Привилегии этого рода, которыми церковь пользовалась со времени Константина Великого, можно понять и перечислить лишь тогда, когда мы знакомы уже с общим строем гражданской жизни языческого мира, встретившим христианство. Этот строй представляет явление изменяющееся, а ко времени последних императоров уже изменившееся. Часть сведений по этому предмету можно получить в исследовании Куна о городовом устройстве греко-римской империи до Юстиниана²⁰).

Особенное внимание в этом труде посвящено единству, которое римское государство внесло в тогдашний мир. Единство это сгладило границы, которые могли бы воспрепятствовать христианской проповеди в ее распространении. Однако, если коснуться внутреннего строя римской империи, то можно видеть, что представление единства его является несколько преувеличенным. Римские правители были весьма умными политиками и, покоряя народы, поняли объем своей власти и поступили с ними сообразно этому объему. Таким образом, в римской империи оказалось невозможным явление, происшедшее на греческой почве. Известно, что Афины, получив гегемонию в союзе греческих городов, обратили ее в деспотию. Римляне положили известный предел своей власти,— такой именно, чтобы власть их была наименее неприятна для покоренных народов; сокрушая все силы, которые могли бы оказать сопротивление, римляне уживались с теми формами гражданской жизни побежденных народов, которые не были опасны для них. Во внутреннем отношении римская империя была разбита на мелкие единицы — civitates, πόλεις, так плотно обхватывавшие человека, что прикрепляли его к данному месту лучше нашей паспортной системы. Как всякое место земной поверхности определяется географической широтой и долготой, так же точно положение свободного человека римской империи определялось его "origo" и его "domicilium".

Римский гражданин был, прежде всего, municeps — лицом берущим на себя известную обязанность (munus capit), выполняющим ее (munus facit) и проявляющим себя в munificentia щедрость). Чиновников тогда еще не было, но культура требовала охранения гражданской безопасности, для чего нужны были деньги, налоги. Эти налоги граждане должны были собирать сами и исполняли эту обязанность посредством особых выборных лиц. Таким образом, гражданское общество должно было принять на себя тяжести внутреннего самоуправления; лица, составляющие это общество, сообразно политическим воззрениям, должны были работать не из-за денег, но из-за славы и чести, и для того, чтобы внутренний порядок гражданской общины оставался неизменным, требовалось закрепить выборных за их обязанностями и привлечь к этим должностям каждого свободного члена общины. Цель эта достигалась урегулированием гражданских обязанностей, определяемых каждому гражданину его origo и domicilium.

Посредством origo устанавливались обязанности, связанные с гражданством по рождению или чему-либо другому, как, например, освобождение из рабства. В первом случае origo называлось naturalis, во втором — allectio in civitatem, причем для последнего существовал двоякий способ дарования: усыновление (liberi — дети) и освобождение из рабства (liberi — свободные). Когда раб получал освобождение по духовному завещанию господина, то origo усвоялось ему не от умершего завещателя, а от того, кто исполнял волю его, причем, это закрепление носило характер неизгладимый (indelebilis). Сын гражданина носил origo отца, т. е. считался в том же городе, где был гражданином его отец, и притом так, что это origo сохранялось за ним, хотя бы он совсем и не был в том городе. Поэтому случалось, что в Путеолах, например, были афиняне и финикийцы, но признавались гражданами Афин и Финикии, а не Путеол. Таким образом, origo получалось не по месту фактического рождения человека, но по месту жительства и гражданства его предков. Можно было также иметь origo в нескольких различных городах и притом так, что усыновленный таким гражданином и сам получал origo всех тех городов. За некоторыми городами признавалось право давать origo не по отцу гражданина, а по матери его,— так называемый matriarchatus, существовавший, например, в нескольких местах Понта и Вифинии. Хотя подобное право и было противоречием собственно римским законам, тем не менее римские правители признавали его и давали некоторым городам в качестве привилегии. Отсюда происходило то, что, если, например, путеолец женился на тосканке, то дети были гражданами Путеол, если же супруга его была пон-тийская ираклиянка, то дети такого брака одновременно получали origo двух городов — Путеол и Ираклии. Таким образом, в силу origo всякий город римской империи имел определенное число граждан — большее в городах с правом матриархата, меньшее — без него. Где бы originarii ни находились, они были связаны со своим городом и обязаны были ему не только почтением в лице городских властей, но и постоянным обязательством службы в нем,— исполнением munera и munificentia. Граждане же, имеющие origo в нескольких городах, обязаны были службой нескольким различным городам. Кроме origo, положение гражданина определялось еще domicilium — местом жительства его. Если, например, origo делало какого-нибудь человека civis Афин, а большую часть времени он проводил в Путеолах, где находилось и его состояние в большей своей части, то этот человек становился гражданином Путеол — его incola.

