Мы не имеем оснований для точного определения вре­мени, в которое жил преподобный Дорофей, более известный в качестве писателя. Приблизительно же можно определить это время свидетельством схоластика Евагрия, который в своей церковной истории, писанной, как известно, около 590 года, упоминает о современнике и наставнике препо­добного Дорофея, великом старце Варсонофии, говоря, что он ещё живёт, заключившись в хижине*. Отсюда можно заключить, что преподобный Дорофей жил в конце VI и на­чале VII века. Предполагают, что он был родом из окрест­ностей Аскалона. Раннюю молодость свою он провёл в при­лежном изучении светских наук. Это видно из собственных слов его, помещённых в начале 10-го поучения, где препо­добный говорит о себе: «Когда я обучался светским наукам, мне казалось это сначала весьма тягостным. И когда я при­ходил взять книгу, я был в таком же положении, как чело­век, идущий прикоснуться к зверю. Когда же я продолжал понуждать себя, Бог помог мне, и прилежание обратилось мне в такой навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел, или пил, или как спал. И никогда [я] не позволял завлечь себя на обед с кем-нибудь из друзей моих, и даже не вступал с ними в беседу во время чтения, хотя и был общителен, и любил своих товарищей. Когда философ от­пускал нас, я омывался водой, ибо иссыхал от безмерного чтения и имел нужду каждый день освежаться водой. При­ходя же домой, я не знал, что буду есть, ибо не мог найти свободного времени для распоряжения касательно самой пищи моей. Но у меня был верный человек, который гото­вил мне, что он хотел. А я ел, что находил приготовленным, имея книгу подле себя на постели и часто углубляясь в неё. Также и во время сна она была подле меня, на столе моём. И, уснув немного, я тотчас вскакивал для того, что­бы продолжать чтение. Опять вечером, когда я возвра­щался [домой] после вечерни, я зажигал светильник и про­должал чтение до полуночи и [вообще] был в таком состоянии, что от чтения вовсе не знал сладости покоя». Учась с такой ревностью и усердием, преподобный До­рофей приобрёл обширные познания и развил в себе природный дар слова, как об этом упоминает неизвестный автор послания о книге его поучений, говоря, что препо­добный был высок по дару слова и, подобно мудрой пчеле, облетая цветы, собирал полезное из сочинений светских философов и предлагал это в своих поучениях для общего назидания. Может быть и в этом случае преподобный сле­довал примеру святого Василия Великого, наставления которого он изучал и старался исполнять на самом деле. Из поучений преподобного Дорофея и его вопросов свя­тым старцам ясно видно, что он хорошо знал произведе­ния языческих писателей, но несравненно более [знал он] писания святых отцов и учителей Церкви: Василия Вели­кого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Климента Александрийского и многих знаменитых подвижников первых веков христианства. А сожительство с великими старцами и труды подвижничества обогатили его опытным знанием, о чём свидетельствуют его поучения.

