Кораблекрушение во время путешествия апостола Павла (27:1 - 28:15)

Рассказ Деяний ап. о путешествии ап. Павла из Кесарии в Рим обставлен такими подробностями, что нам остается только повторить его, допол­няя его по местам географическими и техническими замечаниями.

Путешествие до Мир Ликийских (1-5). Лука, пришедший с Павлом в Иудею, совершенно исчезает из виду до времени отъезда в Рим. Его имя встречается только в приветствиях в двух посланиях, и нельзя определен­но сказать, был ли он постоянно с апостолом; но образ выражения, каким снова изображается появление его на сцену, достаточно показывает, что он не оставлял Павла или, по крайней мере, не упускал его из виду. «Реше­но было, — говорит он, — плыть нам в Италию» (Деян. 27:1). Это нам, как увидим далее, касается и Аристарха, которого в Послании к Колоссянам Павел называет заключенным вместе с собою (4:10). Те, которые призна­ют, что Послание к Колоссянам написано из Рима, заключают отсюда, что Аристарх действительно, по крайней мере некоторое время, был в темнице вместе с Павлом. Предание добавляет, что он даже и пострадал вместе с апостолом. Но если мы признаем, что послание написано из Ке­сарии, то такое объяснение теряет значение. По рассказу Деяний, Арис­тарх свободен и отправляется с Павлом добровольно. Если же послание написано из Рима, чего мы не допускаем, то выражение «заключенный вместе со мною» не может указывать на заключение в собственном смыс­ле слова. Так как Павел разделяет честь своего апостольства со всеми трудившимися или содействовавшими успеху Евангелия, называя их сво­ими «сотрудниками», то по смирению и из благодарности разделяет и честь страданий со всеми, кто был предан ему во время его страданий. Если же Аристарх назван им «заключенным вместе со мною», а Лука -только «возлюбленным врачом», то это объясняется какими-нибудь неиз­вестными нам обстоятельствами и не уничтожает верности заключения, выведенного из целого ряда фактов.

«Когда наступило время... то отдали Павла и некоторых других узни­ков сотнику  Августова полка, именем Юлий» (Деян. 27:1). Что такое Авгу­стов полк — мнения об этом расходятся. Обыкновенно думают, что такназывался в каждом легионе один из десяти полков, составлявших леги­он. Взяв узников и несколько воинов, сотник сел на купеческий корабль, который намеревался плыть около берегов Азии (асийских). Последнее слово вводило в заблуждение многих переводчиков и толкователей, кото­рые думали, что здесь разумеется Малая Азия. Приспособляя к такому толкованию рассказ о дальнейших обстоятельствах путешествия, они предполагали, что корабль должен был направиться на север, плывя сна­чала вдоль берегов Сирии, а потом — всей Малой Азии, но противные вет­ры заставили корабль плыть южнее острова Кипр, тогда как предполага­лось плыть севернее его. Но в Деяниях ап. часть Азии, лежащая на запад от Малой Азии, всегда называется проконсульской. Потому весьма мало­вероятно, чтобы для отправления узников в Рим выбрали такой корабль, который не шел прямо на запад. Итак, вернее, что корабль плыл к Азии проконсульской и поднялся только до Сидона, чтобы взять там или по­полнить груз. Здесь «Юлий, поступая с Павлом человеколюбиво, позво­лил ему сходить к друзьям и воспользоваться их усердием» (27:3). Отсюда предполагалось плыть по Средиземному морю и, оставив на севере ост­ров Кипр, идти под парусами прямо к Ликии. Но неблагоприятные вет­ры, направив корабль на северо-восток, заставили его обогнуть с севера остров Кипр и вдоль берегов Малой Азии, «переплыв море Киликии и Памфилии», пристать в гавань Миры Ликийские.

От Мир Ликийских до Крита и близ Крита (6-13). Корабль, на котором плыли, был из города Адрамита, в Мизии, и должен был возвратиться туда. Посему в Мирах сели на другой корабль, плывший из Египта в Италию. По тому времени это был очень большой корабль, потому что на нем, судя по дальнейшему рассказу, поместилось не менее 276 душ.

Противные ветры продолжались, и только через несколько дней ко­рабль пристал к Книду, где даже не было гавани. Отсюда, вместо того что­бы идти прямо между Пелопонессом и остр. Критом, должны были спус­титься на юг и плыть по южному берегу острова. С трудом удалось, нако­нец, прибыть к месту называемому Хорошие Пристани, близ которого был город Ласея. На все это потребовалось много времени. Прибли­жалось опасное для плавания время, потому что уже прошел пост — праздник очищения (Kippur), который бывает в месяце Тишри (то есть в конце сентября). Посему Павел советовал не пускаться далее. Но гавань была неудобна для зимовки, и потому хотели достигнуть Финикийской гавани, расположенной на южном берегу острова. Но проплыть 30-40 миль, от­делявших последнюю пристань, было невозможно, потому что дул север­ный ветер, который гнал корабль к берегам Африки. Впрочем, скоро по­дул южный ветер, и корабельщики, доверившись ему, отправились на за­пад, держась берегов.

