Свод текстов Священного Писания на День сошествия Святого Духа

«Воскресное чтение», г. 2

Пророчество:

И будет по сих, и излию от Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваши, и старцы ваши сония узрят, и юноты ваши видения увидят. Ибо на рабы Моя и на рабыни Моя во дни оны излию от  Духа Моего (Иоил. 2: 28, 29).

Се аз послю обетование Отца Моего на вы: вы же сидите во граде Иерусалимсте, дондеже облечетеся силою свыше (Лк. 24:49).

Яко Иоанн убо крестил есть водою, вы же имате креститеся Духом Святым, не по мнозех сих днех (Деян. 1:5).

Исполнение:

Сии вси бяху терпяще, единодушно в молитве и молении, с женами и Мариею, материю Иисусовою, и с братиею Его. И егда скончавашася дние Пядесятницы, беша вси апостоли единодушно вкупе. И бысть внезапу с небесе шум, яко носиму дыханию бурну, и исполни весь дом, идеже бяху седяще, и явишася им разделени языцы яко огненни, ceдe же на едином коемждо их. И исполнишася вси Духа Свя­та, и начашася глаголати иными языки, яко же Дух даяше им провещавати. Сие есть реченное пророком Иоилем (Деян. 1:14; 2: 1-4, 17).

Десницею убо Божиею вознесеся (И. Хр.), и обетование Святаго Духа прием от Отца, излия сие, еже вы ныне видите и слышите (Деян. 2:35).

 

Действия Духа Святого в сердцах апостолов

Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будем с вами в век. Утешитель Дух Святый, его же послет Отец во имя Мое, Той вы научит всему и вспомянет вам вся, яже рех вам (Ин. 14: 16, 26).

Егда же приидет Утешитель, его же Аз послю вам от Отца, Дух истины, иже от Отца исходит, той свидетельствует о Мне (15:26).

Егда приидет Он, Дух истины, наставит вы на всяку истину: не от себе бо глаголати имать, но елика аще услышит, глаголати имать, и грядущая возвес­тит вам (16:13).

Мы же не духа мира сего прияхом, но Духа иже от Бога, да вемы, яже от Бога дарованная нам. Яже и глаголем не в наученых человеские премудрости словесех, но в наученых Духа Святаго (1 Кор. 2: 12, 13).

Кто бо разуме ум Господень, иже изъяснит и? мы же ум Христов имамы (2:16).Яже (тайна Христова) во иных родех не сказася Сыном Человеческим, якоже ныне открыся святым Его апостолом и пророком Духом Святым (Еф. 3:5).

Глаголем премудрость Божию, в тайне сокровенную, юже предустави Бог прежде век в славу нашу, юже никтоже от князей века сего разуме. Нам же Бог открыл есть Духом Своим: Дух бо вся испытует, и глубины Божия (1 Кор. 2: 7, 8, 10).

 

Действия Духа Святого в сердцах всех истинно верующих

«Воскресное чтение», г. 2

Пророчество:

Аз дам воду в жажду ходящим в безводней, наложу Дух мой на семя твое, и благосло­вение мое на чады твоя, и прозябнет аки трава посреде воды, и яко верба при воде текущей. Сей ренет: Божий есмь, и сей возопиет о имени Иаковли (Ис. 44: 3-5).

Веруяй в Мя, яко же рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы. (Сие же рече о Дусе, его же хотяху приимати верующий во имя Его. Не убо бе сошел  Дух Святый, яко Иисус не убе прославлен.) (Ин. 7: 38, 39).

По днех онех, глаголет Господь, дая законы Моя в мысли их, и на сердцах их напишу я, и буду им в Бога, и тии будут ми в люди. И не научит кийждо брата своего, глаголя: познай Господа; яко вси познают Мя от мала даже и до велика их (Иер. 31:33,34).

Исполнение:

Спасите нас банею паки бытия и обновления Духа Святаго, его же излия на нас обильно Иисусом Христом, Спасителем нашим (Тит. 5: 5, 6).

Иже и запечатле нас и даде обручение Духа в сердца наша (2 Кор. 1:22).

Не весте ли яко храм Божий есте, и  Дух Божий живет в вас (1 Кор. 3:16) ?

Славы и Божий Дух на вас почивает (1 Пет. 4:14).

И вы помазание имате от Святаго, и весте вся. И не требуете, да кто учит вы: но яко то само помазание учит вы о всем, и истинно есть, и несть ложно: и якоже научи вас, пребывайте в нем (Ин. 2: 20, 77).

Дух способствует нам в немощех наших: о чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы, но Сам  Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными (Рим. 8:26).

 

Цель и плоды сошествия Св. Духа

I. Для апостолов

И аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век (Ин. 14:16).

Утешитель же, Дух Святый, его же послет Отец во имя Мое, той вы научит всему и воспомянет вам вся, яже рех вам (14:26); наставит вы на всяку истину: не от себе бо глаголати имать, но елика аще услышит глаголати имать, и гряду-щая возвестит вам. Он Мя прославит, яко от Моего приимет, и возвестит вам (Ин. 16: 13, 14).

Яко Иоанн убо крестил есть водою, вы же имате креститися Духом Святым, не по мнозех сих днех (Деян. 1:5); приимете силу, нашедшу Святому Духу на вы, и будете Ми свидетели во Иерусалиме же и во всей Иудее и Самарии, и даже до после­дних земли (1:8).

И  исполнишася  вси Духа Свята, и начаша глаголати иными языки, якоже Дух даяше им провещавати (2:4).

 

//. Для всей Церкви

Возшед на высоту, пленил еси плен, и даде даяния человеком. Сшедый, той есть и возшедый превыше всех небес, да исполнит всяческая. И той дал есть овы убо апо­столы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители, к со­вершению святых, в дело служения, в созидание Тела Христова (Еф. 4: 8, 10—12). Комуждо же дается явление Духа на пользу. Овому бо Духом дается слово премуд­рости, иному же слово разума о том же Духе; другому же вера тем же Духом; иному же дарования исцелений о том же Духе; другому же действия сил, иному же пророче­ство, другому же рассуждения духовом, иному же роди языков, другому же сказания языков. Вся же сия действует един и тойжде Дух, разделяя властию коемуждо, яко­же хощет (1 Кор. 12: 7-11).

 

III. Для каждого верующего

Знаменастеся Духом обетования Святым иже есть обручение наследия нашего, во избавление снабдения, в похвалу славы Его (Еф. 1:13, 14).

Или не весте, яко телеса ваша храм живущего в вас Святаго Духа суть, егоже имате от Бога, и несте свои (1 Кор. 6:19)1 Созидаетеся в жилище Божие Духом (Еф. 2:22).

О сем разумеем, яко пребывает в нас Бог, от Духа, егоже дал есть нам (1 Ин 3:24).

Общение Святого Духа со всеми вами (2 Кор. 13:13); вси единем  Духом напоихомся (1Кор. 12:13).

Не прилете Духа работы паки в боязнь; но прилете Духа сыноположения, о немже вопием: Авва Отче! Самый Дух спослушествует духови нашему, яко есмы чада Божия. Начаток Духа имуще, и мы сами в себе воздыхаем, всыновления чаю-ще избавления тела нашему. И Дух способствует нам в немощех наших: о чесом бо помолимся, якоже подобает не вемы, но сам Дух ходатайствует о нас, воздыхании неизглаголанными. Испытаяй же сердца весть, что есть мудрование Духа, яко по Богу ходатайствует о святых (Рим. 8: 15, 16; 23: 26, 27).

 

IV. Для мира

И пришед Он (Дух Св.) обличит мир о гресе, и о правде, и о суде. О гресе убо, яко неверуют в Мя; о правде же, яко ко Отцу Моему иду, и ктому не видите Мене; о суде же, яко князь мира сего осужден бысть (Ин. 16: 8-11).

Егда же приидет Утешитель, его же Аз послю вам от Отца, Дух истины, иже от Отца исходит. Той свидетельствует о Мне (Ин. 15:26).

 

Учение о сошествии Св. Духа

(из богослужебных песней Пятидесятницы)

«Воскресное чтение», г. 16

 

I. Призывание к торжеству:

Попразднственный вернии, и конечный праздник празднуим светло: сей есть Пятидесятница, обещания исполнение и предложения (утр. праздн. седал.).

Яко на некасаемую превосходяще гору, не боящеся огня страшаща, приидите и станем на горе Сионстей, во граде живаго Бога, духоносным учеником ныне сликующе (кан. празд. п. 8).

Пятидесятницу празднуем и Духа силу, и истинную радость, божествен-ныя надежды совершение, и таинства еже от века явившагося нам (сти­хир. веч. праздн. и в среду).

 

II. Пророчество о сошествии Святого Духа:

Пояху Пророк, духонасыщенная уста, твое телесное, о Царю, пришествие, и Дух от недр Отчих произшедший, несозданный, зданнодетелен, сопрестолен Тебе (кан. п. 8).

Божественное учение возгреме видяй видения божественный Иоиль, богоначальнейшаго излию, рек, якоже Слово, Духа моего (там же, п. 7).

На палящей древле огненной колеснице, ревнитель и огнедохновенный радуяся носим, еже ныне возсиявшее дохновение свыше апостолом являше (там же, п. 9).

 

III. Исполнение пророчества:

Духа божественный дар излияся на всяку веровавшую плоть, якоже древ­ле пророк зрительне радуяся предвозвести (четв, блажен., п. 9).

Преславная днесь видеша вси языцы во граде Давидове, егда Дух сниде Святый во огненных языцех: собранным учеником Христовым, бысть шум, якоже носиму дыханию бурну и исполни дом, идеже бяху седяще, и вси начаша глаголати странными глаголы (утр. хвалитн.).

Тогда еврейския дети зряще, ужасахуся ужасом, слышаху бо я вещающа иными странными языки, якоже Дух подаяше им (стих. на литии).

Не разумеюще языцы, Господи, Пресвятаго Духа на апостолы Твоя бывшия силы, изменение язык пиянство быти мняху (утр. стиховн.); язы­ки бо глаголящих огненными свою кийждо беседу слышаше (понед. утр. седал.).

 

IV. Божественные свойства и сила Святого Духа

Дух Святый свет и живот, и живый источник умный: Дух премудрости, Дух разума, благий, правый, умный, обладаяй, очищаяй прегрешения, Бог и боготворяй, огнь и от огня происходяй, глаголяй, деяй, разделяй даро­вания, имже пророцы вси и божественнии апостол и с мученики венчаша-ся (стих. хвалитн.). Господь животворящ есть Дух, самодвижим, самовлас­тен, разделяя, якоже хощет даров раздаяния, самовладычен, самоповелителен, безначален (повечер. 50-цы, п. 8).

Действовал еси первее во ангельских воинствах, священие даруя и про­свещая Божества молниями, Душе Святый — пророки показал еси могущия прозрети будущих предведение (суббот. блажен, п. 6).

Непостижим есть Дух Всесвятый, преходит всяк  ум и смысла скорость, яко веков всех древнейший — присно сый, пучина богатства неизмеримая, всесильный (четв, блажен., п. 4). Имже и носятся и держатся вся, животом содержатся, и живут, и пребывают, и спасаются (сред. веч. стиховн.).

 

V. Отношение Святого Духа ко Отцу и Сыну

Дух Святый бе убо присно и есть и будет, ниже начинаем, ниже престаяй, но присно Отцу и Сыну счинен и счисляем — имже Отец познавается и Сын прославляется (ст. хвалитн.).

Бяше исходен от нерожденна Света всесильный сияющий Свет, егоже Сыном отеческия власти ныне являет срасленое озарение (кан. праздн., п. 3); Дух благий, дух премудрости Божия, Дух от Отца исходяй и Сыном вер­ным нам явлейся подавателен (там же, п. 5).

Дух Святый Бог, сраслен и сопрестолен Отцу и Слову познавается, Свет пресовершенный от Света просиявый от безначальнаго совершеннаго Отца (сред. веч. стиховн.). Исходящаго от безначальнаго Отца несомненно, на Сыне же почивающаго Пресвятаго Духа вернии славословим (пят. бла­жен., п. 5).

 

VI. Действие Святого Духа в апостолах

Ангельские лики освящаяй и сих чины окормляяй, яко благ, сей ныне с небесе сошед, божественными блистанми премудры апостолы  упремудрив, вселенней посла (вторн. блажен., п. 9).

Ныне облачатся державою Христовою с высоты апостоли; обновляет бо их Утешитель, в них обновляяся таинственным обновлением разума (вечер, в нед. 50-цы Стиховн.). Языками инородных обновил еси, Христе,Твоя ученики, да теми Тя проповедят бессмертнаго Слова и Бога (вечер. праздн. стихир.). Чистыя приятелища божественныя благодати и боже-ственныя зари нескверная зерцала мудрыя Твоя ученики показал еси бо-гоначальным Духа сиянием (суббот. блажен., п. 2), исполняя их блаженнаго учения Твоего (вторн. веч. стиховн.).

Апостолы вся божественнаго Утешителя сила премудры и богословцы показа (понед. веч. стиховн.). Спасовы рачителие радости исполнишася, и дерзновение прияша прежде боящийся (сед. по 3-й песни). Дух Святый на сия пришед видом огненным огнедохновенныя сия показа, вещании тай­ными учения тройческая витийствующия (вторн. веч. стих.). Огнь чисти­тельный учеников ороси сердца. Духа сходящая роса с небеси, Слова са­мовидцы просвети (четв. блажен., п. 9). Глаголавый во пророцех иногда, Утешителю, соделал еси ныне небеса, вещающия Слову Божию, божествен­ныя апостолы (четв. утр. стиховн.).

 

VII. Плоды сошествия Святого Духа для всего мира

Духа источник, пришед на землю, — апостолы орошаше, просвещая, — имиже мы прияхом благодать огнем же и водою. Свет прииде Утешителя и мир просвети (утр. седал.). Небеса одушевленная поведают днесь Спасо-ва величия и весь мир проидоша, ясно проповедати Утешителеву боже­ственную силу и просветиша всю тварь ученми (сред. веч. стих.). Тем же землю освятиша Богу Творцу, несвященная посекше, яко исчезнути ору­жием лукаваго и спастися душам (вторн. веч. стих.).

Егда снизшед языки слия, разделяше языки Вышний, егда же огнен­ные языки раздаяше, в соединение вся призва (конд. праздн.).

Начаток Божества ныне дарует естеству перстному Дух Отчий и Еди­нородному неотчужденный (пят. блажен., п. 9). Днесь излиял еси, Спасе, Утешителя Твоего Духа дарования, подав человеческому естеству проро-чествовати и Троице поклонятися (вторн. веч. стиховн.). Утешителя послал еси миру всех грехи божественным огнем попалити и дати нам еже к Нему общение истинное (понед. веч. стихир.).

 

VIII. Молитва к Святому Духу

Царю небесный, Утешителю, Душе истины, прииди и вселися в ны и очи­сти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша (стиховн. праздн.). О Душе премудрости и страха Божия, истины, совета и разума, мир подава-яй, вселися в ны — подаждь святьбу нам и просвещение — покажи достой­ны Твоего осияния и светом Твоим боговиднейшим сотвори нескверны зерцала (повеч. 50-цы, п. 5, 6).

Душе правый, на пути правый настави Тебе богословящия (вторн. блажен.).

Хотением твоим дарования раздавали ниже хощеши, Утешителю, Тебе Бога знающим Твою благодать подаждь (четв. блажен., п. 8). Свыше нам, Утешителю, пришед, яко прежде ко апостолом, освяти и спаси, Тебе Бога проповедающия (веч. мал. 50-цы).

 

Сошествие Святого Духа на апостолов

Иннокентий, архиепископ Херсонский. Сочинения, т. 1, 1872

1. Когда мы говорим, что Дух Святой сошел на апостолов, то первее всего должно помнить, что сошествие Его не должно представлять подобным сошествию или пришествию человеческому. Дух Святой, как  Бог, есть везде­сущ: Ему неоткуда нисходить и некуда приходить, Он и без того везде есть и все наполняет. Сходить, приходить — могут только существа ограничен­ные, а не Бог. Все эти выражения, как замечает св. Златоуст, употребляют­ся о Боге по нужде, ибо на языке человеческом нет слов к выражению Божеских действий, как они суть сами в себе, и все эти выражения означа­ют не что другое, как новое явление силы Божией, особенное откровение Его присутствия. Где сила Божия открывается, где Он ощутительно явля­ет Свое присутствие, туда, по нашему слабому понятию и еще слабейшему выражению, Бог как бы приходит.

Итак, сошествие Святого Духа на апостолов, собственно говоря, есть не сошествие к ним Бога Духа, а явление силы Его в них, открытие в них Его особенного присутствия.

Равным образом, когда мы говорим, что Дух Святой сошел на апосто­лов и начал в них действовать, то не должно думать, чтобы Он не действо­вал прежде в роде человеческом. Дух Святой, как премудро воспевает Цер­ковь, бе присно, есть и будет. Он был в ветхозаветных патриархах — Адаме, Ное, Аврааме и других, был в пророках, был во всякой душе чистой; вся­кий праведник имел Его; без Него никогда не совершилось ни одного ис­тинно доброго дела.

Несмотря, однако же, на такое всегдашнее пребывание Духа Божия в святых Божиих человеках, не должно думать, чтобы по тому самому соше­ствие Его на апостолов не было что-либо особенно важное. Нет, оно чрез­вычайно важно, чрезвычайно благодетельно для всего рода человеческо­го по следующим причинам.

В предвечном совете Божием о спасении погубленного грехом рода че­ловеческого положено, чтобы Сын Божий, явившись в определенное вре­мя на земле, искупил Своею смертию людей от вечной погибели и по со­вершении сего величайшего дела вознесся на небо, дабы там наслаждаться славою Божественною. Почему Промысл не благоволил, чтобы Сын Бо­жий оставался до самого скончания времен на земле, дабы видимо управлять Своею Церковью, коей Он есть Глава и Господь, — о том мы за совер­шенно верное не можем сказать ничего, ибо сам апостол говорит только, что небо должно было принять Спасителя до времени совершения всего (Деян. 3:21), а почему так, не говорит ничего. Для нас в этом отношении доволь­но помнить слова Спасителя к ученикам, скорбевшим об Его отшествии: лучше, дабы Я отшел от вас, и, помня их, верить, что действительно лучше, дабы Спаситель наш был на небе, а на земле с нами был Дух Святой.

Итак, поелику пребывание Спасителя на земле долженствовало быть кратко, то втом же предвечном совете Божием положено, чтобы по отше­ствии Спасителя на небо, пришел Дух Святой, дабы, так сказать, заняв Его место, совершить то, что Им начато, соделать апостолов способными к  проповеданию Евангелия всему миру, расположить сердца людей к при­нятию их проповеди, научить их живой вере в заслуги Искупителя, сооб­щить им новые духовные силы к исполнению нового закона благодати; кратко: усвоить роду человеческому те божественные дары, кои приобре­тены для него страданиями Сына Божия. Посему сошествие Святого Духа на апостолов есть как бы торжественное вступление Его в высокую долж­ность Освятителя грешного рода человеческого, есть торжественное ос­вящение новой, всемирной, вечной Церкви, такое освящение, после кое­го Освятитель уже начал в ней действовать видимо и постоянно.

А из сего само собою откроется, как важно и благодетельно для всего рода человеческого сошествие Святого Духа на апостолов. Если бы Он не сошел на них, то дело Спасителя рода человеческого осталось бы несо­вершенным; апостолы пребыли бы неспособными проповедать Его всему миру; мир не знал бы о своем Спасителе; не было бы в мире христианской веры, и праотцы наши и мы все остались бы во тьме идолопоклонства.

2. Как все важнейшие события в царстве благодати были предваритель­но предсказаны пророками, дабы люди, зная, чего надеяться, тем тверже надеялись, так и сошествие Святого Духа было предсказано неоднократно.

Так, еще за 600 лет Бог, утешая, по случаю глада, народ израильский через пророка Иоиля, говорил, что Он не только подаст им хлеб насущ­ный, но и в последние дни, то есть во дни пришествия Мессии, излиет Духа Святого на всякую плоть (Иоил. 2: 28-29). Подобное сему говорил Бог и через пророка Иезекииля (Иез. 36:26).

Но современники сих пророков, алкая хлеба телесного, мало заботи­лись о пище духовной, и утешительное предсказание не тронуло сердец преданных страстям.

Иоанн Предтеча, по долгу звания своего приготовляя иудеев к срете­нию Мессии, приготовлял их и к принятию Духа Святого. Неоднократно объявлял он, что после его крещения водою вскоре откроется крещение Духом Святым и что последнее крещение несказанно важнее первого (Мф.3:11). Но и это возглашение не произвело в сердцах, иссохших от страс­тей, жажды Духа Святого. Никто и не спросил, что это за крещение, где и как обрести Его.

Сам Спаситель по временам указывал на будущее пришествие Святого Духа. Так, Он Никодиму, приходившему к нему ночью для научения, пря­мо сказал, что для получения Царства Божия непременно должно возро­диться от Святого Духа (Ин. 3:3). Но сей учитель Израилев так мало знал о Святом Духе, что, как известно, подумал, якобы ему говорят о новом рож­дении из утробы матерней.

Потом Спаситель в последний день праздника кущей (в который меж­ду прочими обрядами возливалась на алтарь вода из Силоамского источ­ника) всенародно в храме проповедовал, чтобы всякий, кто жаждет, шел к Нему, потому что верующий в Него соделается сам источником воды жи­вой (Ин. 7:47-49). Это, как замечает евангелист Иоанн, говорил Он о Свя­том Духе. Но едва ли кто истинно понял Его, ибо между слушателями про­изошел спор о Его лице — и больше ничего.

Самые апостолы, питая надежду земного царства Мессии, мало думали (если только думали) о Святом Духе. И Спаситель, видя их неспособность, не говорил им о Нем или говорил весьма мало.

Но когда наступило время разлучиться Ему с учениками, Он в после­дней беседе, в навечерие Своей смерти, для утешения их не только от­крыл, что они вскоре получат Святого Духа, но и раскрыл благотворные свойства будущего Утешителя. «А оттого, — говорил Он, — что Мне долж­но оставить вас, сердце ваше исполнилось печалию, но Я истинно говорю вам, что лучше, дабы Я отошел от вас, ибо если Я не пойду, то Утешитель не приидет — Дух истины иже от Отца исходит. Правда Я еще имею много сказать вам, но вы не можете вмещать теперь. Когда же Он приидет, то наставит вас на всякую истину: Он научит вас всему, откроет вам самое будущее, напомнит все, о чем Я говорил с вами. Он уже не оставит вас, а пребудет с вами в век».

Ничего не может быть яснее сего предсказания, и ученики, по-видимо­му, успокоились. Но ужасная смерть Иисуса Христа, коей они при всех предсказаниях никак не могли согласить со своею надеждою Его земного царства, совершенно затмила в уме их обещание Спасителя: никто не ду­мал о Утешителе, все только плакали и сокрушались!

Воскресение Иисуса Христа рассеяло облако печали, но не оживило желания пришествия Святого Духа. Ученики снова начали мечтать о зем­ном царстве: Господи, вопрошали они его, аще в лето сие устроявши царствие Израилево (Деян. 1:6), а аще в лето сие приидет Дух Святой, о том никто и не думал спрашивать.

Спаситель, видя крайнюю невнимательность учеников, снова обратил их мысли и желание на Святого Духа, а чтобы они тем усерднее ожидали Его, предсказал, что Он придет спустя немного дней (Деян. 1:5); наконец, перед самым вознесением на небо запретил им и отлучаться из Иерусали­ма до Его пришествия — привязал их, так сказать, как малых детей, к тому месту, где должен был сойти на них Дух Святой.

