ПАТРИАРХ ТИХОН.
НА ПРОТЯЖЕНИИ СТОЛЕТИЙ Церковь и Государство в России были связаны столь неразрывно, столь прочно, что казалось: крушение Российской Империи неминуемо повлечет за собой и крушение Русской Церкви. Это представлялось тем более вероятным, что после петровских реформ животворящие соборные начала оказались поврежденными равно в области государственного и церковного управления.
Мы видели, что последняя отчаянная попытка восстановить эти начала на уровне политическом, земском, закончилась на Дальнем Востоке неудачей вследствие военного поражения в Приморье. Но даже сама попытка эта — пусть и неудачная — стала возможной лишь потому, что четырьмя годами раньше, в Москве, на Поместном Соборе 1917-1918 гг. чудесным успехом завершилась деятельность ревнителей восстановления благодатных соборных начал в жизни Церкви.
Государство пало под натиском Смуты. Церковь — выстояла...
* * *
И ВСЕ ЖЕ распад Православного Царства незамедлительно отозвался в церковной жизни страшными потрясениями.
"Государственный переворот в феврале-марте 1917 года осуществился для большинства русских людей совершенно неожиданно, — свидетельствует епископ Григорий (Граббе), известный церковный деятель русского зарубежья. — Он всех застал врасплох, в том числе, конечно, и Святейший Правительствующий Синод. Большинство членов его, к тому же, были в отсутствии, уехав из Петрограда в свои епархии с наступлением Великого поста...
Тщательно подготовленный тайный заговор неожиданно поставил Государя в такое положение, что он, не чувствуя ни в ком твердой опоры, вместо того видел вокруг только "измену, трусость и обман". Государь счел себя вынужденным подписать отречение от престола. Это сразу же вызвало быстрый развал всей государственной и общественной жизни, очень скоро отразившийся и на положении Церкви...
Мало кто в тот момент понял все значение происшедшего. События оценивались в обществе только с политической точки зрения... Религиозно-нравственная сторона не могла быть представлена ни в одном органе печати. Неограниченная свобода предоставлялась только для критики и осуждения всего, связанного с Церковью".
Сегодня общеизвестна решающая роль русского и международного масонства в подготовке и проведении так называемой "февральской революции" (только в Петербурге в 1909 году были организованы три ложи: "Полярная Звезда", "Феникс" и "Военная ложа".
На деле же, конечно, никакой революции не было и в помине. Высшим генералитетом в союзе с думскими лидерами был осуществлен давно задуманный план по отстранению от власти "реакционера" Николая II. Цели у этого заговора были те же, что у нынешних "реформ". "Выведение России на столбовую дорогу цивилизации", "свобода и справедливость", "приобщение к общечеловеческим ценностям" и тому подобные демагогические лозунги скрывали за собой ненависть мировой закулисы и денационализированной интеллигенции к исторической, православной России, являясь орудиями ее разрушения и уничтожения. Механизмы этого заговора полнее и лучше всего описаны, пожалуй, в книге Виктора Кобылина "Император Николай II и генерал-адьютант М.В.А лексеев (Всеславянское издательство, Нью-Йорк, 1970 г.).
Известна также яростная антихристианская, антиклерикальная позиция масонства. Поэтому неудивительно, что едва ли не первыми действиями Временного Правительства, чуть не сплошь состоявшего из масонов, стали действия по дезорганизации церковного управления.
"Все происходило невероятно быстро, — пишет епископ Григорий, — Синод смог собраться только тогда, когда все уже было кончено, и почти сразу был изменен его состав, а обер-прокурором назначен В.Н.Львов, не вполне нормальный фантазер". Владыка Григорий, как и подобает беспристрастному церковному историку, выразился очень мягко. На деле же "фантазер" Львов был с медицинской точки зрения просто психически больным человеком, а "изменения состава" Священного Синода преследовали цель провести в Церкви "государственный переворот", подобный февральскому, результатом которого должен был стать переход власти в руки "революционного духовенства".
