Глава 21. ЗНАЧЕНИЕ ПОКАЯНИЯ И ПРИМЕРЫ ЕГО

 

Храм носяй телесный весь осквернен. Но яко Щедр, очисти благоутробною Твоею милостию.

Из великопостных песнопений

 

Призыв к покаянию был первым призывом, первой проповедью Христа: «Покайтесь, ибо приблизилось Цар­ствие Божие»   (Мф. 4, 17).

Но, может быть, усиленное покаяние нужно лишь для больших грешников, а не для нас?

В Евангелии есть одна, на первый взгляд, загадочная фраза. Господь сказал: «Я пришел призвать не правед­ников, но грешников к покаянию»  (Мф. 9, 13).

И Его часто обвиняли в том, что Он более имел дело с грешниками — блудницами и мытарями, и менее с те­ми, которые строго исполняли закон Моисеев, — с книж­никами и фарисеями.

Почему же Господь не хотел иметь дело с «правед­никами»? Потому что те, кто почитали себя «праведни­ками», не имеющими нужды в покаянии, на самом деле были в самообольщении, были гордецами, т. е. грешили грехом, наиболее ненавистным Богу, и были душевно неизлечимы, благодаря полному отсутствию сознания своей греховности.

Вполне «праведников» вообще нет на земле. Пророк Давид говорил: «Все уклонились, сделались равно не­потребными; нет делающего добро, нет ни одного» (Пс. 13, 3).А один старец (имя его осталось неизвестным) так говорил своему ученику: «Ведай, сын, что не только я и ты, мнимые монахи, нуждаемся в непрестанном трез­вении и плаче, но и великие подвижники нуждаются в них. Услышь следующее духовное рассуждение: ложь от диавола; страстное воззрение на женщину вменено Богом в любодеяние. Гнев на ближнего причислен к убийству, за каждое праздное слово обетовано воздая­ние. Кто же такой человек и где его найти, который бы не ведал лжи, не был искушен вожделением, никогда не прогневался на ближнего напрасно, в котором бы не нашлось празднословия и который поэтому не нуждал­ся бы в покаянии?»

А вот что пишет о том же о. Александр Ельчани­нов: «Вы оправдываетесь тем, что проступок ваш неве­лик, неважен. Но нет неважного, ничтожного в мире — ни дурного, ни хорошего. Самое незначительное дей­ствие, мимоходом брошенное слово, самое мимолетное чувство — важны и реальны, как реально все в мире. Поэтому все самое малое должно соответствовать само­му главному и ничто нельзя почитать недостойным внимания или свободным от нашей ответственности». Победим же свое горделивое сознание о своей призрач­ной «праведности», пожалеем свою бедную, опозорен­ную грехом и страстями душу, находящуюся в рабстве лукавого духа, и сознаем для себя необходимость в де­ятельном, глубоком покаянии.

Итак, в покаянии нуждаются все люди без исключе­ния: все больны, все в духовных язвах.

Как пишет прп. Исаак Сириянин: «Покаяние всегда прилично всем грешникам и праведникам, желающим улучить спасение. И нет предела усовершению, потому что совершенство и самых совершенных подлинно несо­вершенно. Посему то покаяние до самой смерти не определяется ни временем, ни делами».

Этим можно объяснить духовный парадокс, который так формулирует архимандрит (впоследствии Патриарх) Сергий: «Чем выше человек нравственно, тем сильнее в нем сознание своего недостоинства и тем обильнее его покаянные слезы. Таков, например, прп. Ефрем Сирин, творения которого — почти непрерывный плач, хотя носят на себе неизгладимые следы небесной радо­сти, присущей всякому истинному праведнику».

Отсюда особенно больными и трудноизлечимыми надо считать тех, которые в самообольщении не считают себя больными, почитают себя если уж не «праведниками», то, во всяком случае, не какими-либо «большими» греш­никами.

Таким образом, чтобы исцелиться, надо прежде всего почувствовать свою болезнь и познать нужду во враче, т. е. признать свою греховность. Без признания ее че­ловек болен безнадежно и находится в горделивом са­мообольщении. Христос — Врач наших немощей. Но Он ждет обращения к Нему, ждет признания от нас в своих грехах, и тогда Он снимает их с нас и дает силу бороть­ся с грехом. Но что такое покаяние?

Вот определение покаяния прп. Исаака Сириянина: «Значение же слова покаяния, как дознали мы из дей­ствительного свойства вещей, таково: оно есть прибли­жающееся к Богу неослабное прошение с исполненною сокрушения молитвою об оставлении прошедшего и мольба о хранении будущего. Покаяние есть корабль души, на котором она переплывает и спасается в мыс­ленном море греха».

А еп. Игнатий (Брянчанинов) так определяет пока­яние: «В покаянии совмещаются все заповеди Божии. Покаяние есть сознание своего падения, соделавшего естество человеческое непотребным, оскверненным и потому постоянно нуждающимся в Искупителе».

Таинственен процесс покаяния души. В нем мы открываем перед Богом язвы своей души и скорбным духом и болью сердечною свидетельствуем, что мы со­знаем их, ужасаемся их безобразию и просим об исце­лении этих язв и прощении грехов.И чем глубже сознание грехов, тем чище омывается душа в слезах покаяния. Таким путем шли все те, кого Церковь почитает святыми и праведниками. И лишь идя этим путем, «узким» и «тесным», путем нищеты духов­ной и глубочайшего покаяния, возможно спасение души.

Епископ Игнатий (Брянчанинов) так пишет об этом:

«Всякий, усиливающийся взойти на брак Сына Бо­жия не в чистых и светлых одеждах, устраиваемых по­каянием, а прямо в своем рубище, в состоянии ветхости, греховности и самообольщения, извергается вон во тьму кромешную  — в бесовскую прелесть.

Покаяние и все, из чего оно составляется, как то: сокрушение и болезнование духа, плач сердца, слезы, самоосуждение, памятование и предощущение смерти, Суда Божия и вечных мук, ощущение присутствия Бо­жия, страх Божий — все это суть дары Божии, дары высокой цены, дары первоначальные и основные, залоги даров высших и вечных. Без предварительного получе­ния их получение последующих даров — невозможно».

«Как бы ни возвышенны были наши подвиги, — ска­зал св. Иоанн Лествичник, — но если бы мы не стяжали болезнующего сердца, то эти подвиги и ложны, и тщет­ны. При исходе души нашей мы не будем ни в чем обвиняемы так, как в том, что не плакали непрестанно о грехах своих. Ибо плач имеет двоякую силу: истреб­ляет грех и рождает смиренномудрие».

Но из чего же составляется процесс покаяния? Ему предшествует понимание разумом нарушения нами за­поведей Божиих. После этого следует испрошение про­щения у Бога, а также и у человека, если грех был связан с виной перед ним. Но это еще не есть покаяние.

В дополнение к признанию своего греха мы должны понести труды покаяния — покаянные молитвы и, мо­жет быть, для физически здоровых — поклоны, пост, воздержание и т. д.

Но и это все еще не есть достаточные признаки полноты покаяния. Можно все это выполнить, а все же не покаяться, не примирить с собою Бога, не получить Его прощения и возвращения в сердце Святого Духа и полноты Его благодати.

Истинное покаяние зарождается глубоко в сердце. В нем должны появиться стыд за грех, ощущение грязи на своей духовной одежде, отвращение к своей склонно­сти ко греху, оскверняющему душу отвратительной не­чистотой и омерзительным запахом.

И вот, когда душе нашей станет тяжко от этого за­паха и нечистоты, когда мы начнем презирать себя за свое душевное безобразие, когда мысленно падем перед Богом, простирая к Нему свои руки с просьбой о проще­нии и помощи, когда мы, по выражению старца Силуана, «сойдем во ад покаяния и действительно ощутим себя хуже всякой твари», тогда начинается наше действи­тельное покаяние. Оно всегда не во внешних проявле­ниях, а в глубочайших переживаниях сердца.

«Отдай душу во ад, будешь богат», — говорил и ста­рец Захария из Троице-Сергиевой Лавры.

Есть ли предел покаянию? Его нет и, как говорит прп. Марк Подвижник: «Если мы будем подвизаться в покаянии и до самой смерти — и тогда не исполним должного, потому что и тогда не принесем ничего рав­ноценного Царству Небесному».

*  *  *

Поищем примеры покаяния в Священном Писании и в истории Церкви Христовой.

Вот как описывается в Библии покаяние ниневитян, которое в пример ставит Сам Господь   (Мф. 12, 41).

«И поверили Ниневитяне Богу, и объявили пост, и оделись во вретища, от большого из них до малого... и [царь Ниневитян] встал с престола своего, и снял с себя царское облачение свое, и оделся во вретище, и сел на пепле, и повелел провозгласить и сказать в Ниневии от имени царя и вельмож его: "чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбище иводы не пили, и чтобы покрыты были вретищем люди и скот и крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый об­ратился от злого пути своего от насилия рук своих"» (Иона, 3, 5-8).

А вот покаяние согрешившего царя Давида. Когда Давид был обличен в грехе пророком Нафаном и забо­лело дитя его, то Давид начал молиться и поститься, а уединившись, провел ночь, лежа на земле. И вошли к нему старейшины дома, чтобы поднять его с земли, но он не хотел и не ел с ними хлеба, и так лежал на земле и плакал; и постился Давид целую неделю до самой смерти ребенка  (2 Цар. 12, 16-20).

В обоих случаях мы видим деятельное покаяние и суровое наказание себя кающимися. Таковы же черты покаяния, находящиеся и в евангельских рассказах.

Так, мытарь Закхей раздает половину своего имения и в четыре раза больше раздает обиженным им.

Блудница не жалеет драгоценного мира для ног Гос­пода и не стыдится перед всеми плакать, целовать ноги Господа и отирать их волосами своими.

Мытарь идет в храм, смиренно становится «вдали», бьет себя в грудь, не смея поднять голову, и т. д.

Все это — черты деятельного покаяния, усилия, подвига, а не одни слова и призрачные сожаления о своих грехах.

А как каялись, очищали себя от греха истинные последователи Христа — преподобные отцы Новозавет­ной Церкви?

Они уходили из мира в пустыни, усиленно пости­лись, изнуряли свое тело тяжелым трудом, заключали себя в затвор, налагали на свои уста молчание, а неко­торые, наиболее сильные из них, восходили на столпы, надевали на себя вериги и т. п.

Наконец, венец подвигов покаяния показали юроди­вые во Христе, которые сделали себя отребьем для мира и, лишив себя крова и всякого имущества и притворя­ясь безумными, навлекали на себя поношение и презре­ние мира.

Подвиги покаяния преподобных, столпников и юро­дивых могут показаться чрезмерными, странными, гра­ничащими с безумием. Да, с точки зрения мира, — это безумие. Но апостол Павел говорит: «Будь безумным, чтобы быть мудрым»   (1 Кор. 3, 18).

В конце концов дело не в форме подвига, который самопроизвольно принимает кающаяся душа, а в той ревности к покаянию, степени ненависти к греху, в той силе внутреннего сокрушения души от нечистоты своей, которые показывают подвижники в своих подвигах покаяния.

Вот эту-то ревность и ценит Господь, в чем бы она ни проявлялась, какие бы «уродливые» формы, с точки зрения мира, не принимала.

Недаром наиболее соблазняющий людей мира, но высший и труднейший подвиг — подвиг юродства во Христе — так высоко оценивается Господом; истинные юродивые обычно бывают награждены высокими духов­ными дарованиями — дарами пророчества, ясновидения, чудесного исцеления.

Много примеров глубокого и действенного покаяния можно найти в дневнике великого подвижника благоче­стия  — о. Иоанна С.

Последний часто пишет про то, как, заметив за собой грех — раздражения, внутреннего осуждения кого-либо, принятия излишнего количества пищи, суетной мысли во время богослужения и т. п. —- он начинал усиленно просить Бога о прощении ему этого греха.

И всегда он молился об этом до тех пор, пока не чувствовал прощения и возвращения к нему Святого Духа, душевного мира и любви к ближнему и обретения вновь (как он называл) «пространства сердечного».

Последнее так определяется архиепископом Арсени­ем (Чудовским): «Пространство сердечное — это такое состояние духа, когда не гнетет наше сердце ни уныние, ни скука, ни страх, ни какая другая страсть, и оно бывает открыто для восприятия духовных благ и переполняет­ся ими».Он же пишет: «Как любезно покаяние! Оно человека, лишившегося за грехи близости благодати Божией, снова примиряет с Господом, снова привлекает благодать и — больше того: так перерождает человека грешника, что делает его удобоподвижнее к добру и смиреннее даже обыкновенного праведника. Покаяние — это необыкно­венная милость Божия к человеку!»

*  *  *

В Рождество Христово волхвы принесли Господу золото, ладан и смирну. Как пишет архиепископ Иоанн: «Не могущие ничего принести Богу, могут всегда при­нести Богу золото своей покаянности, ладан молитвы, смирну своей нищеты (духовной). Покаяние же есть освобождение своего настоящего, прошедшего и будуще­го от всего небожественного — оттеснение себя к бла­женной вечности».

