Черезъ десять мѣсяцевъ послѣ казни еретиковъ скончал­ся великій кпязь Иванъ Васильевичъ и на престолъ великаго государства сѣлъ Василій Ивановичъ, котораго поборники ереси называли новымъ Константиномъ за строгость, съ какою онъ осудилъ еретиковъ.

Въ это время Iосифъ уже пользовался большимъ значеніемъ въ Москвѣ, гдѣ онъ нѣсколько разъ дѣйствовалъ съ полнымъ успѣхомъ на соборахъ и гдѣ теперь былъ государемъ тотъ, кто издавна держалъ его сторону. Въ первые мѣсяцы новаго царствованія младшій брать и ученикъ Иосифа Вассіанъ Санинъ Симоновскій архимандритъ былъ возведенъ въ санъ архіепископа Ростовскаго и Ярославскаго и отнынѣ сталъ первымъ послѣ митрополита лицомъ въ средѣ тѣхъ іерарховъ, которые часто собирались въ Москвѣ для рѣшенія церковныхъ вопросовъ.

За то положеніе Иосифа у себя, на Волокѣ, было уже не то, что прежде. По сведенію  Геннадія съ архіепископскаго престола Iосифъ пересталъ быть намѣстникомъ его по управленію всѣми окружными монастырями. Теперь ему предсто­яло ладить съ новымъ владыкою. 15-го января 1506 года былъ рукоположенъ въ Москвѣ въ архіепископа великаго Новгорода Серапіонъ, игуменъ Троице - Сергіевскій ¹⁸⁴). Государь всей Волоцкой земли благодѣтель и кумъ Иосифа князь Борись Васильевичъ давно уже умеръ. Умерла также и вдова его, княгиня Ульяна Михайловна, много усердство­вавшая монастырю его, и въ одинъ годъ съ нею схоронилъ Iосифъ, въ стѣнахъ обители своей, сына ихъ и своего крест­ника, Ивана Борисовича, завѣщавшаго городъ Рузу и весь удѣлъ свой великому князю Московскому. На Волокѣ кня-жилъ со времени смерти Бориса Васильевича старшій сынъ его Ѳедоръ. Въ началѣ и Ѳедоръ былъ хорошъ къ Иосифу, онъ даже пожертвовалъ монастырю его село. Но вскорѣ отношенія Ѳедора къ Иосифу совершенно измѣнились.

Изъ житія Иосифа узнаемъ, что князь Ѳедоръ еще въ дѣтствѣ отличался запалчивостью и гнѣвнымъ характеромъ:. въ припадкѣ бѣшенства онъ какъ-то нечаянно повредилъ себѣ языкъ и съ той поры сталь заикаться ¹⁸⁵).

Изъ разсказа о постриженникѣ Иосифа—Епифаніи видно, что пиры князя Бориса, участникомъ которыхъ былъ Ѳедоръ, отличались часто необузданнымъ разгуломъ¹⁸⁶). Жадный къ пріобрѣтеніямъ Борись Васильевичъ добывалъ себѣ богатства правдой и неправдой.

Когда, въ 1480 году, онъ въ союзѣ съ братомъ своимъ, Андреемъ Васильевичемъ Младшимъ, двинулся съ войскомъ на Псковъ, то грабилъ и мучилъ не милосердно жителей этой области ¹⁸⁷). Князь Ѳедоръ, еще ребенокъ, былъ тогда при отцѣ. Съ возрастомъ княжичь не отставалъ отъ отца въ походахъ и при взятіи Новгорода самъ велъ полкъ.

По смерти отца, половина удѣла Волоцкаго отошла къ Ивану Борисовичу; Ѳедору Борисовичу не на что было тешить  себя и людей своихъ. И вотъ князь захотѣлъ пожи­виться богатствомъ монастырей.  Въ его удѣлѣ находились четыре обители, богатыя церковной казной и имѣньемъ постриженниковъ. Князь понемногу отобралъ церковную каз­ну въ монастыряхъ Возмицкомъ, Селижаровскомъ и Левкѣевѣ ¹⁸⁸). Въ этихъ трехъ обителяхъ не было общежительнаго устава и каждый чернецъ имѣлъ свое добро при себѣ. Князь Ѳедоръ поотымалъ что успѣлъ у чернецовъ, и вскорѣ добрался и до монастыря Іосифова, гдѣ постригались знат­ные люди и куда несли съ собою свои достатки.   Еще въ 1501 году князь Ѳедоръ взялъ у Иосифа въ займы шестьдесятъ рублей и въ слѣдъ за тѣмъ еще сорокъ.  Онъ долго не дерзалъ посягнуть на святыню обители и оскорбить осно­вателя, къ которому отецъ и мать его относились съ особеннымъ уваженіемъ. По смерти княгини матери (1503), Князь сталъ вмѣшиваться въ дѣла монастырскія, сталъ да-ромъ брать одно, за полъцѣны другое. Шесть лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ Ѳедоръ Борисовичъ занялъ у монасты­ря деньги, но онъ не думалъ объ отдачѣ. Когда же Iосифъ прислалъ къ нему чернца съ требованіемъ должныхъ денегъ, то онъ хотѣлъ бить кнутомъ посланнаго — одного изъ старѣйшихъ братій обители, Герасима Чернаго (см. о немъ вы­ше, стр. 25 и 34). Наконецъ явилось на помощь князю одно духовное лицо, а именно архимандритъ Возмицкаго мона­стыря Алексѣй Пиліемовъ. Причиной ненависти Алексѣя къ Иосифу было то, что монастырь этого послѣдняго превзошелъ богатствомъ и значеніемъ монастырь Возмицкій, находившійся въ самомъ Волокѣ, стольномъ городѣ удѣльнаго князя.

Когда князь Ѳедоръ пріѣзжалъ съ своими людьми въ мо­настырь Иосифа, то послѣдній по обычаю угощалъ князя и людей его лучшею монашескою трапезою. Передъ однимъ изъ такихъ посѣщений князь прислалъ сказать Иосифу, что­бы онъ готовилъ для него пиръ, «да держалъ бы про него меды, а квасовъ бы не держалъ». Iосифъ отказалъ князю въ такомъ требованіи говоря, что не нарушить устава, которымъ запрещается держать въ монастырѣ хмельные напитки.

Князь сталъ слѣдить за средствами монастыря. Прослышавъ о новомъ вкладѣ, онъ немедленно присылалъ требо­вать денегъ. Iосифъ съ начала вздумалъ задобрить князя, послалъ ему въ даръ лучшихъ коней, оружіе и платье знатныхъ постриженниковъ, но князя не удовлетворили и эти приношенія. Узнавъ, что Iосифъ пріобрѣлъ на полтораста рублей жемчугу, князь прислалъ просить этотъ жемчугъ себѣ на вѣнецъ къ шлему, Iосифъ не исполнилъ этого требованія; жемчугъ предназначался для ожерелья къ ризамъ и на патрахиль. Князь сталъ угрожать Иосифу изгнаніемъ изъ своихъ владѣній; а чернецовъ его обѣщалъ подвергнуть каз­ни кнутомъ. Iосифъ сталъ «думать», съ братіею и, желая испытать ихъ, предлагалъ оставить обитель и уйти прочь. Ино­ки подняли ропотъ. Мы, говорили они, и себя, и свои живо­ты отдали Пречистой да и тебѣ, а не князю.   А надѣялись, что будешь насъ покоить до смерти, а по смерти поминать и сколько было силы, и мы ту силу истощили, работая мона­стырю Пречистой да и тебѣ. Да какъ нынѣ нѣтъ у насъ ни имѣнія, ни силы, и ты хочешь насъ оставить. А прочь пой­ти намъ не съ чѣмъ... А намъ, господине, и тебѣ подъ старость  волочитися  по чюжимъ монастыремъ,   а церковь, господине, и монастырь Пречистыя запустѣетъ. Посылай, господине, бити челомъ государю великому князю Василію Ивановичу всея Русіи да пресвященному Симону митрополиту всея Руси ¹⁸⁹) Зная силу свою въ Москвѣ, Иосифу не трудно было ре­шиться прибѣгнуть къ великому князю. И онъ вскорѣ написалъ ему посланіе, прося принять монастырь въ свою дер­жаву. (Посланіе это намъ неизвѣстно; свѣдѣніе о немъ въ позднѣйшемъ посланіи Иосифа къ митрополиту Симону).

У Иосифа тотчасъ нашлись примѣры изъ церковной исторіи, которыми онъ могъ оправдать и узаконить поступокъ свой.