Разгону Синода предшествовало совершенно беззаконное, с точки зрения церковных канонов, увольнение с кафедр двух (наиболее "реакционных", по мнению новой власти) митрополитов и десяти архиереев. Но этого оказалось мало для того, чтобы подчинить русское священноначалие воле бесчинствующих "реформаторов", и в высшем органе церковного управления был учинен настоящий погром.
Из Синода были исключены все (!) его члены, а в "обновленный" состав не вошел ни один из бывших в нем до революции архиереев, за исключением архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского). Вместо того, в Синод ввели четырех рядовых священников (видимо, для того, чтобы "укрепить" его "выходцами из низов", которые, по мысли организаторов этой акции, должны быть более склонны к "обновлению" церковной жизни в либерально-демократическом духе).
Для того, чтобы понять, насколько это мероприятие было актом революционного насилия, необходимо пояснить, как до революции формировался Синод. Согласно его штату, утвержденному еще 9 июля 1819 года, этот орган состоял из семи лиц, один из которых назывался "первенствующим" (как правило — митрополит одной из старейших и значительнейших русских епархий), а остальные — "членами" и "присутствующими" Члены Синода назначались пожизненно, а присутствующие вызывались лишь для временного участия в его заседаниях. Священники вводились в состав Синода чрезвычайно редко, как исключение, в знак признания их особенных заслуг перед Церковью (например, отец Иоанн Кронштадтский).
* * *
ВООБЩЕ НАДО СКАЗАТЬ, что большевики в своей богоборческой деятельности были прямыми продолжателями политики российских "либералов". Они лишь довели ее до логического завершения, соделав расстрелы, пытки и лагеря главным аргументом в "борьбе с религиозным дурманом". Случилось это, однако, не сразу, а после того, как стала очевидной неудача попытки разрушить Церковь изнутри руками "прогрессивной" части верующих. Именно из них было сформировано "обновленческое движение", всплывшее на поверхность церковной жизни сразу же после падения русского самодержавия.
Обновленцы в большей своей части вышли из кругов русской интеллигенции. После краха рационалистического движения "шестидесятников" прошлого века с его воинствующим утилитаризмом (вспомним Писарева с лозунгом "сапоги выше Пушкина") и атеизмом, показавшего полную неспособность удовлетворить даже самые примитивные духовные запросы человека, российский интеллигент ударился в богоискательство.
Но в силу того, что правильное воцерковление и духовное возрастание под омофором православия требует смирения, признания собственного нравственного несовершенства и внутреннего душевного труда, удовлетворить свои "высокие" запросы он большей частью пытался через приобщение к разного рода оккультным течениям и сектам. И даже та небольшая часть интеллигенции, которая решила утолить духовную жажду в стенах Церкви, вошла в нее с горделивой самоуверенностью и амбициозным самомнением, высокомерно предполагая обновить "устаревшее" вероучение и оживить "застоявшуюся" церковную жизнь новейшими "прогрессивными" начинаниями в духе протестантизма и западноевропейского либерализма.
Среди них было немало авантюристов и своекорыстных предателей Церкви. Один из основателей и главных деятелей обновленчества, профессор Б.Ф.Титлинов откровенно признает в своих воспоминаниях, что "задачи идейного характера заслонялись задачей использования сегодняшней победы над старым церковным режимом и даже жаждой отмщения... В области внутренних церковных задач Живая Церковь (так обновленцы назвали свою раскольническую группировку—митр. Иоанн) поставила целью освобождение церковной жизни из-под влияния епископата..."
Еще в 1905 году группа будущего обновленческого духовенства присоединилась к революции, основав в Петербурге левый кружок, известный под названием группы "тридцати двух священников", идеи которого в 1906 году стал пропагандировать на своих страницах леворадикальный журнал "Красный звонарь". В 1917-м, при первых же признаках новой революции эта группа по инициативе протоиерея Егорова решила мобилизовать все "прогрессивные" церковные силы во "Всероссийском Союзе демократического духовенства и мирян". В руки обновленцев попал также и официальный орган Синода — журнал "Церковно-общественный вестник".
