Правило 91

Из сохраненных в Церкви догматов и проповеданий, некоторыя мы имеем от писменнаго наставления, а некоторыя прияли от апостольскаго Предания, по преемству в тайне, и те и другие имееют едину и ту же силу для благочестия. И сему не воспрекословит ни­кто, хотя мало сведущий в установлениях церковных. Ибо аще предприимем отвергати неписанные обычаи, аки не великую имющие силу: то неприметно повре­дим Евангелию в главных предметах, или паче сокра­тим проповедь в единое имя без самыя вещи. Напри­мер, прежде всего упомяну о первом и самом общем, чтобы уповающие на имя Господа нашего Иисуса Христа, знаменались образом креста, кто учил сему писанием? К востоку обращатися в молитве, какое пи­сание нас научило? Слова призывания при преложении хлеба евхаристии и чаши благословения, кто из святых оставил нам писменно? Ибо мы не довольствуемся теми словами, о коих упомянул Апостол или Евангелие, но и прежде и после оных произносим и другия, как имеющия великую силу в таинстве, при­няв их от неписаннаго учения. Благословляем такожде и воду крещения и елей помазания, еще же и самаго крещаемаго, по какому писанию? Не по преданию ли, умалчиваемому и тайному? И что еще? Самому помазыванию елеем, какое писанное слово научило? Отку­да и троекратное погружение человека? И прочее бы­вающее при крещении, отрицатися сатаны и ангелов его, из какого взято писания? Не из сего ли необнародываемаго и неизрекаемаго учения, которое отцы на­ши сохранили в недоступном любопытству и выведы­ванию молчании, быв здраво научены молчанием ох-раняти святыню таинства? Ибо какое было бы прили­чие, писанием оглашати учение о том, на что непосвященным в таинство и воззрение не позволи­тельно? И далее. Сия есть вина предания без писаний, дабы к многократно изучаемому познанию догматов не утратили многие благоговения, по привычке. Ибо иное догмат, а иное проповедание. Догматы умалчи­ваются, проповедания же обнародываются. Род же умолчания есть и неясность, которую употребляет Пи­сание, неудобосозерцаемым творя разум догматов, ра­ди пользы читающих. Посему то все зрим к востоку во время молитв, но немногие знаем, яко чрез сие ищем древня го отечества рая, который насадил Бог в Едеме на востоке (Быт. 2, 8). Такожде, стоя молитвы творим во едину от суббот, но причину сего не все знаем. Ибо не токмо, яко совоскресшие Христу и долженствую­щие искати горняго, стоянием во время молитв, в день воскресения, напоминаем себе о благодати нам даро­ванной, но и потому сие творим, яко день сей мнится быти неким образом чаемаго века. Почему, яко начало дней, и у Моисеа наречен он не первым, но единым. И бысть, глаголет, вечер, и бысть утро, день един (Быт. 1, 5): аки бы един и тот же день многократно круговращался. И так единый, который есть купно и осмый день, о котором и псалмопевец упоминает в некото­рых надписаниях псалмов, назнаменует собою по сем веке грядущее состояние, день непрестающий, неве­черний, безпреемственный, нескончаемый оный и не­стареющий век. И так основательно Церковь научает питомцев своих бывающия в оный день молитвы в стоянии совершати: дабы, при частом напоминании о нескончаемой жизни, мы не оставляли в небрежении напутствия к оному преставлению. Но и вся Пятьдесятница есть напоминание воскресения, ожидаемаго в будущем веке. Ибо единый оный и первый день, буду­чи седмикратно уседмеричен, составляет седмь недель святыя Пятьдесятницы. Пятьдесятница, начинаясь первым днем седмицы, им же и оканчивается. Пятьде­сят крат обращаясь чрез подобные промежуточные дни, сим подобием подражает веку, как бы в круговом движении начинаясь от тех же знаков, на тех же и оканчиваясь. Церковные уставы научают нас предпочитати в сии дни прямое положение тела во время мо­литвы, ясным напоминанием как бы преселяя мысль нашу от настоящаго в будущее. При всяком же коле­нопреклонении и востании, мы действием показуем и то, яка грехом низпали на землю, и то, яко человеко­любием Создавшаго нас, паки воззваны на Небо. Но не достанет мне времени повествовати о неописанных таинствах церковных. Оставляю прочее. Самое испо­ведание веры, дабы веровати во Отца и Сына и Свята­го Духа, из каких писаний имеем мы? Аще по благочестивому умозаключению, имея долг тако веровати, како крестимся, из предания о крещении производим исповедание веры, подобное тайнодейственному изре­чению в крещении: то да позволят нам, по такому же заключению, и словословие возсылати подобное испо­веданию веры. Но аще образ словословия отвергают, яко неписанный: то да представят нам писменныя до­казательства, как исповедания веры, так и прочаго на­ми изчисленнаго. Итак поелику столь много есть неписаннаго, и оно имеет толикую силу в таинстве бла­гочестия: то единаго ли не попустят нам речения, ко­торое дошло до нас от отцев, которое мы обрели оставшееся от невымышленнаго обыкновения в непо­врежденных церквах, и которое имеет немалую важ­ность, и немалую приносит пользу силе таинства?

Того же из 29 главы того же сочинения

Правило 92

На возражение, яко о славословии «со Духом» нет свидетельства и нет писания, ответствуем: аще ничто другое не приемлется без писания, то пусть не прием­лется и сие: но аще весьма многое таинственно водво­рено у нас без писаний, то со многими другими пред­метами принимаем и сие.

Святый разумеет славословие, произносимое в следующем виде «слава Отцу и Сыну со Святым Духом»

Мню же, яко апостольское есть и сие, да держимся неписанных преданий. Ибо хвалю вы, глаголет апостол, яко вся моя помните, и якоже предах вам, предания держите (1 Кор. 11, 2). И в