3. В самом деле, благословение, коим Господь осенил учеников Своих, возносясь на небо, как будто сообщило совершенно новое направление их  уму и сердцу. Утешитель, которого прежде так мало ожидали, соделал­ся единственным предметом их мыслей и желаний. Никто и не думал ос­тавлять Иерусалим, даже по домам не расходились, а пребывали все вмес­те. Всех было 120 человек (в том числе и Пресвятая Дева), но душа была одна, сердце одно. К крепкому единодушию присоединилась крепчайшая молитва. Несмотря на обещание Спасителя послать вскоре Святого Духа, непрестанно молились о Его сошествии; молились, потому что не почита­ли себя достойными столь великого дара; молились, ибо познали, что без молитвы не бывает ничего важного; молились, поелику самое стремление души к Святому Духу было уже чистейшею молитвою.

Когда апостолы таким образом, посредством единодушия и молитвы, неприметно для них самих приближались и возвышались к Святому Духу, наступил пятидесятый день после иудейской пасхи, день весьма торже­ственный, для празднования коего многие из набожных иудеев стекались в Иерусалим со всего света. Предметом празднества было воспоминание синайского законодательства, ибо в пятидесятый день по исходе израиль­тян из Египта дан был им закон на горе Синайской, дан, как известно, среди громов, молний и бурь. Сверх сего, в этот же самый день по закону приносились в жертву Богу начатки от жатвы, которая в Палестине окан­чивается во время нашей весны.

Все иудеи по закону и усердию спешили во храм, но апостолы не почли нужным идти во храм, оставленный навсегда самим Господом храма, — пребывали в своем домашнем храме. Но священный день не мог не возбу­дить в их сердце еще святейших чувствований. Воспоминание сошествия Божия на гору Синайскую невольно возбуждало надежду, не сойдет ли в сей же самый день и обещанный Утешитель. А таковая надежда еще более распаляла сердца молитвою. 120 чистейших гласов неслись к небу! 120 чистейших сердец отверзлись для Утешителя! Огонь божественный уже начинал возгораться в их внутренности; Дух Святой уже подвигся в осно­вании их существа, не мог далее сокрывать невидимого Своего присут­ствия — и сила благодати, через молитву, проторгалась сквозь силы види­мой природы.

Вдруг услышали шум, какой бывает во время бури от сильного порыва ветра. Шум происходил с неба — с верхних частей воздуха, но вскоре про-ник и наполнил чистейшим веянием всю храмину, в коей находились уче­ники. В то же мгновение среди храмины, в воздухе, появилось множество языков огненного цвета: носясь над главами учеников, они опустились на них и опочили. «Если бы, — говорит святой Кирилл Иерусалимский, — кто увидел апостолов в это мгновение, то мог бы подумать, что на их гла­вах огненные венцы» (Катих. 17).

Бурное дыхание было ближайшим предвестием, а явление огнецветных языков — видимым знамением пришествия Святого Духа. Будучи Дух чис­тейший, бестелесный, Он избрал чувственное знамение сие, дабы тем ощу­тительнее явить Свое присутствие. «Ибо, — рассуждает св: Григорий Бого­слов, — как Сын Божий явился на земле видимо, то и Духу Святому надле­жало явиться видимо» (Беседа 44). Так и прежде, когда Он сходил на Иису­са Христа в Иордане, то избрал знамением Своего явления вид голубицы.

Нет сомнения, что Дух Святой не напрасно избрал теперь эти, а не другие знамения: у Премудрого ничего не бывает без цели. Какая же была цель? Огонь, по изъяснению отцов Церкви, выражал то действие, кото­рое Дух Святой имел произвести и в апостолах, соделав их пламенными ревнителями веры и в целом мире попалив терние нечестия. Языки выра­жали дар слова, сообщенный провозвестникам Евангелия. Огонь и буря показали, что законодательство Нового Завета ничем не хуже Ветхого, которое дано было среди огня и бури, а кротость огня, почивавшего на апостолах, в сравнении с лютостью огня синайского — последний умерщ­влял — являла, что Новый Завет исполнен милости и благодати, недоста-вавших Ветхому.

Бурное дыхание и видение огненных языков продолжалось недолго, может быть, несколько мгновений, но Дух Святой навсегда наполнил со­бою души и сердца апостолов. О, кто изобразит, какое дыхание, какой огонь был в этих сердцах! Как они очищались, претворялись, обожались! Это было истинно новое, лучшее творение! В это мгновение сделано бо­лее, нежели во все пребывание учеников со Иисусом Христом, — более дано, более принято. Можно сказать, что весь мир, сам Иисус Христос действием Духа Святого как бы преобразился теперь в уме апостолов, ибо отселе они уже не разумели никого по плоти, между тем как прежде Самого Иисуса Христа разумели по плоти (2 Кор. 5:16) Может быть, если бы воп­росить самих апостолов о сем состоянии, то они сказали бы не более того, что сказал св. Павел о своем пребывании в раю: аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем: Бог весть (2 Кор. 12:2)!

За первым чудом последовало другое, большее. Умея доселе говорить только на одном природном языке — еврейском и притом на самом про­стом наречии его, галилейском, апостолы и прочие верующие вдруг нача­ли говорить теперь на всех тогда известных языках. Еще некому было слу-шать их, но они все говорили и не могли не говорить: Дух Святой двигал уста, а слова лились сами собою, как вода льется из источника. Так и у св. Давида, когда на него сходил Дух Святой, сердце само собою отрыгало сло­во благо, язык делался тростию книжника скорописца (Пс. 44). Каждый гово­рил то, что Дух Святой давал ему провещавать; Податель был один, а дары различны: море благодати, так сказать, разлилось на источники, смотря по качеству сердец, — быстрые, медленные, шумные, тихие — более или менее глубокие, но во всех сердцах живые, светлые!

Апостолы вещали величия Божия (Деян. 2:11), то есть бесприкладные совершенства Божии, чудные дела Промысла, кои открылись теперь для них во всей полноте и свете. Кто бы не желал знать, что именно и как они вещали? Видеть, так сказать, первые опыты огненного вещания их. Но Промысл сокрыл от нас сие. Это было вещание для них самих, их благо­дарственная молитва. Для нас они начали вещать после, и вещание их пронеслось по всей вселенной.

 

О клевете неверовавших и о речи святого апостола Петра (ст. 12-41)

Иннокентий, архиепископ Херсонский.

Сочинения, т. 1, 1872

Мы видели действие Духа Божия, слышали гласы людей духовных, посмот­рим теперь на действия мира, вслушаемся в голоса людей плотских.

Шум бурного дыхания, вероятно, слышан был не одними верующими; слышны были, конечно, на некоторое расстояние и гласы 120 человек, кои гремели во славу Божию. Потому многие из иностранных иудеев, при­шедших на праздник, немедленно стеклись к храмине апостольской.

Все изумлялись! Во-первых, тому, что слышали апостолов, славосло­вящих Бога на языках иноземных, между тем как молитвы обыкновенно совершались на священном языке еврейском; во-вторых — тому, что ни­когда не слыхали о столь высоких истинах, о столь святых чувствах, но всего более изумлялись оттого, что каждый римлянин, грек, африканец, индиянин — слышал свой природный язык, тогда как каждому было изве­стно, что говорившие были все галилеяне, люди совсем незнакомые с иностранными языками. От удивления переходили к ужасу, ибо все виде­ли необыкновенное, слышали чудесное, а никто не мог изъяснить того, что видел и слышал. Ужасахуся же вси, и недоумевахуся, глаголюще: что убо хощет сие быти ?

Но скоро нашлись люди, кои вздумали (как и ныне нередко бывает) изъяснить другим то, чего сами совершенно не понимали. «Что тут, — говорили, — удивительного? Это действие вина заставило их забыть приличие — и вот они вольнодумствуют, молятся на простонародных язы­ках, тщеславятся их знанием». Инии же ругающеся глаголаху, яко вином ис­полнены суть.

При всей нелепости этой клеветы в ней есть нечто стоящее благочес­тивого внимания. И ап. Павел противополагает Святому Духу, когда гово­рит: не упивайтеся вином, но паче исполняйтеся Духом (Еф. 5:18). Не напрас­но сие противоположение. И Давид говорит, что праведники упиваются от тука дома Божия (Пс. 39:9). Не напрасно и это выражение. А невеста — верующая душа, описываемая Соломоном, говорит, что она введена была даже в дом вина, и призывает других пить оное и упиваться (Песн. 2:4; 5:1). Тут еще более тайны. Что же все это значит? Вероятно, то, что кто испол­нен Святым Духом, кому Он по достоянию дхнет, тот бывает сам вне себя, и в действиях его, и в самом виде открывается нечто странное, выходящее из обыкновенного порядка, подходящее к тому, что усматривается в чело­веке в состоянии шумного веселья. Так, св. Давид, исполненный Духа Бо­жия, с царским венцом на главе, подобно младенцу, скакал всенародно перед ковчегом завета (2 Цар. 6:16).

Но плотские люди не знают другого восторга, кроме чувственного; упо­ение Святым Духом, святое глумление от преизбытка благодати чуждо для них; они судят по своему опыту и — богохульствуют! Ругающеся глаголаху, яко вином исполнены суть.

Так и всегда мир заблуждается, когда берется судить о действиях свя­тых Божиих человеков, когда подводит их под свои правила, под свой так называемый порядок, а в самом деле беспорядок вещей. Прочтите жизне­описания святых и вы увидите, что многие из них почитались людьми странными, лишенными если не ума, то благоразумия. Уже смерть откры­вала общее заблуждение и показывала всем, что их — не бе достоин весь мир (Евр. 11:38).

Таким образом, при самом сошествии Святого Духа снова подтверди­лось слово Спасителя, что мир не знает Его (Ин. 14:17) (Он и никогда не узнает Его). Но вместе с сим оправдалось и то, что Дух Святой, пришед, обличит мир о грехе (16:8).

Слыша хулу иудеев, Петр с прочими апостолами стал пред ними и про­изнес обличительное слово. Кратко и просто было это обличение, но по­елику устами Петра вещал Дух Святой, то слова его проникали сердца слы­шавших и победили их упорство. «Выслушав его, — повествует св. Лука, -они умилились сердцем и сказали: братия, что же нам делать!» (Деян. 2:37).

«Покайтесь, — отвечал святой Петр, — и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа, и вы не только будете прощены, но и сами получите дар Святого Духа; ибо обетование Святого Духа дано не нам одним, а и вам, и чадам вашим, и всем дальним, кого ни призовет Господь Бог наш (Деян. 2: 38-39).После сего иудеи немедленно покаялись, уверовали, окрестились — и но­вая Церковь из 120 выросла до 3000 человек. Так окончилось событие нами празднуемое — полным торжеством Святого Духа над неверовавшими!

 

Сошествие Святого Духа на апостолов

Фаррар. «Жизнь и труды святого апостола Павла», т. 1

Было раннее утро. Прежде чем «третий час дня» вызвал всех в храм на ут­реннюю молитву (то есть 9-й час утра (ср. Лк. 24:53; Деян. 2:46; 3:1), верую­щие, в числе ста двадцати человек, собрались еще раз, по обычаю, в «верх­ней горнице». Некоторые из писателей воображают, что великое событие первой Пятидесятницы совершилось в храме. Слово οίκος, в переводе «дом» (Деян. 2:2), может означать и «комнату», так что Иосиф употребляет его для означения каждой из тридцати небольших комнат, пристроенных к Соломонову храму, и тридцати других, расположенных над первыми. Но нет никакой возможности представить себе, чтобы бедные и подозритель­ные ученики презираемой секты получали право располагать этими ком­натами для своих религиозных собраний, да и ни одна из комнат при Иро­довом храме, если они были не более тех, какие находились при храме Со­ломоновом, не могла вместить всего количества собравшихся верующих. Одновременность празднования в храме и готовившегося вне его собы­тия имела великое нравственное значение, потому что совершение такого торжественного события не в храме, а в обыкновенном доме служило ви­димым предзнаменованием тех дней, когда не на Сионе и не на Гаризине только «будут люди поклоняться Ему в духе и истине» (Ин. 4: 21-23).

Когда сердца собравшихся пылали горячею ревностью и сияли какою-то неопределенною надеждою — внезапно среди восторженного собрания явилось желанное знамение. Во вдохновенных сердцах своих они восчув­ствовали обещанное Спасителем крещение Духом Святым и огнем, выс­шие побуждения Духа и Силы — вечное доказательство для них и, по не­прерывному преемству от них, для всех, кто примет их слово, что тот, Кто взят был от них на небо, будет с ними всегда до конца мира.

С небес послышался шум как бы от несущегося сильного ветра, кото­рый наполнил весь дом, где они находились. И явились разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили на каждом из них (Деян. 2: 2-3). Это был не ветер, а только шум ветра в его бурном стремлении; это был не огонь, а нечто подобное колеблющимся языкам пламени, которые свети­лись, но не жгли — верный символ Святого Духа, веющего, как ветер, там, где восхощет, хотя неизвестно, откуда приходит и куда уходит, возжигаю­щего огонь любви на святом алтаре каждого верующего сердца и высказы­вающего нередко через косные уста невежд жгучие слова вдохновения.

Кто уразумел ясно рассказ об этом событии в Деяниях апостольских, тот никогда не дозволит себе отрицать ту истину, что эта первая Пятиде­сятница была вечнопамятным моментом в судьбах человечества. С той поры в каждом веке встречаем мы сынов Божиих, удостоившихся благо­дати Всесвятого  Духа в размерах дотоле неведомых. С той поры, как нам известно, живет в нас Дух Христов, посредством Которого мы вступаем в общение с Богом более близкое, чем то, какое даровано было святым вет­хозаветным, — видим дни, которые желали видеть и не видали цари и про­роки, слышим истины, которые бы они желали слышать и не слыхали. С этого великого дня восприняли всю свою силу новозаветные установле­ния. Ибо в этот великий день сообщена была Божественная благодать и предоставлено апостольское звание не отдельно какой-либо личности, но преподаны дары Святого Духа всей вообще Церкви — с ее мужами, жена­ми и детьми, чтобы все ее члены были «избранным родом, царственным священством, народом святым, людьми взятыми в удел» (1 Пет. 2:9); од­ним словом, духовные дары сделались достоянием всего человечества.

Но если мы от этих таинственных явлений обратимся к действию ими производимому, то будем иметь дело с предметами более знакомыми и убе­димся, что наружный символ состоит в полной зависимости от внутрен­него значения. Для более же верного понимания ближайших и отдален­ных результатов этого явления возобновим в памяти то, что передается в Деяниях апостольских.

«И исполнились все Духа Святого, — говорит повествователь, — и нача­ли говорить на других языках, как Дух давал им провещавать» (Деян. 2:4).

Ввиду, во-первых, того, что хотя св. Павел «более других говорил язы­ками» (1 Кор. 14:18), однако в самую тяжкую для него минуту не понял языка ликаонского (Деян. 14:12-14); во-вторых, того, что по древним пре­даниям св. Петру сопутствовал Марк в качестве «толмача» (ερμηνευτής), а Тит был полезен св. Павлу знанием греческого языка, многие из новей­ших западных богословов вместе с Оригеном предполагают, что речи про­износились на одном языке, чудо же состояло в том, что каждый из слуша­телей слышал их на своем собственном, или толкуют так, что энтузиазм апостолов увлекал толпу, хотя они говорили на языке ей непонятном. Но нельзя не согласиться с мнением св. Златоуста, что наитие Святого Духа не сопровождается явлениями экстатическими, а если допустить толкова­ние Оригена, то, по словам св. Григория Богослова, придется изъяснить слова деяний в совершенно превратном смысле. Ибо толкуя, что апосто­лы произносили речи на родном им языке, а каждый слышал их на своем собственном, надо допустить и то, что Дух Святой снизошел не на апосто­лов, а на слушателей, которые получили дар разуметь произносимое на языке незнакомом.

Не описаны речи, которые были произнесены учениками, но, судя поих воздействию на народ, надо думать, что голос их был внушителен по его тону и модуляциям, по его поразительной, проникающей до глубины сердца и потрясающей душу силе. Произносимые ими слова были могучи, восторженны, исполнены таинственного значения и произносились не на природном языке, а на том, который кому внушен был свыше. Мысли их дышали умилением, благодарственною молитвою и изливались как бы в трогательном псалме или торжественном гимне. Речи их не были обра­щены к какой-либо личности, а уподоблялись вдохновенной беседе уми­ленной души с Богом. Сами говорившие, произнося внушенные им слова, чувствовали, что они говорят под влиянием одного общего восторга, слу­жат отголоском пробужденным в разных личностях одним и тем  же необъятым душевным волнением.

Как ни важно само по себе это видимое проявление Божественной благодати, однако же далеко уступает в силе и значении тому внутреннему воздействию, которое с этой поры упрочилось навеки. Ибо первое пора­зило толпу — последнее постоянно дает жизнь миру; первое привело в хри­стианство многих, а последнее доселе сообщает каждому христианину силу для святой жизни; первое было новым, изумительным, странным душев­ным волнением нескольких личностей — постоянное влияние последнего дает крылья всякой верующей и любящей душе бесстрашно возноситься от земли к небу.

Иерусалим в это время наводняли толпы евреев и прозелитов. Само собою разумеется, что «шум» (Деян. 2:6) не мог не привлечь внимания мимоходящих. Век, который был веком сильного ожидания какого-то нео­быкновенного Божественного события; день, который был днем годов­щины Пятидесятницы и воспоминаний о событиях на Синае; час, в кото­рый весь народ ходил по улицам, направляясь к службе в храм, — все это вместе способно было увеличить толпу и произвести в ней смятение.

Церковь, при самом начальном ее основании, увидела себе противни­ка в мире, который громко заявлял свое недоумение открытой ненавис­тью и злобой. Лучшая часть толпы сознавала, что эти «галилеяне» про­славляли странными языками благодеяния и силу Божии. Небольшая часть зрителей почувствовала презрение к тому, что казалось ей диким фанатизмом. Такие, глумясь, восклицали из толпы: «Эти люди слишком свободно предались празднованию Пятидесятницы» (ср. Втор. 16:11). «Они напились сладкого вина» (Деян. 2:13).

Колкость такой насмешки указывает нам причины внушившие апос­толам необходимость немедленного объяснения (Деян .2:15). «И духи про­роческие, — как говорит св. Павел с тою практическою мудростью, кото­рая в нем соединялась с пламенным энтузиазмом, — и духи пророческие послушны пророкам» (1 Кор. 14:32). Апостолы были способны не только сдержать свой собственный восторг, но в это важное мгновение — водво­рить полное молчание среди восторженных братий. Они ясно видели, что погибало все, если хотя часть их богослужения даже в насмешку бу­дет объяснена оргиастическими проявлениями беспорядочного разгорячения. Необходимо было с первого же раза доказать, что христианский ученик чужд всякого фанатизма. Апостолы выступили вперед, и св. Петр произнес слово. Стоя на возвышении и говоря таким тоном, который по­велительно требовал молчания (Деян. 2:14), он прежде всего просил пол­ного внимания и рассказал толпе, что ее грубое подозрение опровергает­ся уже тем, что теперь только девятый час. Затем он напомнил ей проро­чество Иоиля, что между прочими чудесами и знамениями последних дней будет наитие Святого Духа. «Ныне, — говорил Он, — это пророчество ис­полнилось и народ является свидетелем. Дух Святой действительно те­перь ниспослан тем самым Иисусом Назореем (Деян. 2:22), Которого они пригвоздили к кресту, но Которого воскресение и освобождение от уз смерти предсказал в псалмах Его знаменитый предок».

Могучее слово проникло в сердца слушателей. Сила и бесстрашие, с каким произнес речь тот, кто так недавно при ничтожном вопросе любо­пытной служанки почувствовал страх, заставивший его отречься от свое­го Господа, вразумительное изъяснение Писания людьми, которые так недавно показали себя «несмысленными и медлительными сердцем» для уразумения того, что говорилось относительно Христа (Лк. 24:25), три тысячи крещенных тогда же во исповедание новой веры — все это пред­ставляло само собою доказательство, что теперь исполнилось обетование о ниспослании Утешителя и что начался новый век в отношениях Бога с миром. Нельзя не согласиться и с тем, что это доказательство было не менее убедительно, чем «шум как бы от несущегося ветра, разделяющие­ся, как бы огненные, языки» и произносимые «на других языках» речи.

 

Сошествие Святого Духа

Свт. Феофан. «Домашняя беседа», 1873

Сошествие Святого Духа есть первый вздох человечества Божественным Духом. Припомните пророчества Иезекииля о поле полном костей чело­веческих. Помните, как по слову его, совокуплялись кости с костями, как они покрывались потом жилами, плотию и кожею — но духа еще не было в них. И сказано было пророку: прорцы о Духе - и прорекох, говорит, и все ожило. Это поле костей есть образ падшего человечества, которое, в уда­лении от Бога, не имело в себе жизни и было без духа, как говорит апос­тол. Но Господь не оставлял его и приготовлял к принятию оживления разнообразными промыслительными действиями. Ко времени явления Христа Спасителя оно, можно сказать, совсем было готово принять новую жизнь, походило на труп цельный, в котором кости совокуплены к костям и покрыты жилами, плотию и кожею — только духа не было в нем. В Евангелии говорится ясно, что время оживления его уже настало; оста­валось немногое: не у бе Дух Свят— отчего? — яко Иисус не у бе прославлен. Но вот Господь воскрес, вознесся на небеса во славе; Божественный Дух со­шел, и человечество ожило, дохнув Им. Апостолы, или вся собравшаяся в Сионской горнице Церковь, были только устами, которыми приняло че­ловечество это первое вдыхание Духа.

Принятый в дыхании воздух обыкновенно проходит в легкие из боль­шего канала все в более и более меньшие, пока дойдет до последних преде­лов. Таким образом, приемники живительных стихий воздуха суть легкие, а способ сообщения его живительности есть самое действие дыхания, со­вершающееся колебанием груди, или вдыхание и выдыхание. Так и по от­ношению к Духу Святому: дохнув однажды Божественным Духом, род че­ловеческий дышит Им с тех пор непрестанно. Легкие, в которых это со­вершается, есть Св. Церковь; каналы в легких — это Божественные таин­ства ее и другие освятительные действия; колебание груди — это годовое движение всех священнодействий Церкви, например, Великий пост со всем чином своим, потом пятидесятидневные празднества, потом опять пост, и опять светлые дни, и так далее — точь-в-точь колебание груди. Так дышит Христова Церковь, или все и повсюду верующие христиане. Атак как хри­стианство — в человечестве, то все человечество и дышит в нем, хоть и не все причастно животворным действиям сего Божественного дыхания.

Причина этому та, что в одной части человечества повреждены орга­ны дыхания, другая, большая часть, не подвергает себя влиянию этого бла­готворного дыхания, ибо как для того, чтобы дыхание производило пол­ное свое действие в теле, необходимо, чтобы каналы легких не были по­вреждены и засорены, так и для того, чтобы Божественный Дух оказывал полное Свое действие, необходимо, чтобы органы, Им Самим учрежден­ные для сообщения Себя, были целы, то есть чтобы все Божественные таинства и священнодействия сохранялись в том виде, как они установле­ны свв. апостолами по внушению Духа Божия. Где учреждения эти повреж­дены, там дыхание Божественным Духом не полно и, следовательно, не имеет полного действия. Так, у папистов все таинства повреждены и мно­гие спасительные священнодействия искажены; папство — это гноящееся легкое. У лютеран большая часть таинств отвергнута, оставшаяся — иска­жена и в смысле, и в форме. Лютеране походят на тех, у коих три четвер­ти легких сгнило, а остальная дотлевает. Близки к ним, но еще поврежден-нее, наши раскольники, хлыстовцы, молокане, вздыханцы и проч. Все они и подобные им не дышат или не полно дышат, потому суть тлеющие трупы или чахнущие, как чахнет тот, у кого расстроена грудь. Однако не будем обольщать и себя тем, что мы обладаем здравыми ору­диями дыхания Божественным Духом, то есть истинными священными таинствами и настоящим устроением Церкви. Без дыхания Божественным Духом нет жизни. Церковь дышит этим Духом, и мы все должны дышать Им. Уста, которыми приемлется Божественный Дух или отверзается сер­дце для принятия Его, есть живая вера; соприкосновение с Ним есть участвование в таинствах и священнодействиях по уставу Св. Церкви; усвое­ние Его есть действование по Его внушению, выражаемому в требовани­ях совести и в заповедях евангельских. Кто живет так — тот дышит Духом и оживляется Им. Верное же свидетельство одуховления есть молитва, которую справедливо называют дыханием Духа. Кто хорошо, собранно и тепло молится в церкви и дома — тот дышит Духом.