Понятия civis и incola и определяли по греко-римскому праву положение в обществе всякого члена его, устанавливали понятие о нем, как о municeps; origo, как видно отсюда, передавалось потомству, определялось положением предков, domicilium — устанавливалось свободным выбором лиц и incola известного города мог переменить свое местожительство, и тогда его отношения к старому городу, как отношения incolae, прекращались, не связывая никакими обязанностями в этом городе его потомков. Возможно также было и такое положение, когда человеку приходилось исполнять обязанности domicilii в нескольких городах, если он был одинаково связан с ними или своим жительством или своим именем. Ясно отсюда, что муниципальные обязанности охватывали свободных людей римской империи очень сложным и тесным кольцом. Однако столкновение обязанностей происходило лишь тогда, когда города возлагали на своего гражданина несколько обязанностей; в этом случае преимущество отдавалось тем отношениям, которые определялись origo гражданина.

Указанному гражданскому строю, кроме cives, подчинялись также метэки и периэки. Тем и другим противополагались чужестранцы — hospites, advenae: так назывались по отношению к какому-либо городу те свободные люди, которые случайно в нем останавливались, или даже проживали несколько лет, не связывая своих интересов с интересами городскими; никакими муниципальными обязанностями они к этому городу не были привязаны и оставались чужими ему.

Государство пользовалось указанными отношениями свободных людей к известным городам и свои приказания и распоряжения передавало последним к исполнению по их собственному усмотрению и средствам. Вследствие этого, на гражданах каждого города лежали двоякого рода обязанности, выражаемые понятиями munera и honores.

Honor — было почетное положение и почетные обязанности, то, что противополагалось munera — обязанностям служебным в собственном смысле. При этом, самое понятие "почета" было в различных местах неодинаково, как неодинаковы были поэтому и соединяемые с ним обязанности. Везде, однако, главным лицом, пользовавшимся наибольшим почетом в городе, был его голова — πατήρ της πόλεως, curator reipublicae; за ним следовал defensor civitatis — гражданский защитник прав и общественной безопасности.

Обязанности же в собственном смысле этого слова, определяемые римским munera,— государственное римское право делило на munera personalia и munera patrimonialia. Первые, munera personalia, лежали только на личности гражданина, представляли в распоряжение города только умственные и физические силы его, не касаясь имущественного положения его, и в различных городах назначались в различном количестве. Так, не везде были квесторы, но везде были лица, заведовавшие городской казной, городскими доходами, собираемыми под наблюдением высшего сановника. В каждом городе был также так называемый иринарх — полицеймейстер, на попечении которого находилось наблюдение за гражданской безопасностью в городе. В его распоряжении были лица, несшие менее почетные обязанности,— низшие полицейские служители. Много хлопот причиняли городу сборы государственных податей и налогов. Обязанность эта падала или на 20 или на 10 первых лиц в городе, составлявших senatus или curia и носивших название decem-primatus и vigintiprimatus (δεκαπρωτεύων и είκοσιπρωτεύων). Свои должности эти сановники несли под ответственностью своим имуществом, так что в случае недостатка сборов пополняли их из своих средств. Городская касса покрывала расходы и по городу,— на хлеб, воду и прочие необходимые продукты, и о выполнении этих поручений заботились также выборные граждане и также покрывали недостатки своим имуществом.