Посланные Iосифомъ въ Москву опытные старцы били челомъ «государю митрополиту», чтобы онь печаловался ве­ликому князю и благословилъ бы его взять монастырь въ свою державу ¹⁹°).

Но одно было сдѣлано Iосифомъ не по праву: онъ отошелъ съ монастыремъ въ великое княженіе, безъ благословенія своего владыки. Въ послѣдствіи онъ снималъ съ себя эту вину, объясняя тѣмъ, что посланный имъ къ архіепископу Серапіону, чернецъ Игнатій Огорѣльцевъ доѣхалъ только до Торжка и что въ Новгородскую землю его не про­пустили «закащики», которымъ отъ великаго князя было повелѣно никого не пропускать черезъ рубежъ, по причинѣ свирѣпствовавшей въ Новгородской землѣ заразы ¹⁹¹). Ко­нечно Iосифъ зналъ, что дѣлалъ, надѣясь на поддержку въ Москвѣ.

Впрочемъ Iосифъ не забывался передъ Серапіономъ и чтилъ его. Онъ ставитъ себѣ въ заслугу, что называлъ архіепископа «государемъ» и дарилъ его десятинниковъ: «Та­ко его никто не почиталъ: вси его нарицали господиномъ, а я его государемъ нарицалъ. А десятинниковъ тако никто не чтилъ: имъ я кресты и иконы давалъ, а въ городъ имъ я частые кормы слалъ. Да Нифонтъ игуменъ Вассіанову десятиннику дуги не далъ, а я Серапіоповымъ десятинникамъ иконы давалъ. А все то есми чинилъ, почитая вовсемъ архіепископа Серапіона»¹⁹²). Но однако прошло повѣтріе въ Новгородѣ, за­кащики окончили свое дѣло, проѣздъ туда сталъ свободнымъ, а Серапіонъ все не получалъ увѣдомленія отъ подначальнаго игумена, который безъ благословенія своего владыки перешелъ съ монастыремъ въ чужой удѣлъ. Списатель житія Иосифа Савва Черный, оправдывая въ этомъ своего преподобнаго, такъ представляетъ дѣло: старцы, посланные Иосифомъ къ великому князю съ просьбою о принятіи монастыря въ его державу говорили, что Иосифу по причинѣ моровой язвы нельзя было послать въ Новгородъ—взять благословеніе отъ архіепископа, на что Державный далъ имъ такой отвѣтъ: «объ этомъ не заботьтесь, а Иосифу скажите, что не онъ отошелъ изъ архіепископьи Новгородской, а я взялъ монастырь отъ насилія удѣльнаго; когда же окончится зем­ская невзгода, самъ я пошлю объ этомъ къ архіепископу».

Такимъ образомъ великій князь взялъ на себя отвѣтственность за Иосифа передъ Серапіоиомъ, однакоже не извѣстилъ послѣдняго.

Князь Ѳедоръ утратилъ богатый монастырь изъ своего удѣла. Въ негодованіи на Иосифа, онъ вмѣстѣ съ Алексѣемъ Пилиемовымъ, архимандритомъ Возмицкаго монастыря и съ ближними людьми своими: Алешою Скобѣевымъ, Коптемъ и Болотомъ, рѣшился дѣйствовать противъ іосифя черезъ Серапіона. Къ Серапіону послали грамоту, въ которой на­зывали его новымъ Златоустомъ и обвиняли Иосифа въ томъ, что онъ забылъ благодѣянія своихъ государей—Бориса Волоцкаго и его дѣтей: будто бы изъ корыстныхъ цѣлей ото­шелъ съ монастыремъ къ Москвѣ. Послали и другую грамо­ту на Иосифа къ боярину архіепископову, князю Ивану Кривоборскому ¹⁹³). Серапіонъ ждалъ, что Iосифъ обратится къ нему съ просьбою простить его за самовольный поступокъ, но прошло почти два года и отъ Иосифа не было присылокъ, а великій князь съ своей стороны забылъ или не хотѣлъ извѣстить Серапіона. Когда же наконецъ явился отъ Иосифа къ Серапіону чернецъ съ иконой Богородицы, то архіепископъ не пустилъ его къ себѣ на глаза. По полученіи же грамоты отъ князя Ѳедора Борисовича, Серапіонъ рѣшился послать Иосифу неблагословенную грамоту, которою Iосифъ отлучался отъ священства, и причащенія св. Таинъ. «Что если отдалъ монастырь свой въ великое государ­ство?» писалъ ему Серапіонъ—«ино еси отступилъ отъ небеснаго, а пришелъ къ земному».

Здѣсь остановимся нѣсколько на Серапіонѣ. Онъ какъ и Iосифъ съ юныхъ лѣтъ полюбилъ иноческую жизнь, которую началъ въ монастырѣ Стромынскомъ, на р. Дубенкѣ. Потомъ онъ быль игуменомъ тамъ. Оставивъ игуменство онъ пошелъ въ Троице-Сергіеву обитель, гдѣ вскорѣ сдѣлался преемникомъ въ игуменствѣ Симона, поставленнаго митрополитомъ всея Руси. Въ бытность игуменомъ у Троицы Серапіонъ прославился слѣдующимъ любопытнымъ для ха­рактеристики времени подвигомъ. Передъ самодержцемъ (Иваномъ III), говоритъ списатель житія Серапіонова, злые люди оклеветали нѣкоторыхъ болярынь, и самодержецъ «вниде въ ярость зѣлную» и хотѣлъ тѣхъ боярынь сжечь. Митрополитъ и бояре умоляли великаго князя пощадить невинныхъ, но онь былъ непреклоненъ. Наконецъ явился къ нему Серапіонъ и убѣжденіемъ достигъ того, что держав­ный умилился и освободилъ боярынь отъ смерти.

Серапіонъ принималъ участіе въ преніяхъ на соборѣ о монастырскихъ имѣніяхъ. Передъ смертью Иванъ III назначилъ его на престолъ святой Софіи.  Въ Новгороде по­любили Серапіона. Во время сильнаго пожара и моровой язвы образъ дѣйствій его былъ таковъ, что Новгородцы видѣли въ немъ святителя, подобнаго своимъ прежнимъ святымъ владыкамъ. Подъ вліяніемъ дружественно расположенныхъ къ нему Новгородцевъ, а можетъ быть и по соб­ственному чувству справедливоети, Серапіонъ не могъ со­чувствовать тому, что удѣльный князь былъ лишенъ права вѣдать богатый монастырь, который достался «державному», и безъ того готовому не нынѣ — завтра воспользоваться послѣднимъ удѣломъ своего двоюроднаго брата.

«Ты отступилъ небеснаго и пришелъ къ земному» писалъ Серапіонъ къ Иосифу въ томъ смыслѣ, что Iосифъ ради выгодъ поступилъ неправедно, т. е. промѣнялъ не­бесное царство на земныя блага. Но это выраженіе было иначе понято Iосифомъ и его сторонниками, какъ то увидимъ ниже.

Изъ оправдательнаго посланія Серапіона къ митрополиту Симону видно, что архіепископъ Новгородскій питалъ неудовольствіе на Иосифа за то, что онъ безъ его вѣдома при­нималъ постриженниковъ изъ разныхъ мѣстъ, что было про­тивно постаповленіямъ, равно какъ и за то, что не являлъ архіепископскимъ десятинникамъ грамотъ, съ которыми къ нему въ монастырь приходили новые чернецы.

Но однако же, по свидѣтельству самого Иосифа, Серапіонъ цѣлые два года не былъ взыскателенъ къ Иосифу. Опасно было архіепископу поступить противъ сильнаго и любимаго на Москвѣ игумена. Наконецъ онъ посылаетъ въ Москву съ просьбою о дозволеніи ему пріѣхать къ митропо­литу и государю. Но его посла задерживаютъ въ Москвѣ, ему же не даютъ никакого отвѣта. Пославъ не благоеловеніе Иосифу онъ снова хочетъ самъ ѣхать въ Москву для объясненій, какъ вдругъ являются посланные отъ великаго князя, отбираютъ отъ него коней и всю архіепископскую прислугу и везутъ неволею въ Москву, на соборъ.

Причина всего этого заключалась въ томъ, что Iосифъ жаловался великому князю и митрополиту. При посланіи Iосифъ препроводилъ къ великому князю тетрадку, въ кото­рой доказывалъ отъ священныхъ правилъ свою правоту передъ Серапіономъ. Оба памятника намъ неизвѣстны; извѣстіе о нихъ сохранилось въ позднѣйшемъ посланіи Иосифа къ великому князю ¹⁹⁴). За то посланіе къ митрополиту до­шло до насъ во многихъ спискахъ.