Хотя мы и не знаем о происхождении преподобного, но из бесед его с великими старцами видно, что он был чело­век достаточный, и ещё прежде вступления в монашество пользовался наставлениями знаменитых подвижников свя­тых Варсонофия и Иоанна. Это оказывается из ответа, данного ему святым Иоанном на вопрос о раздаче имения: «Брат! На первые вопросы отвечал я тебе как человеку, еще требовавшему млека. Теперь же, когда ты говоришь о совершенном отречении от мира, то слушай вниматель­но, по слову Писания: Разшири уста твоя, и исполню я (Пс. 80: 11). Из этого очевидно, что святой Иоанн давал ему советы ещё прежде совершенного отречения от мира. К сожалению, до нас не дошли все эти душеполезные слова святых старцев. Мы имеем только те из них, которые со­хранились в книге ответов святых Варсонофия и Иоанна. Не знаем, какая причина побудила преподобного Доро­фея оставить мир, но, рассматривая его поучения и в осо­бенности вопросы святым старцам, можно заключить, что он удалился из мира, имея в виду только одно: достигнуть евангельского совершенства через исполнение заповедей Божиих. Он сам говорит о святых мужах в 1-м поучении своём: «Они поняли, что, находясь в миру, не могут удобно совершать добродетели, и измыслили себе особенный образ жизни, особенный образ действования, я говорю о монашес­кой жизни, и начали убегать от мира и жить в пустынях». Вероятно, на эту решимость имели благодетельное влия­ние и беседы святых старцев, ибо, поступив в монастырь преподобного Серида, Дорофей немедленно предал себя в совершенное послушание святому Иоанну Пророку, так что ничего не позволял себе делать без его совета. «Когда я был в общежитии, — говорит о себе преподобный, — я открывал все свои помыслы старцу авве Иоанну и никог­да, как я сказал, не решался сделать что-либо без его совета. Иногда помысел говорил мне: „Не то же ли [самое] ска­жет тебе старец? Зачем ты хочешь беспокоить его?" А я отвечал помыслу: „Анафема тебе и рассуждению твоему, и разуму твоему, и мудрованию твоему, и ведению твое­му, ибо что ты знаешь, то знаешь от демонов". И так я шел и вопрошал старца. И случалось иногда, что он отвечал мне то самое, что у меня было на уме. Тогда помысел говорил мне: „Ну, что же? [Видишь], это то самое, что и я говорил тебе. Не напрасно ли беспокоил ты старца?" А я отвечал помыслу: „Теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого. Твоё же внушение лукаво, от демонов и было делом страстного состояния [души]". И так никогда не попускал я себе повиноваться своему помыслу, не вопро­сив старца».

Воспоминание о большом прилежании, с которым пре­подобный Дорофей занимался светскими науками, поощ­ряло его и в трудах добродетели. «Когда я вступил в монас­тырь, — пишет он в 10-м поучении своём, — то говорил сам себе: „Если при обучении светским наукам родилось во мне такое желание и такая горячность, оттого, что я упражнялся в чтении, и оно обратилось мне в навык, то тем более [будет так] при обучении добродетели". И из этого примера я почерпал много силы и усердия».

Картина его внутренней жизни и преуспеяния под руко­водством старцев открывается нам отчасти из его вопросов к духовным отцам и наставникам в благочестии. А в по­учениях его находим некоторые случаи, свидетельству­ющие о том, как он понуждал себя к добродетели и как преуспел в ней. Обвиняя всегда самого себя, он старался покрывать недостатки ближних любовью и проступки их в отношении к нему приписывал искушению или незло­намеренной простоте. Так, в 4-м поучении своём препо­добный приводит несколько примеров, из которых вид­но, что, будучи сильно оскорбляем, он терпеливо переносил это, и, проведя, как он сам говорит, в общежитии девять лет, никому не сказал оскорбительного слова.

Послушание, назначаемое ему игуменом Серидом, со­стояло в том, чтобы принимать и успокаивать странни­ков, и здесь не раз проявлялось его великое терпение и усердие к служению ближним и Богу. «Когда я был в общежитии, — говорит о себе преподобный Дорофей, — игумен с советом старцев, сделал меня странноприимцем, а у меня незадолго перед тем была сильная болезнь. И так [бывало]: вечером приходили странники, и я проводил вечер с ними. Потом приходили еще погонщики верблю­дов, и я служил им. Часто и после того, как я уходил спать, опять встречалась другая надобность, и меня буди­ли. А между тем наставал и час бдения. Едва только я засыпал, как канонарх уже будил меня. Но от труда или от болезни я был в изнеможении, и сон опять овладевал мной так, что расслабленный от жара я не помнил сам себя и отвечал ему сквозь сон: „Хорошо, господин. Бог да помянет любовь твою и да наградит тебя. Ты приказал — я приду, господин". Потом, когда он уходил, я опять засы­пал и очень скорбел, что опаздывал идти в церковь. А как канонарху нельзя было ждать меня, то я упросил двух братьев, одного, чтобы он будил меня, другого, чтобы он не давал мне дремать на бдении. И, поверьте мне, братья, я так почитал их, как бы через них совершалось моё спа­сение, и питал к ним великое благоговение».