Муниципальные обязанности другого рода, munera patrimo-niorum, падали по закону собственно на всех полноправных граждан, но на самом деле ложились своею тяжестью только на некоторое меньшинство, почему и носили название intributio. Распределение их зависело от имущественного ценза граждан, так как от того или другого имущественного положения их проистекало и более или менее исправное прохождение этих обязанностей. Сюда относилась поставка в требуемых случаях провианта городу на счет собственности исполняющих munera patrimoniorum, наем для государственной почты лошадей, волов для перевозки тяжестей (не свыше 4) и т. п.

Всеми этими персональными и патримониальными обязанностями определялось таким образом положение гражданина римской империи к обществу и самому государству. Так как исполнение этих обязанностей возлагало на членов общества Довольно тяжелое бремя, то естественно возникает вопрос: возможно ли было свободному человеку, окруженному этой сетью гражданских отношений, освободиться хотя бы от honores — почетных обязанностей, к которым тем не менее граждане принуждались (compelli ad munera et honores)? Освобождения этого собственно по идее не должно бы быть, но, однако, в греко-римском мире оно было и в различных формах встречается под именем иммунитета. Иногда освобождались отличных обязанностей отцы больших семейств и лица, обремененные другими должностями в иных местах римской империи.

От munera personalia, строго говоря, освободиться никто не мог из cives. Но так как ultra posse nemo obligator²¹), то допускались и освобождения от этих обязанностей. Освобождались от munera personalia, прежде всего, малолетние, женщины и старики. Из стариков, впрочем, пользовались этой привилегией только достигшие 70-летнего возраста; но если они имели имущество то должны были взамен munera personalia нести munera patrimo-nialia. Право на освобождение от munera personalia давала еще физическая невозможность, когда человек по обязанностям государственным должен был находиться в другом месте. На этом же, если угодно, основании освобождались от munera personalia и солдаты, начиная с рядового до magister той или другой militia.

Это обстоятельство дало повод к дальнейшему развитию системы освобождения от munera personalia. Римляне первоначально не делали никакого различия между гражданскими и военными должностями. Претор, например, был и командующим войсками. Только при Диоклетиане и Константине Великом произошло между ними разделение. Но след этого слияния должностей остался в словоупотреблении, по которому и гражданская рассматривалась как militia или οτρατηγία. Гражданский чиновник носил пояс, и этот пояс настолько служил характеристическим признаком службы, что развязать его значило выйти в отставку. Поэтому и на гражданские чины были распространены права иммунитета.

Когда начинается наращение чиновничества, то и количество лиц, освобождающихся от munera personalia, все более и более увеличивается. От munera personalia освобождаются преимущественно лица привилегированного положения, даже до сенаторской степени (при Константине Великом и Константин до сенаторства дослужиться было труднее, а впоследствии это сделалось более легким). Но, освобождаясь от munera personalia и переставая быть cives или даже incolae своего города, сенаторы (clarissimi), хотя имели для себя Рим, как domicilium digni-tatis, однако не обязаны были приобретать имущества около Рима или Константинополя, так как здесь собственно и полагалось начало их карьеры. Явились, таким образом, сенаторы собственном смысле, которые заседали в сенате, но освобождались от обязанностей по своему городу.

Впрочем, освобождаясь от обязанностей к patria и городу, сенаторы ipso facto подпадали другим обязанностям, не менее серьезным. Обязанности эти состояли из троякого рода повинностей. Существовали лица, называвшиеся censuales, заменившие собой древних цензоров, которые должны были знать имущество сенаторов, их ценз, и четыре раза в год представлять императору списки об имущественном их положении.