 

Послание къ Симону митрополиту ¹⁹⁵).

Послѣ обычнаго «челомъ бью» Iосифъ напоминаетъ ми­трополиту объ обидахъ, нанесенныхъ княземъ Ѳеодоромъ монастырю Пречистой за то, что они не отдали ему того, что христолюбцы жертвовали на поминъ души. «И онъ, го­сударь, того ради на насъ брань великую воздвигъ; меня, государь, захотѣлъ изъ монастыря изгнати, а братію, государь, старцевъ добрыхъ хотѣлъ кнутіемъ бити, а Возмитцкому архимандриту велѣлъ у насъ чернецовъ изъ монастыря подговаривати и оводити и архимандритъ Алексѣй подговорилъ де­сять чернецовъ на Возмище, да пять чернецовъ и увелъ, а тѣ чернецы взяли съ собою четверынадтцатеры книги да ину рухлядь монастырскую». Далѣе Iосифъ разсказываетъ, какъ они били челомъ князю и какъ сознавъ конечное нежалованье своего государя, Iосифъ хотѣлъ уйдти изъ монастыря, но братія уговорили его не дѣлать этого. «И я, государь,—продолжаетъ Iосифъ— посылалъ братію бити челомъ тебѣ, государю, что­бы ты жаловалъ.... и твоимъ, государь, благословеніемъ и печалованіемъ государь великій князь смиловался, пожаловалъ, Бога ради взялъ въ свою державу монастырь Пречистыя___и мы, государь, отъ тѣхъ мѣстъ въ тишинѣ и покои молили Бога за государя благовѣрнаго великаго киязя___И нынѣ, государь, вѣдомо тебѣ: въ великое говѣніе прислалъ на меня архіепископъ Новогородцкій Серапіонъ грамоту неблагословеную, а написалъ, государь, вину мою слышаніе мое таково: что еси отказался отъ своего государя въ великое государство и како еси таково великое безчиніе съдѣялъ? И ты чюждъ священства и нашего благословеніа». Iосифъ говорить далѣе, что ни въ божественномъ писании, ни въ лѣтописцехъ, ни въ обычаяхъ земскихъ того не бывало, чтобы подобный поступокъ считался за безчиніе, и проситъ митрополита жаловать его какъ прежде и за него засту­питься, Iосифъ переслалъ въ Москву и неблагословенную грамоту.

Дѣло приняло политическій оборотъ. Грамоту Серапіона перетолковали по своему: онъ де въ ней небеснымъ назвалъ князя Ѳедора, а земнымъ великаго Самодержца. Въ этомъ увидали Новогородскій духъ, крамолу.

Вмѣстѣ съ грамотами Iосифъ написалъ на Возмицкаго архимандрита: «онъ де лукавствомъ посылалъ чернецовъ къ Серапіону будто рыбы и соли купить»; не задолго до полученія Iосифомъ отлученной грамоты, пріѣзжалъ къ нему въ монастырь и объявилъ, что его самаго Серапіонъ отлучилъ за то,  что онъ безъ благословенія построилъ церковь и при этомъ съ хитростью выспрашивалъ у Иосифа — какъ посту­пить, если архіепископъ не благословитъ игумена? Iосифъ научилъ его повиноваться архіерею и не дерзать священнодѣйствовать. Онъ же въ слѣдъ за тѣмъ поѣхалъ въ городъ и тамъ совершилъ литургію. Когда же Iосифъ послалъ спро­сить его, зачѣмъ будучи отлученъ онъ служитъ? отвѣчалъ, что сверхъ отлученной грамоты имѣетъ и другую — разрѣшительную, и въ слѣдъ за тѣмъ послалъ къ Иосифу Сера-піонову грамоту, которою Iосифъ отлучался и не благосло­влялся отъ своего владыки. Обвиняя и Пиліемова, Iосифъ видѣлъ во всемъ этомъ нерасположеніе къ себѣ Серапіона.

Митрополитъ немедленно отвѣчалъ Иосифу на выше при­веденное посланіе посланіемъ ¹⁹⁶). Преподавъ Иосифу свое благословеніе митрополитъ обвиняетъ Серапіона преиму­щественно за то, что онъ учинилъ такъ скоро: не обослался съ нимъ, митрополитомъ, и не увѣдомилъ великаго князя. «И мы, пишетъ далѣе митрополитъ, съ Васьяномъ архіепископомъ Ростовскимъ и Ярославскимъ, съ Протасьемъ епископомъ Резанскимъ и Муромскимъ, съ Митрофаномъ епископомъ Коломенскимъ, Досиѳеемъ епископомъ Сарскимъ и Подонскимъ, и со архимандриты възрѣвъ въ святые правила да тебя разрѣшаемъ и благословляемъ священноиноческая  дѣйствовати. А по Серапіона архіепископа господинъ и сынъ мой князь великій да и мы послали, а велѣли ему у себя быти»...

По прибытіи Серапіона въ Москву, собрался на него второй соборъ изъ тѣхъ же лицъ, которыя уже послали Иосифу свое благословеніе. Вмѣстѣ съ Серапіономъ былъ приведенъ на судъ и Алексѣй Пиліемовъ.

По опредѣленію собора сняли съ Серапіона святительскій санъ и даже мантію иночества и заключили, вмѣстѣ съ архидіакономъ его — Іаковомъ, въ Андрониковъ монастырь, гдѣ былъ тогда архимандритомъ нѣкто Симеонъ, ученикъ Иосифа. Иосифу митрополитъ послалъ новую соборную грамоту, которою снималось съ него неолагословеніе и отлученіе ). Вскорѣ Серапіонъ написалъ оправдательное посланіе къ ми­трополиту Симону ¹⁹⁸). Въ немъ заточенный архіепископъ Великаго Новгорода и Пскова объясняетъ вины Иосифа:

«Се ему первая вина, что изъ моего предѣла отъ святыя церкве неизреченныя Божіи Премудрости искочилъ и яко же вторый Іюда изъ лика апостольскаго, а мнѣ того дѣла не сказалъ, своихъ обидъ ни малымъ писаніемъ не извѣстилъ къ намъ, и нашего благословенія ни мало отъ насъ принялъ». Осуждая Иосифа словами псалма Давидова (облечеся въ клятву яко въ ризу и т. д.), Серапіонъ сравниваетъ его съ Цамвлакомъ, который сотворилъ расколъ великой Божьей церкви, ложью поставивъ себя въ митрополиты.  Сотворивъ вражду между святителями, Iосифъ—продолжаетъ Серапіонъ обви­нять его—поступилъ противъ 11-го правила Карѳагенскаго собора. Своими посланіями къ митрополиту и великому князю онъ склонилъ ихъ къ неудовольствію на Серапіона и на многихъ другихъ, изъ которыхъ иные приняли муки, другіе  заключены въ темницу, третьи до сего часа въ немилости у великаго князя. Серапіонъ объясняетъ, какъ поступили съ нимъ несправедливо: не дали вовремя быть въ Москвѣ, гдѣ онъ хотѣлъ бить челомъ великому князю и митрополиту; прежде обвиненія и суда святители исключили его, архіепископа, изъ своего совѣта и собора. Серапіонъ доказываетъ митрополиту, что соборъ, благословивъ отлученнаго Иосифа, поступилъ вопреки правиламъ св. апостолъ и вселенскихъ соборовъ и въ слѣдъ за тѣмъ обличаетъ соборъ и за свое изверженіе изъ сана. Свидѣтельствуя о своей правдѣ, іерархъ желаетъ исповѣдать въ церкви Пречистой Богороди­цы, у цѣльбоноснаго гроба Петра митрополита, что ему «не боятися въ правдѣ князя, ни множества народа. . . . понеже ея пишетъ: правдою предъ цари глаголахъ и не стыдяхея». Посланіе кончается прещепіемъ митрополиту, что онъ самъ далъ Серапіону хиротонію — власть вязать и рѣшить и, когда архіепископъ воспользовался своимъ правомъ и отлучилъ Иосифа за его (мнимое) превозношеніе, то митрополитъ на соборѣ лишилъ его самого власти и сана. «Азъ же чаю отъ Іисуса Христа мздовоздаянія пра­ведныхъ», заключаетъ Серапіонъ свое посланіе, писанное имъ съ твердою завѣренностью въ правдѣ, съ безстрашіемъ и безъ всякаго желанія и даже умѣнья польстить чѣмъ нибудь митрополиту и тѣмъ склонить его на милость.   Онъ не про­сить объ облегченіи своей участи, онъ только говорить то, чего ему не дали сказать на соборѣ. Онъ относится къ ми­трополиту, какъ равный къ равному, причемъ однако сохраняетъ умѣренность въ выраженіяхъ и не забываетъ сана того,  къ кому пишетъ.  Только объ іосифѢ выражается рѣзко, называя его «ябедникомъ».   Но считая Иосифа на основаніи священныхъ правилъ виновникомъ всѣхъ бѣдъ, Серапіонъ  не могъ  относиться  къ  нему мягко.   Стойко держится онъ за посланное имъ Иосифу неблагословеніе и говорить, что не снимаетъ его съ отлученнаго, котораго считаетъ, на основаніи правилъ св. отецъ и словъ апостола Павла, изверженнымъ изъ лона церкви. — Посланіе это не оказало должнаго дѣйствія на митрополита, однако оно мог­ло сдѣлаться извѣстнымъ нѣкоторымъ значительпымъ лицамъ въ Москвѣ.  Вскорѣ послѣ того великій князь Василий Ивановичъ узнавши, что архимандритъ Симеонъ оскорбляетъ Серапіона, повелѣлъ перевести его изъ Андроникова мона­стыря къ Сергію-Троицѣ, гдѣ онъ былъ когда-то игуменомъ.