 

Приложение к главе 21-й

 Из писем одного пастыря о покаянии

Мое представление о покаянии таково: вся наша жизнь, когда мы ее берем в ее последнем осуществлении, явится как некий единый непротяжный акт.

Иными словами, она будет «видна» сразу вся тем, у кого есть соответствующее зрение. В этом смысле всякое, даже мимолетное внутреннее движение оставляет в об­щей сумме нашей жизни тот или иной след.

Предположим, что я в течение всей моей жизни всего только один раз помыслил злое. Это «злое», если его не извергнуть из души актом самоосуждения, так и останет­ся присутствующим, придавая жизни моей иной харак­тер, внося в сферу моей жизни некое темное пятно. Присутствие этой «тьмы» будет невозможно скрыть ни от себя, ни от других в вечности.

Как сказано в Евангелии: «Нет ничего тайного, что не

сделалось бы явным, и ничего потаенного, что не вышло бы наружу»   (Мк. 4, 22).

Люди обычно наивно думают, что если «никто» не видел или не знает из людей о том, что мы мыслим или делаем, то, значит, все в порядке.

Но если иначе смотреть на нашу жизнь, если действи­тельно устремиться к тому, чтобы внутри нас не было ни единой тьмы,  то дело предстанет совсем иначе.

И вот что замечено в долгом опыте: все, в чем рас­каялся человек, осудив себя и дело свое перед Богом и людьми (Церковью), все это словно исчезает из бытия, становится словно никогда не бывшим, и внутренний свет очищается от всякой тьмы.

Когда я исповедуюсь, то обвиняю себя во всех «зло­мыслиях», потому что я искренне не нахожу во всем мире такого греха, которого я не сотворил бы «мимолет­ным   прикосновением   мысли».

Самая возможность такой мысли есть уже явный показатель моего состояния. И кто из нас может быть уверен в себе окончательно, что он вне власти посещаю­щих его страстных мыслей?

Если я на одно мгновение был во власти какой-либо недоброй мысли, то где гарантия, что это мгновение не станет вечностью?

Итак, в меру сознания нашего нужно исповедывать наши грехи, чтобы не унести их с собой по смерти. Пока человек живет, есть надежда на его исправление. Но что будет по смерти, мы еще не знаем.

Исход из мира сего можно сравнить с тем, что теперь стало всем доступно в плане материальном. Масса, полу­чившая достаточно сильный толчок, вырвавшись из сфе­ры притяжения земли, теоретически может с невероятной скоростью «вечно» лететь в беспредельном пространстве мира.

Так, думаю, и душа человека по исходе своем будет увлечена или в безмерную радость вечной любви, или в нескончаемые страдания обратного любви состояния.

Ведь грех, по существу своему, есть не что иное, как отступление от закона Божественной любви. И если эту любовь взять в ее полноте, то мы никогда не окажемся чистыми перед нею.

Отсюда, если человек воистину желает достигнуть неизменного с Богом пребывания, он должен очищать себя, потому что Господь чист  (1 Ин. 3, 3).

 

Глава 22

 ПУТИ К ПОКАЯНИЮ

 

Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче.

Из великопостных песнопений

 

Как лучше исполнять призыв к покаянию? Как на­чать действительное деятельное покаяние, чтобы восхи­тить приблизившееся к нашей душе Царствие Божие?

Как достичь того, чтобы чувство покаяния, как роса духовная, сошло на наше окаменелое сердце, умягчила его, очистила, омыла, преобразила его и сделала его достойным присутствия Святого Духа?

Здесь тот же путь от внешнего к внутреннему, от внешних признаков и внешних подвигов покаяния к зарождению в сердце сокрушения и ненависти ко греху.

Как говорит прп. Исаак Сириянин: «Если не пла­чешь в сердце своем, то, по крайней мере, облеки в плач лицо твое». А еп. Игнатий (Брянчанинов) так характе­ризует постепенный переход от внешнего покаяния (самоукорения) к раскрытию в душе сердечных, благочес­тивых переживаний:

«Самоукорение имеет, при начале упражнения в нем, характер бессознательного механизма, т. е. произносит­ся языком без особенного сочувствия сердечного, даже в противность сердечному чувству; потом мало-помалу сердце начинает привлекаться к сочувствию словам самоукорения.

Наконец самоукорение будет произноситься от всей души при обильном ощущении плача, умалит перед ними и закроет от нас недостатки и согрешения ближних, примирит со всяким человеком и обстоятельствами и соберет рассеянные по всему миру помыслы в делание покаяния, воодушевит и вооружит непреодолимою си­лою терпения».

Не будем обманывать себя, что мы, хотя бы с внеш­ней стороны, уже начали деятельное покаяние.

В чем свидетельство нашего покаяния? Ведь недо­статочно же того, чтобы рассеянно, но по привычке почитывать с утренним правилом 50-й покаянный пса­лом и время от времени говорить на исповеди священ­нику те грехи, которые случайно сохранились в нашей памяти?

Дело не в отдельно проявившихся грехах. Дело в источниках их происхождения.

Чтобы привести горницу в чистоту и порядок, недо­статочно переловить случайно набежавших тараканов. Если не будут разорены их гнезда, то никогда не пере­станут появляться новые и новые тараканы.

Итак, надо устранить причину появления тараканов, обнаружить и разорить гнезда, т. е. обнаружить и иско­ренить наши страсти: гордость, маловерие, эгоизм, жес­токость и другие пороки души. Вот чего мы должны искать в Таинстве покаяния сверх прощения сказанных духовнику грехов.

По причине нашей духовной слепоты и атрофии нашего внутреннего ока подвиг покаяния — трудное дело для души. Поэтому увидеть грехи свои и принести за них сердечное покаяние — это великое дело. Об этом так пишет прп. Исаак Сириянин: «Восчувствовавший грехи свои лучше того, что молитвою своею воскрешает мертвых... и кто сподобился увидеть самого себя, тот лучше сподобившегося видеть ангелов».

А о. Иоанн С. добавляет к этому: «Видеть грехи свои в их множестве и во всей их гнусности — действи­тельно есть дар Божий».Поэтому дело покаяния надо начинать с усиленной горячей молитвы о том, чтобы Господь благодатью Своею открыл нам наши грехи и таящиеся в нас страсти и пристрастия.

Как говорил о. Алексий Зосимовский: «Надо особен­но бояться той грязи в душе, до которой трудно доко­паться, той грязи, которая гнездится в таких тайниках нашего сердца, где никакая человеческая помощь не сможет заставить ее обнаружиться во всей ее закосне­лости, где может помочь лишь десница Божия».

При этом помощь Божия часто проявляется к нам в том, что, при нашей слепоте на внутреннее зрение, наши грехи и погрешности нам открывают наши близ­кие. «Поэтому, — пишет о. Александр Ельчанинов, — не умеющим видеть свои грехи рекомендуется обра­щать внимание, какие грехи видят в них близкие люди, в чем упрекают. Почти всегда это будет верное указа­ние на наши действительные недостатки».

Как пишет архимандрит Борис (Колчев): «Покаяние обычно есть долгий и узкий путь очищения сердца от скверны. Этот путь мучителен и труден и непосилен человеку, если благодать Божия не укрепляет его, не научает, не утешает, не орошает огонь подвига росою Духа Святого. Иначе говоря — путь непосилен, если не начинает человек стяжать среди своей невидимой бра­ни то Царство Божие, которое он вожделеет и за кото­рое борется до крови души. Благодать Божия, как луч солнца, открывает дверь Царства Божия внутри его».

Не по силам нам будет подражание подвигам свя­тых и преподобных. Но таких подвигов и не требует от нас Господь. Мы так больны душой, так немощны ду­хом, так расслаблены в наших привычках и склонности к легкой, беззаботной жизни, что должны начинать с легких ступеней самопринуждения и воздержания.

Надрыв опасен и в духовной жизни. Духовный рост Господь сравнивает с ростом растений (Мк. 4, 26), а последние вырастают из малого зерна и растут посте­пенно, незаметно для глаз.

Важно начать дело деятельного покаяния, но еще важнее продолжать его неослабно, приучая себя посте­пенно к новым ступеням духовного подвига. В этом залог успеха и достижений. При этом у каждого долж­ны быть свои начальные ступени духовного делания, зависящие от физических сил, обстоятельств жизни и сложившихся привычек.

К одному египетскому отшельнику зашел поселянин и заметил, что в келье подвижника было чисто, на по­стели лежала циновка, а в печи варился суп из овощей.

«Эге, — подумал поселянин, привыкший к неприхот­ливой жизненной обстановке, — этим преподобным отцам подвижникам живется совсем не так уж плохо».

Но старец был прозорлив и, узнав духом мысли поселянина, спросил его:

—  Как привык ты спать?

—  Я обычно сплю на земле около своего поля, где работаю днем, — отвечал поселянин.

—  А из чего состоит твоя обычная пища?

— Черствый хлеб, сухие финики и похлебка из зелени.

—  Итак, ты, очевидно, не терпел бы лишений, живя на моем месте?  — сказал старец.

—   Но не думай так  обо  мне.  До того,   как  стать иноком, я был царедворцем,  жил во дворце, спал на пуховой постели, а здесь ты видишь глиняный пол и тонкую циновку. Там у меня было множеств слуг, и я питался роскошными яствами; здесь я сам варю себе овощи. Легко ли это после моей прежней жизни?

Так и у нас: у одного вначале может быть одна мера поста, поклонов, молитвы, бодрствования и воздержания, У другого она должна быть меньшей, или, может быть, большей: назначение ее есть дело духовного руководи­теля.

При этом не так важна форма духовного подвига и воздержания — не на форму смотрит Господь: Он смот­рит на горение нашего сердца, а силу этого горения оценивает степенью наших усилий. Лишь бы не щадить себя, лишь бы глубоко затрагивать свою лень, косность, изнеженность и дурные привычки.

При этом следует заметить, что при остановке на этом пути — тесном пути несения подвига покаяния — подвиг может постепенно прекратиться и сходить на нет.

Если мы привыкли к чему-либо и переносим внеш­ние подвиги покаяния без всяких усилий, в силу при­вычки и без внутреннего сокрушения, то в выполнении этого мало заслуги, если у нас не проявляется внутрен­него горения покаяния.

Прп. Варсонофий Великий говорит по этому поводу: «Путь же сей (покаяния) состоит в том, чтобы проходи­мое и оставляемое нами позади не привлекало нас об­ратно, иначе явимся на том месте, из которого вышли, достойные осуждения, и труд наш будет напрасен».

Тот же св. отец дает такое описание настоящего духовного подвига:

«Трудно спастись, и как заблуждается тот, кто дума­ет спастись, успокаивая себя во всем... Всякий покой телесный мерзок Господу нашему и удаляет от Него, ибо Он сказал Сам: "Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь" (Мф. 7, 14). Избрать этот путь — есть добрая воля, и тот, кто держится его, во всяком деле произволь­но избирает себе скорбь по силе своей... и ко всякому из требуемых нуждою действий своих примешивает небольшую скорбь...

Например, могу лечь спать на мягкой, набитой пу­хом постели, но... по собственному желанию ложусь на рогоже, стыдясь и этого, потому что другие упокаиваются на голой земле.

И еще: нахожу ли близко воду и удобные поварни? Как делатель, должен избрать наиболее далекую из них, чтобы нанести телу небольшую скорбь.

Еще: могу ли иметь хорошую пищу и чистый хлеб? Должен предпочесть худшее, чтобы поскорбеть хотя немного, вспоминая томящихся голодом, а тем более Владыку нашего Иисуса, Который вкусил желчи и ук­суса ради меня. Это-то и есть воля по Богу.

Воля же плотская состоит в противном сему, т. е. чтобы во всем иметь покой. Что говорим всякий день: "Вот, посмотри, брат, пища пригорела и я не могу ее есть" и прочее...

Братия, не помню, чтобы, найдя совершенный покой, мы когда-нибудь воспользовались им, но всячески ста­рались примешивать отовсюду малую тесноту и скорбь, боясь Того, Кто сказал: "Чадо, вспомни, что ты уже получил доброе твое в жизни твоей"   (Лк. 16, 25).

Так поступали мы и тогда, когда многие стяжания приходили в наши руки, и знает Бог, в какой нищете жили мы ради Обнищавшего для нас.

Нехорошо давать себе покой во всем. Кто ищет сего, тот живет для себя, а не для Бога, ибо такой (человек) не может отсечь свою волю».

И далее прп. Варсонофий говорит про себя: «Будучи болен, я никогда не ложился и не оставлял своего ру­коделия, хотя и сильные болезни меня постигали».

К труду покаяния относится и терпеливое перенесе­ние обид. Об этом так говорит тот же св. отец: «Также и кто постарается по своей воле понести терпеливо досады, поношения, бесчестие и лишения за сделанные им грехи, тот навыкает смирению и труду, и ради их прощаются ему согрешения его, по слову Писания: "Призри на страдание мое и на изнеможение мое и прости все грехи мои"   (Пс. 24, 18)».