1. Первая повинность их состояла в претуре. Преторов сначала было 3, затем число их увеличилось до 5, наконец — до 8. Обязанность их состояла в том, чтобы на свой счет устраивать зрелища для города. Так как далеко не всякий мог иметь средства для выполнения этой службы, то назначение в преторское достоинство совершалось за 10 лет до того срока, в который они должны были исполнять свои обязанности. Censuales должны были отыскать их хоть на краю света, однако назначение на преторст-во не обязывало назначенного прибыть в Рим, так как расходы на зрелища он мог представить в Рим через доверенное лицо. Ввиду обременительности преторской службы императоры установили minimum издержек преторских. Впоследствии к этому распоряжению присоединилась и другая черта: с преторов начинают брать деньги на учреждения действительно полезные, а не на зрелища только. Так, когда было 5 преторов, с 4-го и 5-го стали брать в размере 500—1000 фунтов на постройки Константинополя. Когда их было 8, то стали собирать от 250—1000 фунтов серебра для общественных сооружений. От претуры нельзя было освободиться в ординарном порядке; освобождение возможно было в случае allectio в сенаторство по милости императора за особенно почтенную службу при значительном имущественном недостатке. Освобождение часто совершалось посредством codicilli, например, на консульское достоинство помимо преторского. Но в обычном порядке греко-римской жизни каждый из сенаторов был сначала претором, а потом уже консулом. Как высоки были издержки на претуру, на это можно находить случайные указания. Прокл, Римский сенатор, издержал 12 кентинариев; сын Симмаха, небогатого сенатора, 20 кентинариев, и сын богатого Максима — 40 кентинариев (кентинарий — 100 фунтов серебра).

2. Вторая повинность на сенаторов-землевладельцев называлась follis senatorius или gleba. Follis значит, собственно, мешок потом оно стало обозначать мелкую медную монету, а follis senatorius обозначал римские фунты золота. Так как этот follis падал на землю, то поэтому и назывался gleba. Follis senatorius делился на 3 градации: в 8, 4 и 2 фунта золота — сообразно с имущественным цензом сенаторов. Но с течением времени выяснилось, что 144 червонца (2 фунта) платить в год очень тяжело, поэтому установлен был преимущественно для бедных сенаторов follis в 7 со-лидов. Наконец, не имевший имущественного состояния был совершенно освобожден от gleba. Follis'у сенаторов соответствовало auram coronarium, которое платили municipes.

3. Третья обязанность есть auram ablativum (золотоподнос-ная). По случаю "lustra", т. е. пятилетних юбилеев, сенаторы делали торжественные подарки императору. Например, Валенти-ниан II по случаю 10-летнего юбилея получил от сенаторов подарок, стоивший 16 кентинариев золота. Но если мы представим, что не все сенаторы были чудовищно богаты, то поймем, что эти подарки были нелегки для них. Самые богатые римские сенаторы получали в своих patrimonia дохода 40 кентинариев и натурой, в виде зерна, столько, что, если бы продать его, то могла бы получиться сумма от 15 до 10 кентинариев.

Освобождаясь от муниципальных повинностей, сенаторы подпадали, таким образом, другим обязанностям.

Так как количество лиц, освобожденных от munera personalia, сильно увеличивалось, если присоединить сюда освобожденных фиктивно, и именно, настолько, что не находилось граждан, которые могли бы взять на себя исполнение munera, то городам было трудно выполнять эти обязанности. Поэтому города сами стали выбирать от себя граждан для βουλή или курии. Имущественные отношения были так расстроены, что всякое другое избрание, кроме пассивного, становилось фикцией. Все в пределах своего горизонта высматривали, кто из них состоятельнее, чтобы привлечь его к курии. При императорах после Константина деликатные различия между cives и incola, munera и honores, de facto уничтожилось, а все лица, более состоятельные, стали рассматриваться как curiales. На них падали все обязанности куриальные. Так как существенно необходимо было держать списки curiales в полной исправности, то с целью привлечения к куриям стали понижать гражданское совершеннолетие с 25 до 18 лет. Стали блюсти, что никто по праву рождения не мог отказаться от куриальных обязанностей. И только praefecti praetorio освобождались в лице своих потомков от куриальных обязанностей, и именно, в лице тех детей, которые родились от отцов уже illustres. Но так как дослужиться до illustres было нелегко и так как браки были ранние, то и пре-торские дети в большинстве случаев должны были исполнять куриальные обязанности в городе, к которому они принадлежали или по origo, или по domicilium. Для получения привилегии нужно было или ходатайствовать перед императором, или зачислиться в милицию.