Въ Новгородѣ скорбѣли о Серапіонѣ; сожалѣнье о немъ возбудилось и въ Москвѣ, среди бояръ. Стали говорить объ іосифѢ и Серапіонѣ, разбирать дѣло ихъ ссоры.

Ненавидѣвшіе Иосифа сторонники еретиковъ, сторонники Новгородцевъ доказывали его не правоту. О Серапіонѣ говорили съ благоговѣніемъ, придавали его благословенію чрезмѣрное значеніе. До слуха Иосифа съ самыхъ тѣхъ поръ, какъ Серапіона привезли въ Москву, стали доходить отзывы тѣхъ, которые, по его словамъ, «ласкали» Серапіона. Какой-то сынъ боярскій говорилъ на Москвѣ чернецу Іосифова мона­стыря, что Серапіонъ не благословилъ митрополита за не­правый судъ. Бояринъ Семенъ Воронцевъ говорилъ Ѳеодосію иконнику, лицу близкому къ Иосифу, что Серапіонъ не благословилъ Ростовскаго архіепископа, Іосифова брата.

Друзья Иосифа не знали, какъ защищать его въ этомъ дѣлѣ, чѣмъ оправдать его нежеланіе смириться передъ своимъ владыкою. Самъ Iосифъ долженъ былъ придти къ нимъ на помощь съ запасомъ свидѣтельствъ отъ священнаго писанія, церковныхъ правилъ и примѣровъ изъ исторіи и житій святыхъ. Но онъ съ самыхъ тѣхъ поръ, какъ Серапіонъ отлучилъ его, былъ тяжко боленъ, почему и не въ силахъ былъ писать.

Приверженцы Иосифа желали, чтобы онъ снялъ съ себя грѣхъ и просилъ прощенія у заключеннаго владыки, изъ чего видно, что и они не вполнѣ оправдывали его. Одинъ изъ нихъ Иванъ Ивановичъ Третьяковъ, племянникъ бояри­на Ивана Володиміровича Головы-Ховрина, сынъ брата его Ивана Третьяка ¹⁹⁹), приказывалъ Иосифу со старцами его обители, чтобы онъ просилъ прощенія у бывшаго архіепископа Серапіона. Iосифъ по болѣзни долго не могъ отвѣчать ему. Когда же собрался съ силами, то написалъ ему длин­ное послаиіе, которое онъ самъ называетъ «главы» и «те­тради».

 

Посланіе къ Ивану Ивановичу Третьякову-Ховрину ²⁰⁰). Послѣ обычнаго въ началѣ посланій челобитья, Iосифъ высказываетъ поводъ, по которому онъ пишетъ посланіе равно какъ и причину, по которой онъ такъ долго не отвѣчалъ Ивану Ивановичу: «что еси, господине, меня жаловалъ, приказывалъ ко мнѣ съ моими старцы: съ Іоною да съ Гурьемъ, чтобы я билъ челомъ бывше­му архіепископу Серапіону да у него прощался. И азъ тебѣ, господину моему, на томъ челомъ бію, что мя жалуешь,  попеченіе имѣешь о моей душевной пользѣ. Да Бога ради, господине, не побрани меня о томъ, что есми къ тебѣ не отписалъ о томъ долго, которые ради вины не прощаюся,  ни бью челомъ. Тогда же, господине, хотѣлъ есми и тобѣ отписати, ино, господине, не до того пришло: посѣтилъ Господь Богъ немощію; уже полтретья года на одрѣ лежу, на всякъ часъ смерти чаю».

Изъ дальнѣйшей рѣчи видно, что Иванъ Ивановичъ былъ сильно занять вопросомъ о правотѣ Иосифа: «Да какъ, господине, сея весны былъ у насъ Ѳеодосій иконникъ и онъ ми сказывалъ, что добрѣ о томъ пы­таешь». Принимая съ благодарностью таковое участіе къ себѣ, Iосифъ возникщія въ умѣ Ивана Ивановича сомнѣнія объясняетъ его неопытностью и незнаньемъ священныхъ правилъ: «Да мнитмися, что мало еси читалъ правила святыхъ отецъ, ино ти, господине, то дѣло не во искусѣ».   И тутъ же даетъ свой категорической отвѣтъ Ивану Ивановичу: священныя  правила не повелѣваютъ про­сить прощенья у отлученнаго епископа. Въ примѣръ того, что значить отлученіе, Iосифъ не безъ особой цѣли приво­дить самого себя: когда Серапіонъ отлучилъ его, онь не смотря на то, что быль тяжко боленъ — не дерзалъ прича­щаться до тѣхъ поръ, пока не получилъ грамоты отъ ми­трополита и собора, Iосифъ даетъ замѣтить, что онь самъ считалъ себя связаннымъ, хотя и быль отлученъ неправиль­но и кътому же однимъ архіепископомъ; между тѣмъ, какъ Серапіонъ,  отлученный,   на основаніи священныхъ правилъ, цѣлымъ соборомъ святителей, не считаетъ себя свя­заннымъ. За тѣмъ авторъ такъ приступаетъ къ изслѣдованію своей распри съ Серапіономъ: «И я, господине, нынѣча того деля и тебѣ писалъ главы вкратцѣ отъ священныхъ правилъ, по которымъ правиломъ меня благословили и простили старѣйшій архіерей и пер­вый святитель и всея Руси митрополитъ Симонъ и архіепископъ²⁰¹) и всѣ епископы, а Серапіона архіе-пископа отлучили и не благословили и сана извергли». Iосифъ излагаетъ священныя правила,  изъ которыхъ видно, что епископъ не имѣетъ права отлучить священника, котораго вина еще не доказана — и что за подобное произ­вольное дѣйствіе епископъ самъ долженъ подвергнуться отлученію: «да и о томъ писано во всѣхъ правилѣхъ: аще епископъ отлучить не правильно и самъ не благословенъ и отлученъ».

Стало быть Сераиіонъ отлученъ за дѣло; но за что онъ отлучилъ Иосифа? Пусть, продолжаетъ Iосифъ, Серапіонъ докажетъ отъ божественныхъ правилъ, почему онъ «на та­кую гордость пришелъ, иже божественныя правила въ небреженіи положити и царскій и святительскій судъ уничижити и укоряти.   И что, господине,   велиши мнѣ бити челомъ Серапіону, бывшему архіепископу, да у него прощатися? Святіи отцы не ток­мо повелѣша прощатися у неблагословеннаго и от­лученнаго отъ старѣйшаго архіерея и отъ всего со­бора, но преступника сего нарекоша Божіихъ заповѣдей и аиостольскихъ повелѣній; да обратится, рекоша, болѣзни его на главу его». Не находя себя виноватымъ предъ Серапіономъ,  пострадавшимъ теперь ради его, Iосифъ, по духу церковныхъ постановлены считаетъ себя не вправѣ просить прощенье у отлученнаго. Нельзя не видѣть здѣсь того, что Iосифъ горячо смотрѣлъ на нане­сенную ему обиду.   Онъ не напрасно повторяетъ нѣсколько разъ, что онъ, Iосифъ, благословленъ, а Серапіонъ сана изверженъ. И если мнѣ у него прощаться и назваться виноватымъ, говорить онь далѣе: «ино то мнѣ обезчестити священныя правила и вся божественная писанія и царскій и святительской судъ;  занеже, господине, инако судится простъ человѣкъ, инако священникъ. Азъ, господине, аще и недостоинъ, но имѣю на себѣ рукоположеніе священства и игуменства, имѣю подъ собою братію и всѣмъ есми отецъ духовный и мно-гимъ княземъ и бояромъ. И аще отецъ духовный не благословенъ и отлученъ, а дѣтямъ будетъ кая на­дежда спасенія? Ино того безчестія нѣсть ничтоже злѣйшим». Отсюда ясно, что свое общественное и іерархическое положеніе Iосифъ ставить выше своего единичнаго человѣческаго достоинства.