В чем нам каяться? Св. Иоанн Златоуст учит:

во-первых, в собственных грехах;

во-вторых, в грехах, на которые мы навели ближних через побуждение, соблазн или дурной пример;

в-третьих, в том, что мы не сделали тех добрых дел, которые мы могли бы сделать;

в-четвертых, в том, что мы отвели ближнего от доб­рых дел, ибо о всех таких делах надо спрашивать свою совесть и память и молить Бога о просветлении их. Нам надо внимательно просмотреть нашу жизнь, наши обычаи, поступки, слова, пожелания, мечты, мысли, наше отношение к Богу, ближним и обязанностям и открыть свои пороки, страсти, дурные склонности, при­вычки и духовные немощи. И здесь нельзя пренебре­гать никакими «мелочами», на которые мы склонны не обращать внимания.

Прпп. Варсонофий и Иоанн так говорят об этом: «Берегитесь, как бы не облениться и не прийти в нера­дение, потому что это очень опасно; но даже и в вещах, кажущихся малыми, не презирай заповеди».

В истории Церкви бывали случаи, когда Господь возвращал на землю души, уже начавшие проходить «мытарства», т. е. испытание греховности. Эти души рас­сказывали, что суд над душой поистине страшен; ответ надо давать за каждую напрасно убитую букашку, за каж­дую неправильно истраченную монету, за каждое празд­ное слово, за мысль осуждения, ропот в душе и т. д.

Естественно, что степень и формы покаяния будут зависеть от характера грехов. Последние прп. Серафим разделяет на три ступени.

К первым он относит наиболее легкие прегрешения, которых, по его словам, не чужды даже праведники. («Семь раз упадет праведник и встанет» — Притч. 24, 16). За эти грехи Дух Святой еще не оставляет христи­анина.

О том же пишет прп. Исаак Сириянин: «Сколько раз иные каждый день преступают закон и покаянием врачуют души свои, и благодать приемлет их, потому что во всяком разумном естестве перемена происходит непреодолимым образом и с каждым человеком еже­часно происходят изменения».

О характере покаяния при таких прегрешениях так пишет еп. Феофан Затворник: «Относительно мелких греховных движений сердца, помыслов и т. п. нужно заметить следующее правило: как только замечено что-либо нечистое, тотчас следует очищать это внутренним

покаянием пред лицом Господа. Можно этим и огра­ничиться, но если нечиста, непокойна совесть, то потом еще на вечерней молитве помянуть о том с сокрушени­ем, и — конец. Все такие грехи этим актом внутренне­го покаяния и очищаются».

Вторые по степени грехи уже удаляют от нас Духа Божия.

Как пишет прп. Иоанн Лествичник: «Когда душа, предательски изменяя сама себе, погубит блаженную и вожделенную теплоту, тогда пусть исследует прилежно, по какой причине она ее лишилась, и на эту причину да обратит весь свой труд и всю ревность. Ибо пре­жнюю теплоту нельзя иначе возвратить, как теми две­рями, которыми она вышла».

Итак, если христианин заметил изменение своего состояния (потерю мира, радости и любви к ближним, наступление раздраженного состояния души, печали, уныния и т. п.), то он должен тотчас же искать тот грех, которым он прогневил Господа. И если христианин молится об этом, то он услышит в душе своей голос, указывающий ему на грех. Тогда надо каяться до тех пор, пока Господь не простит греха и Дух Святой снова не вернется в душу христианина.

Это познается по появлению умиления, теплоты сер­дечной, воцарению в душе тишины и мира. Мы всегда должны по этому проверять себя,  «в духе» ли мы.

Нужно сказать, что обычная поговорка «он не в духе» имеет очень глубокий смысл, которого обычно не подо­зревают. Надо думать, что эта поговорка идет из стари­ны, когда люди различали состояние человека в Духе Святом Божием, сопровождающееся миром, спокойстви­ем на душе, и состояние «не в духе» — когда человек раздражен, озлоблен, угнетен, печален, уныл.

В своих записях «Моя жизнь во Христе» о. Иоанн С.  дает всем для этого случая такой совет:

«Если согрешишь в чем перед Богом (а мы гре­шим премного каждый день), тотчас же говори в серд-це своем, с верою в Господа, внимающего воплю твоего сердца, со смиренным сознанием и чувством своих грехов, псалом 50-й "Помилуй мя, Боже..." и прочитай сердечно весь псалом.

Если не подействует он один раз, прочитай второй еще сердечнее, еще чувствительнее и тогда тебе немед­ленно возсияет от Господа спасение и мир душе твоей.

Так всегда сокрушайся: это верное, испытанное сред­ство против грехов. Если же не получишь облегчения, то вини самого себя: значит, ты молился без сокруше­ния, без смирения сердца, без твердого желания полу­чить от Господа прощение грехов, значит, душа твоя не болит от греха».

К третьему виду греха относятся более тяжкие, так называемые смертные грехи — такие, как, например, пре­любодеяние, убийство и т. п. Эти грехи требуют дли­тельного покаяния и за них обычно духовники накла­дывают епитимии и могут отлучить от причастия на некоторое, иногда длительное время. (( Среди смертных грехов имеется и хула на Духа Святого, которая, по словам Спасителя, «не простится ни в сем веке, ни в будущем» (Мф. 12, 31-32). По мнению затворника Георгия Задон­ского, к этому тяжкому греху относятся: 1) сознательное оскорб­ление святыни, 2) грех отчаяния (самоубийство), 3) расчет на милость Божию при сознательном проведении жизни в тяжких грехах.

По мнению Оптинского старца Никона, «хула на Святого Духа в том заключается, что человек верит в Бога и знает о законе возмездия, но в душе у него такая злоба, что он не в состоянии обратиться к Господу с раскаянием, потому и не может получить прощения». прим. авт.))

 Когда кончается покаяние? Только со смертью. «Во всю жизнь твою считай себя и молись, как грешник, и будешь оправ­дан», — говорит прп. Исаак Сириянин.

«Тогда приидите, и рассудим... Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю. Если будут красные, как пурпур, — как волну убелю», — так покаявшимся говорит Господь устами пророка Исаии   (Ис. 1, 18).

 

Приложение к главе 22-й

Покаянная молитва прп. Исаака Сириянина

Что важно вспоминать в покаянных молитвах? Оче­видно, свои грехи, свои наличные страсти и нерадение, и при этом помнить об искупительной жертве Христа и Его непостижимых величайших страданиях ради нас. Так именно построена нижеприведенная молитва прп. Исаа­ка Сириянина.

«Господи Иисусе Христе, Боже наш, плакавший над Лазарем и источавший над ним слезы скорби и состра­дания, прими слезы горести моей. Страданием Твоим исцели страсти мои; язвами Твоими уврачуй мои язвы. Кровию Твоею очисти мою кровь, и с телом моим сраствори благоухание Твоего животворящего тела. Та желчь, какою напоили Тебя враги, да усладит душу мою от го­рести, какою напоил меня сопротивник; страдания Тела Твоего, распростертого на древе крестном, к Тебе да воз­высят ум мой, увлеченный демонами долу.

Глава Твоя, преклоненная на кресте, да вознесет мою главу, заушенную супостатами. Всесвятые руки Твои, пригвожденные неверными ко кресту, к Тебе да возведут меня из бездны погибели, как обетовали всесвятые уста Твои. Лице Твое, приявшее на Себя заушения и заплевания от проклятых, да озарит мое лицо, оскверненное без­закониями.

Душа Твоя, Которую, будучи на кресте, предал Ты Отцу Твоему, к Тебе да путеводит меня благодатию Твоею.

Нет у меня болезнующего сердца, чтобы взыскать Тебя; нет у меня ни покаяния, ни сокрушения, которыми вво­дятся чада в собственное свое наследие. Нет у меня, Владыко, утешительных слез.

Омрачился ум мой делами житейскими и не имеет сил с болезнованиями возвести к Тебе взор. Охладело сердце мое от множества искушений и не может согреть­ся слезами любви к Тебе. Но Ты, Господи Иисусе Христе, Боже, Сокровище благ, даруй мне покаяние всецелое и сердце неутомимое, чтобы всею душою выйти мне на взыскание Тебя. Ибо без Тебя буду я чужд всякого блага.

Посему даруй мне, Благий, благодать Твою. Бездетно и вечно изводящий Тебя из недр Своих Отец да обновит во мне черты образа Твоего.

Оставил я Тебя, но Ты не оставь меня. Отошел я от Тебя — Ты прииди взыскать меня и введи меня на па­жить Твою, сопричти меня к овцам избранного стада Твоего, пропитай меня злаком Божественных таинств Твоих вместе с теми, у которых чистое сердце их — обитель Твоя, и в нем видимо блистание откровений Твоих — это утешение и эта отрада для потрудившихся ради Тебя в скорбях и многоразличных муках.

Сего блистания да сподобимся и мы по Твоей благо­дати и по Твоему человеколюбию, Спаситель наш Иисусе Христе, во веки веков. Аминь».

 

Глава 23

ПРИЗНАКИ И ПЛОДЫ ИСТИННОГО ПОКАЯНИЯ

 

Если не повторим наших прежних согре­шений, то уже имеем от Бога прощение их.

Прп. Варсонофий Великий

 

Покаяние есть путь к Царству Божию в нашей душе. При этом одни внешние подвиги покаяния не имеют силы без подвига внутреннего.

Прп. Варсонофий Великий говорит: «Внешние под­виги без внутренних ни во что вменяются человеку...»

О характере же внутренних подвигов так пишет игумен  Иоанн:   «Суд  Божий  на  земле  выражается  в покаянии и уничижении человека перед Богом. Отсюда и происходит удивительное и радостное стремление верующей души к смирению и "умертвению" себя в Боге. Душа освобождается, обнажается от всех своих достоинств, богатств и высот — от всей своей правды; забывает всякую свою любовь. Видит лишь не-любовь свою, не-правду. Исповедует всю глубину своей не-правды, своей не-любви...»

А о. Александр Ельчанинов дает такой анализ пока­яния: «Боль от греха, отвращение от него, признание его, исповедание, решимость и желание избавления, та­инственное преображение человека, сопровождаемое сле­зами, потрясением всего организма, очищением всей души, чувство облегчения, радости, мира».

Бывает и так, что оставляют грех на деле, но при воспоминании о нем сердце будет еще чувствовать его сладость и расположение к нему. Прощен ли тогда этот грех и будут ли вменяться в грех подобные воспомина­ния? Прп. Варсонофий Великий на подобный вопрос своего ученика дает такое пояснение: «Одно — это вспом­нить сладость меда, а другое — вспомнить и вкусить его. Итак, тому, кому хотя и приходит на память грехов­ная сладость, но кто не допускает действий сладостного, а противоречит и подвизается против него, тому проще­ны прежние грехи»   (Отв. 234).

А о. Иоанн С. считает действительным то покаяние, которое сопровождается твердыми намерениями испра­виться. Он пишет: «Покаяние только на словах, без намерения исправиться и без чувства сокрушения, на­зывается лицемерием».

Прп. Варсонофий Великий говорит: «Если не повто­рим наших прежних согрешений, то уже имеем от Бога прощение их».

Следует, однако, заметить, что из общего этого прави­ла могут быть исключения.

В истории Церкви был такой случай. Один разбой­ник раскаялся в своих грехах,  пришел в монастырь, стал жить в пустыне и деятельно нести иноческие по­двиги покаяния. Однажды, после многих лет жизни в пустыне, он приходит к игумену и говорит ему: «Сейчас меня уже не мучает сознание о моих старых грехах, совершенных мною в миру, и я чувствую, что Господь простил их мне ради моего покаяния. Но у меня был один грех, который я не могу забыть и воспоминание о котором продолжает мучить мою душу, несмотря на все подвиги покаяния, которые я выполнял: когда-то я убил младенца, и я сейчас вижу его как живого, когда я убивал его. Благослови меня, отец, идти мне в мой го­род, где меня знали как разбойника и где воздадут мне должное за дела мои».

Игумен благословил старца, и тот пошел в свой го­род, был узнан, схвачен горожанами как бывший раз­бойник и казнен. Так Господь тайным голосом Сам указал душе ту меру покаяния, которая совершенно убелила бы душу, отягченную великим грехом. И в этом случае оставление греха еще не умиротворило кающуюся душу.

Действительно кающегося в грехах можно узнать еще по следующему признаку. Такой перестает уже интересоваться пороками и грехами других, судить их и осуждать за грехи.

Можно ли думать о пожаре чужих домов, если духов­ные очи видят пожар своего дома и все внимание по­глощено тем, чтобы ликвидировать все вновь непрерыв­но появляющиеся очаги своего внутреннего пожара?

И вместе с тем, как говорит прп. Варсонофий Вели­кий, «ощущающий обонянием свое (греховное) злово­ние не ощущает другого зловония — от чужих грехов, если станет и на грудах трупов».

А вот еще несколько признаков наличия внутренне­го раскаяния в грехах, которое дает тот же св. отец: «Признающий себя грешником и виновником многих зол никому не противоречит, ни с кем не ссорится, ни на кого не гневается, но почитает всех лучшими и ра­зумнейшими себя».

Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов):

«У делателя евангельских заповедей взоры ума по­стоянно устремлены на свою греховность; с исповедани­ем ее Богу и плачем он заботится об открытии в себе новых язв и пятен. Открывая их при помощи Божией, он стремится еще к новым открытиям, влекомый жела­нием  богоприятной чистоты.

На согрешения ближних он не смотрит... Покаяни­ем вводится христианин сначала в страх Божий, потом в Божественную любовь».

Хорошо, если сила покаяния такова, что сопровожда­ется слезами. Но если нет у нас благодатных слез по­каяния, то будем омывать грехи наши внутренними, душевными слезами сожаления и раскаяния. Правда, эти внутренние, сухие слезы не так сладки, как наруж­ные благодатные, но и их принимает Господь и за них в свое время подаст нам и наружные слезы, облегчаю­щие горечь нашего греховного состояния.

Можно ли откладывать покаяние, если чувствуешь за собой нераскаянный грех?

Этого нельзя делать ни на одну минуту, мы не знаем, сколько мы еще проживем — один год, или один месяц, или, может быть, всего один час. Как говорят старцы: «Господь обещал нам прощать грехи при покаянии (Лк. 7, 47), но никогда и никому не обещал, что тот прожи­вет еще хотя бы один день».

Поэтому, как бы часто христианин ни исповедывался, это, однако, никогда не избавляет от необходимости немедленного принесения покаяния перед Господом во всяком грехе, как только мы его заметили.

При этом при грехах, сильно затрагивающих совесть, нужно не только сознание греха, но и самопроизвольное наказание себя за грех: степень и характер наказания (пост, поклоны, воздержание от вкусной и сладкой пищи) будут зависеть от силы укоров совести. Такое самопро­извольное наказание дает заметное облегчение мучений совести, и все подвижники благочестия старались сами наказывать себя за свои грехи. Имеется следующий рассказ про игумена одного монастыря. Он чем-то согрешил, и совесть мучила его. Чтобы избавиться от ее мучений и обелить себя перед лицом Бога, игумен так наказал себя.

После вечернего богослужения, когда братия по обы­чаю подходили под его благословение, он не допустил их к себе, сказав, что недостоин более давать им благо­словение. Затем, вышедши на амвон, он исповедовал перед всей братией свой грех.

Видя слезы и глубокое сокрушение духа любимого ими игумена, братья стали утешать его и говорили ему, что все будут молиться за него, чтобы простил Господь ему грех. Но игумену не довольно было одного стыда себе при общественном исповедании греха, и он обра­тился к братии с просьбой:

«Окажите мне великую милость и сделайте мне то, о чем я буду просить вас. Я лягу при дверях церкви, и пусть каждый из вас при выходе отсюда ударит меня ногой. И чем сильнее будут эти удары, тем легче будет душе моей».

Братия исполнила просьбу своего игумена, и каждый уходящий из церкви ударял его. И когда последний брат вышел из церкви, игумен встал и почувствовал, что грех уже не мучил его совесть.

Прежде чем перейти в тот мир, для нас должен быть решен вопрос, научились ли мы истинно каяться и плакать о грехах своих и через это заслуживаем ли прощение грехов и милость от Господа.

Повторяем для этого ряд признаков истинного пока­яния. Покаяние истинно, если:

1)  мы возненавидим грех и более не грешим теми грехами, осуждения за которые боимся от Господа;

2)  настолько смирим себя, как говорит старец Силуан, что будем осуждать себя, считать себя хуже всех и почи­тать себя достойным лишь вечного огня, но вместе с тем и не отчаиваться в милосердии и любви Божией и веро­вать в силу Его искупительной жертвы за грешный мир;

3)  все наше внимание настолько поглощено своими грехами, что мы оставили привычку судить и осуждать других людей;

4)  боимся слов Господа к нам на Страшном Суде: «Ты получил уже доброе твое в жизни твоей»  (Лк. 16, 25), и поэтому научились благодушно терпеть все посы­лаемые от Господа житейские беды, неприятности, бо­лезни, нужду, притеснения, оскорбления, клевету, а еще лучше, если за них будем благодарить Господа;

5)  от всего сердца все прощаем ближнему;

6)  помня, что спасение достигается лишь на  «тес­ном» и «узком» пути, научились сами утеснять себя в жизни и проявлять в должной мере воздержание.

О других признаках и плодах покаяния так говорит священник Павел Флоренский:

«В Таинстве покаяния делаются для нас реальными слова шестопсалмия: "Как далек восток от запада, так удалил Он от нас преступления наши"   (Пс. 102, 12).

Святые отцы неоднократно указывали, что призна­ком действенности покаяния служит уничтожение при­тягивающей силы прощенного греха: Таинством пока­яния истребляется прошлое.

Всякое греховное падение кладет известную печать на душу человека, так или иначе влияет на ее устрое­ние.

Сумма греховных действий составляет, таким обра­зом, некоторое прошлое человека, которое влияет на его поведение в настоящем, влечет его к тем или другим действиям.

Таинственно свободный переворот в том и состоит, что нить жизни человека как бы прерывается, и обра­зовавшееся в нем греховное прошлое теряет свою при­тягательную силу, как бы выбрасывается из души, ста­новится чуждым для человека.

Грех не забывается и не вменяется человеку в силу каких-нибудь посторонних для человека причин, и — грех в полном смысле удаляется от человека, уничтожается в нем, перестает быть частью его внутреннего содержания и относится к тому прошлому, которое пе­режито и зачеркнуто благодатию в момент переворота, которое, таким образом, с настоящим человеком не имеет ничего общего».

Великие подвижники в своем подвиге покаяния до­стигали высоких ступеней этой добродетели — так на­зываемого «непрестанного плача». Прп. Варсонофий Великий так говорит об этом:

«Истинный плач, соединенный с умилением, бывает рабом человека, постоянно ему подчиненным, и имею­щего его не одолевает брань.

Плач этот заглаживает прежние согрешения, и омыва­ет скверны, и постоянно именем Божиим охраняет человека, который приобрел его, изгоняет смех и рассе­янность и поддерживает непрестанное сетование, ибо он есть щит, отражающий все разжженные стрелы диавольские   (Еф. 6, 16).

Имеющий его вовсе не уязвляется бранью, если он будет и среди людей и даже с блудницами; но плач этот пребывает неотступно с нами (которые находятся вне мира и ведут брань) и ведет за нас брань.

Если же плач не истинный, то он отходит от тебя и снова приходит; и это происходит оттого, что помысел твой попеременно то расслабляется, то разгорается.

Когда же теплота сделается постоянною, бывает ве­ликое и постоянное умиление, а ему последует и истин­ный плач, о котором ты должен заботиться, понуждая себя, чтобы получить его».

Следует упомянуть вместе с тем, что покаяние ни­когда не должно сопровождаться отчаянием, унынием или подавленностью духа.

Прп. Никодим Святогорец пишет: «Сокрушенное покаяние, которое только мучит и грызет сердце, никог­да не восстанавливает души в благонадежное настрое­ние, если не бывает соединено с твердым упованием на милосердие и благость Божию».

О том же так пишет о. Александр Ельчанинов: «Ужасает не только грех, но и возможное после него отчаяние и уныние. Исаак Сирин об этом говорит: "Не устрашайся, когда бы ты падал каждый день, и не отхо­ди от молитвы. Стой мужественно — и ангел, тебя ох­раняющий, почтит твое терпение". Вспомним, что гово­рит Христос в подобном случае — "Иди и впредь не греши" — и только: ни проклятий, ни отлучений. Нельзя поддаваться злому духу, который тянет в большой грех — уныние. Снова и снова надо припадать ко Христу, и Он снова и снова нас примет».

 

Приложение к главе 23-й

 Покаяние «блудного сына»

Изглаживает ли покаяние воспоминание о совершен­ных ранее грехах? Что в дальнейшем переживает «блуд­ный сын» — покаявшийся грешник — по возвращении в дом Небесного Отца? Ниже даются ответы на эти вопросы в очерке на евангельскую тему «Блудный сын».

«Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.

Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка и заколите; станем есть и веселиться!»   (Лк.  15, 20-23).

Кончился пир в доме благого, милосердного отца. Затихли звуки ликования, расходятся званые гости. Вче­рашний блудный сын выходит из чертога пира еще пол­ный сладостного чувства любви и всепрощения отца...

За дверями он встречается со стоящим вне старшим братом. В его взоре он встречает осуждение — почти негодование.

Замерло сердце младшего брата; исчезла радость, за­глохли звуки пира, перед взором встало недавнее тяжелое прошлое... Что он может сказать брату своему в оправдание? Разве его негодование не справедливо? Разве заслужил он этот пир, эту новую одежду, этот золотой перстень, эти поцелуи и прощение отца? Ведь еще недав­но, совсем недавно...

И низко склоняется голова младшего брата перед суровым, осуждающим взором старшего: заныли, заболе­ли еще совсем свежие раны души...

Со взором, просящим милосердия, блудный сын броса­ется на колени  перед старшим братом.

«Брат... Прости меня... Не я устроил этот пир... И не просил я у отца этой новой одежды, и обуви, и этого перстня... Я даже не называл себя более сыном, я просил лишь принять меня в наемники... Твое осуждение меня справедливо, и нет мне оправдания. Но выслушай меня, и ты, может быть, поймешь милосердие нашего отца.

Что прикрывает теперь эта новая одежда?

Вот, посмотри, следы этих страшных (душевных) ран. Ты видишь — на моем теле не было здорового места — здесь были сплошные язвы, пятна, гноящиеся раны (Ис. 1, 6).

Они сейчас закрыты и "смягчены елеем" милосердия Отца, но они еще мучительно болят при прикосновении, и мне кажется, будут болеть всегда...

Они постоянно будут напоминать мне о том роковом дне, когда я с черствой душой, полный самомнения и горделивой уверенности в себе, порвал с Отцом, потребо­вав свою часть имения, и ушел в ту ужасную страну безверия и греха...

Как счастлив ты, брат, что не знаешь ее, что у тебя нет воспоминаний о ней, что ты не знаешь того смрада и тления, того зла и греха, которые царят там. Ты не ис­пытал духовного голода и не знаешь вкуса тех рожков, которые в той стране надо красть у свиней.

Вот ты сохранил свои силы и здоровье. А у меня их уже нет... Только остатки их я принес обратно в дом Отца. И это сейчас разрывает мое сердце.

Для кого я работал? Кому я служил? А ведь все силы можно было бы отдать для служения Благому Отцу...

Ты видишь этот драгоценный перстень на этих греш­ных, уже слабых руках. Но что бы я ни отдал за то, чтобы на них не было следов той грязной работы, кото­рую они выполняли в стране греха, за сознание, что они всегда работали только для Отца...

Ах, брат! Ты всегда живешь во свете и не будешь знать никогда горечи тьмы. Ты не знаешь тех дел, кото­рые там совершаются. Ты не встречался близко с теми, с кем там приходится иметь дело, ты не касался той грязи, которой не могут избежать живущие там.

Ты не знаешь, брат, горечи сожалений: на что ушли силы моей юности? Чему посвящены дни моей молодости? Кто вернет мне их? О, если бы жизнь можно было начать сначала!

Не завидуй же, брат, этой новой одежде милосердия Отца. Без нее были бы нестерпимы муки воспоминаний и бесплодных сожалений...

И тебе ли завидовать мне? Ведь ты богат богатством, которого, может быть, не замечаешь, и счастлив счастьем, которого, возможно, не чувствуешь. Ты ведь не знаешь, что такое невозвратимая утеря, сознание растраченного богатства и загубленных талантов. О, если бы все это было возможно вернуть и вновь принести Отцу!

Но имение и таланты выдаются лишь один раз на всю жизнь, и сил уже не воротишь, а время ушло без­возвратно.

Не удивляйся же, брат, милосердию Отца, Его снисхож­дению к блудному сыну, Его стремлению прикрыть жал­кое рубище грешной души новой одеждой, Его объятиям и поцелуям,  оживляющим опустошенную грехом душу.

Сейчас пир окончен. Завтра я вновь приступлю к рабо­те и буду трудиться в Отчем доме рядом с тобой. Ты как старший и беспорочный будешь господствовать и руково­дить мною. Мне же подобает работа подначальная. Мне ее и надо. Эти опозоренные руки не заслуживают иной.

Эта новая одежда, эта обувь и этот перстень также снимутся до времени: в них неприлично будет исполнять мне черную работу. Днем мы будем работать вместе, а затем ты можешь со спокойным сердцем и чистою совестью отдыхать и веселиться со своими друзьями. А я?..

Куда я уйду от моих воспоминаний: сожалений и мыслей о растраченном богатстве, загубленной юности, потерянных силах, рассыпанных талантах, запачканных одеждах, о вчерашнем оскорблении и отвержении Отца — от мыслей об ушедших в вечность и навсегда утерянных возможностях?..»