Однако для того, чтобы закрепить узурпацию церковной власти каноническим образом, и Временному Правительству, и обновленцам было необходимо созвать Поместный Собор. Рассчитывая, что на фоне "победоносного шествия революции" такой Собор можно будет легко направить в нужном направлении, дабы "изъять власть из рук реакционеров" (Титлинов), подготовку к нему повели в ускоренном темпе. Уже 29 апреля Священный Синод в своем новом составе объявил о созыве Всероссийского собора, для подготовки которого был образован Предсоборный совет.
25 мая в этот совет ввели целый ряд либеральных профессоров. Месяцем позже в качестве предсоборной репетиции провели "Всероссийский съезд духовенства и мирян". На Синод, казавшийся демократам даже в своем "обновленном" составе слишком консервативным, постоянно оказывали давление для введения в церковную жизнь радикальных реформ, не дожидаясь их соборного одобрения.
Все мыслимые прогнозы, все аналитические выкладки, вся тогдашняя российская действительность говорили за то, что на Соборе произойдет окончательное закрепление власти в руках церковных революционеров. Но "не тако зрит человек, яко зрит Бог" (1 Цар. 16:7). Господу, ввергшему Русь в очистительное пламя горьких скорбей и тяжелых испытаний, угодно было явить чудо, восстановив, вопреки всякому человеческому разумению, посреди государственного развала исконные соборные начала церковного управления...
Церковная соборность требует взвешенного и гармоничного сочетания двух величин, двух важнейших своих элементов: патриаршей власти и Поместного Собора. Обретая Патриарха как "столп крепости", как полновластного блюстителя административной, канонической и догматической безупречности церковной жизни, Церковь обретает исконно присущую ей самодостаточность и независимость от государственных нестроений и смут, надежный заслон на пути лукавой "демократии", грозящей ей внутренними мятежами и расколами. Обретая Собор, Церковь обретает "глас народа Божьего", орган, полномочный принимать к своему рассмотрению все без исключения вопросы религиозной жизни, выносить свои суждения по любому недоумению, грозящему разобщить благодатное церковное единство. Патриарх без Собора превращается в беззаконного узурпатора. Собор без Патриарха вырождается в самочинное сборище. Поддерживая друг друга, они неодолимы...
Именно поэтому вопрос о восстановлении патриаршества стал одним из ключевых вопросов при подготовке к Собору. Оглушительную "антипатриаршую" пропаганду повели обновленцы, понимая, что возрождение канонически безупречного церковного управления лишает их всякой надежды на реализацию своих тщеславных вожделений. Бешено воспротивились такой возможности разномастные "либералы" и "демократы", которых ужасала сама мысль о возможности возрождения "церковного самодержавия". И все же — патриарх был избран...
* * *
ОТКРЫТИЕ СОБОРА проходило в Успенском храме Кремля. Все прибывшие епископы отслужили молебен, и после литургии, при колокольном звоне московских церквей грандиозный крестный ход прошел в Чудов монастырь, где соборяне приложились к мощам св. митрополита Алексия.
Рабочие заседания начались 4/17 августа 1917 года. В них участвовали 4 митрополита, 21 архиепископ и 43 епископа. Помимо того, членами собора были по пяти представителей от каждой епархии. Около 30 человек представляли Духовную Академию, Академию Наук и 11 университетов. От ученого монашества представительствовали 10 человек, столько же — от единоверцев. Были здесь также представители четырех Лавр, настоятели Саровского, Валаамского монастырей и Оптиной Пустыни, 15 представителей от Государственного Совета и Государственной Думы, члены Предсоборного совета. Всего, кроме епископов, в соборных деяниях участвовали 375 человек.
Председателем Собора был избран Московский митрополит Тихон, почетным председателем — митрополит Киевский Владимир.
Согласно положению, выработанному Предсоборным совещанием, все "основоположительные и правилодательные" определения Собора вступали в силу только после того, как их утвердит епископское совещание. Самым насущным и злободневным в те мятежные дни был вопрос о Высшем Церковном Управлении. Работа именно этого отдела проходила наиболее бурно и многолюдно. Больше двухсот членов Собора приняли участие в борьбе за восстановление патриаршества — судьбоносный для Русской Православной Церкви вопрос никого не оставил равнодушным.