 

Сошествие Святого Духа на апостолов (2: 1-11)

Н. У-ский. «Воскресное чтение», 1864-65, №8

По заповеди Иисуса Христа (Деян. 1:4), апостолы, а вероятно, и все те, которые по особенному смотрению Божию удостоились быть свидетеля­ми Его вознесения на небо, ожидали обещанного Иисусом Христом обе­тования Отча в Иерусалиме, ежедневно собираясь в одном доме, сделав­шемся известным после под именем горней церкви св. апостолов, и приго­товляли себя молитвою к принятию великого дара (ст. 14). Нисшествие на них Святого Духа последовало в третий час (гл. 2, ст. 15) пятидесятого дня от воскресения Господня. И час и день в этом случае должны иметь свое значение. Дух Святой сходит днем во образ просвещения всех неве­рующих в Иисуса Христа, которые блуждали во тьме неведения об истин­ном Боге и истинном богослужении, как в ночи, а отселе, вследствие про­поведи свв. апостолов, наученных Духом Святым (Ин. 16: 13, 25), настает для них день и свет полного боговедения; сходит в третий час дня да пока­жет тем, как выражено в песне церковной, три лица Св. Троицы; сходит в день Пятидесятницы, во-первых, для того чтобы показать, что закон Мо­исеев хотя дан был Триипостасным Богом, но что он тем же Триипостасным Богом и потому в тот же день заменяется новым законом благодати и, следовательно, перестает иметь силу окончательно и невозвратно; во-вторых, для того чтобы свидетельством самих иудеев, в тот день собрав­шихся в Иерусалим в великом множестве, утвердить для людей, не видев­ших сего события, и для времен последующих достоверность его, и, в-тре­тьих, для того чтобы доставить апостолам удобный случай тотчас же явить силу приятого ими Духа и начать с успехом для собравшегося в Иеруса­лим народа порученное им от Господа великое дело благовестия. Сошествие на апостолов Святого Духа предваряется некоторыми вне­шними явлениями. Внезапно, повествует св. Лука, сделался шум с небеси, яко носиму дыханию бурну, и наполнил весь дом, где они находились. Найти точное подобие этому  явлению, как  и всему сверхъестественному, невозмож­но, потому-то и св. повествователь не просто говорит: бысть шум носиму ды­ханию бурну, но яко носиму, опасаясь, чтобы кто-нибудь не смешал сего, поис­тине чудесного, явления с обыкновенным явлением природы. Слово внезапу  здесь равносильно выражению: «в час, которого предусмотреть никто из них не мог». Шум должен был возбудить внимание учеников Господних к предстоящему событию и выражал самое присутствие и величие сходящего Бога Духа Святого. Шум сходит с неба в напоминание того, что Дух Святой нисходит по ходатайству Господа, вознесшегося на небо. Шум сей ощущал­ся яко бурное дыхание ветра, потому что Духу Святому принадлежит это дей­ствие как внешнее выражение Его таинственного присутствия: Он, Идеже хощет, дышит, сказано в Евангелии (Ин. 3:8); яко дыхание бурно - это в знаменование величия ниспосылаемого дара. Шум сей наполняет весь дом и обни­мает всех находящихся в нем, чтобы сотрясением внешних чувств им более раскрыть для приятия дара чувства их духовные. В эти минуты над апосто­лами совершалось таинство духовного возрождения их по обетованию Гос­пода: вы же имате крестишися Духом Святым, не по мнозех сих днех (Деян. 1:5).

С тою же, как и прежде, осторожностью в выражении говорит священ­ный повествователь и об образе сошествия на апостолов Св. Духа, имен­но: не говорит явишася им языки огненни, но яко огненни, чтобы словом яко, с одной стороны, устранить всякую мысль о сходстве существа Святого Духа с существом огня, с другой — выражая действие Его подобием огня, обо­значить ту таинственную и превосходящую всякое понимание силу Свя­того Духа, которою и тело и душа человека очищаются и перерождаются столько, что в этом отношении очистительная сила огня не может идти ни в какое сравнение. В каком же виде сошел Дух Святой? В виде языков — приспособительно к тому дару языков, который столько необходим был апостолам, имевшим проповедовать веру в Иисуса Христа всему роду чело­веческому, говорящему многоразличными языками; сошел в подобии язы­ков огненных во образ того, что их проповедь будет полна благодати, то есть силы всеубеждающей, и что этою проповедью, как огнем, пожгут они плевелы ложных учений; сошел в разделении - на каждого особо, для убежде­ния их самих, что каждому из них даны от Бога все те средства, какие по­требует от них их будущее служение.

Человеку облагодатствованному столько же естественно выражать сво­ими действиями живущую в нем благодать Святого Духа, сколько естествен­но человеку живому дышать, двигаться и говорить. Поэтому и святые апо­столы тотчас же, как Дух Святой сошел на них, стали иными людьми и заговорили языками совершенно неизвестными им до того времени. Это не значит, что апостолы получили только дар говорить разными неизвес­тными им языками; нет, апостолы получили все дары Святого Духа, а об­наруживают теперь те только дары, которым нужно было открыться в них сообразно обстоятельствам окружавшим их. Так как необыкновенные яв­ления, предшествовавшие сошествию на них Святого Духа, были замече­ны многими иудеями и пришельцами (прозелитами) из других наций, со­биравшихся в Иерусалим из различных стран, то Духу Святому подобало открыть Себя через апостолов тем даром, которым они могли беседовать с ними, чтобы объяснить всем им значение настоящего события и обра­тить их ко Господу. Заметнее и поразительнее всех обнаружился при этом дар языков. Говорили же они так, якоже Дух даяше им провещавати, то есть произносили то, что влагал им в душу и уста Дух Святой. Слушающим бе­седы апостолов нельзя было и подумать, что слова их были словами обык­новенного разговора; нет, их слышали глаголящими величия Божия, то есть проповедующими великие дела Божии.

По закону Моисееву во время праздников Пасхи, Пятидесятницы и Ку­щей иудеи обязаны были для празднования их собираться в Иерусалим, ко храму Господню. Для иудеев Палестины это было легко, но для иудеев рассеяния, живущих в разных странах света, равно и для пришельцев (про­зелитов) из разных стран, далеких от Иерусалима, исполнение этого тре­бования было делом большой трудности; только по любви к Иерусалиму и храму и по ревности законной они презирают все трудности далекого пу­тешествия и собираются теперь в Иерусалим на праздник Пятидесятни­цы. Поэтому они справедливо называются людьми благоговейными. За ис­креннюю их набожность они, по особому о них Промышлению Божию, удостаиваются быть свидетелями законоположения Завета Нового и в числе нескольких тысяч первыми присоединяются к Христовой Церкви. Иудеи и пришельцы эти называются собравшимися от всего языка, иже под небесем, в том смысле, что их было очень много и из многих стран, по кото­рым рассеяны они были царями ассирийскими, вавилонскими, египетс­кими и римлянами. Называются же они мидянами, еламитами и др., пото­му что одни из них жили между этими народами, другие были пришельца­ми (прозелитами) из этих народов.

 

Почему Дух Святой сошел на апостолов в день Пятидесятницы?

Арсений, митрополит Киевский. Собрание слов и бесед, ч. 1

Почему именно в сей день, а не в другой какой-либо благоугодно было Богу ниспослать Пресвятого Духа на апостолов? Причина того заключается в таинственном сближении преобразования с истиною прообразуемою. Закон Моисеев был, по намерению Божию, преобразовательною сенью закона духовного, христианского: сень бо имый, говорит апостол, закон гря­дущих благ, а не самый образ вещей (Евр. 10:1).

О даровании человеческому роду сего второго совершительного зако­на ясно и неоднократно предсказано было через пророков — Иеремию (31:33), Иезекииля (11:20) и Захарию (8:7), о чем вспоминая, апостол Па­вел в Послании к Евреям пишет: укоряя бо их глаголет: се дние грядут, глаго­лет Господь, и совершу на дом Израилев и на дом Иудов завет нов: не по завету, егоже сотворих отцем их, яко сей завет, егоже завещаю дому израилеву по оных днех, глаголет Господь, дая законы Моя в мысли их и на сердцах их напишу их: и буду им Бог, и тии будут Мне людие. Зане милостив буду неправдам их, и грехов их и беззаконий их не имам помянути ктому. Внегда же глаголет, нов, объясняя сии пророческие слова, прибавляет апостол, обветши перваго: а обветшавающее и состаревающееся, близ есть истления (Евр. 8:8-13). Значит, существен­ное отличие сего нового закона от прежнего будет состоять в том, что он свойства совершенно примирительного между Богом и человеком, ибо Бог обещает в нем забыть все их неправды и беззакония и стать для них Отцом, а их нарещи своими людьми, между тем как прежний закон был свойства обличительного и обвинительного: Вемы же, говорит апостол, яко елика закон глаголет, сущим β законе глаголет: да всяка уста заградятся, и повинен будет весь мир Богови. Зане от дел закона не Оправдится всяка плоть пред Ним: законом бо познание греха (Рим. 3: 19, 20); во-вторых — в том, что он, по выражению апостола, написан не чернилами и не на скрижалех камен­ных, как прежний, но Духом Бога жива, и на скрижалех сердца плотяных (2 Кор. 3:3), — в самых мыслях и чувствах, ибо в пророческом слове Господь глаголет: по днех онех сей завет дому израилеву дая законы Моя в мысли их, и на сердцах их напишу я, и буду им в Бога, и тии будут Ми в люди (Иер. 31:33).

Когда же приличнее можно было написать сей новый закон в мыслях и сердцах человеков, как не в тот самый день, который ознаменован был изречением древнего законодательства, дабы показать и взаимное отно­шение сих двух законов между собою, и относительную их разность, и вли­яние на судьбу человечества? Так именно премудрый и всеблагий Бог и поступил, ниспослав в сей день Духа Своего Всесвятого на апостолов и в лице их — на всех верующих во Христа, которые уготовят себя в сосуд благопотребен для приятия сей высокой святости. И как при древнем зако­нодательстве видны были на  горе Синайской, ради схождения Божия, огнь разгоревшийся, и облак, и сумрак, и буря (Исх. 19:16-20, слич. Евр. 12:18), так и при изглаголании нового закона Духом Святым сначала ощущено было внезапно бурное дыхание, потрясшее и исполнившее весь дом, идеже бяху седяще апостолы, а вслед за тем явились нисходящие с неба огненные язы-ки, которые и воссели на каждом из них (Деян. 2: 1-3) и сообщили им способность говорить разными, доселе неведомыми им языками. Таким образом, древняя пятидесятница освятилась и утвердилась новым явле­нием силы и славы Божией и чрез то представила в себе новый случай и побуждение высокое — почтить и благоукрасить ее новым благолепным празднеством.

 

О том, почему Дух Святой сошел в десятый день по вознесении Господа

Прп. Максим Исповедник. «Воскр. чтение», г. 9

Знающие Св. Писание говорят, что так как, по свидетельству Дионисия Ареопагита, девять чинов ангельских, то Господь, восходя на небо челове­ческим естеством (по Божеству Он вездесущ), каждому чину уделил осо­бый день, потому что и они нуждались в пришествии Господа, ибо, по сло­вам апостола, о Христе возглавлена всяческая, яже на небесех, и яже на земли (Еф. 1:10), а после сего явился Богу Отцу, после чего и сошел Святой Дух.

Этот же вопрос можно решить и другим образом. Поелику Слово Бо­жие сокрыто в десяти заповедях, то, когда оно осуществляется в нас, снис­ходя на нас посредством исполнения заповедей, он возвышает нас, возво­дя на высоту до тех пор, пока мы достигнем главнейшей заповеди, кото­рая так гласит: Господь Бог наш. Господь един есть (Втор. 6:4). А когда ум наш, отрешившись от всего, или лучше, отвергнувшись всего, достигнет Бога, тогда, обожившись по благодати, получит огненные языки.

 

О том, почему Дух Святой сошел не тотчас по вознесении Иисуса Христа и почему Он явился в виде огненных языков

Св. Иоанн Златоуст. «Воскр. чтение», г. 14

Надлежит объяснить любви вашей, почему Христос не тотчас после своего вознесения даровал нам Св. Духа, но попустил ученикам ждать несколько дней и быть одним, а потом уже ниспослал благодать Духа. Не без причины и не без цели так сделано. Господь ведал, что люди не оценивают надлежа­щим образом и не считают великими благ, которые имеют, — сколько бы ни были велики и приятны сии блага — если наперед не испытали лишения их. Например (ибо сие нужно пояснить), здоровый не сознает и знать не может, какое благо для него здоровье, если наперед не испытал недуга. Кто видит свет дневной, тот не так бы удивлялся свету, если бы не наступала тьма ночью. Лишения всегда научают нас яснее понимать цену вещей, ко­торые мы прежде имели. С сею же целью Господь действовал и в то время. Ученики наслаждались бесчисленными благами в присутствии Его и благо­денствовали, пребывая с Ним вместе, ибо все жители Палестины смотре­ли на них как на некие светила, за то что они воскрешали мертвых, очища­ли прокаженных, прогоняли бесов, исцеляли болезни и творили многие другие чудеса. Итак, поелику они вошли в столь великую славу, то (Господь) на малое время оставил их одних без содействующей силы, чтобы, остав­шись одни, они дознали опытом, сколько благ они получали от благодати Господа в Его присутствии и — помня блага прежде бывшие — с большею охотою принимали дарование Утешителя. Поелику же они слышали сии слова Господа: шедше научите вся языки (Мф. 29:19), но недоумевали и не зна­ли, куда кому нужно идти и какой стране проповедовать Слово, то Дух Свя­той сошел в виде языков, чтобы каждому отделить часть мира для пропове­ди и чтобы данным языком, как бы на некоей дщице, показать каждому пре­делы порученного ему начальства и учительства. Но не для сего только Дух Святой сошел в виде языков, а вместе и для того, чтобы напомнить нам древнюю повесть. Как в древности Бог, разделив языки, разрушил пагуб­ный союз людей, которые в крайнем безумии захотели построить столп, достигающий неба, так теперь Дух Святой нисходит в виде огненных язы­ков для того, чтобы соединить разделившуюся вселенную. И совершилось новое, необычайное дело: как в те древние времена посредством разделе­ния языков мир разделился и беззаконный совет рассыпался, так и теперь, посредством разделения языков, вселенная соединилась и разделенные приведены в общение. Итак, вот для чего Дух Святой сошел в виде языков. В подобии же огня явились языки для того, чтобы попалить возросшее в нас греховное терние. Как влажная и тучная, но не возделанная земля произращает множество терний, так и наше естество, премудро сотворенное Богом, было способно к принесению плода добродетелей, но не взоранное ралом благочестия и не засеянное семенем богопознания, оно произрасти­ло злочестие как некое терние и другую непотребную траву. Как лицо зем­ли часто бывает покрыто множеством терний и других непотребных трав, так благородство и чистота нашей души были омрачены до тех пор, пока делатель человеческого естества, пришедши и ниспославши огонь Духа, не очистил его и не сделал способным к принятию небесного семени.

 

Об огненных языках и бурном дыхании ветра

Св. Иоанн Златоуст. «Воскр. чтение», г. 1

Егда скончавашася дние пятъдесятницы, беша вси Апостола единодушно вкупе, и явишася им разделены языцы, яко огненны, ceдe же на едином коемждо их (Деян. 2: 1,3). Это не были действительно огненные языки, но имевшие только вид огня. Я замечаю это для того, чтобы удалить от вас всякую мысль о том, будто бы в явлениях Св. Духа есть что-либо чувственное. Как во время кре­щения Спасителя Дух Святой сходил на Него в виде голубя, хотя не был это действительно голубь, так  и ныне Он сошел на апостолов только в виде огня, но не самым огнем, подобно как и шум дыхания бурного, предшествовав­ший появлению огненных языков, имел только сходство с дуновением вет­ра. И Иезекиилю сообщен был некогда дар пророчества, однако не в виде огня, но в виде свитка. Отчего такое различие? Оттого, что в свитке, дан­ном Иезекиилю, писана быша предняя и задняя и вписано бяше в нем рыдание, и жалость, и горе против народа израильского (Иез. 2:10). А огонь, почивший на апостолах, долженствовал истребить грехи мира и обновить вселенную. Он должен был совершить над сердцами их то, что огонь производит на поле: падая на терние, он пожигает, уничтожает его и очищает поле!

Но иудеи вместо того, чтоб уступать свету, воссиявшему перед очами их, упорствуют в неверии и обвиняют свв. апостолов в нетрезвости. Ка­кое различие неба от земли? Там ангелы, в минуту вознесения на небо, восклицали: возмите врата князи ваша, возмитеся врата вечные, и внидет Царь славы! (Пс. 23:9), а люди при сошествии Св. Духа на землю принимают бла­годатные действия Его на сердца апостолов за действие вина!

 

Об огненных языках

Прп. Исидор Пелусиот. Творения, ч. 1

Как закон в начале своем имел нужду в страхе, который бы побудил слуша­ющих к хранению заповедей, и Бог вещал из среды огня, так и по воскре­сении Владыки и Спасителя нашего Дух Святой дан был апостолам в огне и предшествующем бурном дыхании, чтобы в обоих заветах познаваем был единый Бог, хотя и велико различие завета второго с первым, потому что первый довольствовался предписаниями преобразовательными, а после­дний просиял истиною вещей и догматов.

 

Почему Дух Святой сошел на апостолов в бурном дыхании ветра и в виде огненных языков?

Св. Димитрий Ростовский. «Воскр. чт.», г. 6

Дух Св. явился в бурном дыхании ветра. Ветер имеет силу отделять плеве­лы, то есть грешников, от праведных, которые именуются чистою пшени­цей. Добрая пшеница был Ной и его семейство, а все современники их были плевелы, и Дух Св. отделил плевелы от пшеницы, то есть спас Ноя с семейством его и погрузил всех прочих в волны потопа; добрая пшеница был Лот, а содомляне были плевелы, и Дух Св. отделил плевелы от доброго семени, извел из Содома Лота и его семейство, а содомлян погубил огнем жупельным. Опять ветер имеет такую силу, что не только отделяет плеве­лы от пшеницы, но искореняет высокие деревья: финики цветущие, кипа­рисы благовонные, дубы васанские и кедры ливанские; подобно сему Дух Св. ниспровергает и искореняет напыщенных, горделивых и высокомер­ных людей, которых пророк уподобляет высоким деревьям: видех нечестиваго превозносящася и высящася яко кедры ливанские, и мимо идох и се не бе, и взысках его, и не обретеся место его (Пс. 36:35). Наконец, ветер имеет еще и такую силу, что проникает в расселины и пещеры подземные, очищает в них воздух от тлетворных паров, и — иногда, не находя выхода, движет и колеблет землю; так Дух Св., проникая в сердце человеческое, очищает его благодатным веянием своим от губительных страстей, воздвигает его от греховного сна и обновляет дух правый во утробе человека (Пс. 50:12).

Наконец, Дух Св. явился в виде огненных языков для того, чтобы дать апостолам слова огненные, ибо Слово Божие именуется в Писании огнем (Апок. 11:5). Еще же для того, дабы показать, что Он есть тот же самый Бог, Который в Ветхом Завете показался Моисею в купине огненной, изводил Израиля из Египта столпом огненным, являлся ему на дымящемся Синае, и Даниилу — на престоле огненном. Равным образом, через сие явление в виде огненных языков, Дух Св. показал свое единосущее со Христом Сы­ном Божиим, Который приидет некогда на землю, также в огне, судить живых и мертвых, как предсказал псалмопевец: огнь пред Ним возгорится и трест его буря зельна, призовет небо свыше и землю рассудити люди своя (Пс. 49:3), и так свидетельствует апостол Петр: небеса с шумом мимоидут, стихии же сжигаеми разорятся, земля же и яже на ней дела сгорят (2 Пет. 3:10).

 

Огненные языки

Протоиерей Нечаев, ныне епископ Виссарион «Сборник для любителей духовного чтения». М., 1884

И явишася им разделени языцы яко огненни: ceдe же на едином коемуждо их (Деян. 2:3).

Явление Божества или Его силы в огне и пламени бывало и во времена ветхозаветные. Так, Господь явился Моисею в объятой огнем, но несгоравшей купине. Гора Синайская, когда сошел на нее Господь для провозглаше­ния десяти заповедей, пламенела огнем (Исх. 19:18; Евр. 12:8). В том и дру­гом случае явление Бога в огне свидетельствовало о Его неприступном ве­личии и святости и располагало зрителей к благоговению и страху. Огнем Господь казнил жителей Содома и Гоморы (Быт. 19:24) — Надава и Авиуда, положивших в кадильницу огонь чуждый, не с жертвенника, вопреки по­велению Господню (Лев. 10:2); Корея и его соумышленников (Чис. 16:35) и роптавших в пустыне израильтян (11:1). Во всех подобных случаях смерто­носная сила огня свидетельствовала, что нельзя безнаказанно оскорблять Бога нечестием, неповиновением Его святой воле и гордостью, что Он есть огонь поядающий (недостойных и грешных), Бог ревнитель (Втор. 4:24), не оставляющий без отмщения уничижающих Его, что страшно впасть в руки Бога живого (Евр. 10:31). Во время странствования евреев в пустыне Господь по ночам шел впереди их в столпе огненном и светом столпа ука­зывал им путь (Исх. 13:21). Огонь чудесный нисходил от Бога на жертвы Аарона ( Лев. 9:24), Давида (1 Пар. 21:26), Соломона (2 Пар. 7:1), Илии (3 Цар. 18:38). Прикосновением огня к устам Исаии Господь очистил его и соделал его способным очищенными устами возвещать народу израильс­кому грозные суды Божии и утешительные обетования (Ис. гл. 6). Во всех сих случаях огонь служил знамением и проводником благодати Божией, просвещающей, милующей, освящающей, очищающей.

Нельзя не признать некоторого соответствия между огненными явле­ниями силы Божией в Ветхом Завете и сошествием Святого Духа в виде огней. Подобно сим явлениям оно свидетельствовало о страшной и вмес­те благотворной силе Святого Духа.

Огни, сошедше на апостолов, не попалили, не убили их — они безвред­но опустились на них и опочили; тем не менее они были знамением той страшной силы Св. Духа, орудием которой явились теперь апостолы. Гос­подь Иисус Христос в одном из своих явлений апостолам по воскресении дунул на них и сказал: Приимите Дух Свят, имже отпустите грехи, отпустятся им, и имже держите, держатся (Ин. 20: 22, 23). Не страшная ли сила сооб­щена апостолам в полномочии удержать грехи? Удерживать грехи — зна­чит объявлять их непрощенными и, следственно, заслуживающими осуж­дения от Бога, а что не прощено на земле, то не прощается и на небесах: приговор о грешнике, произнесенный земным судиею человеческой со­вести, утверждается Судиею Небесным. Отчего же приговор этот получа­ет столь страшную силу? Оттого, что произносящий его облечен силою Святого Духа: Приимите Дух Свят. И вот сей самый Дух, которого лишь начатки сообщены апостолам дуновением Христовым, торжественно схо­дит на них в виде огненном и творит их орудием не только благотворной, но и страшной своей силы. Хотите ли видеть опыты этой страшной силы? Вспомните пример Анании и Сапфиры, дерзнувших солгать в лице апос­толов самому Св. Духу; сей грех не прощен был им апостолом Петром, и суд Петра явно был судом Божиим: грешники тотчас пали бездыханными, и это страшное приключение навело ужас на всех верующих, ибо служило для всех видимым знамением страшной силы Св. Духа (Деян. 5: 1-11).