От Крита до Мальты (14-44). «Но немного спустя, — продолжает исто­рик, — поднялся против него ветер бурный, называемый эвроклидон. Ко­рабль схватило так, что он не мог противиться ветру, и мы носились отдав­шись волнам. И, набежав на некоторый островок, называемый Клавдой, мы едва могли удержать лодку (которая плыла за кораблем). Стали серьез­но опасаться кораблекрушения и изыскивали средства к спасению. Чтобы укрепить корабль, его «обвязали», вероятно, веревками и, чтобы усилив­шийся ветер не выбросил его на мель, спустили паруса и вообще все пред­ставлявшее сопротивление ветру. Особенно боялись попасть на Великую Мель, находившуюся на запад от Египта и представлявшую большую опас­ность для кораблей. На следующий день буря усилилась, и потому сбросили с корабля груз, а на третий день — и все тяжелые вещи, бывшие на корабле.

Небо было так темно, что в течение нескольких дней и ночей не вид­но было ни солнца, ни луны, ни звезд; нельзя было даже определить, в каком направлении несло корабль, и уже после некоторого времени узна­ли, что корабль несло прямо на запад — к Великой Мели. Не оставалось никакой надежды на спасение, под влиянием страха забыли и о пище. Матросы, привыкшие к опасностям на море, и воины, привыкшие к бед­ствиям войны, доверились судьбе, за невозможностью сделать что-либо для спасения. Но был один — ни матрос, ни воин — советы которого, дан­ные за несколько дней назад, приняты были за выражение трусости; был на корабле один, который все время сохранял спокойствие и мужество. «Мужи! — говорил он. — Надлежало послушаться меня и не отходить от Крита, чем избежали бы сих затруднений и вреда. Теперь же убеждаю вас ободриться, потому что ни одна  душа из вас не погибнет, а только корабль». Так говорил Павел, и его спокойствие, независимо от его речи, имело благотворное влияние на других. «Ангел Бога, Которому принадлежу я и Которому служу, явился мне в сию ночь и сказал: не бойся, Павел, тебе должно предстать пред кесаря, и вот Бог даровал тебе всех плывущих с тобою». (27: 23-24), Значит, не для спасения только узника Бог спасает и стерегущих его: Он дает их ему, дарит ему их жизнь. «Посему ободритесь, мужи, ибо я верю Богу, что будет так, как мне сказано» (20-26).

Наступила 14-я ночь, и корабль продолжал носиться ветром по Адриа­тическому морю*. Около полуночи среди мрака корабельщики догадались, что корабль приближается к какой-нибудь земле, все ждали смерти. Выме­рили глубину и нашли 20 саженей, а несколько далее — только 15. Во что бы то ни стало нужно было остановиться. Бросили с кормы четыре якоря. Корабль остановился, но мог сорваться каждую минуту — и тогда гибель неизбежна. Посему все с нетерпением и со слезами ожидали дня. Желая спастись от близкой опасности, корабельщики задумали убежать и, пока­зывая вид, будто хотят сбросить с носа еще несколько якорей, чтобы укре­питься на месте, начали спускать лодку на море. Павел угадал их хитрое намерение. «Если они оставят корабль, — сказал он сотнику, — тогда все погибнут». Погибнут! Но ведь он же объявил прежде, что никто не погиб­нет? Да, но хотя Бог и не нуждается в человеческой помощи для спасения людей, тем не менее Он требует и желает, чтобы и люди со своей стороны не оставались праздными зрителями Его всемогущества. Бог, например, исцеляет больного, но исцеляет при помощи лекарства. Бог спасет эки­паж корабля, но под условием, чтобы все меры ко спасению употреблены были им в дело. Посему сотник, следуя совету Павла, решился задержать корабельщиков. По его приказанию воины перерубили веревки, которы­ми лодка была привязана, и она упала в воду. Бежать было нельзя, но лод­ка погибла, а с нею — и последняя надежда на спасение (27-32).

Павел снова уверяет, что на корабле никто не погибнет. «Ни у кого из вас не пропадет и волос с головы», — говорит он. В то же время он убежда­ет всех подкрепить пищей свои силы, чтобы не ослабеть в минуту опасно­сти. «Сегодня четырнадцатый день, — говорит он, — как вы остаетесь без пищи, не вкушая ничего». Это не значит, впрочем, чтобы они в продолже­ние 14 суток ничего не ели, но воздерживались и принимали пищу в недо­статочном количестве. Подкрепляя свое слово примером, Павел «взял хлеб, возблагодарил Бога пред всеми и, разломив, начал есть». Обычай благодарить Бога перед принятием пищи был в большом употреблении, и потому ошибочно думают, будто язычники, окружившие Павла, удиви­лись такому действию. Их могло поразить не действие это, но тон, глуби­на веры и спокойствие, призвание неизвестного им Бога, существование и присутствие Которого было, впрочем, некоторым образом очевидно для них в мужественном служителе Его. Ничто не мешало язычникам верить в Бога и, по случаю настоящего бедствия, молиться и доверяться Ему. «Тог­да все, — продолжает историк, — ободрились и также приняли пишу». За­тем, чтобы сколько-нибудь облегчить корабль ввиду страшного бедствия, бросили пшеницу в море. Отсюда некоторые заключают, что корабль был нагружен хлебом. Но мы уже видели, что груз корабля был сброшен еще ранее, следовательно, здесь нужно видеть не груз, а обыкновенное продо­вольствие, взятое на дорогу.