"Будем ли скрывать, что со смутным чувством и даже с некоторым подавленным настроением духа съезжались на собор церковные люди, духовенство и миряне? — сказал на торжественной трапезе после интронизации новоизбранного патриарха митрополит Антоний (Храповицкий), которому впоследствии Бог судил возглавить Русскую Зарубежную Церковь. — Ведь тогда около самых "верхов", около сердцевины церковной жизни, в церковной общероссийской газете (не говоря уж о прочей печати и разных "съездах") преобладали голоса, чуждые церковного духа и даже враждебные ему...
Но с первых же заседаний нашего собора начал превозмогать дух веры, дух послушания законам Святой Церкви, дух терпения и любви... Тяжкие события народной жизни, зловеще напоминавшие о себе собору грохотом пушек и пулеметов около стен соборной палаты и св. храма, не только не могли ослабить строго церковного направления его речей и постановлений, но, напротив, усугубили ревность всех его членов о наиболее прочном утверждении православных, вселенских устоев жизни церковной, к числу коих относится завещанное еще Вселенскими Соборами объединение всякой поместной Церкви под руководством одного пастыря-отца".
Для сторонников обновленчества "реакционные" настроения соборян, избранных "на местах", в епархиях, были совершенно неожиданными. Более того, даже в Петрограде, в этом, казалось бы, оплоте обновленчества, "демократическое духовенство" напрочь проиграло епархиальные выборы на Собор. И все же оппозиция восставновлению патриаршества была ожесточенной и упорной, исходившей в основном из кругов либерально настроенных членов Предсоборного совета. Доходило и до курьезов. Так, на одном из заседаний уже известный нам профессор Титлинов угрожал своему оппоненту рукоприкладством, и с таким пылом вознамерился осуществить эту угрозу, что заседание должно было быть прервано...
"Русская жизнь в те дни представляла собой море, взбаламученное революционной бурей, — вспоминал митрополит Евлогий.— Церковная жизнь пришла в расстройство. Облик Собора, по пестроте состава, враждебности течений и настроений, поначалу тревожил, печалил, даже казался жутким... Некоторых членов Собора волна революции уже захватила. Интеллигенция, крестьяне, рабочие и профессора неудержимо тянули влево. Среди духовенства тоже были элементы разные. Некоторые из них оказались теми "левыми" участниками предыдущего революционного Московского Епархиального съезда, которые стояли за всестороннюю "модернизацию" церковной жизни. Необъединенность, разброд, недовольство, даже взаимное недоверие... — вот вначале состояние Собора. Но — о, чудо Божие! — постепенно все стало меняться... Толпа, тронутая революцией, коснувшаяся ее темной стихии, стала перерождаться в некое гармоническое целое, внешне упорядоченное, а внутренно солидарное. Люди становились мирными, серьезными работниками, начинали по-иному чувствовать, по-иному смотреть на вещи. Этот процесс молитвенного перерождения был очевиден для всякого внимательного глаза, ощутим для каждого Соборного деятеля. Дух мира и единодушия поднимал всех нас"...
Этот дух рождал в соборянах ясное понимание той важнейшей стратегической задачи, ради которой они собрались в Кремле. "Основная задача Священного Собора, — писал его участник А.В. Васильев, — это — положить начало восстановлению в жизни Церкви и Отечества исповедуемой нами в 9-м члене Символа Веры, но в жизни пренебреженной и подавленной — соборности. Если мы исповедуем Церковь соборною и апостольскою, а Апостол определяет ее как тело Христово, как живой организм, в котором все члены находятся во взаимообщении и соподчинены друг другу, то значит, такая соподчиненность не чужда началу соборности и соборность не есть полное равенство одинаковых членов или частиц, а содержит в себе признание личного и иерархического начал...