Поистине, Дух Святой есть огонь поедающий, но Он же есть огонь обладающий животворной силою. Не столько на страшную, сколько на животворную, благодатную силу Его указывает сошествие Его в виде ог­ней. Мы можем судить о ней по сравнению с действиями вещественного огня. Вещественный огонь светит и освещает предметы. И Дух Святой озаряет людей светом истины и ведения, ибо Он есть Дух истины, Дух премудрости и разума. Он или непосредственно открывает истину тем, которые прияли помазание от Святого, то есть от Него Самого, и потому знают все, что нужно для спасения (1 Ин. 2:20), и не дадут себя в обман сеятелям лжи, или научает истине через писаное Слово Божие, изглаголанное по Его же внушению святыми Божиими человеками (2 Пет. 1:21). Огонь согревает, и Дух Святой согревает Своею благодатию холодные к добру сердца человеческие. Им всякая душа, согретая Его благодатью, живится и духовную жизнь свою проявляет в чувстве любви к Богу, ибо любовь Божия излияся в сердца наши Духом Святым (Рим. 5:5), в теплой молитве к Богу с неизглаголанными воздыханиями, производимыми в ней Духом Святым (Рим. 8:25), в слезах умиления (Зах. 12:10), в любви, радос­ти, мире, долготерпении, милосердии и проч., ибо все это есть плод Духа (Гал. 5:22). Без Духа Святого, без Его теплотворной силы мы были бы мер­твы духовно. Огонь проникает во внутренность вещества, и Дух Святой нисходит в глубину человеческого сердца и обновляет его Своею благода­тью. Он творит в нас сердце плотяное, мягкое (Иез. 36: 26—27), и в самом сердце начертывает законы для нашей деятельности (Иер. 31:33), а не предписывает их только внешним образом и через то делает их гораздо более удобными к исполнению, чем какими были для ветхозаветных веру­ющих начертанные на скрижалях каменных. Огонь очищает благородный металл, отделяя его от несродных с ним неблагородных примесей. И Дух Святой попаляет в человеке все нечистое и восстановляет в нем чистый образ Божий. Все силы духа Он переплавляет как сребро и злато (Мал. 3:3). Как же Он делает сие? Он или ввергает человека в пещь внешних скорбей и испытаний, или проводит его через внутренние искушения — и в том и другом случае воспитывает в нем дух смирения и самоотвержения, спо­собный противостоять всем внушениям духа злобы и ветхого человека. Огонь имеет свойство стремиться кверху, и Святым Духом воспламенен­ная душа чистотою возвышается, то есть очищенная от всех земных при­страстий, она легко и свободно своими помышлениями и расположения­ми возвышается горе, к своему Небесному Отцу, в Нем едином ищет для себя света, радости и успокоения от тревог греха и житейской суеты.

Таковы благотворные действия Святого Духа, сколько можно судить о них по сравнению с действиями вещественного огня, в виде которого он сошел на учеников Христовых. И смотрите, как этот вещественный огонь просветил, очистил, освятил апостолов и укрепил их к прохождению их великого служения. До сошествия Святого Духа апостолам недоставало яс­ного знания тех великих истин, о которых они должны были проповедо­вать. Сколько ни наставлял их Спаситель, они многого не понимали в Его учении; так, они не вмещали учения Спасителя о духовном Его царстве, не хотели верить словам Его, что Ему надлежит пострадать и умереть для спа­сения людей. Они были уверены, что Он пришел на землю не страдать и умирать, а устроить славное земное царство; не почитали грехом желать истребления самарян огнем небесным. Но озарившись светом невеществен­ного огня — Духа Святого, они стали распространять понятия о Мессии и Его царстве такие, чище и возвышеннее которых быть не могло; препода­вать правила нравственности, бесконечно превышающие все когда-либо бывшие нравоучения человеческие, и вообще явились столь сильными в разумении истины и в слове, что перед ними преклонилась вселенная. На этих простых и некнижных людях (Деян. 4:13) сбылись слова Христовы: «Я дам вам и премудрость, которой не возмогут противоречить, ни проти­востоять все противящиеся вам (Лк. 21:15). Огонь Святого Духа обновил и преобразил апостолов и в нравственном отношении. И до сошествия Св. Духа они имели достолюбезные и нравственные качества — они были про­стосердечны, чужды лукавства и лицемерия, с отверстою душою внимали учению Спасителя, из любви к Нему оставили все и последовали за Ним. Но при всем том им еще многого недоставало в нравственном отношении: сердца их были доступны честолюбию и своекорыстию — между апостола­ми возможны были споры о первенстве (Мк. 9:34; 10: 35-37); им недостава­ло мужества и самоотвержения, потребных для распространения Еванге­лия и для перенесения скорбей и гонений со стороны враждебного Христу мира; все они, несмотря на любовь к своему Учителю и Господу, оставили Его и разбежались, когда наступила опасность, а один из них даже отрекся от знакомства с Ним. Совсем иными являются апостолы по сошествии Свя­того Духа. Огонь Св. Духа попалил в их сердцах остатки ветхого человека, истребил в них всякое самолюбие и воспламенил их столь великою любо­вью ко Христу и ревностью о спасении ближних, что для славы имени Хри­стова и для спасения ближних они решаются на все пожертвования и скор­би: «и алчут, и жаждут, и наготуют, и страждут, и скитаются, и труждаются, делающе своими руками; укоряеми благословляют; гоними терпят; хулими молят; (становятся) якоже отреби миру и попрание всем» (1 Кор. 4: 12-13). И за все сии необыкновенные страдания и труды они не ждут себе награды на зем­ле: они живут упованием одного мздовоздаяния на небесах. Таково могу­щественное действие Св. Духа над умами и сердцами апостолов. Огни, в виде которых Он сошел на них, были знамением озарения их умов светом истинной веры, возжения в их сердцах крепкой любви и надежды.

Знаменательно самое очертание, в виде которого явились над учени­ками Христовыми таинственные огни. Это были языки огненные. Что они знаменовали? Знаменовали дарованную ученикам Христовым способность говорить на разных, дотоле неведомых им, иностранных языках. Евреипо племени, галилеяне по месту рождения, апостолы умели говорить толь­ко на языке еврейском и притом на худшем наречии его — галилейском. Теперь же эти евреи стали возвещать великие дела Божии (Деян. 2:11) на многочисленных языках и наречиях. Для чего это чудо? Для того, чтобы торжественным образом засвидетельствовать, что истина евангельская должна быть проповедана всем народам, всему человечеству. До сих пор только один народ был хранителем истинного богопочтения, и язык ев­рейский, пока с него не переведены были священные книги на гречес­кий, был один языком истинной веры, на нем одном прославилось вели­чие истинного Бога, хотя Бог сей есть Бог всей земли, всей вселенной. И вот наступило время призвания к истинной вере всех народов, к освяще­нию всех языков словами Евангелия Царствия Божия, исповеданием Свя­той Троицы. «Шедше научите вся  языци, крестяще их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа», — заповедал Господь Иисус апостолам. Началом сей все­мирной проповеди послужил день Пятидесятницы. Это был один из трех праздников, когда в Иерусалим собирались богомольцы из иудеев и про­зелитов (обращенных из язычников) со всех сторон. Тут были, кроме жи­телей Иудеи, пришельцы с Дальнего Востока (парфяне, мидяне, еламиты и месопотамцы), из Малой Азии (фригийцы, памфилийцы, каппадокий­цы и понтийцы), из Южной Аравии, из Африки (египтяне, ливийцы и киринейцы), из Европы (римляне). И вот на языках всех этих стран раз­далось из уст апостолов благовестие Царствия Божия, исповедание чуд­ных дел Божиих, и раздалось не бесплодно, Его не поняли иудеи туземцы, незнакомые с иностранными языками, и над ним глумились, но в иудеях, пришедших на праздник из языческих стран, и прозелитах оно возбудило благоговейное изумление. Нет сомнения, что многие из них тут же обра­тились ко Христу; теперь они пойдут обратно на родину и здесь слышан­ное и виденное ими в Иерусалиме возвестят не одним единоверцам, а так­же язычникам и таким образом первые положат основание церкви из языч­ников и подготовят успехи проповеди самих апостолов среди язычников.

 

Почему Дух Святой является в виде огненных, разделенных и седших языков?

Почему является в горнице? Как понимать глаголание на разных языках?

Как иудеи слушали апостолов, когда те стали говорить разными языками?

Св. Григорий Богослов. Творения, ч. 4 Дух Святой является в виде языков по сродству со Словом и в виде огненных языков (почему, думаешь?) или по причине очищения (ибо по Писа­нию известен и огонь очистительный, что желающие везде могут увидеть), или по существу своему, ибо Бог наш огнь и огнь поядаяй (Евр. 12:29) нечес­тие. Но ты опять негодуешь, недовольный словом  Единосущен   Является в виде разделенных языков, по причине разных дарований; в виде языков седших — в означение Царского достоинства и почивания в святых, ибо и хе­рувимы суть Божий престол. Является в горнице (если только не почтут меня пытливым через меру) в означение восхождения и возношения от земли тех, которые приимут Духа, ибо и водами Божиими покрываются ка­кие-то превыспренняя (горницы), которыми песнословится Бог (Пс. 103:3). И Сам Иисус посвящаемых в высшее служение приобщает таинству в гор­нице, показывая тем, что нужно и Богу сниходить к нам, (как, сколько — известно, и снисходил к Моисею), и нам восходить к Нему, и что таким образом, при срастворении достоинства, должно происходить общение Бога с человеками. Доколе же пребывают они в собственном достоинстве, Бог в достоинстве высоты, а человек — низости, дотоле благость несоеди­нима, человеколюбие несообщимо, и посреди — великая и непроходимая пропасть, которая отделяет не богатого только от Лазаря и от вожделен­ных недр Авраамовых, но сотворенное и преходящее естество от несотворенного и постоянного.

Апостолы стали говорить на чужих языках, а не на отечественных, и, что особенно чудно, стали говорить не учившись. Это знамение для не­верных, а не для верующих, и оно долженствовало послужить к обвине­нию неверных, как написано: иными языки, и усты иными, возглаголю людем сим, и ни тако послушают Мене, глаголет Господь (1 Кор. 14:21; Ис. 28:11).

Слышаху же (Деян. 2:6). Остановись здесь ненадолго и подумай, как раз­делить речь. Ибо в речении есть ободность, устраняемая знаком препина­ния. Так ли слышали, каждый на своем наречии, что, так сказать, глас исхо­дил один, а слышаны были многие гласы по причине такого сотрясения в воздухе, или, яснее скажу, из одного гласа происходили многие? Или, оста­новившись на слове слышаху, слова глаголющих своими гласами отнести долж­но к последующему, чтобы вышел смысл; произносящих гласы, которые были свои для слушающих, а сие значит — гласы иноязычные. С последним я более согласен, потому что первое было бы чудом, которое относилось бы более к слушающим, нежели к говорящим, а последнее относится пря­мо к говорящим, которых и укоряют, что они пьяны, из чего видно, что по действию Духа сами они чудодействовали в произнесении гласов.

Правда достохвально было и древнее разделение гласов, когда строи­ли столп злонамеренно и безбожно единогласные (на что и ныне дерзают некоторые), ибо единомыслие, нарушенное различием гласов, разруши­ло и предприятие. Но гораздо достохвальнее разделение совершенноечудесно ныне, ибо, от единого Духа излившись на многих, опять возво­дится к единому согласию. И есть различие дарований, требующее нового дарования, чтобы уметь отличить превосходнейшие из них, потому что все имеют нечто похвальное. Можно бы назвать прекрасным и то разде­ление, о котором говорит Давид: потопи, Господи, и раздели языки их (Пс. 54:10). За что же? За то, что возлюбили вся глаголы потопные, язык льстив (Пс. 51:6). Почти явно обличает здесь Давид те языки, которые рассекают Божество. Но о сем довольно.

Поелику же языки вещали живущим в Иерусалиме благоговейным иуде­ям, парфянам, мидянам, еламитам, египтянам, критянам, жителям Ливии, Аравии, Месопотамии и моим каппадокийцам и от всего языка, иже под небе­сем, иудеям (если кому угодно так представить), собранным в Иерусалиме, то достоин внимания вопрос: какие это были иудеи и которого пленения? Ибо пленение египетское и вавилонское было временное и давно окон­чилось возвращением плененных; пленения же римского еще не было, а имело оно только быть в наказание за дерзость против Спасителя. Оста­ется разуметь пленение бывшее при Антиохе, случившееся незадолго до сих времен. Если кто не соглашается на такое толкование как не на есте­ственное (потому что пленение сие не древнее, а иудеи рассеяны в оном не по многим странам вселенной), но ищет толкования более вероятно­го, то, может быть, лучше принять следующее. Поелику народ иудейский, как повествуется у Ездры, многократно и многими был переселяем, то иные племена возвратились в отечество, а другие остались в пленении, и, вероятно, некоторые из сих последних, рассеянных по многим народам, пришли тогда в Иерусалим и были участниками чуда.

 

О всегдашнем пребывании Святого Духа в Церкви и о том, почему ныне не бывает чудес

Св. Иоанн Златоуст. «Воскр. чтение», г. 8

За десять дней перед сим естество наше взошло на Царский престол, а ныне Дух Святой сошел к нашему естеству. Господь вознес начаток наш и нис­послал нам Святого Духа, который есть другой Господь, разделяющий дары свои, ибо и Дух есть Господь — и бывшее о нас строение совершили купно Отец, и Сын, и Дух Святой... «Но где теперь, — скажешь, — пребывает Дух Святой? О тогдашнем времени (апостольском) хорошо говорится, что Дух Святой бес ними, когда бывали чудеса, восставали мертвые, очищались про­каженные, а ныне чем доказать, что Дух Святой присутствует с нами?» Не опасайтесь, я докажу, что и теперь Дух Святой присутствует с нами. Как и каким образом? Если бы в нас не было Духа Святого, то как люди просве­щенные (Св. Крещением) избавились бы от грехов? Ибо от грехов невозможно освободиться без благодати Духа, о чем послушайте Павла, кото­рый говорит: Бехом иногда и мы несмысленни, непокорнвы, прельщени, работаю­ще похотми различным. Егда же благодать и человеколюбие явися Спаса нашего Бога, не от дел праведных, их же сотворихом мы, но по своей Его милости, спасе нас банею пакибытия и обновления Духа Святаго (1 Тим. 3: 3-5). И в другом месте продолжает апостол: но омыстеся, но освятистеся, оправдаетеся. Каким обра­зом? Именем Господа Иисуса и Духом Бога нашего (1 Кор. 6:9). Видишь ли, что Дух Святой очистил весь грех оный (новокрещенных)?

Если бы не было у нас Духа Святого, мы не могли бы называть Иисуса Господом своим: никтоже бо может реши Господа Иисуса, точию Духом Свя­тым (1 Кор. 12:3). Если бы не было Духа Святого между нами, то мы, вер­ные, не могли бы молиться Богу. Мы говорим: Отче наш, иже еси на небесех. Но как Христа не могли мы назвать нашим Господом, так и Бога не могли бы именовать Отцом нашим. Откуда это видно? Из слов того же апостола: и понеже есте сынове, посла Бог Духа Сына Своего в сердца наша, вопиюща: Авва, Отче (Гал. 4:6). Посему, когда назовешь Бога Отцом своим, помяни, что это Дух возбудил душу твою, удостоив тебя такого признания. Если бы не было Духа с нами, не было бы в Церкви премудрости, ни слова разума, ибо овому Духом дается слово премудрости, иному же слово разума (1 Кор. 12:8). Если бы не был с нами Дух Святой, то Церковь не имела бы пастырей и учите­лей, ибо они производятся Духом, как и Павел говорит: в нем же вас Дух Святый постави пастыри и епископы (Деян. 20:28)... Если бы не присутство­вал с нами Дух Святой, Церковь не существовала бы, а как Церковь суще­ствует, то, очевидно, присутствует Дух.

«Но почему, — говорят некоторые, ныне чудес не бывает?» Здесь, прошу вас, выслушайте меня со вниманием. Я слышу, многие говорят сие часто и почти всегда предлагают нам такой вопрос: для чего тогда все кре­щаемые говорили разными языками, а ныне уже не так? По какой, в са­мом деле, причине теперь пресеклась и отнялась от людей благодать сия? Не для того, чтобы Бог восхотел обесчестить нас, но для того, что Он бла­говолил нас весьма почтить. Каким образом? Тогдашние люди были очень неразумны как люди, недавно освободившиеся от идольского служения; мысль их была так груба и нечувствительна, что они совершенно были привязаны к одним плотским предметам и, желая вещественного, ничего не понимали касательно даров духовных, ничего не знали, что то есть бла­годать духовная, благодать единою верою созерцаемая. Для сего и бывали тогда чудеса... А ныне я не имею нужды в знамениях — почему? Потому что и без чудес научился веровать Господу. Залога требует тот, кто не верит, а я, как верующий, не требую ни залога, ни чудес. Положим, я не говорю разными языками, но я знаю, что я очищен от грехов. Они тогда не веро­вали сему без явления чудес, затем и являемы были чудеса как залог веры, ими приемлемой. Поэтому им давались знамения не как верным, но как неверным, дабы они уверовали. Таким образом, и св. Павел говорит: зна­мения суть не верующим, но неверным (1 Кор. 14:22).

Видите, что не для бесчестия нашего, но паче для большей почести Господь сократил явление чудес своих. Он творит так, желая открыть нашу веру, что мы веруем Ему без залогов и без всяких чудес. Те люди, не полу­чив предварительно видимых знаков и залога, не поверили бы Ему каса­тельно предметов невидимых, а я и без того показываю Ему всю веру. Вот причина, почему теперь не бывает чудес.

 

Почему ныне никто не говорит языками всех народов, как говорил тогда всякий,

кто исполнялся Духом Святым?

Блаженный Августин. «Воскр. чт.», г. 12

Ныне торжествуем пришествие Святого Духа. Господь послал с небес, Кого обещал Он, быв на земле. Обещал же послать Св. Духа с небес, сказав так: «Не может Он прийти, если я не отойду, аще ли же иду, послю Его к вам» (Ин. 16:7). Посему и пострадал, умер, воскрес, вознесся на небо, затем остава­лось исполнить обещание. В ожидании сего ученики Его, имен, как написа­но, яко сто двадесять — число апостолов в десять раз взятое, ибо двенадцать избрал, а ста двадцати послал Духа — все в одном доме пребывали и моли­лись, потому что желали уже самою верою, о чем молились, к чему устрем­лялись духом. Это были новые мехи, которые ожидали нового вина с небес, и оно пришло. Ибо великий Виноград был уже истоптан и прославлен, а в Евангелии сказано: не убо бы  Дух Святый, яко Иисус не  убе прославлен (Ин. 7:39). Вы слышали, какое последовало великое чудо. Все присутствовавшие знали один язык. Но пришел Св. Дух, исполнились и начали говорить раз­ными языками всех народов, каким не учились: он вошел в них, они ис­полнились и произошло излияние. Тогда это было постоянным знамени­ем: кто получил Св. Духа, тотчас исполнялся Духом, и всякий говорил язы­ками всех, а не одни сии сто двадцать. Так свидетельствует само Писание, то есть что когда и после веровали люди, крестились, получали Святого Духа, тогда говорили и языками всех народов. Ужаснулись бывшие при том, одни удивляясь, другие насмехаясь и говоря: вином исполнени суть (Деян. 2:13). Это говорили в насмешку, но не совсем ложно. Ибо точно это были мехи, исполненные вином новым. Вы слышали в Евангелии: не вли­вают вина нова в мехи ветха (Мф. 9:17), духовного не приемлет плотский. Плотское есть ветхое, а благодать — новое. Чем более обновляется чело­век на лучшее, тем более вмещает то, что как истину уразумевает. Вино кипело, и при кипении его изливались языки народов. Ужели ныне не подается Святой Дух? Кто так думает, тот недостоин получить Его. Подается и ныне. Почему же никто не говорит языками всех народов, как говорил тогда всякий, кто исполнялся Святым Духом? Почему? Потому, что исполнилось уже то, что тем означалось. Что же это? Когда мы праздновали четыредесятый день, припомните, что гово­рили мы вам о Господе Иисусе Христе, как Он поручил (апостолам) свою Церковь и вознесся, ученики вопрошали: когда будет конец века? Он ска­зал: несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи во Своей власти. Притом обещал то, что ныне исполнил: но приимете силу, нашедшу Святому Духу на вы, и будете Ми свидетели во Иерусалиме же, и во всей Иудее и Самарии, и даже до последних земли (Деян. 1: 7, 8); Церковь тогда была в одном доме, когда прияли Святого Духа, была в числе невеликом, а имела языки всего мира. И вот видно, что она образовала: Церковь малая, говорившая язы­ками всех народов, не то ли означала, что ныне Церковь великая повсю­ду, от востока солнца до запада, говорит языками всех народов? Теперь исполняется, что тогда было обещано. Мы слышали и видим. Слыши, дщи и виждь (Пс. 44:1), сказано самой Царице. Слыши, дщи и виждь — слыши обещание, виждь исполнение. Верен Бог твой, верен Жених твой, верен тот, кто Своею кровью одарил тебя, кто сотворил тебя из безобразной прекрасною, из нечистой — девою. Ты обещана тебе самой, но обещана в немногих — исполнена во многих.

Итак, пусть никто не говорит: я получил Святого Духа, почему же не говорю языками всех народов? Если желаете иметь Святого Духа, то вни­майте: Дух наш, которым живет каждый человек, называется душою, и вы видите, что делает душа в теле. Всем членам она дает силу, посредством очей видит, посредством ушей слышит, посредством ноздрей обоняет, язы­ком говорит, руками действует, ногами ходит; всем и в одно время прису­ща членам для оживления их: всем дает жизнь, всем распределяет долж­ности. Не слышит око, не видит ухо, не видит язык, не говорит ухо и око, но все живет: живет ухо, живет и язык; должности их различны, а жизнь всем обща. Так и Церковь Божия: в одних святых производит чудеса, в других — говорит истину, в иных — хранит девство, опять в иных — сохра­няет супружескую чистоту — словом, в одних то, в других другое: каждый действует свое, но все равно живут. Но что для тела человеческого душа, то для тела Христова, то есть Церкви, Святой Дух; Он так же действует во всех членах единого тела. Смотрите, однако, чего вам остерегаться, что наблюдать, чего бояться должно. Бывает, что от тела отсекается какой-либо член, например, рука, перст, нога, следует ли за отсеченным душа? Когда он был в теле — жил, а отсеченный теряет жизнь. Так и христианин православный живет, когда находится в теле, а когда делается через отде­ление еретиком, то за отсеченным членом не следует Святой Дух. Еслиубо хотите жить Святым Духом, держитесь любви, любите истину, желай­те единства да достигнете блаженства.