Все граждане делились на: а) curiales, б) possessores и в) nego-tiatores. Последние должны были платить пошлину производства — χρυσάργυρον. Эта "златосеребряная" подать, собиравшаяся со всякого рода собственности, введена была Константином Великим и отменена Анастасием. От нее, как острили впоследствии некоторые историки, не освобождались ни ослы, ни собаки. Какой-нибудь сапожник, потрясая шилом, призывал всех богов в свидетели, что у него ничего нет, кроме шила; однако и за свое ничтожное шило он должен был платить χρυσάργυρον. Торговцы и peмeслeнники во время блистательного состояния городов не были привлекаемы к munera personalia. Классическое воззрение было таково, что, кто родился свободным, тот не должен и ставить себя наравне с несвободными. Поэтому cives romanus мог сам для себя обрабатывать землю, но если развивал торговлю в громадных размерах, то считался лишенным своей чести и не имел права на гражданские honores, так как в таком случае он работал по заказу других. Естественно, что императоры Данной эпохи требовали с ремесленников χρυσάργυρον. От χρυ-°άργυρον освобождались: асиархи (начальники провинций), гимнасиархи, врачи и учителя риторики и философии, так называемые professores. Они не подлежали munera personalia, ибо считались несущими их по своему служению. Munus первосвященника была сопровождаема даже стеснительным имущественным положением, почему и это лицо считалось не обязанным нести другие munera.

Римское право в своих положениях определяет условия обязанности и возможность освобождения от муниципальных обязанностей для римских свободнорожденных граждан. Так как эти привилегии простирались не только на таких лиц, как сенаторы, но и на таких, которые несли те или другие общественные обязанности (munera), то сюда подводился и христианский клир, тем более, что и самое богослужение христианское, совершаемое клиром, называется служением общественным (θεία λειτουργία); а так как латинское или римское munera на греческом языке употреблялось в смысле общественного служения, то отсюда и λειτουργία есть не что иное, как munera. Дать привилегии христианскому клиру было тем легче, что жрецы языческие были освобождены от муниципальных обязанностей.

Таким образом, в 313 г. и даже еще в 312 г. эти привилегии были усвоены христианскому клиру. А так как Константин Великий считал клир объединяющим началом в христианстве, то привилегии эти не были распространены на сектантов. Поэтому явились лица недовольные и завидующие христианскому клиру. Прежде всего недовольны были язычники, затем сектанты (например, донатисты, составлявшие в Африке почти половину населения), которые своим влиянием на городские курии стремились к тому, чтобы за христианским клиром не признавали данных ему привилегий. Поэтому иммунитет 313 г. в действительности плохо осуществился.— В том же 313 г. христианский клир освобожден был от munera nominationis и от munera patrimonialia. Христианский клирик, например, не мог уже быть сборщиком податей. Далее делаемы были подтверждения [319, 343, 353, 402и разъяснения. Иммунитет 313 года объявлен был полным, т. е. лица клира освобождались от всяких гражданских munera, разумея под клириками всех без исключения до самых чтецов и иподиаконов [330], и права их распространялись на потомков их и жен [354].

Ко второму роду обязанностей относились munera patrimonialia, т. е. обязанности, налагаемые на имущества. Клир был освобожден в том же 313 г. и от этих обязанностей, но не всецело.

Эти munera разделялись на две группы; к первой относились так называемые munera sordida — имущественные повинности для известного класса людей. В 318 году насчитывалось до 14 категорий таких повинностей, как то: постановка провианта для проходящих войск, размол зерна, выпекание хлеба, устройство и починка дорог и мостов, доставка лесного материала, доставка телег, доставка почтовых лошадей и лошадей для перевозки грузов, довольство императорских проезжающих послов, участие в общественных постройках, рекрутские повинности (или постановка рекрутов или выкуп) и др. Все эти повинности были сняты с христианского клира. Но обычно число этих повинностей то расширялось, то уменьшалось.