 

Глава 24

ДОСТАТОЧНО ЛИ ИСКУПИТЕЛЬНОЙ ЖЕРТВЫ ХРИСТА ДЛЯ ПРОЩЕНИЯ ГРЕХОВ

ХРИСТИАНИНА?

 

Всякому имеющему дастся и приумно­жится.

Мф. 25, 29

 

По вопросу о необходимости деятельного хрис­тианского покаяния и выбора себе для этого «узкого пути» есть мнения отдельных сект, «учителей» и книг, которые ведут души христианские по неправильному пути.

Они односторонне устремляют внимание на безмер­ное милосердие и человеколюбие Бога; они говорят, что спасение дается всем «даром», лишь через одну веру во Христа, через Его искупительную жертву.

Итак, по их мнению, благодушествуй, «покойся, ешь, пей и веселись» (Лк. 12, 19), христианская душа, а свое спасение предоставь только Богу»!

Подобной «теплохладностью» (Откр. 3, 15) заражены лютеране и сектанты. Из известных учителей в христи­анстве  это  ложное  направление  принадлежит,  между

прочим, Оригену, несмотря на глубину его богословской мысли.

Про него так пишет св. Иоанн Лествичник: «Будем внимать все мы, особенно же падшие, да не внидет в сердце наше пагубное учение безбожного Оригена. Оно, скверное, выставляло преимущественно Божие челове­колюбие, очень по сердцу сластолюбцам».

Может быть, и некоторые из православных думают, как лютеране, что человек оправдывается перед Богом без заслуг и усилий, только благодатью искупительной жертвы Христа.

«И разве не силен Господь прощать грехи только при одном сознании в них согрешившей души, без де­ятельного подвига покаяния?» — думают они.

Конечно, никакие подвиги и заслуги наши не снима­ют с нас проклятия первородного греха. Иначе не была бы для всех необходима искупительная жертва Иисуса Христа. И с тех, кто не в силах принести деятельного подвига покаяния, например, при покаянии на смерт­ном одре, Господь очевидно не спрашивает ничего сверх внутренней скорби души о своих грехах.

По этому поводу св. Григорий Нисский говорит: «Только пожелавший доброго, а к совершению его встре­тивший в чем-либо препятствие, в силу этой невозмож­ности, в расположении души отнюдь не меньше обнару­живает свое решение, чем через дела».

О том же так пишет архиепископ (впоследствии Патриарх) Сергий: «Раз существует любовь к Богу, раз человек сознает в душе свое ничтожество без Бога и всею душою искренно устремится к Нему, тогда спасе­ние ему будет даровано, хотя бы делами он и не успел заявить своего бесповоротного решения».

Но Господь, сильный спасать «даром» (Рим. 3, 2-4; Откр. 21, 6) — без наших заслуг, хочет, однако, чтобы мы из любви к Нему и по чувству вины и ненависти ко греху сами, добровольно наказывали бы себя за свой грех: через это мы делаемся ближе, дороже и любезнее Небесному Отцу нашему и из подневольных рабов ста­новимся Его друзьями.

Мы как бы говорим Господу: «Ты пострадал за мои грехи, неужели же и я не должен и сам терпеть за свой грех и в какой-то мере приобщиться к Твоим страда­ниям?»

Насколько велико значение добровольных подвигов и страданий, переносимых христианином ради покая­ния и выполнения заповедей Господних, поясняет и следующий рассказ старца-отшельника со Старого Афо­на, записанный схиархимандритом Софронием.

«Много лет болит душа моя от мысли, что вот мы, монахи, отреклись от мира, покинули и родных, и роди­ну, оставили все, что составляет обычную жизнь людей, дали обет перед Богом, и святыми ангелами, и людьми жить по закону Христа, отказались от своей воли и проводим, в сущности, мучительную жизнь, и все же не преуспеваем в добре.

Много ли из нас спасающихся? Я первый погибаю. Вижу и других, что страсти обладают ими. А когда встречаю мирских, то вижу, что живут они в великом невежестве, нерадиво и не каются.

И вот понемногу, незаметно для себя, я втянулся в молитву за мир. Я много плакал от мысли, что если мы, монахи, отрекшиеся от мира, не спасаемся, то что же вообще творится в мире? Так постепенно скорбь моя росла, и я стал плакать уже слезами отчаяния.

И вот в прошлом году, когда я так в отчаянии, ус­талый от плача, ночью лежал на полу, явился Господь и спросил меня: "Ты почему так плачешь?" Я молчу...

"Разве ты не знаешь, что Я буду судить мир?" Я опять молчу. Господь говорит:

"Я помилую всякого человека, который хотя бы од­нажды в жизни призвал Бога"...

Во мне пробежала мысль: тогда зачем мы так муча­емся на всякий день?

Господь на движение моей мысли отвечает: "Те, что страдают за заповедь Мою, в Царстве Небесном будут Моими друзьями, а остальных Я только помилую". И отошел Господь».

Любя Господа, путем добровольного подвига шли все святые и подвижники благочестия. И в вышеприведен­ном рассказе о покаявшемся разбойнике Господь Сам побуждал его душу к принесению высочайшего подвига покаяния — добровольной отдачи себя на лютую смерть для того, чтобы особенно щедро увенчать его в Царстве Небесном.

Вдумаемся в притчу о талантах (Мф. 25, 14-30). Ведь раб, получивший один талант, не потерял, не рас­тратил его. Нет, он сохранил свой талант и при расчете в целости вернул его Господину своему.

Нужно ли было за это наказывать его? Но Господин назвал такого раба «лукавым» и «ленивым», упрекая его в том, что тот со своей стороны не приложил ника­ких усилий, чтобы самому приумножить вверенный ему талант.

Св. Исаак Сириянин пишет:

«Когда человек, памятуя прежние грехи свои, нака­зывает себя, тогда Господь благосклонно взирает на него.

Бог радуется, что за уклонение от пути Его сам он наложил на себя наказание, что служит знаком покая­ния. И чем более делает принуждения душе своей, тем более увеличивается благоволение к нему Бога».

Не придется ли и нам на Страшном Суде услышать от Господа обвинение нас в лукавстве и лености, если, наблюдая свои грехи, мы будем спокойно продолжать вести легкую, духовно праздную и физически изнежен­ную жизнь?

Нам надо помнить, что лишь наше деятельное пока­яние и смирение избавляет нас от Божьего закона спра­ведливости и возмездия и ниспосылает нам Божию благодать по закону милосердия.

 

Глава 25

ТАИНСТВО ИСПОВЕДИ

Исповедуя грехи свои.

Мф. 3, 6

 

Как указывает прп. Серафим Саровский, в процессе покаяния христианин должен пройти три стадии.

Первая стадия — личное покаяние, которое надо приносить Господу немедленно, как только замечен грех.

Как учит преподобный (а за ним то же повторяет о. Иоанн С), это молитвенное покаяние (которое может быть и с поклонами, и с другими внешними проявлени­ями) должно продолжаться до тех пор, пока грешник не почувствует прощения его греха и возвращения в его душу благодати Святого Духа, по наличию слез умиле­ния и умиротворения души. Но это еще не вся полнота покаянного труда.

Окончательное изглаживание греха из «книги жиз­ни» человека достигается последующим исповеданием греха в Таинстве исповеди перед священником.

Здесь человек претерпевает стыд за свой грех, а за­тем от лица Господа через священнослужителя получа­ет окончательное отпущение греха.

Как говорит еп. Феофан Затворник: «Сознание гре­хов умом только, без исповеди и разрешения, неудов­летворительно для кающегося».

Затем следует Таинство причащения Тела и Крови Господних, благодать которых как бы обновляет хрис­тианина, облачает его во Христа и тем вновь дает ему силу для борьбы с грехом.

Св. отцы Таинство исповеди — покаяния — называ­ют «вторым крещением». Здесь к нам возвращается та благодать и чистота, которые были даны новокрещенному и были утрачены им через грехи.

Таинство исповеди — покаяния есть великая ми­лость Божия к слабому и склонному к падению чело­вечеству, оно есть доступное всем средство, ведущее к спасению души, постоянно впадающей в прегрешения.

В течение всей нашей жизни наша духовная одежда непрестанно покрывается пятнами греха. Их можно заметить вместе с тем лишь тогда, когда одежда наша бела, т. е. очищена покаянием. На темной от греховной грязи одежде нераскаянного грешника пятна новых и отдельных грехов не могут быть заметны. Поэтому нельзя «запускать» нашего покаяния и давать сплошь замарываться нашей духовной одежде: это ведет к при­туплению совести и духовной смерти. И только внима­тельная жизнь и своевременное очищение греховных пятен в Таинстве исповеди может сохранить чистоту нашей души и присутствие в ней Духа Святого Божия.

Отец Иоанн С. пишет: «Исповедываться в грехах надо чаще для того, чтобы поражать, бичевать грехи открытым признанием их и чтобы больше чувствовать к ним омерзение».

Как пишет о. Александр Ельчанинов:

«Нечувствие, каменность, мертвость души — от запу­щенных и не исповеданных вовремя грехов. Как облег­чается душа, когда немедленно, пока больно, исповеду­ешь совершенный грех. Отложенная исповедь дает бес­чувствие.

Человек, часто исповедующийся и не имеющий зале­жей грехов в душе, не может не быть здоров. Испо­ведь — благодатный разряд души. В этом смысле гро­мадно значение исповеди и вообще во всей жизни, в связи с благодатной помощью Церкви. Поэтому не от­кладывай ее. Слабая вера и сомнения — не препятствие. Непременно исповедуйся, кайся в слабой вере и сомнени­ях как в своей немощи и грехе... Так оно и есть: полная вера только у сильных духом  и  праведных;  где нам, нечистым и малодушным, иметь их веру? Была бы она — мы были бы святы, сильны, божественны и не нуждались бы в той помощи Церкви, которую она нам предлагает. Не уклоняйся и ты от этой помощи».

Отсюда участие в Таинстве исповеди не должно быть редким — один раз за длинный период, как, может быть, думают те, кто ходит на исповедь один раз в год или немногим более.

Процесс покаяния есть непрерывный труд по исце­лению душевных язв и очищению каждого вновь по­явившегося греховного пятнышка. Только в этом слу­чае христианин не будет утрачивать своего «царствен­ного достоинства» и будет оставаться в числе «народа святого»  (1 Пет. 2, 9).

При пренебрежении Таинством исповеди грех будет угнетать душу и вместе с тем, по оставлении ее Духом Святым, в ней будут открыты двери для вхождения темной силы и развития страстей и пристрастий.

Также может наступить период неприязни, вражды, ссор и даже ненависти к окружающим, что отравит жизнь и согрешившего, и окружающих.

Могут появиться навязчивые дурные мысли («пси­хастения»), от которых согрешивший не в силах освобо­диться и которые отравят его жизнь.

Сюда же будут относиться и так называемая «мания преследования», сильнейшее колебание в вере и такие совершенно противоположные, но одинаково опасные и мучительные чувства: у одних непреодолимый страх смерти, а у других — стремление к самоубийству.

Наконец, могут наступить такие душевные и физи­ческие нездоровые проявления, которые обычно называ­ют «порчей»: сюда будут относиться припадки эпилепсического характера и тот ряд душевных безобразных проявлений, который характеризуется как одержимость и бесноватость.

Священное Писание и история Церкви свидетельству ют, что подобные тяжелые последствия нераскаянных грехов врачуются силой благодати Божией через Таин­ство исповеди и последующее причащение Святых Таин.

Показателен в этом отношении духовный опыт стар­ца иеросхимонаха Илариона из Оптиной пустыни.

Иларион в своей старческой деятельности исходил из положения, изложенного выше, что всякий душев­ный недуг есть следствие наличия в душе нераскаянно­го греха.

Поэтому у подобных больных старец прежде всего старался путем расспроса выяснить все значительные и тяжелые грехи, совершенные ими после семилетнего возраста и не высказанные в свое время на исповеди или по стыдливости, или по неведению, или по забвению.

После обнаружения подобного греха (или грехов) старец старался убедить пришедших к нему за помо­щью в необходимости глубокого и искреннего покаяния в грехе.

Если такое покаяние проявлялось, то старец как иерей после исповеди отпускал грехи. При последующем причащении Святых Таин обычно наступало полное избавление от того душевного недуга, который мучил грешную душу.

В тех случаях, когда у посетителя обнаруживалось наличие тяжелой и длительной вражды с ближними, старец повелевал немедленно примириться с ними и испросить у них прощение за все ранее причиненные обиды, оскорбления и несправедливости.

Подобные беседы и исповеди иногда требовали от старца большого терпения, выдержки и настойчивости. Так, он долго уговаривал одну одержимую сначала пе­рекреститься, потом выпить святой воды, затем расска­зать ему свою жизнь и свои грехи.

Вначале ему пришлось вынести от нее много оскорб­лений и проявлений злобы. Однако он отпустил ее лишь тогда, когда больная смирилась, стала послушной и принесла на исповеди полное покаяние в соделанных ею грехах. Так она получила полное исцеление. К старцу пришел один больной, страдавший стремле­нием к самоубийству. Старец выяснил, что у него ранее уже были две попытки к самоубийству — в 12-летнем возрасте и юности.