 

О даре языков в апостольское время и о том, что богопросвещенным мужам

говорить иными языками свойственно и в нынешнее время

Исидор, митрополит Новгородский. «Слова и речи»

Дар языков в апостольской Церкви был вначале почти общим для христи­ан и, по их понятию, служил первым и самым верным признаком, по кото­рому можно было узнавать чад Божиих, рожденных от Духа. Когда он сде­лался редким, некоторые из учеников св. Павла приходили даже в уны­ние, думая в простоте сердца, что благодать Божия оставила их. По сему случаю апостол писал к коринфянам, что дарование языков хотя состав­ляет несомненный признак присутствия Св. Духа в душе говорящего, но, по намерению Божию, долженствовало служить средством к убеждению только неверующих и то на время, что в христианской Церкви его место заступил дар пророчества, или взаимного наставления, вразумления и уте­шения, по которому столь же легко и безошибочно можно познавать, кто сделался причастником благодати, и даже заключать о внутренних пере­менах, какие Дух производит в душе верующего (1 Кор. 14: 21-25).

Итак, дар языков совершенно не прекратился, но принял только дру­гой вид, более естественный и сообразный с нуждами и пользами Церкви. Рожденные от Духа и ныне говорят иным языком. «Как носящий аромат познается через запах, так имеющий в себе Духа познается через слово», — говорит св. Иоанн Лествичник.

На чем основывается достоверность сего признака? и чем отличается язык людей облагодатствованных от языка обыкновенного? Разрешение сих вопросов заслуживает нашего внимания.

Слово человеческое и по намерению Творца, и по свойству существа нашего должно служить орудием для сообщения другим своих мыслей, чувствований и желаний. Посему-то св. Василий Великий называет оное отблеском, или образом души, ее состояний и перемен, происходящих в уме и сердце. Как о свете солнца мы заключаем по свету лучей его, так о свойстве духа можно судить по внешнему слову. В словеси познана будет пре­мудрость, и наказание в глаголех языках, говорит Премудрый (Сир. 4:28).

Теперь если кто будет замечать, о чем говорит человек духовный, как говорит и для чего говорит, то легко узнает, чем отличается язык его от обыкновенного, и удостоверится, что в человеке сем обитает Дух Божий.

Кто что любит о том всегда и мыслит, о том и говорит. Чада Божии, всердца коих Дух Святой излил живую веру и любовь Божию, о ком и ду­мать, о ком и говорить могут, как не о Боге? Как дитя прежде всего научает­ся произносить сладкое имя отца и матери, так рожденные от Духа с пер­вым ощущением Божественной жизни восклицают: Авва Отче (Рим. 8:15)!

Вся жизнь их есть ничто иное, как повторение того же многозначи­тельного восклицания. При непрестанном размышлении о Боге они по­всюду видят славу Его — и в делах творения, и в чудесах Провидения, и в благодати искупления грешников через Единородного Сына Его, Господа Иисуса Христа, и вне себя — в красоте, величии и порядке природы, и внутри себя — в собственном разуме, возносящемся к единому, бесконеч­ному Отцу светов, и в своем сердце, стремящемся к добру, дышащем еди­ною любовью к Господу Иисусу Христу — Богу сердца нашего (Пс. 72:26). Куда ни посмотрят — все говорит им о всемогуществе, премудрости, благо­сти и любви Отца Небесного, все возбуждает в них живейшие чувствова­ния любви и благодарности, доверия и преданности, довольства и радос­ти, все заставляет неумолкно проповедовать величия Божия.

Они любят говорить о Законе Божием, потому что в нем изображает­ся святая и совершенная воля Его, прославляют добродетели, потому что в каждой отражается свет Божественного свойства, восхваляют великие подвиги благочестивых братий своих, потому что видят в них благолепие образа Божия; сетуют, вразумляют, обличают, умоляют немощных, чтобы в них не бесславилось святое имя Творца и Господа. О Тебе пение мое ввыну, восклицает Давид. Радуются уста мои, когда я пою Тебе, и язык мои всякий день возвещает правду Твою (Пс. 70: 23, 24). Вот первая отличительная черта в языке чад Божиих!

О том ли говорит человек, не просвещенный Духом Божиим? О нет! Сый от земли, от земли и глаголет (Ин. 3:31). Ему противно даже слышать слово о Боге и предметах духовных — до того, что Христово благоухание ста­новится для него запахом смертоносным на смерть, тогда как для других оно -запах живительный на жизнь (2 Кор. 2: 15, 16). Ладаном пахнет, — говорит он насмешливо и невольно сознается, что боится ладана! Как худое дере­во приносит и плоды худые, так сердцу, непривитому к животворной лозе, необновленному благодатью Духа Святого, естественно износить от со­кровища своего только злое (Мф. 12:35). Им управляет самолюбие, и сло­во его всегда склоняется к тому, что питает или раздражает самолюбие.

Различны склонности сынов века сего, различны страсти господству­ющие в них, но все они суть отрасли одного корня.

Трудно представить, сколь разнообразны предметы разговоров в свет­ских кругах, где это самое разнообразие считается совершенством и зна­ком образованности, но если вслушаемся внимательно — во всем этом раз­нообразии предмет один. В мире каждый неумолкно говорит только о себе.Это составляет отличительную черту его языка. Алчный к корысти гово­рит об убытках, о бедности своей, о планах обогащения и препятствиях к тому — с завистью рассказывает, как другие богаты и какие употребляли для того происки и обманы, и заключает тем, что он хотя и беднее, но зато и честнее других. У людей праздных, преданных рассеянности и су­етным удовольствиям, трудно даже уловить определенный предмет слова. Это, по выражению апостола Иуды, облаци безводни, от ветр приносими. Это волны свирепыя моря, воспеняюще своя стыдения (ст. 12:13). В неудержимом потоке пустословия только и слышны рассказы, что кто видел или слы­шал, как провел время, что доставило удовольствие или неприятность, где надеется найти новое развлечение и убить время. Здесь-то обилие всяко­го злословия, клеветы, кощунства, колкостей, насмешек. Каждый восхва­ляет то, что ему нравится и топчет в грязь того, кто не похож на него, чтобы самому казаться белее. Послушайте честолюбца — уста его глаголют прегордая (Иуд. 16); он везде говорит о почестях и отличиях, о пороках людей пользующихся общим уважением, о преступных мерах возвышения их, о невнимательности к истинным и важным заслугам, разумеется, к его заслугам. Не правда ли, что язык их совсем отличен от языка людей испол­ненных Духа Божия?

Если бы они вздумали даже притворствовать или по какому бы то ни было побуждению стали рассуждать о предметах высоких, духовных, и тогда сие отличие будет приметно в самом образе речи.

Духовный человек, проникнутый чувством истины и добра, когда го­ворит о предметах высоких, Божественных, в самых словах выражает осо­бенную важность, твердость, основательность, совершенную уверенность и живое убеждение в истине того, о чем рассуждает; душевный, напротив, или плотский, — если иногда и коснется тех же истин или при каждом слове запинается, или старается прикрыть свое неведение обычною из­воротливостью и бездушным многословием. Тот в каждом звуке голоса выражает глубочайшее благоговение к Богу и всему Божественному, а сей хотя бы и желал казаться благочестивым, своею холодностью и равноду­шием невольно открывает, что его сердце занято другим и не слушает его слова. Премудрый сын Сирахов замечает между ними еще то различие, что у плотского человека сердце бывает в устах, а у духовного — уста в сер­дце: Во устех буих сердце их, в сердцы же премудрых уста их (21:28). Естествен­ный порядок требует, чтобы каждое слово зачиналось в сердце и потом уже рождалось в устах, чтобы оно выражало какую-либо мысль или чув­ствование. А закон благоразумия предписывает, чтобы мы не всякое по­мышление сердца передавали языку, но если оно начало добрую мысль, то позволяли бы ей родиться в слове; если же худую — не отверзали бы для нее уст своих — пусть это исчадие умрет в глубине сердца. Глупый и рассеянный не знает ни порядка природы, ни правил благоразумия. У него сло­ва зачинаются и рождаются только в устах, часто не выражают никакой мысли — бьют воздух подобно звуку бездушного металла (1 Кор. 9:26; 3:1), а еще чаще он высказывает такие помышления, о которых лучше было бы ему молчать, а другим не слышать. У  него сердце в устах. Мудрый, напротив, хотя всегда откровенен и прямодушен, прежде обдумывает мысль свою и каждое слово несколько времени обращает в сердце своем: если найдет его достойным и полезным, вынимает из сердца и передает языку. У него уста в сердце.

Есть еще особенное свойство в слове праведника, которое понятно и ощутительно для души, но не может быть выражено словом. Учит ли он или увещает — его слово, при всей простоте своей, невольно привлекает душу и возбуждает в ней сладкое умиление и безусловную покорность. Еще ум не успеет обнять и сообразить сказанного, а сердце уже горит, как горе­ло у эммауских учеников при разговоре с не узнанным ими Божествен­ным Учителем (Лк. 24:32). Ни искусство, ни наука не могут дать этой силы человеческому слову. Эта власть и благоухание слова на священном языке называются помазанием от Духа Святого (1 Ин. 1:20). Слово святых, по уче­нию св. Павла (Кол. 4:6), бывает всегда во благодати, само исполнено и дру­гих исполняет благодатию, растворено солию, которая предохраняет и вра­чует душу от всякой гнилости греховной и возбуждает в ней вкус к наслаж­дениям высшим, небесным. Беседовавшие с истинными рабами Господа знают, как внятно и близко сердцу, как сладко и властительно слово их и как оно отлично от языка людей работающих для мира и плоти.

Самая цель, для которой говорит человек духовный, отлична от цели, какую имеет в виду человек плотской.

Так исполненные Духа Святого и ныне говорят иными языками, и хотя сей небесный дар является ныне в другом виде, но внимательный легко мо­жет по одному языку узнать Духоносца.

 

Рассмотрение вопроса о даре языков

Протоиерей Горский. «История евангельская и Церкви апостольской»

Раскрывши обстоятельства дела, коим начинается бытие Церкви Христо­вой, особенное внимание надобно обратить на  то дарование, которое было сообщено апостолам в день Пятидесятницы. Дарование апостолам языков многие из ученых богословов принимают в несобственном смысле, имен­но — что дар языков есть не иное что, как ниспослание способности и силы говорить с народом одушевленным указательным образом. Толкуют, что λαλεΐν έτέροας γλώσσαις (Деян. 2:4) значит то же, что Мк. 16:17, γλώσσαιςκοαναΐς, а это — то же, что Мф. 10: 19-21 или Лк. 21:15, то есть говорить языком воодушевленным, с неодолимою увлекательною силою. При этом предполагают, что между так называемыми галилеянами были и такие, ко­торые не говорили галилейским наречием, а с другой стороны, что между иностранными языками, какие здесь слышались, не должно искать языков всех тех народов, которые у св. Луки исчисляются, потому что несколько смежных народов могли говорить одним языком: разумели греческий или римский. Наконец, прибавляют, когда евангелист замечает удивление слы­шавших проповедание апостолов, то этим Лука хочет заметить только то, что плотские иудеи, вместо того чтобы обратить внимание на проповедь благовествователей, дивились только, откуда в галилеянах такая ученость, что они могут говорить на иностранных языках, а некоторые — еще хуже — издевались над речами апостолов, которых не понимали.

Но надлежит заметить, что говорящие все вообще были из учеников Иисуса Христа и притом долговременным обращением с Ним удостоив­шиеся наименования верующих, а это все были иудеи палестинские. Толь­ко в конце служения Иисуса Христа стали приходить и эллины (Ин. 12:21), но эти эллины не настолько сблизились с Ним, чтобы получить наимено­вание верующих и вступить в число учеников Его. Если так, то, по всей вероятности, ученики могли знать только свой природный язык, некото­рые и греческий, другие, может быть, и финикийский, но не более. Меж­ду тем удивление разнородных иноземцев показывает, что несравненно более было слышно при этом случае разнородных языков. То предполо­жение ни на чем не основывается, что «не всех поименованных у Луки на­родов языки были слышны между апостолами». Напротив, все эти наро­ды слышали «кийждо свой язык» (Деян. 2:8). Слова Марка (16:17) не объяс­няются словами Луки (21:15) или Матфея (10: 19-21) — это не параллель­ные места; у Марка Господь говорит об общих знамениях, какие будут сопро­вождать верующих; у Матфея и Луки — о вспомоществовании апостолам в случае их суда пред начальством. Говорят:

1)  Апостолы пользовались истолкователями, или толмачами, напр. Петр — Марком.

2) Апостолы Павел и Варнава не знали языка ликаонцев (Деян. 14:11).

3) Язык греческих новозаветных писателей весьма много содержит в себе еврейского; в образе выражения апостолов видно, что они по еврей­скому или сиро-халдейскому учились греческому: у них греческий не чис­тый язык.

4) Им не нужно было знание многих языков: а) потому что проповедь их ограничивалась пределами Римской империи, многих — только Палес­тиною или вообще иудеями. В Римской империи довольно успешно можно было действовать и со знанием одного господствовавшего языка; б) пото-му что этот дар открывался и сообщался только для молитвы (1 Кор. 14: 13-17).

5)  Места Деяний 10, 46, 19, 6 и 1 Кор. 14:13 заставляют разуметь под γλώσσαις λαλεΐν что-нибудь отличное от внезапно возбуждаемой способно­сти говорить на иностранных языках.

6)  Наконец, только с III века, со времен Оригена, начали учить, что апостолы в день Пятидесятницы получили видение незнакомых им язы­ков. Ириней, Тертуллиан, говоря о даровании языков, как существующем еще в их время и как существовавшем прежде, сближают его с дарованием προφητεία..

Но против первого отвечаем: ερμηνευτής может означать и не толмача; Марк мог быть даже толмачом на таком языке, который не был известен апостолу Петру. Ибо Петр, конечно, не все языки знал. И апостол Павел говорит коринфянам, что он более говорит языками, но не говорит, что может говорить всеми.

Против второго идет последнее замечание. Против третьего доволь­но сказать, что апостолы, получая способность говорить новым языком, не лишались всех прежних своих понятий, которые проистекали из ев­рейского источника, поэтому естественно находить в речи их много ев­рейского.

Против четвертого: а) заметим, что если бы пределы проповеди апос­тольской и действительно ограничивались Римской империей, то и тогда бы нельзя было сказать, что им довольно было знания одного господству­ющего языка, потому что этот господствующий язык весьма во многих местах был недоступен простому народу, с которым по большей части пер­воначально они должны были иметь дело. В одной Малой Азии было мно­го различных языков по уверению Страбона. Митридат, царь понтийский, окончивший поприще свое с небольшим за шестьдесят лет до Р. X., знал 23 языка подданных ему народов. Но если дать полный смысл словам Спа­сителя шедше научите вся языки, то не останется никакого сомнения, что с обыкновенными способами изучения языков апостолы слишком недале­ко бы простерли свою проповедь, б) апостол осуждает употребление дара языка в молитвословиях без истолкования, но это не значит, что он толь­ко при этом случае раскрывался. Иначе апостол осуждал бы самого Духа, раздающего сии дары. Но он научает, как обращаться с этим даром в церк­ви. А этим отнюдь не исключается возможность употреблять оный и при других случаях, и для других целей.

Против пятого. Здравая филология требует определять значение сло­ва или выражения неоднократно встречающегося в каком-либо сочине­нии, если можно, по первоначальному его употреблению. Теперь выраже­ние γλώσσαις λαλεΐν в 10 и 19 главах книги Деяний само себя не дает разуметь; это выражение, очевидно, взято из истории 2-й главы той же книги. Там и здесь действие одно и то же. Во 2-й главе нельзя разуметь под γλώσσαις λαλεΐν одного воодушевленного языка, как мы выше видели. Ап. Петр (Деян. 11:15) говорит, что с домом Корнилия в сем случае последовало то же, что с апостолами в день Пятидесятницы. (Видно, что эти случаи быва­ли редко). Итак, не этими-то местами, а тем эти должно объяснить. Что касается до 1 Кор. 14 гл., то и там нельзя разуметь одного языка экстати­ческого, нельзя разуметь такого выражения славословий, которое бы было понятно только одному произносящему их, но надлежит разуметь дар го­ворить на иностранных языках: а) если дать в этой главе выражению γλώσσαις λαλεΐν первое значение, то нельзя сказать, чтобы оно было одно и то же с γλώσσαις έτέραις λαλεΐν (Деян. 2:4), потому что слушавшие апосто­лов понимали, что они говорили (ст. 11); напротив, в обоих местах — и 1 Кор. 14 гл., и Деян. 2 гл. — предполагаются одинаковые обстоятельства, то есть и глаголание языками, и присутствие иностранцев, которые разуме­ют те языки (сл. 1 Кор. 14:23); б) апостол говорит: языцы в знамение суть не верующим, но неверным (1 Кор. 14:22). Краткие непонятные изречения и для неверного не могут быть сами по себе знамением; напротив, из несвяз­ных слов, не имеющих ясного смысла, слышащий мог заключить о неве­жестве говорящего. Языки будут тогда знамением и для неверующих, ког­да человек, не знавший прежде никакого языка, вдруг говорит новым язы­ком; в) в стихе 21 апостол приводит слова Исаии (28:13), в которых гово­рится именно о иностранных, незнакомых языках и прилагает эти слова без всякого ограничения к материи своего рассуждения о языках. У Исаии Господь говорит Своему народу, что он будет говорить на языке иностран­ном, на языке пленивших Его; как там нельзя разуметь какого-нибудь дру­гого смысла слова язык, так и здесь; г) наконец, только в смысле собствен­ных языков могут иметь значение и эти слова апостола: иному же роди язы­ков (1 Кор. 12:10), как понимал это и Златоуст.

Против свидетельств отвечаем: ни одно не говорит ничего в пользу сказанного предположения прямо. Напротив, Ириней, когда говорит о себе, что он сам не имел дара языков, что, приехав в Галлию, должен был учиться туземному языку, а между тем пишет, что в его время были такие, которые имели дарования пророческие и всякими (παντοδαπαΐς) говори­ли языками и тайны человеческие обнаруживали, замечая, что этих лю­дей, приявших Духа Божия и говорящих на всех языках Духом Божиим, апостол и разумеет там, где говорит: премудрость же глаголем не совершен­ным, то этим ясно показывает, что языки этих людей «совершенных» над­лежит понимать в собственном смысле за иностранные языки. Из слов апостола благодарю Бога моего... можно заключить, что способность эта могла зависеть и от нравственных качеств лица. Следы древности такового разумения события Пятидесятницы и дара языков Церкви апостольс­кой и позднейшее вообще можно видеть и в том, что Филострат, описы­вая жизнь Аполлония Тианского, которого хотел противоставить Иисусу Христу, заметил о нем, что он знал не только все языки человеческие, но и язык животных. В церковной истории встречаются позднее примеры чудесного разумения иностранных языков, например в Ефреме Сирине.

 

О том же

Шафф. «Православный собеседник», 1863, ч. 1

Речь на других или новых языках, вместе с даром чудес ясно обещанная Гос­подом ученикам перед вознесением Его на небо (Мк. 16:17), при первом своем появлении означает такое творческое действие Духа Святого, кото­рым Он впервые разрушил преграды природы, так сказать сам стал управ­лять человеческим духом и человеческую речь торжественно освятил в орудие для проповеди Евангелия. Новый дух сотворил себе и новый язык, так как вообще внутреннее и внешнее, душа и тело, мысль и ее проявле­ние тесно связаны между собою. Но речь на различных языках не ограни­чилась одним только праздником Пятидесятницы, а продолжалась (хотя, конечно, в измененном виде) в Церкви апостольской вместе с другими чрезвычайными духовными дарованиями, отличающими это время от позднейших периодов более естественного развития. Отголоски ее нахо­дятся еще во втором и третьем столетиях (( Ириней ( 202) говорит о многих, еще в его время живших, христианах, которые име­ют «пророческие дарования, говорят на разных языках (παντοδαπαΐς γλώσσοας), открывают тайны сердца человеческого в назидание и объясняют тайны Божии» (adv. haer. 5, 6). См. несколько темное место у Тертуллиана в сочинении его против Маркиана V, 8. В собеседова­ниях о жизни италийских отцов — творении Григория Двоеслова — упоминается об одном отроке Арментарии, который говорил на иноземных языках не учившись им.)) и дальнейших.

В истории о речи апостолов в день Пятидесятницы нужно различать то, что составляет, собственно, сущность речи на иностранных языках как дара апостольской Церкви вообще и особенную форму, в которой он выска­зывается при первом своем появлении в праздник Пятидесятницы. Для определения сущности речи полезно обратиться к более подробному и наглядному описанию, предложенному св. Павлом в первом Послании к Коринфянам.

Что касается сущности речи на иностранных языках, то она есть не­вольный вдохновенный говор в одушевленном состоянии усиленной мо­литвы, когда человек, правда, не выходит из себя, но все-таки погружает­ся в самую глубину своего духа, в таком состоянии вступающего в общение с Божественным существом, но при этом вседневное самосознание и миросозерцание, а вместе с тем и обыкновенный образ речи отступают на задний план, а говорящий вполне бывает одержим сознанием божествен­ным и становится только органом наполняющего его Духа Божия. Пото­му-то и сказано (Деян. 2:4): «Исполнились все Духа Святого и начали гово­рить на других языках, как Дух давал им провещавать». Это вдохновение должно относить и к содержанию, и к форме, и к мыслям, и к слогу. Апос­тол Павел речь на разных языках называет молитвою и пением «в духе» (πνεύμα); этим он означает высшую способность созерцания, непосред­ственное ведение Бога независимо и в отличие от «ума» (νους), то есть от рассудочного сознания, от мышления (1 Кор. 14: 14, 15). Содержанием бе­сед на разных языках было прославление великих дел искупительной люб­ви Божией (Деян. 2: 11, 10, 46; 1 Кор. 14: 14-16), в форме молитвы, благо­дарения и песнопения (Деян. 10:46; 1 Кор. 14: 14-18). Дар языков всего ближе стоит к дару пророчества, который также имеет основу в прямом внутреннем откровении таин Божиих, и в книге Деяний апостольских (19:6) непосредственно соединен с первым, но при этом отличается от него двояко: во-первых, тем что говорящий на языках беседует с Богом, а про­рок — с обществом, а во-вторых, тем что последний говорит языком по­нятным даже для неверных, между тем как первого, по крайней мере в ко­ринфском обществе, не могли понимать без переводчика (1 Кор. 14:2 и д.). Оттого-то Павел и отдает преимущество дару пророчества (1 Кор. 14:5) и дар языков уподобляет звуку колокола (1 Кор. 13:1), неопределенному тону инструмента (1 Кор. 14: 7, 8), иностранному наречию, которого никто не понимает (1 Кор. 14:11) и которое неверующему кажется сумасшествием (ст. 23). Таким образом, речь на языках была беседою восхищенной души с Богом, делом самоназидания; такая беседа делалась назидательною и для других только посредством дара истолкования и перевода на язык обще­употребительный. Но в последнем отношении находится различие между даром языков, описываемым у апостола Павла, и даром языков, снисшед­шим в праздник Пятидесятницы. Это приводит нас ко второму пункту.