Ко второй группе относились munera extraordinaria, к которым в известных случаях относились и munera sordida. Если государство считало необходимым для себя (например, в военное время) привлечь всех к тем или другим munera, то обращало munera sordida в extraordinaria. Так, например, для дунайского побережья требовалась экстренная постановка материала и провианта для войск, исправление дорог и т. п., когда государство теснили с севера варвары. Munera extraordinaria простирались и на лиц привилегированных. Последующие императоры сами устанавливали категории каждый по-своему. Характерно позднейшее распоряжение: так как постройка зданий, поправка дорог и т. п. считались почетными для всякого гражданина, то и церковные имущества не были свободны от этих повинностей.

Смысл иммунитета клира для христианской церкви был немаловажным. Положение церкви гонимой остается загадочным. Каким образом христиане могли уживаться под давлением муниципальных обязанностей? Вероятнее всего потому, что в клир избирались лица менее всего подлежащие муниципальным обязанностям. Издавая иммунитет, государство, по-видимому, желало, чтобы христианский клир не отвлекался от своих служебных обязанностей другими какими-нибудь обязанностями, при этом оно имело в виду, по-видимому, поднять авторитет клириков. Христианская церковь теперь, благодаря иммунитету, могла распространяться успешнее и быстрее совершенствоваться, так как теперь можно было избрать в клир любого христианина, которого прежде не пускали муниципальные обязанности.

Но жизнь показала, что императоры не желали дать клиру таких широких привилегий. Все государи строго следили, чтобы курии исправно несли свои обязанности, и, таким образом, давая одной рукой привилегии, императоры другой отнимали их.

Государство имело добрую волю (intentio) освободить церковь от куриальных обязанностей, но по чисто финансовым основаниям не могло желать ослаблять силы курий. Уже в 320 г. стало известно постановление: в клирики должны поставляться лица, которые имеют состояние незначительное; наоборот, лица, обладающие большим состоянием, не должны были поставляться в клир, так как должны были нести общественные обязанности. В 326 г. прежнее постановление было повторено и дополнено Константином в том смысле, что богатые должны нести тяготы века, а бедные могут находить себе поддержку в богатствах церкви. Посему церкви надлежало брать в клирики из людей бедных. Курия очевидно желала удержать состоятельных лиц за собой (как decuriones); но в свою очередь и церковь имела право желать, чтобы в клир поступали не одни только бедные, тем более, что не все бедные достойны были быть клириками. Посему государству приходилось принимать в соображение интересы той и другой стороны: курии и церкви, чтобы урегулировать эти напряженные отношения. Приходилось издавать законы даже о том, чтобы в курию возвращались те лица, которые прежде были поставлены в церковные должности.

В 353 г. был издан закон Константием, по которому все лица, принадлежащие к клиру, освобождались от общественных (munera sordida) повинностей. В 361 г. Константий постановил, что только епископы, какое бы имущество они ни имели, должны быть свободны от куриальных обязанностей. Начиная от пресвитеров и до низших клириков, духовенство могло свободно располагать своим имуществом, если только оно избиралось на клировые должности по требованию народа и с согласия курии. Если же окажется, что некоторые из клириков не имеют разрешения курии и вступят в клир по своим проискам, то они свободны от куриальных обязанностей лишь в том случае, если они передадут 2/3 своего имущества родственникам, которые за них должны поступить в курию. Если же они не имеют родственников, то 2/3 их состояния обращается в собственность курии. Но закон должен считаться с такого рода злоупотреблением: некоторые могли перевести свое имущество на чужое имя.

В этом случае закон предусмотрел, что если бы оказались такого рода злоупотребления, то родственники этих клириков имели право взять себе имущество, искусственно утаенное, и поступать в курию, а если родственников нет, то курия имела право взять его в свою собственность. Вообще сущность закона сводится к тому, что 2/3 имущества, во всяком случае, должно передать курии, чтобы иметь возможность освободиться от нее. Но это положение было недолго применяемо на деле. В 364 г. было постановлено, чтобы все имущество передавалось в курию, если кто желал освободиться от нее. Таким образом, мы видим целый ряд ограничений иммунитета.