Доказавъ, что нельзя бить челомъ и просить прошенія у соборне-отлученнаго епископа, Iосифъ вновь переходить къ обвиненію Серапіона въ томъ, что, отлучивъ Иосифа, онъ поступилъ вопреки законамъ церковнымъ. Онъ приписываетъ архіепископу гнѣвъ, ярость, гордость и указываеть на 4-ое правило седьмаго Вселенскаго собора — какъ епископу слѣдуетъ поступать съ своею паствою духовною, и на сколько виноватъ тотъ, кто отлучаетъ «ради своея страстный воли». За тѣмъ говорить, что никто изъ свя­тителей никогда такъ не поступалъ, какъ Серапіонъ, и при­водить въ примѣръ митрополитовъ Кипріана и Іону и архіепископа Ростовскаго Вассіана (Рыло). У каждаго изъ этихъ святителей была распря съ подвластными имъ игуменами (у перваго съ Евфиміемъ Спасо-Суздальскимъ, у втораго съ Пафнутіемъ Боровскимъ, у третьяго съ Нифонтомъ, игуменомъ Кирилло-Бѣлозерскимъ) и никто изъ нихъ не дерзнулъ наложить отлученіе на игуменовъ, не смотря на то, что Евфимій и Пафнутій не хотѣли называть Кипріана и Іону митрополитами, а Нифонтъ оскорбилъ Вассіанова десятинника. Здѣсь Iосифъ говорить о томъ, какъ онъ почиталъ Серапіона ²⁰²).

«А архіепископъ Серапіонъ противу моего челобитія и покоренія паче разбойниковъ, и татей, и блудниковъ восхотѣлъ насъ уничижити и обезчестити и память нашу потребити», такъ продолжаетъ Iосифъ, и далѣе: «Я на Волоцѣ, а онь въ Новѣгородѣ, да меня онъ судилъ! Не мене велѣлъ вопросити, ни на судѣ мене велѣлъ поставити».   Священныя правила повелѣваютъ судить священниковъ и дьяконовъ съ другими епи­скопами; Серапіонъ все это презрѣлъ и какъ научили его такъ и сдѣлалъ. А на большомъ соборѣ архіепископъ Ро­стовской Вассіанъ сказалъ ему: велѣлъ тебя спросить го­сударь князь великій Василій Ивановичъ всея Руси: почему ты отлучилъ и не благословилъ Иосифа, скажи намъ свидѣтельство священныхъ правилъ о томъ. Серапіонъ на это — «съ яростію и свирѣпствомъ отвѣщаваше и о томъ не положи свидѣтельства — ни одного слова отъ божественныхъ писаній.   Воленъ я въ своемъ черньцѣ, а князь Ѳеодоръ воленъ въ своемъ монастырѣ,  хочетъ — жалуетъ,   хочетъ — грабить.   А Иосифа де того для отлучилъ  и  не благословилъ:   коли была брань на него отъ князя Ѳеодора и онъ билъ челомъ мнѣ, а коли я прислалъ на него отлученіе и неблагословеніе и онъ бы мнѣ билъ челомъ».  Здѣсь Iосифъ высказываетъ свой взглядъ на только что приведенный имъ отвѣтъ Серапіона: «И ты, господине, поразсуди Серапіоновъ умъ: гдѣ было ему бити челомъ на соборѣ государю православному и самодержцу всея Руси да преосвященному митрополиту___   и  сталъ  онъ сваритися съ государемъ и святители. А божественныя правила повелѣваютъ царя почитати, не свари­тися съ нимъ. Ни древніи святители дерзнуша сіе сотворити, ни четыре патріарси, на римскій папа, бывшій на вселенскомъ соборѣ. И аще когда царь на гнѣвъ совратится на кого и они съ кротостію и смиреніемъ и со слезами моляху царя».Приведенный Iосифомъ отвѣтъ Серапіона представляетъ два положенія (воленъ епископъ въ своемъ чернецѣ, воленъ князь въ своемъ монастырѣ), изъ которыхъ каждое Iосифъ опровергаете порознь.

«А что, господине, архиепископъ Серапіонъ говорилъ на соборѣ: того деля есми отлучилъ и неблаго-словилъ Иосифа — воленъ я въ своемъ чернецѣ! Ино, господине, тѣмъ дѣломъ бояре своимъ холопомъ го-ворятъ: воленъ де я въ тебѣ, ино воленъ (то есть го­сударь въ холопѣ) хотя по неправдѣ казнитъ, а суда съ нимъ нѣтъ, а священныя правила сице повелѣваютъ...» Тутъ вновь повторяются правила о томъ, что епископъ долженъ судить священника соборне. Iосифъ гово­рить, что онъ отъ того не билъ челомъ Серапіону, что отъ великаго князя тогда была «заповѣдь: не велѣлъ никому ѣздити въ Новгородъ повѣтрея деля». Послать къ архіепископу нельзя было, а ждать невозможно: если бы двѣ или три недѣли они не били челомъ государю великому кня­зю— всѣмъ было «пойти розно отъ княжа Ѳедорова насильства. Да какъ поволилъ князь великій  ѣздити къ Новгороду и язъ послалъ своего чернеца къ архіепискоиу бити челомъ о нужныхъ дѣлѣхъ да и о томъ, что была на насъ пришла скорби (sic) отъ кня­зя Ѳеодора Борисовича: всѣмъ было разоритися. И архіепископъ невелѣлъ нашего чернеца на очи пустити». А у Серапіона прежде вражда была съ княземъ Ѳедоромъ, который десятинниковъ его билъ. Два года послѣ того, какъ Iосифъ съ монастыремъ отдался въ государство великаго князя, Серапіонъ жаловалъ его по обычаю, перемѣнился же только тогда, когда его «уласкали какъ малое дитя». Онъ далъ грамоту объ отлученіи по наущенію Кривоборскаго, а Кривоборскому прислалъ грамоту Алексѣй Пиліемовъ, по наущенію князя Ѳедора Борисовича.