Что касается собственно формы, в какой этот дар проявился в первый раз, то слушателям он, кажется, был до известной степени понятен без перевода, по крайней мере, в повествовании Деяний апостольских не сде­лано никакого замечания о нем. Конечно, и здесь нужна была внутренняя восприимчивость, потому что иные из столпившегося народа смеялись над говором получивших дар Св. Духа и явление это объясняли нетрез­венным состоянием (Деян. 2:13), что совершенно согласно с тем впечат­лением, какое речь на разных языках, по описанию Павла, производила на неверного (1 Кор. 14:23). Затем нужно припомнить еще и то, что обык­новенно совершенно упускают из вида, именно — что иноязычная речь и в этом случае была беседою с Богом, а не с людьми, богослужебным дей-ствием учеников, восторженным выражением их хвалебной и благодар­ственной молитвы, следовательно, принадлежала к внутренней жизни самой Церкви, потому что такая жизнь началась прежде, чем собрался народ (см. ст. 4 и 6), слушателей же такая речь могла только изумить и поразить происшедшим по воле Божией чудом и возбудить в них желание яснее и точнее уразуметь его. А уразумели они его вслед за тем не при помощи нового действия дара языков, но посредством ясной, сказанной на общеупотребительном языке проповеди Петровой (ст. 14 и д.), кото­рая имела целью распространить в других с силою высказавшееся в даре языков начало новой по вере жизни. Что касается отношения дара язы­ков к говорящим и слушающим, то сказания об этом св. Луки и св. Павла расходятся между собою не так далеко, как кажется с первого взгляда. Вто­рое и более важное различие состоит в следующем. Св. Павел нисколько не объясняет того, что дар языков был речью на совершенно чуждых язы­ках — не сродных с языком народным. По описанию Павла нужно, как ка­жется, представлять себе эту речь совершенно новым вдохновенным язы­ком, речью на ангельских языках (1 Кор. 13:1), отличающеюся от всех обык­новенных языков в такой же мере, в какой состояние духа, одаренного языками выше вседневного сознания и обыкновенной рассудочной дея­тельности. Внутреннее восхищение, необыкновенное парение невластно­го над собою духа к жизни божественной невольно выражалось в способе и роде передачи мыслей, хотя в существе-то такая речь, без сомнения, примыкала к природному языку говорящего. Оттого-то она и была непо­нятна всем тем, которые сами не бывали в таком состоянии торжествен­ного вдохновения. Деяния же апостольские дар языков нам описывают, очевидно, как речь на языках иностранцев присутствовавших на праздни­ке Пятидесятницы. Этим-то и объясняется их изумление, что неученые галилеяне говорили на тех языках, которых нельзя было подозревать в них и которые овладели ими вдруг чудесным образом (2: 6-11). Что таков прямой, неоспоримый, буквальный смысл сказания — это признают сами рационалисты-экзегеты.

Изумление восприимчивых слушателей чудесным событием и насмеш­ливый упрек неверных, производивших дар языков из нетрезвенного со­стояния, делали необходимым защищение; и это первое самостоятельное апостольское свидетельство, сходящее от полноты духа, было действитель­ным воззванием проповедников к собранию начатков нового духовного творения. Таким образом, проповедническое служение, послужившее глав­ным органом к распространению Царства Божия, было современно осно­ванию Церкви. Свидетельство Духа Святого продолжается в свидетельстве

Оно есть плод веры и вместе — средство к ее распространению. За даром языков следовало истолкование языков и по­нятное рассудительное пророчество; напряженным в самой основе и сущно­сти религиозным силам дан определенный ход исторического развития.

Вполне верный своему изображенному в евангелиях характеру, от лица остальных апостолов перед всем обществом выступил пламенный апос­тол Петр и тем фактически показал в себе камень, на вероисповедании которого Господь обещал основать Свою Церковь. Его речь к столпивше­муся народу, сказанная на еврейском языке, крайне проста и вполне соот­ветствует дню. Она не есть ни прямая полемика против иудейства, ни дог­матический спор, но есть собственно и исключительно объяснение исто­рических явлений, а прежде всех — воскресения Христова, взятое прямо из жизни, простое, но сильное свидетельство о весьма известном собы­тии, раскрытие еще раньше высказанного Петром основного вероиспо­ведания об Иисусе, Сыне Бога живого, Спасителе грешников; одним сло­вом — речь апостола Петра есть истая миссионерная проповедь. Замеча­тельна при этом разность между высшим вдохновением, под влиянием которого заговорили свв. апостолы на разных языках, и спокойным ис­следованием и ясностью изложения того предмета, о котором говорил св. Петр к народу. Гармоническое соединение того и другого составляет ха­рактеристический признак апостолов.

Петр снисходительно опровергает грубый упрек в нетрезвости очень скромным и, по-видимому, простым, но на самом-то деле народным и убе­дительным доказательством, именно тем, что теперь только третий час дня (9-й час утра), в который обыкновенно иудеи ничего не вкушали и даже нетрезвые в такую пору воздерживались от вина. Нет, событие это, про­должает апостол, есть не что иное, как славное исполнение пророчества Иоилева об имеющем последовать в сопровождении разных событий в природе излиянии Святого Духа и притом не на некоторых только чрез­вычайных посланников Божиих, как в Ветхом Завете, но на всех, даже самых незнатных, неученых людей. Такое сообщение Святого Духа совер­шилось через Иисуса Назарянина, обетованного Мессию, который свое послание с силою пред всеми засвидетельствовал делами и чудесами. Вы, правду сказать, по вечным планам и предведению Божию, предали Его (( Смерть Иисуса Христа со стороны Бога Отца была исполнением вечного плана об искуплении; со стороны Иисуса Христа—добровольным действием любви, со стороны иуде­ев — достойною наказания виною, довершением их грехов против Иеговы. В проповеди апостола Петра изложено только первое и последнее отношение. Петр обвиняет всех при­сутствующих в убийстве Иисуса, во-первых, потому что дело тогдашней верховной власти есть действие всего народа, которого она служила представительницею, который, впро­чем, и сам прямо при этом участвовал и кричал: «Распни, распни Его»; во-вторых, потому что смерть Иисуса, по причине всеобщей греховности, есть общее дело и общая вина все­го рода человеческого.))  и руками язычников римлян пригвоздили ко кресту; Бог согласно с проро­чеством, заключенным в 15 псалме, воскресил Его из мертвых, чему все мы живые свидетели. Вознесшись на небо и восседши одесную Бога, Вос­кресший послал нам Духа Святого, как вы сами здесь видите. Поэтому знай­те, что Сам Бог об этом распятом вами Иисусе посредством неопровержи­мых действий засвидетельствовал как о Мессии, от которого вы, истые израильтяне, ждете своего избавления. Очевидно, здесь было кстати в немногих, но сильных словах доказать служение Иисуса Христа Мессии на основании настоящих событий в свя­зи с ясными, признаваемыми самими слушателями ветхозаветными про­рочествами, и вместе с тем через напоминание о крестной смерти, в ко­торой были виноваты иудеи, вести их к покаянию. Проповедь апостола произвела впечатление, как и следовало ожидать. Слушатели, тронувшись ею, с жаждою спасения спрашивали: «Что нам делать?» Петр увещевал их переменить настроение духа и креститься во имя Иисуса Христа, во ос­тавление грехов; таким образом они сподобятся того же Святого Духа, чудесные действия которого замечают в апостолах. Потому что обетова­ние должно относиться к ним, к их детям и даже ко всем  (( Так мы понимаем выражение τοις εις μακράν (Деян. 2:39 сл. Зах. 6:15), потому что о призвании язычников ко спасению Петр уже знал, только он думал, что им нужно сперва обратиться в иудейство. Таких мыслей он держался до тех пор, пока его не просветило виде­ние пред крещением Корнилия и самое крещение с его последствиями (Деян., гл. 10)) язычникам, которых Господь приведет. Таким образом, покаяние веры, отвращение сердца от мира и греха и обращение к Богу через Христа здесь выставля­ются, как и вообще во всем Священном Писании, главными условиями наследия в Царствии Божием и в благах спасения, именно — в прощении грехов, даруемом и запечатлеваемом через христианское крещение, а так­же и через дар Духа Святого как нового, положительного жизненного начала.

После нескольких других увещаний к покаянию глубоко внимавшие проповеди решились креститься, и в первый этот праздник жатвы Ново­го Завета около трех тысяч душ собрано было в житницу Царствия Бо­жия. Здесь впервые исполнились слова Господа, что Его ученики вслед­ствие и в силу Его отшествия к Отцу совершат большие дела, чем какие совершил Он Сам во дни Своего уничижения (Ин. 14:12). Сильное свиде­тельство Петрово и необычайное веяние Духа Божия имели своим след­ствием торжественное действие крещения, которое здесь происходило по искреннему убеждению сердца. Но молодое растение нуждалось в под­креплении и уходе. Верующие постоянно укрепляли и оживляли себя че­тырьмя основными стихиями всей истинно христианской общественной жизни: а) наставлением апостольским, б) братским общением, деятель­ною, всем жертвующею любовью, в) преломлением хлеба, то есть совер­шением Святой Евхаристии, соединявшейся с каждодневными вечерями любви, и г) молитвою (Деян. 2:42). Иисус Христос Богочеловек, исполни­тель всего Ветхого Завета, был средоточием их веры, и христианство про­явило себя не простою только теорией, или чувствованием, или суммою нравственных предписаний и действий, но жизнию в самом глубоком и обширном смысле, силою Божией, спасающей всех верующих в Бога. «Гос­подь же ежедневно присоединял спасаемых к Церкви» (Деян. 2:47).

Это первенствующее молодое общество верующих со всеми своими последователями должно было сделаться солью земли, для того чтобы обуявшую массу человечества сохранить от гнилости, и в образовавшемся в настоящий день обществе положено начало всякому истинному усовер­шенствованию в нравственности, науке, искусстве, общественной жизни, равно как здесь же получили начало и все великие события новозаветной истории. Прежде апостолы были боязливы и робки, а с этого дня мы ви­дим их неустрашимыми, непреклонными свидетелями. Прежде их не зна­ли или мало ценили, а теперь сразу они сделались главными деятелями и с этого дня скоро привлекли к себе внимание всего мира далеко за предела­ми Палестины. Несколько честных простых рыбаков галилейских удосто­ены чести быть органами Духа Святого, из неученых людей сделались не­преложными проповедниками Спасителя мира и вселенскими учителями на все века — так это, действительно, величайшее чудо.

 

О дарах благодати (2:4)

Филарет, митрополит Московский. «Слова и речи», т. 1

Мы должны взирать на сошествие Святого Духа не только как на чудо про­славившее апостольскую Церковь, но и как на событие существенно со­пряженное с делом нашего спасения. Настоящее торжество не есть про­стое воспоминание прошедшего, но продолжение апостольского приго­товления к принятию оного Духа, непрестанно дышащего, идеже хощет. Апостолы, как повествует книга их деяний, после постоянных и едино­душных молитв исполнишася Духа Свята и не только апостолы, но, по изъяс­нению Златоуста, и пребывавшие с Ним ученики, имен народа вкупе яко сто и двадесять (Деян. 1:16), исполнишася вси.

Что такое исполниться Духа Свята?

Что такое Дух Святой в первоначальных дарах Своих, сие изъясняет Сам Он Своими огненными языками. Он есть невещественный огнь, кото­рый действует двумя силами: светом и теплотою — светом веры, теплотою любви. Сей небесный свет, по выражению Соломона, предходит и просве­щает, дондеже исправится день (Притч. 4:18). «Разгоняет мглу неведения и сомнений, открывает обман призраков», которые погрязший в чув­ственности разум принимает нередко за истины; дает человеку видеть себя самого в наготе растленной природы, познать мир в отношении к душе и ощутить присутствие Бога яко источника света; сообщает уповаемых изве­щение вещей, обличение невидимых (Евр. 11:1). По той мере, как свет от Солн­ца правды умножается в уме, согревается и воспламеняется сердце. Лю­бовь божественная изгоняет из него самолюбие, попаляет в нем терние плотских пожеланий, очищает, упраздняет его и взаимно привлекает в душу новый свет. Слияние сих неточных даров духовных образует огнен­ный язык, изрекающий Закон Бога Слова в сердце (Пс. 36:31) человека, вооб­ражающий в нем Христа (Гал. 4:19), совершающий «возрождение» в жизнь духовную.

Исполненный Духа Свята человек не потемненному предрассудками оку представляет такой образ совершенства, перед которым, как тень, исчезает все, что мир называет прекрасным и высоким. Его оценил апос­тол, когда о некоторых подвижниках веры сказал, что их не бе достоин весь мир (Евр. 11:38). Благодать превращает в бесценное сокровище все, к чему ни коснется в человеке ей преданном. В его уме сияет дух премудрости -не той, которою сыны века сего преимуществуют, по словам Спасителя, в роде своем (Лк. 16:8), то есть которая научает их быть изобретательными в способах и ловкими в случаях к снисканию выгодных времен и умножать свое достоинство не столько в себе, сколько во мнении других, но премуд­рости духовно востязующей вся (1 Кор. 11:15), дабы все обратить в средства к единому вечному благу души. Его волю движет дух свободы, ибо закон Духа жизни о Христе Иисусе его свободил от закона греховного и смерти, кото­рый дает своим рабам столько тяжких владык, сколько есть нужд и прихо­тей, страстей и привычек. Во глубине сердца его почивает дух утешения и мира, всяк ум превосходящаго (Флп. 4:7), который Иисус Христос дает  ученикам Своим, не якоже мир дает (Ин. 14:27), ибо мир мира есть краткая дре­мота под шумом опасной бури — безопасность, основанная на неведении, так что радостные восклицания — мир и утверждение! — иногда прерывает внезапу нападающее всегубительство (1 Сол. 5:3); напротив того, «мир, даруе­мый Христом», утверждается на непоколебимой уверенности в примире­нии с Богом, «так что христианин в самых искушениях, скорбях и опасно­стях не стужает си, но и в смерть предается мирно, в уверении», что еже ныне легкое печали по преумножению в преспеяние тяготу вечныя славы соделыва­ет (2 Кор. 4: 8-17). В нем обитает дух величия, которое не есть ни слепая отважность, ни гордость, покрытая пышностью, ни блеск естественных добродетелей, нечистых в своем источнике, но истинная возвышенность мыслей, занятых Богом, обширность видов ограничивающихся одною веч­ностью, благородство чувствований, рожденных и воспитанных Словом Божиим, — дух смирения, которое среди богатства благодати Божией ус­матривает в себе одну бедность и недостоинство, дабы тем более величить Господа; между тем как «не возрожденные» Духом Божиим в самых недо­статках своих стараются находить нечто великое, самым унижением про­сить себе почтения, «пресмыкаются, чтобы подавлять других», — дух силы, с которым христианин не есть более оный человек «бессильный», плен­ник собственных чувств, со всех сторон открытый нападениям врага, по­бежденный прежде сражения и, дабы усмирить одну страсть, покараю-щийся другой; но добрый воин, облеченный во вся оружия Божия (Еф. 6:11), могущий вся о укрепляющем его Иисусе Христе (Флп. 4:13), силою восхищающий Царствие Божие (Мф. 11:12). Что сказать о тех чрезвычайных даровани­ях, о тех явлениях Духа, которые избранным Божиим даются на пользу (1 Кор. 12: 4, 7) других, в созидание всей Церкви.

Когда Божественный дар Духа кажется нам редким явлением, не зак­лючим из сего, что он не для всех. Он для всех, как скоро все для него. Если не примечают более следов Его, то или имеют очи — и не видят, или в самом деле вопрос: егда приидет Сын Человеческий, обрящет ли веру на земли ? (Лк. 18:8) — приближается к разрешению, и самый мир находится при последнем издыхании. Вселенная знает, что случилось с нею тогда, когда рек раздраженный Бог: не имать дух Мой пребывати в человецех сих вовек, зане суть плоть (Быт. 6:3). Тогда не только беззаконный род человеческий, но и тварь, повинувшаяся суете неволею, потребились мстительными волнами. Еще подобное прещение — и наступит огненный потоп суда последнего!

 

О необходимости благодати Божией для человека в его естественном состоянии

Арсений, митрополит Киевский. Собрание слов и бесед, ч. 1

Ужасахуся вси и недоумевахуся, друг ко другу глаголюще: что убо хощет сие быти? Инии же ругающеся глаголаху, яко вином исполнени суть (Деян. 2: 12, 13).

В то время, как исполнилось пророчество Иоилево: излию от Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваши и юноши ваши; в то время, как Божественные апостолы по предсказанию своего небесного Учителя, исполнившись Духа Святого, начали говорить разными языками, якоже  Дух даяше им провещавати: тогда бывшу гласу сему, снидеся народ и смятеся. Некото­рые, бывшие очевидными свидетелями сего необычного события, но не приявшие Духа Божия, будучи поражены страхом, по ограниченности сво­его естественного разума, только недоумевали: что хощет сие быти?— гово­рили они. Но многие, судя по-человечески о великом и святом действии, дошли до такой дерзости и ожесточения, что, видя апостолов, говорящих иными языками, не устыдились приписать сего их нетрезвости, между темкак они, яко чистейшие и многоценнейшие сосуды, удостоились быть жи­лищем Духа Святого; инии же глаголаху, яко вином исполнени суть. Таково было суждение различных народов о действии Духа Святого.

Итак, душевный человек не приемлет яже суть Духа Божия (1 Кор. 2:14); оставленный самому себе, без непосредственного руководства благодати Божией, он несовершен в самом себе и не может быть совершенным, до­коле не обратится к сей самой благодати. Раскроем сию истину.

Хотя Иисус Христос предлагал нам возможность сделаться совершен­ными, как всесовершен есть Отец Небесный, но возможность сия не зак­лючается в собственной нашей силе, но в силе Духа Святого, ходатайству­ющего о нас воздыхании неизглаголанными (Рим. 8:26); в силе Божественной благодати, без которой разум и воля, составляющие все величие человека и долженствующие возвышать его во славу Бога живого, не показывают ни малейшего своего достоинства. Единственный разум со всеми своими силами так уклонился от подлежащей ему и единой на потребу цели, что почти по рвению противится истине, покоряется же неправде (Рим. 2:8), и что самое понятие о Боге, в заключении его превратного умствования, пре­вращается в невежество даже до изменения славы Божией во образе тленна человека, и птиц, и четвероног, и гад (Рим. 1:23). Несмотря на то, что из со­зерцания природы и Св. Писания легко можно познать, что есть Бог и какие обязанности человека в отношении к Нему, естественный разум нередко ослабляет силу своих суждений нечистыми сомнениями, при ко­торых самая совесть, поставленная судьею всех человеческих действий, колеблется и теряет правоту свою. Так, вместо того чтобы блуждающего по распутиям мира сего воззвать на путь правый, совесть своим неблагов­ременным молчанием способствует только к вящему умножению беззако­ний и к усугублению невежества; вместо того чтобы обвинить разум в не­правоте суждений и в дерзком лжемудровании, она нередко соглашается на оправдания его и часто с таким усилием и даже с борьбою против исти­ны, что различные виды худых поступков не приписывает ожесточению неистового человека, но — премудрому Виновнику всех благ Богу.

При таковом молчании совести и слепоте разума естественный чело­век, если когда и слышит глас Господа, повелевающий ему хотя несколько попещися о жалкой судьбе своей, то он отвращает от него слух свой и, как бы всем изобилующий, презирает все средства благодати к соединению с Господом. Сверх того, если кто иногда и остановится на священной мыс­ли о своем несовершенстве, если живое представление слабости естествен­ного человека займет кого-либо, если сильное и поразительное ощуще­ние гласа Божественного воззовет на путь правый, то совесть, обременен­ная житейскими попечениями, разум, являющийся с превратными сужде­ниями, воображение со своими очаровательными представлениями не дают ему времени посмотреть на утрату своего блаженства, но с беспрес­танным усилием побуждают его к крайнему ожесточению, а через оное ускоряют совершенную погибель.

Вот каково состояние естественного человека и вот видимая слабость и ощутительная слепота разума не озаренного светом Божественной благодати.

Но если обратить внимание на свойство действий и желаний воли чело­веческой, руководствующейся только естественными побуждениями, без содействия благодати, то и в ней столько же, или еще более, усмотрим несовершенств, нежели сколько в естественном разуме.

Воля в естественном человеке, долженствующая быть источником всех благих желаний, является исходищем всех зол. Со времени падения яви­лись в человеке, как три составные части, три противоборствующие воле Божественной похоти: похоть плоти, похоть очес и гордость житейская (1 Ин. 2:16), которые с продолжением времени так  усилились в нем, что он в духовном своем состоянии соделался плотью враждующей на Бога — пло­тью, которая тройственною силою похотения прекратила в нем чистое и живое дыхание любви к Вдохнувшему в него дыхание жизни.

Похоть плоти так занимает все мысли и желания человека естествен­ного, что нередко самое сердце его приводит в состояние бесчувствия, и, не помышляя о том, что тело его есть жилище Духа Святого, решается на всякую скверну и нечистоту, притом с таким ущербом в силах душевных и телесных, что, расточив все земное и небесное наследие, уже теряет спо­собность и возможность победить самого себя.

Суетные заботы о попечении мира сего часто останавливают благое стремление духа, так что в то время, как неповрежденная совесть показы­вает еще грешнику открытые пути ко спасению, а Божественная благо­дать различными средствами возбуждает его от сна греховного, мир со всеми своими прелестями и очарованиями, восстав против своего отшель­ника, преклоняет его под иго собственного владычества и, возбуждая в свою очередь в его сердце, растленном по естеству, различные чувствен­ные похотения, довершает, наконец, над ним победу свою. Ибо сии похо­тения, заключив слабый и немощный дух его в пределах бренной плоти, делают его совершенно неспособным к парению в горняя. Они до того простирают над ним насильственную власть свою, что, вытеснив из серд­ца его все святое и Божественное, часто делают его непроницаемым для самого огня Божественной любви, имущей согреть и оплодотворить без­водную пустыню сердца нашего.

Наконец, гордость житейская, сие семя сатанинское, еще со време­ни прародителей зароненное и вкоренившееся в сердце человеческом, произращая мало-помалу непотребные терния, беспрестанно заглушает возникающее жито правды и не дает места действию благодати. Малое и ничтожное творение — человек, упоенный гордостью, — часто при са­мом падении не сознает себя падшим и, пытаясь суетною надеждою, при всех своих слабостях, рано или поздно возвратить потерянное блажен­ство, нередко доходит до такого самозабвения, что даже мечтает взой­ти на небо и выше звезд небесных утвердить престол своего благополу­чия, не обращая внимания на то, что под ногами его уже разверста алч­ная беседа, готовая поглотить его со всеми безрассудными надеждами и беззакониями.

Итак, все, что только Троичным Советом Предвечного ни дано чело­веку в отличие от прочих тварей, в короткое время разрушено и уничто­жено тройственною силою похотения, обитающего в нас доныне, и если бы, по ходатайству Иисуса Христа, благодать Божественная, всегда немощ­ное врачующая и оскудевающее восполняющая, своею всемогущею силою не способствовала нам в немощах наших и не очищала беззаконий наших, то Дух Божий не имел бы пребывать во всех человецех: зане суть плоть (Быт. 6:3),

Посему все наше утешение и все упование о спасении заключаются в содействии нам всемощной благодати Божией. Она-то есть надежнейший руководитель ведущий нас к живому и вечному; ее только святым огнем сожигается в нас все нечистое и скверное и возжигается свет разума и бла­гочестия, свет славы Божией, сиявшей некогда, яко полудне, в душе чело­века созданного по образу Божию. Божественные апостолы, когда испол­нились Духа Святого, испытали на себе все действия благодати. Ибо, по­лучив дар языков, соделались премудрыми, чудотворцами, прозорливца­ми, во всем сильными и неустрашимыми и столь славными по всей все­ленной, что, будучи рыбарями и не наученными человеческой премудрос­ти, проповедовали Слово Божие с толикою мудростью и успехом, что са­мые ученые и мудрые книжники не могли противустати их мудрости и Духу имже глаголаху (Деян. 6:9).