На исповеди больной ранее не приносил в них пока­яние. Старец добился у него полноты раскаяния, испо­ведал и причастил его. С тех пор мысли о самоубийстве прекратились.

Как видно из вышеизложенного, искреннее покаяние и исповедь в содеянных грехах несут христианину не только их прощение, но и полноту духовного здоровья при возвращении к согрешившему благодати и сопребывание с христианином Святого Духа.

Поскольку только через разрешение священника грех окончательно изглаживается из нашей «книги жизни», то, чтобы не подводила нас наша память в этом самом важном из дел нашей жизни, необходимо записывать наши грехи. Однако на исповеди грехи лучше говорить не по записи, а на память, а запиской пользоваться лишь для того, чтобы как следует, тщательно подготовиться к исповеди. Так предлагал делать своим духовным де­тям старец о. Алексий М. В отношении исповеди он давал такие указания:

«Подходя к исповеди, надо все вспомнить и со всех сторон рассмотреть каждый грех, все мелочи приводить на память, так, чтобы в сердце все бы перегорело от стыда. Тогда грех наш станет противен и создастся уверенность, что мы более не вернемся к нему.

Вместе с тем надо почувствовать и всю благость Божию: Господь излил за меня кровь, заботится обо мне, любит меня, готов, как мать, принять меня, обнима­ет меня, утешает — а я грешу и грешу.

И тут же, когда подойдешь к исповеди, то каешься Господу, распятому на кресте, как дитя, когда оно со слезами говорит: "Мама, прости, больше не буду".

И тут есть ли кто, нет ли, будет все равно: ведь священник   — только свидетель,   а Господь все  грехи наши знает, все мысли видит. Ему нужно только наше сознание себя виновным.

Так, в Евангелии Он спросил отца бесноватого отро­ка, с каких пор это с ним сделалось (Мк. 9, 21). Ему это было не нужно, Он знал все, а сделал для того, чтобы отец сознал свою виновность в болезни сына».

На исповеди о. Алексий не допускал исповедника говорить подробности для грехов плоти и касаться дру­гих лиц, их проступков.

Виноватым можно было считать у него только себя. Рассказывая о ссорах, можно было говорить только то, что говорил сам (без смягчения и оправданий), и не касаться того, что отвечали тебе. Он требовал, чтобы других оправдывали, а себя обвиняли, даже если и не было твоей вины. Раз поссорились — значит, виноват ты.

Однажды сказанные на исповеди грехи более уже не повторять священнику, на исповеди они уже прощены.

Но это не значит, что христианин может совершенно выкинуть из своей памяти наиболее серьезные из своих жизненных грехов. Греховная рана на теле души зале­чена, но рубец от греха остается навсегда, и это должен помнить христианин и глубоко смиряться, оплакивая свои греховные падения.

Как пишет прп. Антоний Великий: «Господь Благ и отпускает грехи всех, обращающихся к Нему, кто бы они ни были, так что не помянет о них более. Однако же Он хочет, чтобы те (помилованные) сами помнили о прощении своих грехов, доселе соделанных, чтобы, забыв о том, не допустить чего-либо в поведении своем такого, из-за чего принуждены будут дать отчет и в тех грехах, которые были уже прощены, как это случилось с тем рабом, которому господин возобновил весь долг, который ранее был отпущен ему»   (Мф. 18, 24-35).

Таким образом, когда Господь отпускает нам грехи наши, мы должны не отпускать их себе самим, но всегда помнить о них через (непрестанное) возобновление рас­каяния в них. Об этом говорит и старец Силуан: «Хотя грехи прощены, но всю жизнь надо о них помнить и скорбеть, чтобы сохранить сокрушение».

Здесь следует, однако, предупредить, что воспомина­ние о своих грехах может быть различным и в некото­рых случаях (при плотских грехах) может даже вре­дить христианину. Об этом так пишет прп. Варсонофий Великий:

«Воспоминание же грехов разумею не каждого по­рознь, чтобы иногда и через их припоминание враг не ввел нас в то же пленение, но достаточно лишь вспом­нить, что мы виноваты во грехах»

Следует упомянуть вместе с тем, что старец о. Алек­сий Зосимовский считал, что хотя и было после испове­ди отпущение какого-либо греха, но если он продолжает мучить и смущать совесть, то надо снова в нем испове­доваться.

Здесь уместно упомянуть и мнение еп. Иннокентия Херсонского, что отпущение грехов священником еще не значит, что отпущенные им грехи прощены и Богом. Он говорит: «Без веры и покаяния, сколько бы священ­ник ни говорил: "Прощается", "Разрешается", — ты от Бога не получишь разрешения».

Для искренно кающегося во грехах не имеет значе­ния достоинство священника, принимающего его испо­ведь! Об этом так пишет о. Александр Ельчанинов:

«Для человека, действительно страдающего язвой сво­его греха, безразлично, через кого он исповедует этот томящий его грех; лишь бы как можно скорее испове­дать его и получить облегчение.

В исповеди самое важное — состояние души кающе­гося, каков бы ни был исповедующий. Важно наше покаяние, а не он, что-то вам говорящий. У нас же часто личности духовника уделяется первенствующее место».

При исповедании своих грехов или при спрашива­нии у духовника совета очень важно улавливать его первое слово. Старец Силуан дает такие указания по этому поводу:

«В немногих словах исповедник говорит свой по­мысл или о своем состоянии самое существенное и затем оставляет духовника свободным.

Духовник, молясь с первого момента беседы, ждет вразумления от Бога, и если чувствует в душе "извеще­ние", то дает такой ответ, на котором и следует остановить­ся, потому что когда упущено "верное слово" духовника, то вместе с тем ослабляется действенность Таинства, и исповедь может превратиться в простое человеческое обсуждение».

Может быть, некоторые кающиеся в серьезных грехах на исповеди священнику думают, что последний будет с неприязнью к ним относиться, узнав их грех. Но это не так. Как пишет архиеп. Арсений (Чудовской):

«Когда грешник чистосердечно, со слезами кается духовнику, то у последнего невольно в сердце возникает чувство отрады и утешения, а вместе — и чувство любви и уважения к кающемуся.

Открывшему же грехи может, пожалуй, показаться, что пастырь и не посмотрит теперь на него, так как он знает его скверны и презрительно отнесется. О, нет! Мил, дорог и как бы родной делается пастырю искренно кающийся грешник».

О том же пишет и о. Александр Ельчанинов: «По­чему духовнику не противен грешник, как бы ни были отвратительны его грехи? — Потому что в Таинстве по­каяния священник созерцает полное разделение греш­ника и его греха».

 

Приложения к главе 25-й

Исповедь (По работам о. Александра Ельчанинова)

Обычно люди, неопытные в духовной жизни, не видят множественности своих грехов.«Ничего особенного», «как у всех», «только мелкие грехи — не украл, не убил» — таково обычно начало исповеди у многих.

А самолюбие, неперенесение укоров, черствость, чело­векоугодие, слабость веры и любви, малодушие, духовная леность — разве это не важные грехи? Разве мы можем утверждать, что достаточно любим Бога, что вера наша действенна и горяча? Что каждого человека мы любим, как брата во Христе? Что мы достигли кротости, безгневия, смирения?

Если же нет, то в чем заключается наше христиан­ство? Чем объяснить нашу самоуверенность на исповеди, как не «окамененным нечувствием», как не «мертвостью» сердечной, душевной смертью, телесную предваря­ющей?

Почему св. отцы, оставившие нам покаянные молитвы, считали себя первыми из грешников и с искренней убеж­денностью взывали к Иисусу Сладчайшему: «Никто не согрешил на земли от века, якоже согреших аз окаянный и блудный», — а мы убеждены, что у нас все благополучно.

Чем ярче свет Христов озаряет сердца, тем яснее сознаются все недостатки, язвы и раны. И, наоборот, люди, погруженные в мрак греховный, ничего не видят в своем сердце; а если и видят, то не ужасаются, так как им не с  чем  сравнить.

Поэтому прямой путь к познанию своих грехов, это — приближение к свету и молитва об этом свете, который есть суд миру и всему «мирскому» в нас самих (Ин. 3, 19). А пока нет такой близости ко Христу, при которой покаянное чувство является нашим обычным состояни­ем, надо, готовясь к исповеди, проверять свою совесть — по заповедям, по некоторым молитвам (например, 3-я вечерняя, 4-я перед Св. Причащением), по некоторым местам Евангелия и посланий (напр., Мф. 5 гл.; Рим. 12 гл.; Еф. 4 гл.; Иак., особенно 3 гл.).

Разбираясь в своей душе, надо постараться различать основные грехи от производных, симптомы — от более глубоко лежащих причин.

Например, очень важны рассеянность на молитве, дре­мота и невнимание в церкви, отсутствие интереса к чте­нию Священного Писания. Но не происходят ли эти грехи от маловерия и слабой любви к Богу? Нужно отметить в себе своеволие, непослушание, самооправдание, нетерпе­ние укоров, неуступчивость, упрямство; но еще важнее открыть их связь с самолюбием и гордостью.

Если мы замечаем в себе стремление к обществу, словоохотливость, смехословие, усиленную заботу о своей наружности и не только своей, но своих близких, то надо внимательно исследовать, не является ли это формой «многообразного  тщеславия».

Если мы слишком принимаем к сердцу житейские неудачи, тяжело переносим разлуку, неутешно скорбим об отшедших, то, кроме силы и глубины наших чувств, не свидетельствует ли все это также о неверии в Промысл Божий?

Есть еще одно вспомогательное средство, ведущее нас к познанию своих грехов, — вспомнить, в чем обычно обвиняют нас другие люди, враги наши, а особенно бок о бок с нами живущие, близкие; почти всегда их обвинения, укоры, нападки имеют основания. Можно даже, победив самолюбие, прямо спросить их об этом — со стороны виднее.

Необходимо еще перед исповедью просить прощения у всех, перед кем виновен, идти к исповеди с неотягощенной совестью.

При таком испытании сердца нужно следить, чтобы не впасть в чрезмерную мнительность и мелочную подо­зрительность ко всякому движению сердца; ставши на этот путь, можно потерять чувство важного и неважного, запутаться в мелочах.

В таких случаях надо временно оставить испытание своей души и молитвой и доброделанием упростить и прояснить свою душу.

Дело не в том, чтобы возможно полно вспомнить и даже записать свои грехи, а в том, чтобы достигнуть такого состояния сосредоточенности, серьезности и молитвы, при которых, как при свете, становятся ясны наши грехи. Но знать свои грехи — это еще не значит каяться в них. Правда, Господь принимает исповедание — искрен­нее, добросовестное, когда оно и не сопровождается силь­ным  чувством   раскаяния.

Все же «сокрушение сердца» — скорбь о своих гре­хах — есть важнейшее из всего, что мы можем принести на исповедь.

Но что же делать, если «ни слез, ниже покаяния име­ем, ниже умиления»? Что же делать, если «иссохшее гре­ховным пламенем» наше сердце не орошается живитель­ными водами слез? Что, если «немощь душевная и плоти неможение» так велики, что мы не способны на искрен­нее покаяние?

Это все-таки не причина откладывать исповедь — Бог может коснуться нашего сердца и в течение самой испо­веди: само исповедание, наименование наших грехов может смягчить наше сердце, утончить духовное зрение, обострить покаянное чувство. Больше же всего к преодолению на­шей духовной вялости служит приготовление к испове­ди — пост, который, истощая наше тело, нарушает ги­бельное для духовной жизни наше телесное благополу­чие и благодушие. Для того же служат молитва, ночные мысли о смерти, чтение Евангелия, житий святых, творе­ний св. отцов, усиленная борьба с собой, упражнение в добрых делах.

Наше бесчувствие на исповеди большей частью имеет своим корнем отсутствие страха Божия и скрытое неве­рие. Сюда и должны быть направлены наши усилия.

Главное — добиться искреннего покаяния, если воз­можно — слез, при которых не нужны подробности, но для выявления которых часто нужен подробный и кон­кретный рассказ.

Вот почему так важны слезы на исповеди — они размягчают наше окаменение, потрясают нас «от верху до ног», упрощают, дают благодательное самозабвение, устра­няют главное препятствие к покаянию — нашу «самость». Гордые и самолюбивые не плачут. Раз заплакал, значит — смягчился, смирился.

Вот почему после этих слез — кротость, безгневие, умягченность, умиленность, мир в душе у тех, кому Гос­подь послал «радостотворный плач» (творящий радость). Не нужно стыдиться слез на исповеди, нужно дать им свободно литься, омывая наши скверны. «Тучи ми подаждь слез в посте каждый день, яко да восплачу и омыю скверну, яже от сластей, и явлюся Тебе очищен» (1-я седмица Великого поста, понедельник вечера).