Соборность не отрицает власти, но требует от нее определения к добровольному ей повиновению. Итак, власть, определяющая себя как служение, по слову Иисуса Христа: первый из вас да будет всем слуга, — и подвластные, добровольно покорствующие признаваемому ими авторитету, — согласие, единомыслие и единодушие, в основе которых лежат взаимные, общие к друг другу доверие и любовь, — такова соборность. И только при ней возможно осуществление истинной христианской свободы и равенства и братства людей и народов... В соборности стройно согласуются личноиерархическое и общественное начало. Православное понимание соборности содержит в себе понятие вселенскости , но оно — глубже, указывает на внутреннюю собранность, цельность, как в отдельном человеке его душевных сил, воли, разума и чувства, так и в целом обществе и народе — на согласованность составляющих его организмов-членов..."
Вот как описывает торжество избрания Патриарха И.Васильчиков, один из членов Собора:
"В назначенный день огромный храм Христа Спасителя был переполнен народом. Вход был свободный. Литургию совершал митрополит Владимир в сослужении многих архиереев. Пел, и пел замечательно, полный хор синодальных певчих. В конце литургии митрополит вынес из алтаря и поставил на небольшой столик перед иконой Владимирской Божией Матери, слева от Царских Врат, небольшой ковчег с именами выбранных на Церковном Соборе кандидатов в Патриархи. Затем он встал, окруженный архиереями, в Царских Вратах, лицом к народу. Впереди лицом к алтарю стоял протодиакон Успенского Собора Розов. Тогда из алтаря вышел старец о. Алексий в черной монашеской мантии, подошел к иконе Богоматери и начал молиться, кладя земные поклоны. В храме стояла полная тишина, в то же время чувствовалось, как нарастало общее нервное напряжение. Молился старец долго. Затем встал с колен, вынул из ковчега записочку и передал ее митрополиту. Тот прочел и передал протодиакону. И вот протодиакон своим знаменитым на всю Москву, могучим и в то же время бархатным басом медленно начал провозглашать многолетие. Напряжение в храме достигло высшей точки. Кого назовет?.. "...Патриарху Московскому и всея Руси Тихону!" — раздалось на весь храм, и хор грянул многолетие! Это были минуты, глубоко потрясшие всех, имевших счастье присутствовать. Они и теперь, через много лет, живо встают в моей памяти".
* * *
КОГДА ДЕПУТАЦИЯ СОБОРА во главе с митрополитом Вениамином явилась в Троицкое подворье, чтобы сообщить преосвященному Тихону об избрании его патриархом, первосвятитель ответствовал:
"Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: "Плач, и стон, и горе", и какой свиток должен был съесть пророк Иезекииль (Иез.2:10; 3:1). Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно — в настоящую тяжелую годину! Подобно древнему вождю еврейского народа — Моисею, и мне придется говорить ко Господу: "Для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя народа сего? Разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка... Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня" (Числ. 11:11 -14)"
Эти скорбные слова патриарха оказались пророческими. Впереди его ожидал тяжкий крест исповедничества перед лицом воинствующего богоборчества большевиков, провокации, аресты, суды, допросы и покушения, борьба с церковными расколами. Скорби не покидали Святейшего в его служении вплоть до самой кончины, последовавшей 7 апреля (нового стиля) 1925 года и ставшей, по мнению некоторых церковных историков, результатом отравления, организованного советскими спецслужбами.
У Левитина и Шаврова в их "Очерках по истории Русской Церкви" (Кюзнахт, Швейцария, 1977) есть одно важное свидетельство: "Покойный настоятель храма Ильи пророка в Обыденном переулке в Москве о. Александр Толгский, умерший в 1962 году, говорил одному из авторов: "После признаний, сделанных мне во время исповеди одного из врачей больницы Бакунина, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Патриарх Тихон был отравлен" (с.31).
Нам же, нынешним, сегодня как никогда важно прислушаться ко вразумляющему гласу патриарха-исповедника, к отеческому церковному предостережению, доносящемуся до нас из глубины великой Русской Смуты XX столетия, по сию пору терзающей многострадальное тело Руси:
"Возлюбленные о Господе братие и чада!