 

О необходимости для христианина возгревать в себе дары благодати и о средствах к тому

Павел, архиепископ Казанский. Слова и речи., т. 1

Самый сильный пламень вещественный погасает, когда не встречает срод­ной ему пищи — сгораемого вещества, а тем больше, когда стараются пога­сить его веществами, останавливающими его распространение и усиле­ние. Напротив, и слабая искра разгорается в сильный пламень, когда ей дают сродную пищу— горючее вещество. Дерево, сено, солома (1 Кор. 3:12), если огонь находит их в обилии, обращают в сильный пламень искру; вода, земля погашают и разлившийся на необъятное пространство пламень. Подобному же закону подчинено и угасание или возгревание в нас благодат­ного огня — того благодатного дара, который каждому из нас дарован Гос­подом для попаления в нас терния грехов наших, для озарения нашего ума светом истины и для очищения нашего духа и тела подобно очищен­ному огнем сребру и злату. При пище обильной дар Божий возгревается — при недостатке ее дух благодатный угасает. Потому для возгревания его мы должны в обилии питать его сродною пищею. Какою же пищею? Род ее определяется самым существом и свойствами даров Духа Святого в нас живущих. Нам дарован от Господа дух премудрости и разума — и мы будем давать сему духу сродную пищу, полагать твердые основания, верные зало­ги для его развития, усиления и возвышения, когда будем обогащать себя разнообразными познаниями и особенно приобретать ясные и основатель­ные знания в учении Христовом. Знания сии, если только будут благопри­ятствовать тому и другие условия, будут постоянно возбуждать, поддержи­вать и питать возвышенную умственную деятельность нашего духа, а че­рез нее и деятельность благодатной силы, и таким образом соединять и благодать, и свободу нашу для совокупной непрерывной деятельности во благо наше, содействовать умудрению нас во спасение. Нам дарован дух совета и крепости для царственно-мудрого и царственно-твердого управле­ния своими силами душевными и телесными, и мы будем давать сему духу сродную пищу, полагать твердое основание для его усиления, укрепления, когда с надлежащею основательностью будем изучать и постоянно помнить возвышенные правила, определяющие христианскую жизнь; в сих прави­лах и наш дух, и присущая нам благодатная сила будут иметь и постоянные побуждения, и постоянное руководство к спасительной деятельности. Нам дарован дух благочестия и страха Божия для благоговейного служения Богу, для постоянного хождения во страхе Божием, и мы будем давать твердую и обильную пищу сему духу, полагать верные залоги для его развития и укрепления, когда будем постоянно яснее и яснее изучать основания и ис­тинный характер благочестия, познавать величие, всемогущество, бла­гость Творца, великие и спасительные дела Его, а наше — ничтожество, недостоинство. Вот  та пища духовная, которою мы должны возгревать жи­вущие в нас дары Божии — это спасительные знания. Но как скоро дух че­ловека служит вместилищем только суетных, неустойчивых, как вода, зна­ний и мнений; как скоро он предан земным, подобно земле давящим своею тяжестью дух заботам, попечениям и стремлениям — тогда человек, есте­ственно, не возгревает, а угашает в себе Духа Божия.

Для поддержания и усиления огня вещественного необходима срод­ная ему пища — без нее пламень погасает. Но и при избытке горючих ве­ществ пламень не только не усиливается, но и погасает, когда нет других условий, необходимых для горения. В безвоздушном пространстве или воздухе, наполненном препятствующими горению составными началами, и сильный огонь при обилии даже удобосгораемых веществ гореть не мо­жет. То же самое нужно сказать и о возгревании даров Духа Святого. Са­мое основательное, многостороннее, глубокое знание истин веры Хрис­товой и правил жизни христианской не возгревает в человеке даров Бо­жиих, когда человек окружен нравственным, духовным воздухом, небла-гоприятствующим сему возгреванию. Если этот воздух тлетворный состав­ляют хульные думы и беседы, нечистые, преступные помыслы и похоте­ния, дух холодности к делу своего спасения, дух намеренного устранения от себя тревожащих и нарушающих нравственную дремоту или даже нрав­ственный сон мыслей о Боге — то в этом случае самые обширные и осно­вательные знания в делах веры и благочестия не сделают ничего для ожив­ления нашей нравственной, духовной жизни и останутся одним бесплод­ным, безжизненным знанием. Для того чтобы благодать Божия спаситель­но действовала в нас, мы должны быть окружены благоприятствующим тому нравственным, духовным воздухом. Обстоятельства, среди которых жили свв. апостолы пред сошествием и по сошествии на них Духа Святого и которые так благоприятствовали исполнению их Духом Святым, ясно указывают нам этот нравственный воздух. Сии вси бяху терпяще единодушно в молитве и молении (Деян. 1:14) — так изображает св. дееписатель образ жизни свв. апостолов перед сошествием на них Св. Духа. По вся дни терпя­ще единодушно в церкви и ломяще по домом хлебе, приимаху пищу в радости и простоте сердца, хваляще Бога (Деян. 2: 46-47), говорит он об образе жизни свв. апостолов по сошествии на них Духа Святого. Итак, молитва к Богу, постоянное молитвенное настроение духа, радость о Господе, благоговей­ные размышления и собеседования о Боге и делах Его, чистота помыслов и желаний — такова была духовная, нравственная атмосфера, которою постоянно окружены были свв. апостолы и которая благоприятствовала исполнению их Духом Святым, постоянно возгревала в них дары Его. Молитвенным же настроением, усердными молитвами, благоговейными размышлениями и собеседованиями, чистотою помыслов и желаний дол­жны и мы все возгревать живущие в нас дары Божии.

При обилии веществ легко воспламеняющихся в воздухе, состоящем из благоприятствующих горению составных частей, и слабая искра обра­щается в сильный пламень, но только тогда, когда она раздувается силь­ным, правильно направленным ветром. Как же скоро ветер слаб, или, по­лучая направление неправильное, устремляет огонь в ту сторону, где нет для него сродной пищи, огонь или вовсе не разгорается, или разгорается слабо, или и после сильного горения погасает. Так не разгорается и гаснет огонь печный, наполняя храмину дымом, когда неправильно бывает на­правление ветра; так потухает пожар, когда ветер направляется в сторону от жилищ человеческих. То же самое бывает и с огнем благодатным — с дарами Духа Святого, живущими в нас. Хотя бы обширны и основательны были знания человека, хотя бы хороша была и настроенность его — эти дары остаются недейственными, не приносят плода, если человек бездей­ствует, не старается прилагать свои спасительные знания к жизни, обра­щать их в дело и таким образом приводить в движение свой дух и дар бла­годатный, или когда он дает неправильное, превратное направление сво­ей деятельности. Что обыкновенно бывает с человеком в этих случаях? Самое жалкое зрелище обыкновенно представляет тогда духовная жизнь его. При бездействии его и при неразлучном с тем противодействии воз-греванию благодатного дара, храмина его духа наполняется едким дымом и смрадом самопрельщения, духовной гордости, фарисейского лицемерия; в нем проявляется проникнутое духом нетерпимости пристрастие к букве учения и закона без проникновения в дух их; он пристращается к пустому, холодному, не оживленному верою мертвящему дух мудрованию и разгла­гольствованию об истинах самых животворных и благотворных — таковы естественные и необходимые порождения кичащего дух знания, когда оно не сопровождается усиленною доброю деятельностью. При направлении деятельности неправильном, духовная жизнь человека совершенно угаса­ет, и остается один пепел жизни плотской, греховной, лишенной благо­датного огня. Необходимы усиленные труды, необходима постоянная доб­рая деятельность, для того чтобы дары Духа могли возгреваться, воспламе­няться — и при такой деятельности они действительно возгреваются, вос­пламеняются. Когда обыкновенно возрастают в человеке мудрость и разу­мение тайн спасения? Когда крепнет, усиливается дух премудрости и разума ? Тогда, когда различные опыты и случаи жизни, предлагаемые жизнью воп­росы и недоумения побуждают человека глубже вдумываться в христианс­кие истины и правила и многостороннее и основательнее изучать их; ког­да по мере опытного знакомства с жизнью и ее добрыми и дурными сторо­нами, с ее волнениями, заблуждениями и увлечениями, с ее необъятным разнообразием, расширяется и просветляется кругозор ума его. Когда пре­успевает он в благоразумии, твердости правил? Когда развивается и усили­вается в нем дух совета и крепости?  Тогда, когда он путем упражнения в раз­нообразных делах добрых, в борьбе со страстями и соблазнами обращает в привычку добрые действия и проникается постоянно большею и большею любовию к добродетели. Когда возгревается и крепнет в нем дух благочес­тия и страха Божия? Тогда, когда он преуспевает в делах благочестия, по­знает сладость их и всею душою прикрепляется к ним. Трудом и потом дары благодатные возгреваются, и в тружениках, подвижниках добродетели произрастают плоды духа: любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5: 22-23). Свв. апостолы непрерывною усиленною деятельностью возбуждали и возвышали в себе благодат­ные дары, и с поразительною силою проявилась в них сила Божия.

 

Речи святых апостолов в книге Деяний вообще, как образцы для исповедников Слова Божия, и речь святого апостола Петра по сошествии Святого Духа (2: 14-40)

В. Певницкий. «Руководство для сельского пастыря», 1874, № 42

Не широко и не разнообразно содержание апостольской проповеди, сколь­ко можно судить по речам апостолов, до нас дошедшим, да и не могло быть раскрыто во всей полноте и со всею подробностью все христианское уче­ние в немногих записанных речах, апостолы и не стремились к тому. Их главною целью было выставить существенные элементы новой веры, в ко­торых содержатся все частные положения христианского вероучения и нравоучения. Они не входят в обсуждение и опровержение заблуждений тогда господствовавших в обществе человеческом, не представляют тео­ретических соображений направленных к разрешению отвлеченных воп­росов знания, а сосредоточивают все внимание, как свое, так и своих слу­шателей, на деле искупления падшего человечества страданиями и смер­тью Христа, обетованного Мессии. Этим они на деле показывают всем пос­ледующим деятелям церковного проповедничества, где коренная, исход­ная и конечная точка для их наставлений, от которой должны получать начало и силу и к которой должны возвращаться их разъяснения; в какие бы частные вопросы они ни входили, у них не должна теряться из вида существенная идея христианского учения, и от центральной точки, следуя примеру апостолов, они постепенно должны переходить к разбору частнейших разветвлений одной — главной — христианской истины. Указание на факт искупления силою распятого и воскресшего Иисуса Христа, со­ставлявшее сущность проповеди апостольской, было зерном горушечным, возросшим впоследствии в великое древо. При всей простоте своей это дело искупления так широко и многознаменательно, что усвоение его со­знанием переменяло убеждение людей и давало новый оборот расшатав­шейся жизни. С ним связано представление о Боге, полном милосердия и щедрот, всегда близком к нам и любовью Своею ведущем нас из жизни гре­ха и страданий к блаженству и счастью; с другой стороны — представление о нашем ненормальном, греховном состоянии, сознание внутренней по­требности очищения и заглаживания вины нашей перед Богом и необхо­димости нравственного исправления своей жизни. То и другое намечало точки, по которым должно было начаться и совершиться преобразование человеческой жизни в теоретической и нравственной области.

Во внешней стороне апостольских речей, составлявшихся не по прави­лам искусства, а бывших делом минутного вдохновения, мы не найдем на­рочитого выражения тех законов, уяснением которых занимается наука о церковном ораторстве. Но есть здесь черты, обращающие на себя внима­ние проповедника, долженствующего разъяснить народу то же слово о Хри­сте, какое возвещали и апостолы. Такою чертою служит приспособление их к содержанию сознания их слушателей и употребление ими таких средств убеждения, какие имели значение в глазах тех, перед которыми говорилось слово. В большинстве случаев слушателями апостольских ре­чей были иудеи воспитанные в законе и пророках, хранившие предание предков и гордившиеся своею историей как историей богоизбранного на­рода, состоявшего под особенным попечением Промыслителя. Перед ними апостолы ссылаются на ветхозаветное писание, многократно берут из него свидетельства в разъяснение или защиту проповедуемой ими истины, при­поминают обетования Божии, пользуются примерами из отечественной истории и мудрою мыслию все направляют к оправданию своего свидетель­ства о Христе как обетованном Избавителе народа. Отсюда в их речах свя­щенный библеизм, при котором слово их стоит в самом близком и непос­редственном соприкосновении с божественной книгой Завета, на нее опи­рается и к ней возвращается внимание слушателей. С этой стороны оно является достойным предметом всегдашнего подражания для проповедни­ков божественного слова, имеющих дело с христианскими слушателями. Возникая из Слова Божия и будучи его продолжением и разъяснением, церковная проповедь не может оставлять без внимания тот божественный источник своей веры и своего содержания, который стоит перед глазами верующих с силою божественного авторитета.

К людям, верующим в Откровение и Писание, реже приходилось гово­рить апостолам; по крайней мере, речей обращенных апостолами к языч­никам, дошло до нас гораздо меньше, чем речей сказанных перед иудея­ми. Собственно говоря, одна речь апостола Павла в Афинах может быть рассматриваема здесь как образец назидательных апостольских собеседо­ваний с неверующими. Судя по ней, апостолы в случаях сношений с языч­никами не уклонялись от библейских оснований и не скрывали положи­тельных истин, данных Откровением, но путь к вере в истины Открове­ния пролагали обращением к естественному религиозному чувству слуша­телей, к их разуму и совести, отыскивая в их сознании пункты соприкос­новения с истинами, данными в Откровении, и приводя в созвучие с со­бою голос их авторитетов. Вместо Библии, не признаваемой язычниками ι   и требующей предварительного приготовления для понимания, они старались облегчать понимание божественного учения через указание на чу­деса природы, и удивительный ход человеческой истории, и на нередкие проблески истины в учении и изречениях мудрецов языческих.

Все речи апостолов, записанные в Деяниях апостольских, сказаны были по случаю, то есть вызваны были известным сплетением временных об­стоятельств, давших возбуждение мысли говорящих. Случай был внешней исходной точкой для них, и случай связывал их с течением мироисторических событий. Вызванные запросом минуты, не повторяющейся в дру­гой раз со всей своей частной особенностью, и отвечая на нее, они полу­чили отсюда свою характерную индивидуальность и во всей своей целос­ти были речами собственно только для своей минуты. Но руководимые Духом Божиим святые апостолы, приспособляясь к настроению минуты, каждый раз перед сознанием слушателей выставляли общее высокое со­держание, и оно являлось в их устах со значением насущного материала, могущего питать души, требующие истины, и падало, как семя, на жизнен­ное историческое поприще. Мы видим в этом один из существенных при­знаков истинного достоинства учительного слова, имеющего значение слова исторического. Таким бывает только то слово, которое не рождает­ся от прихоти учителя, а с одушевлением отвечает на горячий запрос дня и пользуется настроением минуты для проведения вечных начал истины и правды. Частные сменяющиеся явления, действующие на личную волю человека, и общие начала высшей правды постоянно переплетаются в истории, и кто работает над их сочетанием с полным вниманием к запро­сам обеих сторон — тот только приобретает значение исторического дея­теля. Так стоит дело как в жизни вообще, так и в сфере церковного учи­тельства, в частности.

Первые речи, записанные в Деяниях апостольских, принадлежат апо­столу Петру, который являлся в небольшом обществе верующих после смерти, воскресения Спасителя как бы представителем сонма единонадесяти апостолов. Представительное значение не в силу какого-либо внеш­него особого полномочия, а в силу своего характера. Это был характер сильный и энергический, созданный для практической деятельности, а не теоретической мысли. Его отличала от других решительность и быст­рая, смелая готовность на всякий подвиг без долгого обсуждения средств к исполнению этого подвига. При каждом возбуждении со стороны ли внешних обстоятельств или со стороны лица стоящего к нему в близком отношении напрягалась его энергическая натура и поспешно отзывалась соответственной деятельностью по запросу, обращенному к нему вместе с другими. Какая-либо знаменательная минута увлекала собою всю полноту его души, и он с увлечением предавался иногда такому делу, перед кото­рым теоретическая натура сдержала бы свою волю. Эту энергию и крепость в нем провидел Господь и Спаситель наш при первой встрече с Си­моном Петром и в ознаменование сего к его прежнему имени Симона при­соединил имя Петра, означающее камень, оставшееся за ним навеки. Эта энергия и решительность Петра служат причиною того, что при Спасите­ле в собрании учеников чаще других действует и говорит Петр, когда от­крывается дело или высказывается вопрос одинаково обращенный и к прочим ученикам (Мф. 16:16; 19:27; 17:4). Это же быстрое стремление к делу, упреждающее часто мысль, увлекало его к таким предприятиям, ко­торые не были соображены с его силами, и было причиною многих его преткновений, заслуживавших ему упреки Спасителя и заставлявших его раскаиваться в поспешных, необдуманных поступках (Мф. 26: 33-35; 51-54; 69-75; Мк. 8: 32-33; Мф. 14: 28-31). Рядом с Петром Деяния апостольс­кие поставляют апостола Иоанна Богослова, приписывая его совокупно­му действию многое случившееся в первое время после сошествия Св. Духа (3: 1, 3-6,11; 4:13-23). И этот возлюбленный ученик Спасителя стал после смерти и вознесения Спасителя на верху общества верующих опять не в силу внешнего полномочия, а в силу внутреннего обилия духа его напол­нявшего. Это была натура сосредоточенная и глубокая, способная к вос­приятию самых возвышенных учений. Одаренная глубоко чувствующей душою, она вся предавалась лицу привлекшему ее расположение и за свою преимущественную любовь Иоанн удостоился особенной близости к не­бесному Сердцеведцу. Он не отличался такой быстрой решительностью и таким стремлением к деятельности практической, какие видны у апосто­ла Петра: он жил более внутренним, чем внешним миром, но при силь­ных возбуждениях его душа способна была открыть все богатство своего внутреннего мира и произвести такие великие дела, к каким способны только сосредоточенные натуры.

Первая речь, имеющая значение открытого возвещения имени Хрис­това и стоящая во главе всех позднейших проповедей, слышанных из уст свидетелей Христовых, сказана была апостолом Петром при необычайных обстоятельствах — тотчас после сошествия Св. Духа на апостолов, при об­наружившемся тогда чудесном действии Его в апостолах, изумившем всех бывших свидетелями чуда. При виде необычайного явления, произведен­ного Духом Божиим, одни ужасались, другие ругались над апостолами и го­ворили, что они вином исполнены. Апостол Петр воспользовался впечат­лением, произведенным на народ проявлениями даров необычайных Св. Духа в апостолах, и, пригласив всех выслушать его, в своей речи выяснил, во-первых, ту смуту, какую чувствовали люди, не знавшие, что подумать при виде необычайного одушевления апостолов, проявившегося их речами на разных языках, заметив им, что это одушевление не есть какое-либо есте­ственное возбуждение и что виденное ими есть не что иное, как исполнение пророчества Иоилева об излиянии в последние дни от Духа Божия на всякую плоть; во-вторых, призвав снова к вниманию мужей израильских, открывает перед ними проповедь об Иисусе Назорее. Назвав Его мужем всем известным, засвидетельствованным от Бога силами, и чудесами, и зна­мениями, сотворенными среди народа, апостол припоминает, что Его по определенному совету и проразумению Божию они убили, пригвоздив ру­ками беззаконных, и свидетельствуете его воскресении, вознесении на небо и излиянии Им от Отца Св. Духа, произведшего ныне виденное и слышан­ное. Главное, на чем останавливает апостол внимание слушателей, — это факт воскресения. В доказательство этого факта он ссылается на свидетель­ство всего своего общества и на пророчество о нем Давида. Факт воскресе­ния показывал в воскресшем Иисусе Назорее не простого смертного чело­века, а Господа и Христа, давно обетованного Мессию. Чтобы утвердить веру в необычайное посланничество Иисуса Христа, Петр сопоставляет с Ним перед иудеями чтимого пророка Давида и говорит при этом, что Да­вид и умер, и погребен, и гроб его у нас до сего дня, и он не взошел на небе­са, но, будучи пророком, знал, что, по обетованию Божию, от чресл его воздвигнется Христос по плоти, Которого душа не останется во аде и плоть Которого не будет видеть истления, и Который будет сидеть одесную Бога. Народ умилился сердцем, слыша проповедь Петра, и спрашивал его и дру­гих апостолов, что ему делать. Тогда Петр обращает нравственное увеща­ние к своим слушателям (и это составляет третью и последнюю часть его речи), призывая всех к покаянию и крещению во имя Иисуса Христа для прощения грехов и к принятию дара Св. Духа, и при этом напоминает изра­ильтянам, что им и детям их принадлежит обетование Божие, а потом -всем дальним, кого не призовет Господь Бог наш (Деян. 2: 14-39).

Самую замечательную черту в речи апостола Петра составляет посто­янное обращение его к словам Св. Писания Ветхого Завета, авторитет ко­торого имел непреложное значение в глазах его слушателей: через это он делает приспособление к понятиям слушателей и открывает таким путем доступ к их сознанию проповедуемой им истины, и новый свет проливает на нее. Необычайные великие события своего времени, не понимаемые или не признаваемые народом, окружающим апостолов, апостол Петр сбли­жает с пророчествами о них и обетованиями, известными каждому изра­ильтянину, и люди начинают веровать в то, чего не понимали или чего не признавали, и для них уясняется великое значение тех событий, о кото­рых говорил боговдохновенный учитель. Другая черта, обращающая вни­мание на себя в речи апостола, — это мягкость слова, старание сгладить все жестокое и неприятное, что имел в себе предмет затрагиваемый речью апостола. Апостолу приходилось говорить о таком факте, который тяготе­ет неизгладимою виною на народе израильском, именно — о неправедном осуждении им Того, Кого Бог Отец послал в мир Спасителем человеков и Кто представлял из себя высшую благодеющую, олицетворенную любовь. Выставляя этот факт, апостол Петр не поражает словом грозного обличе­ния виновных, а старается по возможности извинить их преступление, ука­зывая на то, что это совершилось во исполнение предопределенного сове­та Божия, как бы помимо прямой воли их. Противоположный образ пред­ставления мог бы ожесточить слушателей и оттолкнуть их как от говоря­щего, так и от веры в то, о чем говорит он, но тот, какой употребил апостол Петр, вносит примирение и умиление в души слушателей и в состоянии расположить их — как и действительно расположил многих — к искренне­му и сердечному покаянию и вере в проповедуемого Мессию. В конце речи, желая более и сильнее расположить к вере во Христа умиленные сердца израильтян, апостол напоминает им об особенных обетованиях Божиих, им данных, о том, что они и дети их представляют богоизбранный народ, долженствующий предупреждать других в путях Царствия Божия, и тем, приспособляясь к  их естественному национальному чувству, усиливает сред­ства к тому, чтобы склонять их к вере в Господа Иисуса Христа.

 

О достопримечательностях речи святого апостола Петра по сошествии Святого Духа

Ф. Яковлев. «Апостолы». Вып. 1, М., 1849

1. По этой одной речи можем судить безошибочно, что в ап. Петре совер­шилась решительная и чудная перемена. Это не тот совсем, который испу­гался слов какой-то ничего не значащей женщины. Мы видим его с благо­родною смелостью как истинного посланника Божия, вступающего в шум­ную и бурную многолюдность: громкий его голос выражал уверенность в словах и силах. Это не тот, который говорил: не знаю Его, но полный убеж­дения в самом себе, гремел как труба Божия, что он знает Его и желал бы, чтобы целый мир узнал Его, как  он знает: твердо убо да разумеет весь дом Изра­илев, говорит он всему народу, яко и Господа и Христа Его Бога сотворил есть, сего Иисуса, Его же вы распясте (Деян. 2:36), сего Иисуса воскреси Бог, Ему же мы \ вси есми свидетели (ст. 32). Он уже не отрекается, а первый вызывается сви­детельствовать и перед кем? перед убийцами, распявшими Господа.

2. Речь ап. Петра не блистает цветами светского красноречия, но отли­чается своего рода красотою истины и убеждения. Она тронула сердца каменные, тронула тех, которые недавно с истовой яростью просили у Пилата смерти Иисуса Христа. И землетрясение, и затмение солнца не сделали того, что сделал воодушевленный силою Божественною голос апостола. Победоносное действие этой речи не заставило задуматься, а врезалось прямо в сердце: умилишася сердцем, говорит св. историк (ст. 37).3. Слова апостола были просты и немудры. В них открылась новость, непримечаемая дотоле ни в Петре, ни в одном из учеников Христовых, а именно: глубокое знание Св. Писания. До воскресения Господа все они оказывались более несведущими, нежели знающими Писание. Без сомне­ния, они читали законные книги, но читали с таким же разумением, с ка­ким книжники иудейские, — не углубляясь в их смысл. А теперь ап. Петр вдруг развивает высокие познания, вдруг, как просвещенный наблюдатель законных писаний, обращается к пророчествам, проникает в их тайны, приводит их в свидетельство с понятием соответственным, основатель­ным, превосходящим все толкования тогдашних законников. Преобразо­вание поистине изумительное и неизъяснимое! Явные признаки вооду­шевления сверхъестественного.