Третий момент исповеди — словесное исповедание грехов. Не нужно ждать вопросов, надо самому сделать усилие; исповедь есть подвиг и самопринуждение. Гово­рить надо точно, не затемняя неприглядность греха общи­ми выражениями (напр., «грешен против 7-й заповеди»). Очень трудно, исповедуясь, избегнуть соблазна самооп­равдания, попыток объяснить духовнику «смягчающие обстоятельства», ссылок на третьих лиц, введших нас в грех. Все это признаки самолюбия, отсутствия глубокого покаяния, продолжающегося коснения в грехе.

Исповедь не есть беседа о своих недостатках, сомнени­ях, не есть осведомление духовника о себе и менее все­го — «благочестивый обычай». Исповедь — горячее по­каяние сердца, жажда очищения, идущая от ощущения святыни, умирание для греха и оживление для святости. Замечаю часто в исповедующихся желание безболез­ненно для себя пройти через исповедь — или отделыва­ются общими фразами, или говорят о мелочах, умалчи­вая о том, что действительно должно бы тяготить со­весть. Тут есть и ложный стыд перед духовником, и вообще нерешительность, как перед каждым важным действием, и особенно — малодушный страх всерьез начать ворошить свою жизнь, полную мелких и привыч­ных слабостей. Настоящая же исповедь как благое по­трясение души страшит своей решительностью, необхо­димостью что-то переменить или даже просто хоть заду­маться над собой.

Иногда на исповеди ссылаются на слабую память, не Дающую будто возможности вспомнить грехи. Действи­тельно, часто бывает, что ты легко забываешь свои грехо­падения, но происходит ли это только от слабой памяти? В исповеди слабая память — не оправдание; забывчи­вость — от невнимания, несерьезности, черствости, нечув­ствительности ко греху. Грех, тяготящий совесть, не за­будется. Ведь, например, случаи, особенно больно задев­шие наше самолюбие, или, наоборот, польстившие нашему тщеславию, наши удачи, похвалы в наш адрес помним долгие годы. Все, что производит на нас впечатление, мы долго и отчетливо помним, и если мы забываем наши грехи, то не значит ли это, что мы просто не придаем им серьезного значения?

Знак совершившегося покаяния — чувство легкости, чистоты, неизъяснимой радости, когда грех кажется так же труден и невозможен, как только что далека была эта радость.

Раскаяние наше не будет полным, если мы, каясь, не утвердимся внутренне в решимости не возвращаться к исповеданному греху.

Но, говорят, что как это возможно? Как я могу обе­щать себе и своему духовнику, что я не повторю своего греха? Не будет ли ближе к истине как раз обратное — уверенность, что грех повторится? Ведь опытом своим всякий знает, что через некоторое время неизбежно воз­вращаешься к тем же грехам. Наблюдая за собой из года в год, не замечаешь никакого улучшения, «подпрыгнешь и опять остаешься на том же месте».

Было бы ужасно, если бы это было так. К счастью, это не так. Не бывает случая, чтобы при наличии доброго желания исправиться последовательные исповеди и Свя­тое Причастие не произвели бы в душе благодетельных перемен.

Но дело в том, что прежде всего мы не судьи самим себе. Человек не может правильно судить о себе, стал ли он хуже или лучше, так как и он, судящий, и то, что он судит, — величины меняющиеся.

Возросшая строгость к себе, усилившаяся зрячесть духовная, обостренный страх греха могут дать иллюзию, что грехи умножились и усилились, — они остались те же, может быть, даже ослабели, но мы их раньше так не замечали.

Кроме того, Бог по особому промышлению Своему часто закрывает нам глаза на наши успехи, чтобы защитить нас от злейших грехов — тщеславия и гордости. Часто бывает, что грех-то остался, но частые исповеди и прича­щение Святых Таин расшатали и ослабили его корни. Да сама борьба с грехом, страдания о своих грехах — разве не приобретение?

«Не устрашайся, — говорит Иоанн Лествичник, — хотя бы ты падал каждый день, и не отходи от путей Божиих. Стой мужественно, и ангел, тебя охраняющий, почтит твое терпение».

Если же нет этого чувства облегчения, возрождения, надо иметь силы вернуться опять к исповеди, до конца освободить свою душу от нечистоты, слезами омыть ее от черноты и скверны. Стремящийся к этому всегда достиг­нет тою, чего ищет.

Только не будем приписывать себе свои успехи, рас­считывать на свои силы, надеяться на свои усилия — это значило бы погибнуть и погубить все приобретенное

«Рассеяный мой ум собери, Господи, и оледеневшее сердце мое очисти яко Петру, дай мне покаяние, яко мытарю   — воздыхание и якоже блуднице   — слезы».

 

Советы архиепископа Арсения (Чудовского) о подготовке к исповеди

Мы приходим на исповедь с намерением получить прощение грехов от Господа Бога через священника. Так знай же, что исповедь твоя бывает пуста, бездельна, не­действительна и даже оскорбительна для Господа, если ты идешь на исповедь без всякой подготовки, не испытав своей совести, по стыду или другой причине скрываешь свои грехи, исповедуешься без сокрушения и умиления, формально, холодно, механически, не имея твердого наме­рения вперед исправиться.

Часто подходят к исповеди не приготовившись. А что значит приготовиться? Испытать усердно свою совесть, вызвать в памяти и восчувствовать сердцем свои согрешения, решиться все их, без всякой утайки, поведать духов­нику, в них покаяться, и не только покаяться, но и впредь их избегать. А так как часто память нам изменяет, то хорошо делают те, которые на бумагу заносят воспомянутые грехи. А о тех грехах, которых ты при всем своем желании не можешь вспомнить, не беспокойся, что они тебе не простятся. Ты только имей искреннюю реши­мость во всем покаяться и со слезами проси Господа простить тебе все твои грехи, которые помнишь и кото­рые не помнишь.

На исповеди говори все, что тебя беспокоит, что у тебя болит, не стесняйся поэтому лишний раз сказать и о своих прежних грехах. Это хорошо, это будет свидетель­ствовать, что ты постоянно ходишь с чувством своего окаянства и препобеждаешь всякий стыд от обнаружения своих греховных язв.

Есть так называемые неисповеданные грехи, с которы­ми многие живут в течение многих лет, а может быть, и всей своей жизни. Хочется иной раз их открыть духов­нику, да уж слишком стыдно о них говорить, так и про­ходит год за годом, а между тем они постоянно тяготят душу и готовят ей вечное осуждение. Иные из этих людей бывают счастливы: приходит время, Господь посылает им духовника, отверзает уста и сердца этих нераскаянных грешников, и они исповедуют все свои согрешения. На­рыв, таким образом, прорывается, и эти люди получают духовное облегчение и как бы выздоровление. Однако как надо бояться нераскаянных грехов!

Неисповеданные грехи — это как бы наш долг, кото­рый постоянно нами чувствуется, постоянно нас тяготит. И на что лучше, как с долгом расплатиться, — спокойно тогда на душе; то же и с грехами — этими духовными долгами нашими: исповедуешь их перед духовником, и на сердце легко-легко станет.

Покаяние на исповеди есть победа над самим собой, есть победный трофей, так что покаявшийся достоин вся­кого уважения и чести.

 

Подготовка к исповеди

(по 1-й части «Откровенных рассказов странника»)

В качестве образца для определения своего внутрен­него духовного состояния и для обнаружения своих гре­хов на исповеди может быть взята и «Исповедь внут­реннего человека, ведущая ко смирению», приводимая во 2-й части «Рассказов странника о благодатном действии молитвы Иисусовой», которая цитируется ниже (в несколь­ко  сокращенном  виде).

Следует, конечно, оговориться, что все нижеперечис­ленные грехи, погрешения и слабости души могут прояв­ляться не у всякого человека или могут проявляться в различной степени.

Кроме того, нормы воздержания, также как степени развития добродетелей, строго индивидуальны, и у каждо­го христианина должна быть своя мера в воздержании или проявлении добродетели, зависящая от степени пере­рождения «душевного» и «внешнего» человека в «духов­ного»  и «внутреннего».

Вспомним, что «все доброе становится недобрым, пе­рейдя известную черту»  (о.  Валентин Свенцицкий).

Помня об этих оговорках, пусть читающий углубится в нижеизложенное и каждый возьмет из него то, что найдет отзвук в его разуме, совести и сердце.

*  *  *

«Внимательно обращая взор мой на самого себя и наблюдая свое внутреннее состояние, я опытно уверился, что я не люблю Бога, не имею любви к ближним, не верю ничему религиозному и преисполнен гордости и сласто­любия...

1. Я не люблю Бога. Ибо если бы я любил Его, то непрестанно размышлял бы о Нем с сердечным удоволь­ствием. Напротив, я гораздо чаще и гораздо охотнее раз­мышляю о житейском, а помышление о Боге составляет Для меня труд и сухость. Если бы я любил Его, то собеседование с Ним через молитву питало бы меня, наслаждало и влекло к непре­рывному общению с Ним.

Но, напротив, при занятии молитвою я чувствую труд... расслабляюсь леностью и готов с охотою заняться чем-нибудь маловажным, только бы сократить или перестать молиться. В пустых занятиях время мое летит беспри­метно, а при занятии Богом, при поставлении себя в Его присутствии каждый час мне кажется годом.

Кто кого любит, тот в продолжение дня беспрестанно о нем мыслит, воображает его, заботится о нем, и при всех занятиях любимый друг его не выходит из его мыслей

А я в продолжение дня едва ли отделяю и один час, чтобы глубоко погрузиться в размышление о Боге...

В беседах о предметах суетных, о предметах, низких для духа, я бодр, я чувствую удовольствие, а при рассуж­дении о Боге я сух, скучлив и ленив...

Поучение в законе Господнем не производит на меня впечатления, не питает души моей, и я это почитаю не­существенным занятием христианина, которым я дол­жен заниматься разве только на досуге...

2.   Я не имею любви к ближним. Ибо не только не могу решиться для блага ближнего положить душу мою (по Евангелию), но даже и не жертвую частью моего блага и спокойствия для блага ближнего.

Если бы я его любил, по евангельской заповеди, как самого себя, то несчастье его поражало бы и меня; бла­гополучие его приводило бы и меня в радость.

Но, напротив, я с любопытством выслушиваю повести о несчастьях ближнего, не сокрушаясь о нем, а бываю равнодушным, или, что еще хуже, нахожу как бы удо­вольствие в его несчастьях и плохие поступки брата моего не покрываю любовью, но с осуждением их разглашаю.

Благосостояние, честь и счастье его не восхищают меня, как собственные, но возбуждают во мне скорее зависть или презрение.

3.  Я не верю ничему религиозному — ни бессмертию, ни Евангелию. Если бы я был твердо убежден и несомненно верил, что за гробом есть жизнь вечная с возмез­дием за дела земные, то я всегда бы думал об этом.

Самая мысль о смерти ужасала бы меня, и я провождал бы эту жизнь как пришелец, готовящийся вступить в свое отечество. Напротив, я и не думаю о вечности.

Если бы Святое Евангелие как слово Божие было с верою принято в мое сердце, то я всегда занимался бы изучением его и смотрел бы на него с глубоким благо­говением.

Премудрость, благость и любовь, в нем сокрытые, при­водили бы меня в восхищение, я питался бы ими, как ежедневною пищею, и сердечно влекся бы к исполнению его правил.

Но если я изредка и читаю или слушаю слово Божие, то чувствую сухость, невнимательность и охотно готов заменить  чтением   светским.

4. Я исполнен гордости и чувственного себялюбия. Видя в себе доброе, желаю поставить его на вид, или превозношусь им перед другими, или внутренне любуюсь собою. Хотя и показываю наружное смирение, но припи­сываю все своим силам и почитаю себя выше других или, по крайней мере, не худшим.

Если замечу в себе порок, стараюсь извинить его, по­крыть личиною необходимости. Сержусь на не уважаю­щих меня, почитаю их неумеющими ценить людей. Даро­ваниями тщеславлюсь. Если я стремлюсь к чему-либо доброму, то имею целью или похвалу, или светское уте­шение.

Словом, я непременно творю из себя собственного кумира, которому я совершаю непрерывное служение, ища во всем услаждений чувственных и пищи для сластолю­бивых моих страстей и похотений».

*  *  *

К перечисленным порокам души человеческой мож­но добавить еще ряд нижеприведенных признаков, по которым христианин может проверить свое духовное состояние и степень своей отчужденности от Бога.1)  Чувствуем ли мы себя в Духе Божием с ощущени­ем на душе любви, радости, мира и т. п. (Гал. 5, 25), или, наоборот, мы чаще всего раздражены, унываем, досадуем, враждуем  и   т. д.?

2)   Как  употребляем   мы  те   излишки  материальных средств, которые остаются свободными после удовлетво­рения  насущных,   минимальных  потребностей  в  скром­ном размере? Идут ли эти избытки на предметы роскоши, комфорта,  изысканную пищу,  наряды (сверх скромного платья) и т. п., или эти избытки идут, по заповеди Божи­ей, на помощь Церкви, бедным и нуждающимся?

3)  Как употребляем мы свободное от труда время   — на развлечения, хождение в гости, чтение легкой литера­туры, или на молитву, исповедь, богослужение, духовное чтение, духовные беседы?