Долг архипастырской любви, объемлющей болезни и скорби всего православного народа русского, повелевает Нам обратить к вам Наше отеческое слово. Вместе с вами Мы страждем сердцем при виде непрекращающихся бедствий в нашем Отечестве; вместе с вами молим Господа о том, чтобы Он укротил Свой гнев, доныне поядающий землю нашу.
Еще продолжается на Руси эта страшная и томительная ночь, и не видно в ней радостного рассвета. Изнемогает наша Родина в тяжких муках, и нет врача, исцеляющего ее. Где же причина этой длительной болезни, повергающей одних в уныние, других — в отчаяние? Вопросите вашу православную совесть, и в ней найдете ответ на этот мучительный вопрос.
Грех, тяготеющий над нами, — скажет она вам, — вот сокровенный корень нашей болезни, вот источник всех наших бед и злоключений. Грех растлил нашу землю, расслабил духовную и телесную мощь русских людей. Грех сделал то, что Господь, по слову пророка, отнял у нас и посох, и трость, и всякое подкрепление хлебом, храброго вождя и воина, судью и пророка, и прозорливого, и старца (Ис. 3: 1-3). Грех помрачил наш народный разум, и вот мы ощупью ходим во тьме, без света, и шатаемся, как пьяные (Иов. 12:25). Грех разжег повсюду пламень страстей, вражду и злобу, и брат восстал на брата, тюрьмы наполнились узниками, земля упивается неповинною кровию, проливаемою братскою рукою, оскверняется насилием, грабежами, блудом и всякою нечистотою. Из того же ядовитого источника греха вышел великий соблазн чувственных благ, которыми и прельстился наш народ, забыв об едином на потребу. Мы не отвергли этого соблазна, как отверг его Христос Спаситель в пустыне. Мы захотели создать рай на земле, но без Бога и Его святых заветов. Бог же поругаем не бывает. И вот мы алчем, жаждем и наготуем в земле, благословенной обильными дарами природы, и печать проклятия легла на самый народный труд и на все начинания рук наших. Грех — тяжкий нераскаянный грех — вызвал сатану из бездны, изрыгающего ныне хулу на Господа и Христа Его и воздвигающего открытое гонение на Церковь.
О, кто даст очам нашим источники слез, чтобы оплакать все бедствия, порожденные нашими всенародными грехами и беззакониями — помрачение славы и красоты нашего Отечества, обнищание земли, оскудение духа, разорение градов и весей, поругание храмов и святынь и все это потрясающее самоистребление великого народа, которое сделало его ужасом и позором для всего мира. Где же ты, некогда могучий и державный русский православный народ? Неужели ты совсем изжил свою силу? Как исполин, ты великодушный и радостный совершал свой великий, указанный тебе свыше путь, благовествуя всем мир, любовь и правду. И вот, ныне ты лежишь, поверженный в прах, попираемый своими врагами, сгорая в пламени греха, страстей и братоубийственной злобы. Неужели ты не возродишься духовно и не восстанешь снова в силе и славе своей? Неужели Господь навсегда закрыл для тебя источники жизни, погасил твои творческие силы, чтобы посечь тебя, как бесплодную смоковницу? О, да не будет сего. Одна мысль об этом повергает Нас в трепет.
Плачьте же, дорогие братья и чада, оставшиеся верными Церкви и Родине, плачьте о великих грехах вашего Отечества, пока оно не погибло до конца Плачьте о себе самих и о тех, кто по ожесточению сердца не имеет благодати слез. Богатые и бедные, ученые и простецы, старцы и юноши, девы, младенцы, соединитесь все вместе, облекитесь, подобно ниневитянам, во вретище и умоляйте милосердие Божие о помиловании и спасении России".
Услышит ли Господь такие молитвы — зависит сегодня только от нас самих...ПРИАМУРСКИЙ ЗЕМСКИЙ СОБОР. | ПОМЕСТНЫЙ ЦЕРКОВНЫЙ СОБОР 1917-1918 ГГ. | СМОТРИТЕ, НЕ УЖАСАЙТЕСЬ... |