Въ слѣдъ за тѣмъ Iосифъ переходить къ опроверженію словъ Серапіона: «воленъ князь въ своемъ монастырѣ». — «А когда у насъ брань была съ княземъ Ѳеодоромъ, то мы не просто учинили, а поискали есмя о томъ, отъ божественныхъ писаній свидетельства прочли: намъ (ли) пойти, монастырь Пречистыя оставя пустъ, или бити челомъ государю православному самодержцу? Ино, господине, священныя правила повелѣваютъ о церковныхъ и монастырскихъ обидахъ приходити къ православнымъ царемъ и кня­земъ». Во всѣхъ странахъ епископы и игумны приходили отъ меньшихъ царей и князей къ большимъ и большіе всту­пались. Примѣры: Великаго Аѳанасія, Павла Исповѣдника, Ѳеодора Едесскаго и наконецъ Ѳеофила, папы Александрійскаго. На послѣдняго жаловались царю Аркадію великіе старцы. Царь же Аркадій написалъ Августалію, князю еги­петскому, «яко да незамедлитъ, но скоро папу Александрійскаго Ѳеофила пришлетъ, яко осужденника къ нему». Ѳеофилъ былъ приведенъ съ безчестіемъ, но на старцевъ никто не положилъ отлученія: ни папа Иннокентій, ни великій Златоустъ. Несмотря на то, что Ѳеофилъ былъ выше всѣхъ патріарховъ, онъ не превознесся гордостью и съ царемъ не спорилъ, подобно Серапіону. Познавъ свое преступленіе, онь обратился съ теплою мольбою къ царицѣ Евдокіи, дабы упросила царя не гневаться на него. И по ихъ-то примѣру и билъ я челомъ тому, «кто не точію князю  Ѳеодору,  но  и  архіепископу   Серапіону  и всѣмъ намъ общій всея рускія земли, государь», котораго «Господь Богъ устроилъ въ свое мѣсто и посадилъ на царскомъ престолѣ, судъ и милость предасть ему и церковное и монастырское и всего православнаго государства и всея рускія земли власть и попеченіе вручилъ ему. И чтобы азъ ино­му государю билъ челомъ, ино то бы я не гораздо учинилъ. Iосифъ доказываетъ, что Серапіонъ отлучилъ его не за то, что онъ не билъ ему челомъ, какъ увѣрялъ самъ Серапіонъ на соборѣ, а за то, что великій князь, по просьбѣ Иосифа, отнялъ у князя Волоцкаго монастырь безвинно. Въ подтвержденіе Iосифъ приводитъ слова отлученной грамоты: «что еси далъ монастырь въ великое государ­ство», но главнымъ образомъ нападаетъ на возраженіе Серапіона: «А князь Ѳеодоръ воленъ въ своемъ монастырѣ, хотѣлъ грабити и онъ грабилъ, а жаловати и онъ жаловалъ». Въ отвѣтъ на это Iосифъ доказы­ваетъ, что князь не вправѣ грабить монастыри, но долженъ заступаться за нихъ и беречь ихъ. Неправедное похищеніе заслуживаетъ страшную кару. Примѣръ тому — Навуѳеевъ виноградникъ. Царицу Евдокію Богъ предалъ червямъ на съѣденіе за то, что она похитила виноградъ у вдовицы. Царь Ровоамъ погибъ за то, «что восхищалъ людская имѣнія иже во Іерусалимѣ живущихъ. И нигдѣ то­го небывало ниже въ нашей рустей земли, что церк­ви Божія и монастыри грабити: бояху бо ея Бога». Тутъ пересказывается правило на обидящихъ Божіи церк­ви. Правило это написалъ царь великій Іустиніанъ, съ нимъ четыре патріарха, римскій папа и 165 святителей, и ни одинъ изъ нихъ «не дерзнулъ тако написати како говорилъ Серапіонъ: воленъ государь въ своемъ  монастырѣ, хочетъ — грабитъ, хочетъ — жалуетъ, но написали: да будутъ прокляти». Новый примѣръ — изъ писаній св. Никона о князѣ, по имени Морава, «иже бяше въ Антіохіи надо всѣми князи, его же нарицаху княземъ князь. Сей бяше православенъ и благочестивъ. Нѣкогда же нача взимати стяжаніе отъ монасты­рей бѣсовскимъ навѣтомъ, паче же невѣдѣніемъ божественныхъ писаній.   Слышавъ же сія Святый Никонъ написа къ нему посланіе сице». Излагается самое посланіе, объясняющее весь ужасъ святотатства.  За тѣмъ слѣдуетъ еще примѣръ — изъ житія св. мученика Стефана, сербскаго царя. Житіе это поражаетъ грозною, карающею силою святыни. Подобный примѣръ характеризуетъ и Иосифа: онъ подробно и съ сочувствіемъ пересказываетъ чудеса серб­скаго грознаго Святаго,   Iосифъ повѣтствуетъ о чудесномъ открытіи мощей Святаго, о прославленіи и обогащеніи мо­настыря его, гдѣ и «до нынѣ творятся чудеса». Одинъ князь хотѣлъ взять изъ монастыря богатство и уже приставилъ къ святымъ воротамъ стражу. Когда онъ подъѣзжалъ къ вратамъ обители,  явился ему Стефанъ царь «и отъ коня того низверже, два же гвозди велики въ того гортань вонзи». Потомъ, въ туже обитель пришелъ князь, по имени Юнецъ, съ намѣреніемъ ограбить ее. Игуменъ сталъ горячо молиться передъ ракою угодника: «виждь озлобленіе людей твоихъ Христовъ воине и т. д.» (приводит­ся самая молитва игумена).   Юнецъ въ туже ночь увидалъ во снѣ: идетъ онъ къ монастырю «и абіе срѣтаетъ его страшенъ мужъ, царскими одежами украшенъ, отъ мѣста, идѣже ковчегъ бѣ стоитъ, съ брадою долгою ,просѣдою, яко же писанъ есть, и удари его по лицу и по персемъ лампадою, юже имѣяше, да яко лампадѣ крѣпкимъ удареніемъ переломитися мняше». Новый ударъ палъ посреди хребта. Юнецъ заревѣлъ какъ звѣрь и проснулся со страшною болью. Повѣдавъ нехотя окружавшимъ его людямъ правду, онъ повелѣлъ нести се­бя въ монастырь, гдѣ и пролежалъ семь недѣль. Тѣло и самыя кости гнили, внутренности вышли наружу, распро­странилось злосмрадіе по всему монастырю, у больнаго языкъ отпалъ и зубы «разцѣплишася». И случилось съ нимъ не такъ какъ бываетъ всегда — поясняетъ Iосифъ ужасный примѣръ свой — не по смерти сгнило тѣло его, но «прьвѣе тѣло сгни грозно же и не обычно, душа внутрь съдрьжима къ наказанію прочихъ, тако же и самую ту душу послѣ же нуждею отдастъ. И ты, господине», продолжаетъ Iосифъ, «поразсуди себѣ, яко не точію власть вземлетъ Богъ отъ иже церковная и монастырская восхищати желающихъ, но и душа отъемлетъ страшными лютыми муками.

Нечестивымъ князьямъ чужихъ земель Iосифъ противуполагаетъ христолюбиваго князя великаго Василія Василь­евича и разсказываетъ, какъ въ немъ нашли себѣ защиту монастыри Троицкій Сергіевъ и Спасовъ Каменный въ то время, какъ ихъ государи, удѣльные князья, наносили имъ горькія обиды. (Такъ напримѣръ князь Александръ Ѳедоровичъ Ярославскій, заѣзжая съ охоты въ свой Спасо-Каменный монастырь, приводилъ съ собою въ трапезу своихъ псовъ и кормилъ ихъ при себѣ монастырскими ку­шаньями), Iосифъ припоминаетъ, что въ то время митрополитомъ былъ Іона «иже бяше чудотворецъ»   и  онъ не былъ противъ передачи монастырей въ великое государ­ство. Такой подходящій къ дѣлу примѣръ Iосифъ обращаетъ въ обвиненіе Серапіону: ни Іона митрополитъ, ни другіе современные ему святители не дерзнули сказать по­добно ему: воленъ князь Василій Ярославичъ, князь Алек­сандръ Ѳедоровичъ въ своихъ монастыряхъ, хотятъ — жалуютъ, хотятъ—грабятъ. Они знали правило седьмаго со­бора, изрекающее пронлятіе на тѣхъ, кто творитъ дѣло бо­жественное съ небреженіемъ.

За тѣмъ Iосифъ вновь говорить о Серапіонѣ, что онъ презрѣлъ всѣ правила святыхъ отцевъ и попралъ святитель­ский и царскій судъ. Иосифа возмущаетъ то, что Серапіонъ не смиряется передъ осудившими его святителями «себе точію свята и премудра и праведна и разумна мнитъ». За таковую гордость Iосифъ угрожаетъ своему прежнему владыкѣ конечнымъ низверженіемъ, если только не принесетъ покаянія отцу своему митрополиту.   Приведши новыя правила (св. Апостолъ 28-е, Карфагенскаго собора 15-е и Антіохійскаго 10-е) подтверждающія то, что самъ Серапіонъ отлученъ по праву, Iосифъ ополчается уже не только на извѣстные поступки, но и на самую личность бывшаго архіепископа.   Изъ послѣдующаго увидимъ, что Iосифъ видѣлъ въ Серапіонѣ врага своего и желалъ очернить его въ глазахъ другихъ.

