

⁶⁴) "Доход церкви хиротонисуемого" (греч.).— 344.

⁶⁵) "Приношение" (греч.).— 344.

⁶⁶) "За настолование" (греч.).— 344.

⁶⁷) "За все остальные обычные процедуры" (греч.).— 344.

⁶⁸) Ср. Н. Geizer, Ungedruckte und ungenügend veröffentlichte Texte der Noti-tae episcopatiim. (Aus den Abhandlungen der k. bayer. Akademie der Wiss. I. Cl. XXI. Bd. III. Abth.). München 1901. Также Georgii Cyprii descriptio orbis Romani. Ed. H. Geizer. Lipsiae 1890. (А. Б.) - 345.