Подвизаясь таким образом, преподобный Дорофей до­стиг высокой меры духовного возраста и, будучи сделан начальником больницы, которую брат его устроил в монас­тыре преподобного Серида, служил для всех полезным примером любви к ближнему, и в то же время врачевал душевные язвы и немощи братьев. Глубокое смирение его выражается и в тех самых словах, которыми он говорит об этом в 11-м поучении своём: «Когда я был в общежитии, не знаю, как братья заблуждались [касательно меня] и ис­поведовали [они] мне помышления свои, и игумен с сове­том старцев велел мне взять на себя эту заботу». Под его-то руководством преуспел в столь короткое время и тот простосердечный делатель послушания Досифей, описа­нию жизни которого посвящено несколько особых стра­ниц этой книги. Имея с самого поступления в монастырь наставником своим святого Иоанна Пророка, преподоб­ный Дорофей принимал от него наставления, как из уст Божиих, и считал себя счастливым, что в бытность свою в общении удостоился послужить ему, как сам он говорит об этом в поучении своём о Божественном страхе: «Когда я ещё был в монастыре аввы Серида, случилось, что слу­житель аввы Иоанна, ученика аввы Варсонофия, впал в болезнь, и авва повелел мне служить старцу. А я и двери келии его лобызал извне [с таким же чувством], с каким иной поклоняется честному кресту, тем более [был я] рад служить ему». Подражая во всём примеру святых подвиж­ников и исполняя делом благодатные наставления отцов своих: великого Варсонофия, Иоанна и игумена Серида, преподобный Дорофей был несомненно и наследником их духовных дарований. Ибо Промысл Божий не оставил его под спудом неизвестности, но поставил на свещнике настоятельства, тогда как он желал уединения и безмол­вия, что видно из его вопросов старцам.

По кончине аввы Серида и святого Иоанна Пророка, когда общий наставник их великий Варсонофий совершен­но заключился в своей келии, преподобный Дорофей уда­лился из общежития аввы Серида и был настоятелем. Вероятно, к этому времени относятся поучения, говоренные им своим ученикам. Эти поучения (в количестве 21) и несколько посланий составляют всё что осталось нам в наследие от описаний преподобного, хотя свет учения его распространялся не только в обителях иноческих, но и в мире: ибо многие, привлекаемые славой его подвигов и добродетелей, прибегали к нему за советами и наставле­ниями. Об этом свидетельствует неизвестный автор по­слания, служащего предисловием к его поучениям (кото­рый, как можно судить по содержанию его послания, лично знал преподобного Дорофея и, вероятно, был учеником его). Он говорит, что преподобный сообразно с дарова­нием, [данным ему от Бога], исполнял святое и мироносное служение равным образом в отношении к богатым и нищим, мудрым и невеждам, жёнам и мужам, старцам и юным, скорбящим и радующимся, чужим и своим, мирским и монахам, властям и подвластным, рабам и свободным — он всем постоянно был всё и приобрёл очень многих.

К крайнему сожалению, до нас не дошло полного жиз­неописания этого великого подвижника, которое, без со­мнения, было бы весьма назидательно. Выбрав из его соб­ственных писаний то немногое, что мы теперь предложили. читателям, считаем нелишним присовокупить к этомуи свидетельство святого Феодора Студита о подлинности и чистоте писаний преподобного Дорофея. В завещании своём святой Феодор говорит об этом так: «Принимаю всякую богодухновенную книгу Ветхого и Нового Заве­та, также и Жития и божественные писания всех богонос-ных отцов, учителей и подвижников. Говорю же это ради умовредного Памфила, который, придя с востока, оклеве­тал этих преподобных отцов, то есть Марка, Исаию, Варсо-нофия, Дорофея и Исихия. Не тех Варсонофия и Дорофея, которые были единомысленны с акефалитами и с так на­зываемым Декакератом (десяторогим) и были за это пре­даны анафеме святым Софронием в его книге. Ибо эти совершенно отличны от вышеупомянутых мной, которых я по преданию отцов принимаю, вопросив об этом священноначальствовавшего Святейшего Патриарха Тарасия и других достоверных восточных отцов. Да и в учениях вы­шеупомянутых отцов я не нашёл не только ни малейшего нечестия, напротив, многую душевную пользу»*.