«Ино, господине, Серапіонъ во всемъ противно чинилъ божественнымъ правиламъ, да и нынѣ також­де все съ гордостью и свирѣпствомъ глаголетъ и творитъ; ни Бога боится, ни человѣка срамляется, ни часа страшнаго трепещетъ, занеже нынѣ связанъ н неблагословенъ и отлученъ челомъ не бьетъ ни о прощеніи, ни о благословеніи. А (если) госпо­дине, попустилъ его Богъ въ таковой тягости ему и умрети, ино божественный писанія сказуютъ: таковымъ не милостивъ судъ пріяти». Примѣръ отлученныхъ священника и инока, которымъ пришлось во время гоненія пострадать за Христа и принять смерть, но которые не смотря на мученическій подвигъ не удостоились награды, пока не получили на землѣ разрѣшеніе. Iосифъ приглашаетъ прочесть правила, на которыя указалъ онъ въ началѣ посланія и въ слѣдъ за тѣмъ продолжаетъ: «Да и нынѣ (Серапіонъ) точію единаго смотритъ во всемъ, еже свое гордостное мнѣніе сотворити, да и говоритъ такія рѣчи: всѣ де на грѣхъ поступали, одинъ я за правду сталъ». Примѣръ Фарисея и мытаря: «Серапіонъ, какъ мытарь, всѣхъ осудилъ и говоритъ: за правду сталъ. Ино, господине, всякая правда бываетъ по свидѣтельству божественныхъ правилъ, а которое слово или дѣло не отъ божественныхъ писаній, то все отъ лукаваго». Слова св. Никона объ этомъ, слова изъ Лест­вицы, слова св. Дороѳея о гордости. «Бѣсъ тщится въ ровъ воврещи бывшаго архіепископа Серапіона, а на то ему надежа». Хвалятъ его тѣ, которые не разумѣютъ божественныхъ писаній, «яко скоти несмысленіи.... и ничтоже смотряюще точію, дабы кто что взялъ у него».

Осуждая Московскихъ сторонниковъ Серапіона, Iосифъ по своему объясняетъ и ту любовь, которою пользовался архіепископъ со стороны Новгородцевъ, видѣвшихъ въ немъ святителя, подобнаго древнимъ святымъ владыкамъ ихъ — Никитѣ, Іоанну и недавнему Іонѣ.

«Коли былъ въ Новгородѣ архіепископъ Серапіонъ, когда еще пріѣхалъ въ Новгородъ, тогда же получилъ отъ человѣкъ славу, а не отъ Бога. Да ко­торые живутъ въ Новгородѣ бояре и дѣти боярскіе и приказаные люди, и что ни есть церковныхъ приходовъ, и онъ имъ роздалъ, а иное истощилъ церков­ное имѣніе; пьяницамъ и смутомъ отворилъ погреба, и они, напившеся, зовутъ его святителемъ, государемъ. Да какъ нечего уже давати, ни пойти нечѣмъ и онъ былъ хотѣлъ того дѣля и владычество оставити. А вѣдомо, господине, тебѣ: аще кто простъ человѣкъ богатство свое, а не церковное раздаетъ богатымъ и пьяницамъ.... ино не похвально ни отъ Бога, ни отъ человѣкъ; а еже архіепископу или епископу церковное имѣніе раздавати не убогимъ, богатымъ и пьяницамъ.... сіе отречено есть правильнымъ закономъ, и святотатцемъ судомъ осужаеми бываютъ творяще таковая».

Затѣмъ Iосифъ снова порицаетъ тѣхъ Московскихъ сто­ронниковъ Серапіона, которые придавали его благослове­нно чрезмѣрное значеніе. «Неразумніи, скоту подобніи человѣцы», говоритъ онъ «приходятъ нынѣ къ бывшему архіепископу Серапіону да говорятъ ему: ты де, государь, стой, лица сильныхъ не срамляйся, стой крѣпко». И только тутъ Iосифъ входитъ нѣсколько въ положеніе Серапіона и просить Ивана Ивановича скло­нить его къ смиренію. Самому же Третьякову совѣтуетъ поговорить съ дядей своимъ Иваномъ Владиміровичемъ Го­ловою и сыномъ его Иваномъ, «занеже той божествен­ныхъ писаній искуснѣйша многихъ человѣкъ».   Въ заключеніе Iосифъ просить поговорить прилежно архіепископу, чтобы позналъ свое преступленіе, «занеже всѣмъ людямъ жаль его» и здѣсь помягче отзывается о Серапіонѣ, котораго можно направить на путь истинный, потому что у него на мысли не было давать неблагословеніе. Онъ цѣлые два года послѣ передачи монастыря во власть великаго князя «жаловалъ насъ по обычаю, да какъ минули два годы и Алексѣй Пиліемовъ ялся князю Ѳедору Борисовичю навести на то архіепископа, да послалъ ко Кривоборскому, да своимъ лукавствомъ прельстилъ Кривоборскаго, а Кривоборскій архіепископа на то навелъ. И будетъ ти, господине, то вѣрно, что его научили. И только, господине, восхощешь и я къ тобѣ о всемъ о томъ опишу подлинно и истинно: какъ тому дѣлу было начало и конець, и которые ради нужи били есмя челомъ государю великому князю Василію Ивановичю всея Руси и которые ради вины архіепископъ послушалъ челобитія Алексѣя Пиліемова да Криво­борскаго». Изъ послѣдняго между прочимъ видно, что Iосифъ въ этомъ посланіи сокращенно разсказалъ дѣло ссоры своей съ княземъ Ѳедоромъ, о проискахъ же Пиліемова и совсѣмъ не успѣлъ разсказать.

 

Посланіе къ Борису Кутузову ²⁰³).

Посланіе къ Борису Васильевичу Кутузову пополняетъ разсмотрѣнное нами посланіе, о чемъ въ концѣ его свидѣтельствуетъ самъ авторъ. «Да прислалъ, господине, ко мнѣ грамоту Иванъ Третьяковъ о томъ, чтобы язъ  архіепископу билъ  челомъ  да  и  прощался  у него.   И язъ, господине,  къ нему  писалъ вкратцѣ о ихъ лукавствѣ,  а писалъ есми,  господине, тамо подлинно свидѣтельство отъ божествеиныхъ писаній, паче же отъ священныхъ правилъ о томъ: по­чему царскій и святительскій судъ меня оправили, а  Серапіона,   бывшаго  архіепископа,   обвинили  и отлучили и т. д.» и нѣсколько ниже:   «Только, госпо­дине, хочешь увѣдати извѣстно, и ты себѣ прочти и тѣ тетрати, которыя есмы послалъ къ Ивану, за­неже  гдѣ  въ  твоихъ  тетратехъ  писано  вкратцѣ, ино  въ Ивановыхъ  подлинно,  гдѣ  въ  Ивановыхъ вкратцѣ,   ино въ твоихъ подлинно писало.   А того для есми, господине, къ тебѣ послалъ и тѣ тетрати, которые къ Ивану писалъ».

Кутузовъ писалъ Иосифу, что многіе «отъ добрыхъ» говорятъ, что лучше бы было ему, оставя монастырь, да пойти прочь. Посланіе свое къ Борису Васильевичу Iосифъ главнымъ образомъ посвящаетъ опроверженію такого мнѣнія. Первый примѣръ, приводимый имъ — это поступокъ вели­каго князя Василія Васильевича съ утѣсняемыми монасты­рями Троицкимъ и Каменымъ, но сверхъ того здѣсь упомянутъ еще и Толгскій (на Тользѣ рѣки), который претерпѣлъ гоненія отъ князей Засѣцкихъ, такъ какъ находился въ ихъ вотчинѣ и въ свою очередь взятъ былъ въ державу великаго князя Московскаго.