Параллельно с этим ограничением закон развивал другие положения. Еще в законе 320 г. было сказано, что на будущее время церковь может принимать клириков только на места умерших. Таким образом, установились уже штаты, а установить их было совершенно необходимо. Так, в одной из новелл Юстиниана I (от 353 г.) указывается число клириков при Великой (Софийской) церкви в Константинополе и трех ближайших, "приписных к ней" церквях: 60 пресвитеров, 100 диаконов, 40 диаконис, 90 иподиаконов, ПО чтецов и 25 певцов, итого 425 лиц, да еще плюс 100 привратников. Если потребность церковного блеска могла принять такие широкие размеры, то вполне понятно изданное государством ограничение: принимать в клир только на места умерших.

Но здесь лежит источник недоразумений между государством и епископами, ибо церковь, восходя на высоту своего призвания, по мере увеличения количества ее членов должна была увеличивать и количество клира, а посему штаты раз навсегда утвердить было нельзя, и государство должно было предоставить решение этого вопроса самим епископам и смотреть только, чтобы не было злоупотреблений. Что опасения государственной власти в этом направлении были небезосновательны, это ясно, например, из того, что навстречу этому шел Василий Великий. Он давал распоряжение хорепископам, что не потерпит никакого злоупотребления в расширении штата клириков, и распоряжение это, вызванное тем, что пресвитеры в церкви каппадокийской присвоили себе право зачислять на клировые низшие должности, он мотивировал тем, что ими выбирались недостойные лица, а также те, которые через поставление желали освободиться от курии.

В 398 г. был издан указ, который гласил: "Если будет необходимость восполнить клировые должности, то епископы благоволят брать не из куриалов, а из монахов". А в следующем 399 г. появилось новое постановление: "Низшие клирики — чтецы, певцы и др., несмотря даже на полное отречение от имущества, не должны считать себя свободными от куриальных обязанностей". Амвросий медиоланский жаловался, что он не мог оправдать перед своими соепископами этого распоряжения: как допустить, чтобы после 30-летнего пребывания в клире вдруг человек снова возвращался в курию и подвергался обре-менениям, которые на куриалов тогда падали. Законы развивались и далее: в 439 г. было запрещено куриалам поступать в клир; в 452 закон этот подтвержден; а в 458 г. все лица из клира, до степени диакона, происходившие из куриалов, должны были возвратиться в курию.

Указанные привилегии клира создали новый порядок вещей, по которому лица, несвободные от общественных обязанностей, стремились в клир, чтобы освободиться от повинностей, и нередко были людьми, совершенно неподготовленными к духовному званию. Достаточно припомнить, что Иоанн Златоуст должен был низложить 6 епископов, ибо они за крупную цифру получили епископское поставление у Антонина, митрополита ефесского. При следствии по этому делу все подробности его стали известными. Епископы долго не сознавались, но в конце концов заявили: "δεδώκαμεν" ("дали"), чтобы только освободиться от курии, прося, если нельзя оставить их в епископском сане, не выдавать их по крайней мере в курию. Св. Иоанн Златоуст лишил их епископского сана, дозволив получить обратно свои взятки из имущества Антонина, и сам обещал ходатайствовать за них перед императором, чтобы они не были возвращены в курию.

Таким образом, почва привилегий являлась не всегда удобной, и на ней вырастали тернии и волчцы. Но несмотря на подобные случаи, нельзя представлять все дело черным. Это были только злоупотребления. Если церковь считала immunitates тягостными, она могла отказаться от них, но она ведь признавала, а не отказывалась. Если некрасива нравственность клириков, подкупами вторгающихся в клир, чтобы только спастись от курии, то и наоборот, ведь и куриалы не всегда отличались высокой нравственностью, как показывает, например, замысел куриа-_лов _ привлечь к повинностям епископов, даже тех, которые не имели имущественного ценза, из-за того только, что они были honoratiores. Охраняя свои интересы, для церкви куриалы делали много зла. На выборах вели себя прямо недобросовестно: направляли выбор на лиц, к местной курии не принадлежащих, чтобы только своя курия не лишилась дельных и состоятельных членов. Но государство тогда постановило, чтобы выбор в клир был из местных жителей — мирян, чтобы не отнимать декурио-нов у соседних курий.