4)  И, наконец, — и это самое важное — отображаем ли мы   в   какой-то   мере  Божии   свойства   и   прежде   всего Христову  любовь,   кротость  и  смирение?  Видим  ли  мы бездну своих грехов и прегрешений? Замечаем ли жалкое состояние своего черствого и эгоистического сердца, кото­рым владеют страсти и  пристрастия?

Пользуясь этими признаками, каждый может заме­тить опасность своего состояния.

 

Общая исповедь

Как известно, в настоящее время в Церкви практику­ется не только отдельная, но и так называемая «общая» исповедь, при которой священник отпускает грехи, не выслушивая их от кающихся.

Замена отдельной исповеди общей вызвана тем, что теперь священник часто не имеет возможности принять исповедание от всех желающих. Однако таковая замена, безусловно, крайне нежелательна, и не всем и не всегда можно участвовать в общей исповеди и после нее идти к Причастию.

При общей исповеди кающемуся не приходится от­крывать грязи своих духовных одеяний,  не приходится стыдиться за них перед священником и не будут задеты его гордость, самолюбие и тщеславие. Таким образом, не будет того наказания за грех, которое в дополнение к нашему раскаянию снискало бы нам  милость Божию.

Во-вторых, общая исповедь таит ту опасность, что к причастию подойдет такой грешник, который при отдель­ной исповеди не был бы допущен священником к Святой Чаше.

Многие серьезные грехи требуют серьезного и дли­тельного покаяния, и тогда священник запрещает прича­стие на определенный срок и накладывает епитимию (покаянные молитвы, поклоны, воздержание в чем-либо). В других случаях священник должен получить от каю­щегося обещание не повторять более греха и только тог­да допустить к причастию.

Поэтому к общей исповеди нельзя приступать тем, кто долго — несколько лет или много месяцев — не был на отдельной исповеди, и тем, кто имеет или смертный грех, или такой грех, который сильно задевает и мучает его совесть.

В таких случаях исповедник должен после всех про­чих участников исповеди подойти к священнику и ска­зать ему те грехи, которые лежат на его совести.

Можно считать допустимым (по нужде) участие в общей исповеди лишь тех, кто исповедуется и причаща­ется достаточно часто, проверяет себя по временам на отдельной исповеди и уверен в том, что те грехи, которые он скажет на исповеди, не послужат поводом к запреще­нию для него причастия.

При этом необходимо также, чтобы мы участвовали в общей исповеди или у своего духовного отца, или у свя­щенника, хорошо нас знающего.

 

Исповедь у старца Зосимы

О возможности в некоторых случаях глухой (т. е. без слов) исповеди, о том, как к ней надо готовиться, говорит следующий рассказ из жизнеописания старца Зосимы из Троице-Сергиевой Лавры. Был случай с двумя дамами. Идут они в келью к стар­цу, и одна всю дорогу кается в своих грехах: «Господи, как я грешна, вот то-то и то не так сделала, того-то осу­дила, прости же Ты меня, Господи...» И сердце ее и ум как бы припадают к стопам Господа. «Прости, Господи, и дай силы больше так не оскорблять Тебя». Все грехи она старалась вспомнить и все каялась и каялась по дороге.

Другая же спокойно шла к старцу: «Приду, поисповедуюсь, "Во всем грешна" скажу, завтра причащусь». И затем она думает, какую бы мне материю купить на платье моей дочурке, и какой бы фасончик ей выбрать, чтобы шло к ее личику, и тому подобные мирские мысли зани­мали сердце и ум второй дамы.

Обе вместе пошли в келью батюшки Зосимы. Обраща­ясь к первой, старец сказал:

—  Становись на колени, я сейчас отпущу тебе грехи.

—   Как батюшка, да ведь я вам еще не сказала?

—  Не надо говорить, их ты все время Господу говори­ла, всю дорогу молилась Ему, так что я сейчас разрешу тебя, а завтра благословляю причаститься. А ты, — обра­тился он к другой даме, — ты иди, купи на платье своей дочери материи, выбери фасон, сшей, что задумала. А когда душа твоя придет к покаянию, приходи на исповедь. А сейчас я тебя исповедовать не стану.

 

Глава 26

ОТКРОВЕНИЕ ПОМЫСЛОВ И ВЗАИМНАЯ ИСПОВЕДЬ

Признавайтесь друг перед другом в про­ступках.

Иак. 5, 16

 

Чтобы помочь кающимся в осознании своих грехов, в некоторых духовно благоустроенных обителях введе­но ежедневное откровение помыслов своим духовным отцам   и   старцам.   Этим   путем   иноки   приучаются   к ежедневному просмотру своих грехов и духовного со­стояния.

Значение и сущность подобного открытия помыслов так характеризуется еп. Игнатием (Брянчаниновым): «Братия ежедневно исповедовали старцу согрешения свои, и самые мелочные, даже помыслы, ощущения гре­ховные и предлагали ему на рассмотрение свои недо­умения. Это делание исполнено необыкновенной душев­ной пользы: ни одни подвиг не умерщвляет страстей с таким удобством и силою, как этот. Страсти отступают от того, кто без пощадения исповедует их».

В тех случаях, когда не открыть помыслы духовни­ку, откровение помыслов может быть и единомышлен­ному и близкому по духу духовному брату.

Взаимное назидание было рекомендовано христиа­нам еще ап. Павлом, который пишет фессалоникийцам: «Увещевайте друг друга и назидайте один друго­го, как вы и делаете» (1 Фес. 5, 11). А ап. Иаков пишет: «Признавайтесь друг перед другом в проступ­ках»   (Иак. 5, 16).

Взаимное исповедание помыслов помогает преодолеть встречающиеся искушения, вскрыть духовные ошибки, распознать незамеченные грехи и слабости. Вместе с тем оно ведет и к очищению души.

И хотя здесь еще и не будет того снятия греха, которое бывает на исповеди у священника, однако на Страшном Суде у нас будет свидетель того, что мы ис­поведали свой грех и еще на земле посрамились и по­стыдились за него, а это не может не послужить для его облегчения.

В истории Церкви был такой случай. По морю плы­ли два человека. Один из них был христианин, но со­вершивший смертный и еще не исповеданный грех. Другой был оглашенный и готовился принять креще­ние, но еще не успел этого сделать.

Поднялась буря, и жизнь обоих была в большой опасности. Оба стали сокрушаться, так как вместе с жизнью терялась у обоих и надежда на спасение души. Но Господь умудрил их, и в своем тяжелом положе­нии они нашли выход. Оглашенный принял от христи­анина крещение, а тот исповедал ему затем свой грех как единоверному брату.

Другим примером является кончина нашего совре­менника — протоиерея Павла Аникеева (автора диссер­тации «Мистика Симеона Нового Богослова»).

Свою жизнь он кончил в глубокой глуши отдален­ной Сибири, где на сотни километров не было вблизи ни храма, ни священника.

Он позвал тогда одного благочестивого поселянина и перед смертью исповедал ему грехи всей своей жизни.

Здесь нужно отметить, что уже одно искреннее пока­яние и сокрушение о соделанном грехе (или грехах) даже перед собратом во Христе (при невозможности исповеди у священника) может привлечь к грешнику благодать Божию и даровать ему полноту прощения греха и таким образом избавить от душевного недуга или какого-либо (наказательного) несчастья.

Другим замечательным примером взаимной испове­ди является старческая деятельность одного благочес­тивого крестьянина — Семена Климовича, жившего недалеко от Оптиной пустыни в конце XIX века.

Благочестие, большая начитанность творений святых отцов и дар духовной рассудительности привлекали к нему многих посетителей, искавших исцеления душев­ных болезней или помощи в несчастьях.

Так же, как старец Иларион, Семен Климович ста­рался путем искусных расспросов выяснить духовную причину болезни или несчастья и привести страждуще­го к сознанию своих грехов и полноте раскаяния в них. После этого он настаивал на необходимости исповедать их перед священником. Часто уже непосредственно после искреннего раскаяния у Семена Климовича душевно­больные получали исцеление от своих недугов.

Интересны два случая из его старческой деятельно­сти. Одна семья состояла из четырех женатых братьев, живших вместе с отцом и матерью. Поведение и взаим­ное отношение их жен было крайне немирное: непре­рывные ссоры, склоки и вражда. Неприязненно относи­лись они и к свекру и свекрови.

Один из братьев вместе с матерью и женой приехали к Семену Климовичу с просьбой водворить мир в их семье.

Выслушав его просьбу, Семен Климович очень дол­го — целых три часа — сидел молча, смотря на моло­дую супругу просителя. Видимо, в это время он усилен­но молился за нее и испытывал ее смирение.

Затем он обратился к ней с вопросом, будет ли она исполнять то, что он ей скажет. Та ответила согласием.

Тогда Семен Климович предложил ей немедленно просить на коленях прощения у свекрови и у мужа за свое поведение, а по приезде домой также просить про­щения и у всех других домашних и затем исповедаться и причаститься.

Молодая женщина тотчас же стала смиренно кла­няться всем в ноги и обещалась все выполнить, что велел ей Семен Климович. Она, действительно, исполнила в дальнейшем все обещанное, совершенно духовно преоб­разилась и стала кроткой, богобоязненной женщиной.

В другом случае к Семену Климовичу приехал ку­пец, у которого украли 200 000 руб. ассигнациями. На просьбу купца указать его вора Семен Климович отве­чал, что он не знахарь и не ворожея и в этом помочь не может.

Но он добавил, что уверен в том, что Бог вернет купцу все потерянное, если тот послушает его и сделает все, что он ему предложит. Купец согласился.

Тогда Семен Климович предложил купцу рассказать ему, как он приобрел капитал, как торгует и не было ли во всем этом чего-либо нечестного, обмана и обиды кого-либо. Купец чистосердечно сознался в подобном. Тогда Семен Климович предложил купцу последовать приме­ру евангельского Закхея (Лк. 19, 1-10) и пообещать «вчетверо воздать» всем обиженным и обманутым, а в грехах принести исповедь священнику. Купец испол­нил все предложенное.

После этого он нашел записку, где было указано, где спрятаны украденные у него деньги. Их украл его до­веренный приказчик, который сопровождал его к Семе­ну Климовичу и присутствовал при беседе с ним.

Благодатные слова праведника, исполненные страха перед Богом, оживили и спасли сразу две души — купца и его приказчика.

 

Глава 27

 ТАИНСТВО ЕЛЕОСВЯЩЕНИЯ

 

Молитва веры  исцелит болящего... и если он соделал грехи, простятся ему.

Иак. 5, 15

 

Как бы тщательно мы ни старались запоминать и записывать свои грехи, может случиться, что существен­ная часть их не будет сказана на исповеди, некоторые будут забыты, а некоторые просто не осознаны и не замечены в силу нашей духовной слепоты.

В этом случае Церковь приходит на помощь кающе­муся с Таинством елеосвящения или, как его часто называют, «соборования». Это Таинство основано на ука­зании апостола Иакова — главы первой Иерусалимской Церкви: «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресви­теров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит боля­щего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему»   (Иак. 5, 14-15).

Таким образом, в Таинстве елеосвящения прощают­ся нам грехи, не сказанные на исповеди по незнанию или же по забывчивости. А поскольку болезни есть следствие нашего греховного состояния, то освобожде­ние от греха часто ведет и к исцелению тела.

Некоторые из нерадивых христиан, пренебрегая Таин­ством Церкви, по нескольку и даже по многу лет не бы­вают на исповеди. И когда сознают ее необходимость и придут на исповедь, то им, конечно, трудно вспомнить все грехи, за много лет соделанные. В этих случаях Оптин­ские старцы всегда рекомендовали таким раскаявшимся христианам принять участие сразу в трех Таинствах: исповеди, елеосвящения и причащения Святых Таин.

Некоторые из старцев считают, что в Таинстве елео­священия могут участвовать через несколько лет и не только тяжелобольные, но и все ревнующие о спасении своей души.

Вместе с тем следует указать, что тем христианам, которые не пренебрегают достаточно частым Таинством исповеди, Оптинские старцы не советовали собороваться без наличия серьезного заболевания.

Тем же христианам, которым почему-либо не будет возможности принять участие в Таинстве елеосвяще­ния, нужно помнить указания старцев Варсонофия и Иоанна, которые даны были ученику на вопрос «Забве­ние уничтожает памятование многих согрешений — что мне делать?» Преподобные отвечали:

«Какого заимодавца можешь найти вернее Бога, зна­ющего и то, чего еще не было? Итак, возложи на Него счет забытых тобою прегрешений и скажи Ему:

"Владыко, поскольку и забыть свои согрешения есть грех, то я во всем согрешил Тебе, Единому Сердцеведу. Ты и прости меня за все по Твоему человеколюбию, ибо там-то и проявляется великолепие славы Твоей, когда Ты не воздаешь грешникам по грехам, ибо Ты препрославлен во веки. Аминь"».

ПОСТ

ПОКАЯНИЕ

ПРИЧАЩЕНИЕ СВЯТЫХ ТАИН -ТЕЛА И КРОВИ ХРИСТОВЫХ