Желая убѣдить въ томъ, что монастырь не составляетъ собственности того, въ чьей отчинѣ находится, Iосифъ перечисляетъ всѣ значительные вклады въ свой монастырь, съ поименованіемъ лицъ, вносившихъ оные. Разсказавъ о средствахъ, на которыя возникъ монастырь, Iосифъ переходитъ къ князю Ѳедору Борисовичу — повѣтствуетъ о томъ, какъ онъ посягалъ на монастырскую казну и какъ въ связи съ архимандритомъ Пиліемовымъ уговорилъ чернецовъ иосифовыхъ  бѣжать на Возмище, что и было разсказано нами въ своемъ мѣстѣ. Подробно и тщательно объясняетъ Iосифъ Борису Васильевичу законность своего поступка — пере­дачи монастыря въ державу великаго князя и при этомъ разсказываетъ случаи, когда большіе цари вступались въ вотчины меньшихъ царей. Константинъ, вступившись за Аѳанасія Великаго и Павла Исповѣдника, отнялъ у Кон­стант всѣ церкви и монастыри. Царь Онорій вступился за Іоанна Златоуста, сосланнаго Аркадіемъ. Разсказъ о царяхъ Iосифъ заключаетъ такъ: «Зри, яко большіе царіе въступались въ вотчину меньшихъ царей и за святыя церкви и монастыри» и въ слѣдъ затѣмъ переходитъ къ преподобнымъ отцамъ, пастырямъ и учителямъ, которые и до смерти подвизались за церкви и монастыри. Разсказы­ваетъ о святомъ епископѣ Василіи Амасійскомъ, которому отсѣкли голову за то, что онъ не хотѣлъ выдать церковнаго злата; о святомъ Исидорѣ Схенедохѣ, бѣжавшемъ отъ пат-ріарха златолюбца съ церковными деньгами; о Ѳеодорѣ Едесскомъ, Харитонѣ исповѣдникѣ, великомъ Саввѣ, изъ которыхъ каждый, отстаивая церковный имущества, искалъ защиты у сильныхъ. «А въ нашей земли» — продолжаетъ Iосифъ—«пресвященный Ѳеогностъ митрополитъ, да Алексѣй митрополитъ и чюдотворецъ, да Кириллъ епископъ ростовскый и иніи святители рустіи ходи­ли въ Орду, да отъ невѣрныхъ царей и ярлыкы имали о святыхъ церквахъ, чтобы не обидимы были отъ неправедных?) человѣкъ. И аще къ невѣрнымъ царемъ приходили о церковныхъ обидахъ, да порока имъ въ томъ никто не учинилъ». Упомянувъ вторично о великомъ князѣ Васильѣ Васильевичѣ, бравшемъ монасты­ри подъ защиту, Iосифъ переходитъ къ подробному изложенію обстоятельствъ ссоры своей съ княземъ Ѳедоромъ Борисовичемъ, равно какъ и причинъ, по которымъ онъ рѣшился прибѣгнуть къ великому князю и митрополиту. Продол­жая жаловаться на князя Волоцкаго, Iосифъ обвиняетъ его за то, что онъ «уласкалъ Серапіона» и черезъ посредство Алексѣя Пиліемова склонилъ его къ отлученію Иосифа; приводитъ вопросы, предложенные архіепископомъ Ростовскимъ и архимандритомъ Ниломъ-грекомъ на соборѣ Серапіону и неудачные его отвѣты. За тѣмъ приводитъ дословно вторую разрѣшительную грамоту митрополита Симона, изъ которой видно, почему онъ, Iосифъ, удостоился соборнаго благословенія. Послѣ грамоты говоритъ о томъ, какъ Богъ обличилъ на соборѣ Сераніона и Пиліемова, которые не на­шлись что привести въ свое оправданіе. Посланіе оканчи­вается совѣтомъ прочесть «посланіе къ Третьякову».

Кромѣ этихъ обширныхъ посланій Iосифъ писалъ еще третіе подобное къ Ивану Володиміровичу Головѣ, тому дядѣ Третьякова, котораго онъ считалъ искуснѣйшимъ въ божественномъ писати. Посланіе къ Головѣне сохранилось. Свидѣтельство о немъ въ посланіи сына Головы, Ивана къ Иосифу²⁰⁴).

Посланіе Ивана Головина полно изліяній духовной любви и благоговѣнія къ ІосіФу.   Со страхомъ Иванецъ (какъ онъ себя называетъ) исповѣдаетъ духовному отцу свой грѣхъ, что онъ дерзалъ сомнѣваться въ его правотѣ: то казалось ему, что Серапіонъ правъ, а Iосифъ виноватъ, то наоборотъ. Головинъ просить Иосифа исцѣлить его отъ «мнѣнія». Смиренный и благоговѣйный тонъ этого посланія, украшеннаго къ тому же текстами священнаго писанія, заслужилъ ему названіе«посланія нѣкоего мудра мірянина ко игумену Иосифу», въ сборникѣ, составленномъ въ іосифове  монастырѣ. Это посланіе свидѣтельствуетъ, что и са­мые искренніе друзья Иосифа не вполнѣ были удовлетворены его объясненіями по дѣлу распри. Однако «тетради» должны были произвести свое дѣйствіе. Лѣтописное извѣстіе о сведеніи Серапіона съ архіепископскаго престола распростра­нило еще болѣе мнѣніе о правотѣ Иосифа и виновности Серапіона ²⁰⁵). Только Новгородская лѣтопись отозвалась объ этомъ дѣлѣ глухо «свели владыку за то, что не благословилъ старца Иосифа на Волокѣ-Ламскомъ» ²⁰⁶). При извѣстіи о смерти Серапіона ясно выраженъ взглядъ Новгородцевъ на Иосифа и его сторонниковъ ²⁰⁷).

Изъ житія Иосифа (Саввы Черн.) узнаемъ, что по смерти его злобно отнеслись къ его памяти іерей и сынъ боярскій — оба изъ Новгорода.

Благочестивая жизнь Серапіона произвела свое дѣйствіе. Великій князь однажды приказалъ сказать Иосифу, черезъ его чернеца, чтобы онъ отписалъ ему мысль свою, нельзя-ли ему, Иосифу, бить челомъ архіепископу Серапіону. Въ отвѣтъ Iосифъ написалъ великому князю краткое посланіѳ²⁰⁸). «Азъ еще толды. коли Серапіонъ меня отлучилъ, писалъ о томъ тебѣ государю и ко инымъ кои меня жалуютъ. Да послалъ есми съ своими старцы тетратку къ тебѣ государю. А нынѣ... моя мысль, какъ Богъ да Пречистая Богородица тебѣ на сердце положитъ, какъ ты, государь, велишь, занеже надежа и упованіе — ты государь. Митрополитъ Симонъ, почувствовавъ приближеніе смерти, раскаялся передъ Серапіономъ и просилъ у него прощенія. Великій князь также оказалъ милость Серапіону не задолго до его кончины²⁰⁹). Образъ Серапіона осѣнился по смерти его вѣнцемъ святости и составленное въ Троицко-Сергіевой обители житіе его донесло до насъ взглядъ на дѣло его съ Iосифомъ — противоположный тому, который имѣли на это же дѣло сторонники Иосифа. Списатели житій Иосифа мягче относятся къ Серапіону, нежели списатель житія Серапіонова къ Иосифу. Первые говорятъ о примиреніи, послѣдовавшемъ черезъ нѣсколько времени по сведеніи Серапіона; послѣдній повѣствуетъ, о томъ, какъ Серапіонъ заочно простилъ Иосифа.

Съ княземъ Ѳедоромъ Борисовичемъ Iосифъ примирился.

Князь умеръ при жизни Иосифа (1513), завѣщавъ обители его вклады ²¹⁰) и былъ погребенъ тамъ же, рядомъ съ своимъ братомъ, въ правомъ углу той нижней церкви, гдѣ въ послѣдствіи положенъ былъ и самъ основатель, Iосифъ устроилъ надъ обоими братьями «камены гробницы и по­кровы бархатны и образы и свѣщи» ²¹¹).

Постриженнику ІосиФову, извѣстному намъ Нилу Полеву пришлось также писать въ защиту своего игумена. Сохра­нилось два посланія его къ старцу Герману ²¹²). По любви къ пустынножительству Нилъ удалился вмѣстѣ съ Діонисіемъ Звенигородскимъ изъ іосифовой обители за Волгу, въ Бѣлозерскіе края, и тамъ жилъ пустынно, по сосѣдству съ Діонисіемъ. Узнавъ однажды отъ Діонисія, что одинъ изъ пустынныхъ старцевъ, по имени Германъ, не приказываешь постриженникамъ іосифовымъ причащаться и укоряетъ ду­ховника ихъ (въ пустыни) Геннадія за то, что онъ даетъ имъ причастіе,—Нилъ Полевъ написалъ Герману посланіе. Нилъ объясняетъ, что всѣ они вмѣстѣ съ Iосифомъ, бывъ отлучены Серапіономъ, получили разрѣшеніе и благословеніе отъ митрополита Симона. Нилъ укоряетъ Германа, что онъ—нога, простой чернецъ, дерзаетъ осуждать главу— митрополита, преподавшаго благословеніе Иосифу.

Изъ этого посланія Нила также видно, на сколько между Заволжскими старцами были распространены тѣ убѣжденія, которыя встрѣчаются въ «ихъ посланіи къ Иосифу о еретикахъ»²¹³). «Ты говоришь, пишетъ Нилъ Герману, о врагахъ и отступникахъ правой вѣры, что не слѣдуетъ ни осуждать ихъ, ни посылать въ заточеніе, а только молиться за нихъ— самъ же осуждаешь митрополита» и т. д.

Изъ втораго краткаго посланія Нила къ Герману видно, что послѣдній вполнѣ убѣдился доводами Нила.

IОСИФЪ  ВЪ  БОРЬБѢ  СЪ  ЕРЕСЬЮ.

Iосифъ и  АРХІЕПИСКОПЪ  НОВГОРОДСКИЙ  СЕРАПІОНЪ

НОВАЯ БОРЬБА Иосифа СЪ ЕРЕСЬЮ  и ИНОКЪ ВАССІАНЪ