Что касается недвижимых имуществ, принадлежащих церквям, то ввиду того, что система римских финансов основывалась на имущественном налоге, трудно было предоставить кому бы то ни было свободу от имущественного налога, tributum. "Agri eccle-siae solvunt tributum"²²),— говорил св. Амвросий. Таким образом, церковь всегда платила налоги, и если в 313—315 г. был издан закон, по которому кафолические церкви, по-видимому, были освобождены от tributa, то на самом деле закон этот освобождал от подати только церковные здания как места богослужения, а не принадлежащую церкви недвижимую собственность от налога. Обыкновенные государственные подати церковные земли уплачивали всегда, и император Константий в 359 г. отклонил энергично просьбу ариминского собора об освобождении церквей от них.

Фактически церковные земли освобождались только от повинности другого порядка, от munera, именно sordida. С вопросом об освобождении от munera extraordinaria нелегко было считаться. Если церковные земли освобождались от munera extraordinaria, то значит государство находилось в благоприятном состоянии; иное состояние государства требовало ослабления или отмены этих привилегий. В 423 г. был издан закон, в котором сказано, что постройка общественных дорог и мостов не должна причисляться к munera sordida и ни один человек не может быть свободным от этой обязанности. Этому распоряжению должны подчиняться и сами дворцы и церкви.

Древняя церковь не желала делать из клириков аристократов. Выражение апостола: "труждаемся, делающе своими руками..." (I Кор. IV, 12) она понимала, по условиям своего исторического существования, как заповедь для себя. Сборник, известный под названием "Statuta ecclesiae antiqua", в 51 правиле говорит· "Клирик, как бы он ни был учен в Слове Божием, должен приобретать пропитание каким-либо ремеслом (artificium)". Правило это имело применение в жизни клириков еще до IV в. В IV в. обращали уже на него серьезное внимание: Василий Великий назначал в приходы пресвитеров не особенно даровитых и способных, но зато таких, которые приобретали себе пропитание своим трудом.

Считаясь с подобным положением, государство и в этом отношении должно было сделать льготы. Занимаясь ремеслами, земледелием, последние могли заниматься и торговлей. В 343 году император Константий освободил клириков от налогов в торговле и подтвердил эту привилегию в 353 году. Но скоро государство пришло к мысли сделать ограничения в этом отношении. На востоке император Валент совершенно отменил указанную привилегию в 364 году. В 399 году, ввиду продолжавшихся злоупотреблений, издал указ о том же Аркадий. На западе император Гратиан в 379 году издал закон, по которому в Италии и Иллири-ке духовные лица могли производить торговлю без налогов на сумму до 10 солидов, в Галии же — до 15 солидов*. Таким образом, в Галлии духовные лица беспошлинно могли производить торговый оборот на сумму 87 руб. с копейками; в общем эта льгота весьма умеренного свойства. [Валентиниан III в 452 году запретил вообще клирикам заниматься торговлей].

* При всяких переводах византийских денег надо принимать за норму солид Феодосия, равнявшийся нашим 5 руб. 81 1/4 коп. золотой монетой.

Примечания

²⁰) Е. Kuhn, Die städtische und bürgerliche Verfassung des Römischen Reichs bis auf die Zeiten Justinians. I—II. Leipzig 1864. Ср. также J. Marquardt, Römische Staatsverwaltung. I—II. 3. Aufl. Leipzig 1884. III. 2 Aufl. Leipzig (в Handbuch der römischen Alterthümer von J. Marquardt та Th. Mommsen). (А. Б.) — 117.

²¹;"Да не налагают ни на кого обязательств сверх возможного" (лат.).— 122.

²²) "Церковные земли уплачивают имущественный налог" (лат.).— 131.