4. Апостол говорил иудеям об Иисусе Христе с некоторою осторожнос­тью, приноравливаясь к их верованию. Он не говорит еще явственно, что Иисус Христос — Сын Божий, Слово Божие, но называет Его Мужем, засвидетельстванным от Бога чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди них; одним словом, поступает с ними, как с детьми, кото­рым до известного времени их возраста не дают крепкой пищи. Это — свет­лые черты высокого его благоразумия, прозорливости и знания челове­ческого сердца.

5. Он открыто укоряет иудеев как убийц: вы, взяв Его руками беззакон­ных, пригвождше убисте. Но, имея в виду привлечь их к раскаянию, смягча­ет речь свою, объясняя, что Иисус Христос предан был им нарекованным советом Божиим и проразумением. Вот он — простой, неученый рыбак, дви­жимый Духом Святым, — становится мудрецом, искуснейшим и благона­меренным ловцом людей; на нем исполняется предречение Спасителя: отселе будеши человеки ловя (Лк. 5:10).

Наконец 6. Ап. Петр обращает их внимание на себя, на смелость свою, мудрость и способность говорить иностранными языками и, как верный служитель Деяний Божиих, ничего себе не присвояя, уверяет, что все, что они видят и слышат, есть дело Духа Святого, которого Иисус Христос, вознесенный рукою Божией, приняв от Отца, излил на них по своему обе­щанию. Употребив здесь слова от Отца, делает первый шаг к вразумле­нию, что Иисус Христос — Сын Божий.

 

Изъяснение беседы, которую имел святой апостол Петр в день Пятидесятницы

по принятии Духа Святого (2: 14-40)

Игнатий, архиепископ Воронежский. «Чтения о святом апостоле Петре» При описании деяний св. апостола Петра, несколько подробном, нельзя миновать нам без особливого обозрения первой беседы его, говоренной по принятии Духа Св. в день Пятидесятницы. Мы видели уже успех его речи. Речь, исполненная Духа и силы из самого источника их, из самых первых струй его, должна быть всегда, если можно так сказать, чудотвор­ным образом Слова для служителей Евангелия в Церкви Христовой. Хотя мы и не в состоянии вполне представить сей св. образ, ни указать с под­робностью на все черты его, но не можем, однако ж, не поговорить о нем, сколько можем, с некоторым изъяснением.

Ст. 14. Мужие Иудейстии и живущии в Иерусалиме вси, — начал Петр. Вси— слово простирается ко всему миру, начав от Иерусалима до последних земли. Оно по Духу, истинно, Божию, прежде всего дышит кротостью, хотя пред­лагается людям, которые сейчас ругались над апостолами и недавно уби­ли Иисуса Христа, ими проповедуемого.

«Сие (как сказано ниже полнее, что вы ныне видите и слышите — теперь не нужно было пояснение: предмет мог быть показан рукою) вам разумно да будет, должно быть вам известно, и внушите глаголы Моя».

Часть слова, называемая в правилах витийства вступлением. Духонос­ный проповедник называет своим только глаголы, одну вещественность слова: прочее все — не его, а Духа Святого.

«Событие столь важно, как бы так говорил Петр, и достойно вашего внимания, а не укоризны или недоумений только, ни даже одного просто­го удивления; событие столь важно, что всем вам должно знать о нем как о предмете, который давно можно и надлежало знать вам».

Ст. 15. Не бо, якоже вы непщуете, сии пияни суть. При сих словах пропо­ведник указал, представляется мне, на себя и собратий. Есть бо час третий дне, — прибавил он.

Слово обращается, прежде всего, против предубеждения, которое об­ращало все настоящее дело в позор по легкомыслию некоторых. Настав­ник говорит о людях, к числу которых принадлежит и сам, как будто о других, так как говорит не от себя, а от Духа Божия, подобно как выражал­ся о себе и евангелист Иоанн. Нынешнего проповедника, впрочем, все видели; говорить ему о себе было бы излишне. Он не выставляет, в устра­нение нарекания, ни себя собственно, ни собратий; выставляет опровер­жение в другом виде, сколько простое, краткое, естественное, столько же и уважительное к слушателям, — время всем общее. Час третий дня счита­ется по-палестински с восхода солнечного.

«Что люди сии не пьяны, — как бы так говорил теперь апостол, — в том ручается собственный ваш, иудеи, слушатели наши, общий обычай (Петр стоял со всеми апостолами). Праздник Пятидесятницы все обыкновенно препровождают с особливым благоговением и вниманием; ссылаемся на вас, на известную строгость в соблюдении Закона народа нашего. Кто упивается у нас в простое время так рано? (На Востоке, по причине жары, значило бы это крайнюю нелепость.) Упивающиеся в нощи упиваются, — пи­сал св. Павел.

Далее следует часть слова положительная: предложение, чем служит здесь слово Писания, верное основание всему.

Ст. 16-21. «Но сие есть реченное пророком Иоилем». Естественно, надобно иудеям знать пророчества, и благоговеть к ним, а не смеяться над испол­нением их или оставаться с праздным только удивлением, с недоумения­ми. Что же сказано там?

«И будет в последние дни, глаголет Господь, излию от  Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваша, и юноши ваши видения узрят, и старцы ваши сония видят: ибо на рабы Моя и на рабы ни Моя, во дни оны излию от  Духа Моего, и прорекут. И дам чудеса на небеси горе, и знамения на земли низу: кровь и огнь и курение дыма. Солнце преложится в тьму, и луна в кровь, прежде даже не прийти дню Господню, великому и просвещенному. И будет всяк, иже еще призовет имя Господне, спасется».

При напоминании пророчества, и пророчества столь дивного, к обще­му спасению людей относящегося, могли ли слушатели иерусалимские отказать во внимании проповеднику? Ему оставалось далее сделать толь­ко приложение к слову, что настоящее событие есть, действительно, ис­полнение Слова Божия. В том и состоит далее вся речь Петрова, причем возобновляется приветствие или воззвание к слушателям как бы с новым приглашением их к большему, если можно еще, вниманию.

Ст. 22-23. «Мужие Израильстии!»

Приветствие новое. Оно было более почетно и приятно народу, неже­ли первое — Иудеи!  Первое напоминало более о настоящем состоянии на­рода; другое обращает его к тем первоначальным временам счастия на­родного, когда не только не сокращался он, как теперь, почти в одно из двенадцати колен Израиля по наименованию, и в два только по самой вещи, но и был в особенном Завете с Богом Авраама, Исаака и Иакова, равно и со своей стороны с полным ведением и любовью к Нему. Такое понятие о наименовании евреев израильтянами дает св. апостол Павел, когда говорит в похвалу иудеев: иже суть Израилите, ихже всыновление, и сла­ва, и завети, и законоположение, и служение, и обетования. В другом месте то же наименование выставляет св. Павел в преимущество, как отличное от общего звания евреев: Евреи ли суть ?- и аз: Израилите ли суть ?-и аз. Итак, св. Петр, воззванием своим вызывая слушателей к обращению внимания их на древнее пророчество и на настоящее дело Божие, хочет внушить им таким образом, чтобы народ вникнул в них как должно истинно народу Божию, иудеям не по наружности, но в тайне и обрезанию сердца духом.

«Послушайте словес сих» — словес пророчества, исполнения его в событии. В пророчестве заключается не один предмет, а многие, и именно: а) излияние Духа Божия на всех людей; б) знамения, имеющие предшество­вать некоторому особенному дню Господню; в) наступление дня сего; г) всеобщность спасения для всех народов. Изъяснение пророчества в сло­ве проповедника представляется в порядке частью обратном: а) знамения как свидетельства для всех поразительные и ясные; б) великий день Гос­подень; в) излияние Духа Святого и г) всеобщность спасения.

Сперва знамения.

«Иисуса Назореа, мужа от Бога извествованна в вас силами и чудесы и знаме­нии, яже сотвори Тем Бог посреде вас, якоже и сами весте. Сего нарекованным советом и проразумением Божиим предана приемше, руками беззаконных пригвож-дше, убисте».

Какой подлинно ряд чудес, явлений и знамений должен был предста­виться теперь слушателям апостола — чудес, явлений, знамений пятьдесять только дней назад занимавших весь Иерусалим, когда Иисус (Хрис­тос) Назорянин был на кресте! В пророчестве сказано о трех в особенно­сти знамениях — о крови, огне и курении дыма: они именно и исполни­лись в день распятия Иисусова; луна прилагалась в кровь, солнце (огонь) померкало, тьма была по всей земле, тьма с дымом, так как в тот же день было и землетрясение, при котором из трещин земли обыкновенно ис­торгается особенно пахучий дым. Вместе с сим сами собою в особенности приводились теперь слушателям на мысль те чудеса, кои сотворил Иисус среди израильтян и которые как бы забыты были в день распятия, — мно­горазличное исцеление больных неисцелимых, очищение прокаженных, просвещение слепых, спасение грешных, воскрешение мертвых. Неоднок­ратные свидетельства Божии в гласе с небес, ко Иисусу нисходившем сре­ди собраний народа, также должны причисляться сюда как явления на не­беси горе.

«Все такие знамения долго и непрерывно были среди вас, слушатели наши, — как бы так говорил Петр, — вы сами все сие знаете. И не свидетель­ства ли это Божественные, что Иисус от Бога? Не многие ли из вас сами говорили, что не мог бы человек сицева знамения творити, аще не бы Бог был с кади? Судя по тому, как Иисус свидетельствовал свыше и какие благодеяния сделал Он вам, нельзя бы, казалось, и случиться сему, что с ним сталось, но человеческие соображения все исчезли в глубине совета Божия о Нем! Вы его взяли как бы не собственною своею волею; Он Вам предан, вы убили Его — не сами, а руками беззаконных язычников. Все же то сделано с Ним по предопределенному намерению и предведению Божию».

Какими между тем утешительными мыслями, по возможности, обстав­лено здесь самое тяжкое слово для израильтян: убили Иисуса Назореа, мужа от Бога извествованна в вас силами, чудесами и знамениями, яже сотвори Тем Бог посреде вас, якоже и сами весте! А какой-то язык и есть, истинно, язык бес­предельной любви Самого Иисуса Христа, тотчас по воскресении пере­данный апостолам для сообщения ее всем без изъятия, не исключая нико­го! Апостол теперь сообщает им и сообщает ее не в словеси ласкания — со своей стороны называя все, как есть: «Вы убили Иисуса, — говорит он пря­мо, — но такой поступок исчезает в бездне любви Божией и предопределе­ний, если вы того хотите!» — как бы так изъясняется с тем вместе.

Далее богопроповедник изъясняет тот великий и славный день Госпо­день, о котором упоминается в приведенном пророчестве и прежде на­ступления которого должны быть явления на небе и знамения на земле, упоминаемые в пророчестве. Они в самом деле были, только за день пред самым наступлением дня Господня.

Ст. 24. «Его же Бог воскреси, разрешив болезни смертные, якоже не бяше мощно держиму быти Ему от нея», — продолжал апостол.

Как речь идет здесь о человеческой природе Господа Иисуса Христа, соединенной с Божеством в лице Его, то и говорит апостол соответствен­но сему понятию, что Иисус воскрешен, воскрешен как бы не собственно (то есть не человеческою) силою, — говорит притом сообразно понятию слушателей, еще не наставленных в истинном богословии о трех лицах Божества и о воплощении. Впрочем, когда сразу же прибавляется, что и не возможно Иисусу было оставаться мертвым, то сим самым сказывается уже, что воскрешение Его Богом не есть действие Божие внешнее, как воскрешение других людей, но сила воскресения заключалась в собствен­ном Божеском существе Самого Иисуса Христа. Знамения и чудеса произ­водил Сам Иисус; тою же силою и воскрес Он. В Нем обитает всяко исполне­ние Божества телесне, а Богом Словом вся быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть. Посему и выражение, что Бог воскресил Иисуса, значит не иное что, как природа Божеская во Иисусе возвратила человеческой природе Его жизнь собственною своею силою.

Так было для того, чтобы общая природа наша в лице Иисуса Христа получила нужное ей по смерти вооживление. Посему-то болезни смерти, кои уничтожены во Христе Иисусе и коим нельзя было удержать Его во Гробе, по отношению к нам называются на подлинном языке болезнями рождения (ώδΐνες). Он, как сказует в одном месте Слово Божие, — перворожден из мертвых. Смерть о Нем есть уже возрождение наше, способ прехождения в жизнь истинную и вечную.

Ст. 25-28. Впрочем, изъяснение таинства смерти Иисуса Христа, по соединению в нем естества Божеского и человеческого, было теперь еще не по слушателям и не в пору. Почему апостол, в изъяснение воскресения Иисусова, обращает внимание своих слушателей опять на слова Св. Писа­ния, которому не могли они не верить, и далее говорит как бы так:«Не думайте, впрочем, что воскресение Иисуса Христа, нами возвеща­емое, есть новость и случайность неожиданная, о которой, посему, можно рассуждать еще и с той стороны, возможно ли оно. Обратитесь к извест­ным для всех вас и столь часто повторяемых, по вся субботы чтомых в сина­гогах ваших, псалмам: в них давно уже Давид предсказал, что надобно не­когда быть такому воскресению.

«Давид бо глаголет о Нем (о Иисусе глаголет), предзрех Господа предо Мною выну: яко одесную Мене есть, да не подвижуся. Сего ради возвеселит сердце Мое, и возрадовася язык мой: еще же и плоть Моя веселится на уповании: яко не оставиши души Моея во аде, ниже даси преподобному Твоему видети истления. Сказал ми еси пути живота: исполниши мя веселия с лицем Твоим».

Слова предзрех Господа предо Мною выну; Ты дал мне познать пути жизни; Ты исполнишь Меня радостию с лицем Твоим ясно показывают притом, что говорившему таким образом о воскресении плоти Своей известен Само­му переход от смерти к жизни, и — он имеет общение с Господом непре­рывное и близкое, как одно лицо с другим равным лицом.

Ст. 29-31. «О Иисусе ли говорит таким образом Давид, а не о себе са­мом — желаете вы знать, израильтяне?» — продолжал апостол с новым чув­ством расположения к ним и любви.

«Мужие братия! достоит рещи с дерзновением к вам о патриарсе Давиде, яко и умре и погребене бысть, и гроб его есть в нас даже до дне сего.

«Это все известно, и такое слово не может быть сочтено за неуваже­ние к великому нашему предку», — продолжал апостол.

«Как же, — думаете вы, — говорил Давид таким образом о воскресении другого, как бы о собственном своем?»

«Пророк убо сый, и ведый, яко клятвою клятся ему Бог от плода чресл его по плоти воздвигнуты, Христа и посадити Его на престоле Его предвидев глагола о Воскресении Христове, яко не оставися душа Его во аде, ни плоть Его виде ис­тления».

«Он мог говорить таким образом от лица своего: Иисус Назорей — по­томок его по плоти и наследник вечного в доме Израилеве престола. И могло ли, в самом деле, такое слово Давидово остаться напрасным? А ког­да оно не исполнилось в лице Давида, вот исполнилось в лице одного из его потомков по плоти!»

Ст. 32. «Сего Иисуса воскреси Бог, Емуже вси мы есмы свидетели. «И в законе же вашем написано есть, яко двою человек свидетельство истин­но есть», — казалось, говорил теперь Петр самым видом своим с соапостолами — вот стоят пред вами двенадцать свидетелей — число священ­ное, положенное в самых основаниях народного бытия нашего, избран­ное Иисусом Христом как бы представительно от всего народа израильс­кого и всех племен земных!»Слово апостольское о воскресении Иисусовом относится к изъясне­нию той части пророчества, где говорится о наступлении особенного, великого и славного дня Господня. Апостол, значит, показывает, что сей день Господень (день Иеговы — еврейское имя Бога истинного) есть день Вос­кресения Иисуса Христа. Такой день следовал, в самом деле, сряду за дня­ми знамений, бывших на небеси и на земли. Известно, что днем Господа (днем Иеговы) называлась издревле Суббота, день седьмый, освященный покоем Господа по сотворении мира. Особенно был велик день тоя суббо­ты, перед которою распят был Иисус, по тому самому, что праздновалась тогда по Закону и Суббота, и Пасха иудейская, воспоминание прехождения народа из Египта в землю обетованную, но по благодати и истине, ко­торая явилась миру для спасения всего мира, проведения всех от смерти к вечной жизни, был день тоя Субботы еще более велик, по превосходству велик и славен. Изъясняет это Церковь в одном из своих догматиков — в догматике Великой Субботы, на вечерни перед Пасхою. «Днешний день тайно великий Моисей прообразоваше глаголя, — поет Церковь, — и бла­гослови Бог день седьмый, сия бо есть благословенная Суббота, сей есть упокоения день, в он же почи от всех дел Своих Единородный Сын Бо­жий, смотрением еже на смерть плотию субботствовав, и, во еже бе паки обращься воскресением, дарова нам живот вечный». Не суббота, впрочем, ветхозаветная составляет о Иисусе Христе день Господа, по слову богопро-поведника (подвиг Господа в день собственно субботний еще продолжал­ся, болезни смерти держали его по плоти во гробе), но следующий за нею день. Сей день — день Воскресения Господня — есть день истинной Пасхи, или приведения рода человеческого от смерти к жизни. Он-то стал днем Господним (ημέρα κυριακή). Так называется день недельный в самом нача­ле Церкви апостольской, как видим в Откровении. Св. Павел в Послании своем к Евреям со всею подробностью раскрыл, что понятие о дне Господ­нем, по пророчеству Давидову, должно быть перенесено с Субботы, соб­ственно так называемой, на день нового покоя о Иисусе Христе. В самом деле, оба дни сии — день Субботы и день единый, так сказать, слились тогда в один. Воскресение Господа последовало на самой черте между ними, как видно из Истории евангельской, где и упоминается частью в начале следу­ющего дня. В самую Субботу, когда Тело Господа почивало во гробе, ду­шою, яко Бог, сходил Господь во ад и там явил славу Свою ветхозаветным верующим так же, как минувшей Субботе восстал и телом для утверждения на земле благодатного царства Своего.

В такой же день — в день воскресный, или недельный, — явилось и то, о чем, собственно, говорено было теперь апостолом, — излияние Духа Бо­жия — день великий и славный, или ясный, просвещенный, день, в который, по слову пророка, дары ведения Божественного должны излиться на всякую плоть, так что и пророчества, и видения, и откровения должны соста­вить достояние всех верующих без различия народов, пола и возраста. В самом деле, св. Петр в другой своей проповеди вместо одного дня упоми­нает о всех тогдашних днях. Вси пророцы, говорят, предвозвестиша дни сия. Почему под именем дня Господня, предвозвещенного пророком Иоилем, можно разуметь, по апостольскому слову, и все время наставшее во Христе Иисусе, с Его воскресением; но день Воскресения есть как бы утро полно­го, великого дня благодати, инаго жития вечного начало, как поем мы о Христове дне. И вообще, всякий день праздников наших, праздников о Госпо­де может справедливо называться одним из дней Господних, так как все праз­дники и в Ветхозаветной Церкви назывались Субботами Господними, а про­роки предвозвещали о днях спасения нашего тот — о таком, другой — о другом; один, например, о Вознесении, другой — о Рождестве, о Креще­нии Христовом в особенности; однако ж день Воскресения Христова меж­ду ними есть «един Суббот Царь и Господь», по выражению Церкви.

Нет сомнения, что день света и откровения должен быть днем Господним великим и просвещенным, но точно ли настал он по пророчеству? — вот что в особенности должно быть изъяснено теперь иерусалимским слушателям апостолов. Что распят Иисус Христос, это было известно, но что Он и воскрес, чему не веровали иудеи, — в том состояла теперь главным обра­зом нужда изъяснения о дне Господнем. И то доказано теперь даже проро­чествами — не только свидетелями.

Где же воскресший Иисус? — само собою представлялось теперь иуде­ям. Почему апостол продолжал:

Ст. 33. «Десницею убо Божиею вознесеся, и обетование Святого Духа прием от Отца излил  сие, еже вы ныне видите и слышите».

Когда несомненно то, что Иисус воскрес, не может уже казаться див­ным, что не видим Его ныне. Он вознесся на небеса тою же силою Боже­ства, которою и воскрес. И тому, что Он вознесся, мы — свидетели. Кто не мог быть удержан во гробе смертью, Тот не остался уже среди тления настоящей жизни. А пред разлучением с нами, сперва на смерть, говорил Он нам, что ею от Бога Отца исходатайствует Духа Святого для нас, и потом, перед вознесением и при самом вознесении Своем, сказал опре­деленно, чтобы мы вскоре ждали исполнения обетования Его, не выходя из Иерусалима. Пятьдесят дней назад как воскрес Иисус, десять — как воз­несся; очевидно, Он принял от Отца то, что обещал нам, и исполнил то, что вы видите и слышите. Пророчество Иоиля в точности исполнилось. Дух Святой излит на всяку плоть. Слышите — неученые галилеяне сии го­ворят разными языками! Собрание наше составляют и рабы, и рабыни Гос­подни (Пресвятая Дева и равноапостольные жены, о коих было прежде сказано, что они были в собраниях апостольских по вознесении Господнем, без сомнения, были в собрании и в день сошествия Духа). Вот, в нем есть и юноши, и старцы. (Из самых апостолов были некоторые, напри­мер, Иоанн и Филипп, в юношеском возрасте). Не ясно ли открылся на всех нас первый из даров Духа, упоминаемых в слове пророческом, — дух пророчества?

И о том, что не Давид, а некто из потомков его должен был взойти на небеса, сказано также им самим, Давидом.

Ст. 34. «Не бо Давид взыде на небеса: глаголет бо сам: рече Господь Господеви Моему: седи одесную Мене».

Слова сии предлагал некогда иудеям и Господь Иисус. Он спросил од­нажды, чей сын должен быть, по их понятию, Мессия? И когда иудеи сказа­ли, что Давидов, то Господь присовокупил: как же Давид Духом называет его Господом и как Господь (по-еврейски Иегова, имя Божие) может быть сыном Давиду? Рассуждение вело к тому, что хотя Мессия и действительно должен быть сыном Давидовым, но только — по плоти, и что должно быть в нем и другое естество, по которому Он Господь, Иегова, Сын Божий.

Ст. 35. «Дондеже положу враги Твоя подножие ног Твоих», продолжал про­рок Давид и теперь — апостол Петр. Слова, по разуму их, как изъясняет в других местах св. Павел, значат то, что и смерть есть враг Господа (ее не сотвоил Бог) и что она также должна быть в свое время покорена Им — Им, собственным Его лицом. По отношению к другим, чтобы то есть и все люди о Христе Иисусе освобождены были от смерти и тления через общее вос­кресение, она и называется в Писании врагом последним.

Ст. 36. «Твердо убо да разумеет весь дом Израилев, яко и Господа и Христа Его Бог сотворил есть, Сего Иисуса, Его же вы распясте».

Обращается, наконец, слово апостольское ко всякому дому Израилеву. Сперва называло оно слушателей своих иудеями, потом — израильтяна­ми, далее — братиями, ныне, наконец, — всяким домом Израилевым, давая последним воззванием разуметь, что всякий в собственном кругу своем должен знать для себя проповедуемую истину, и, если бы кто не принял ее из соотечественников или даже из родственников, отделиться для нее от других. Господь давно предназначил уже в Евангелии Своем такое разде­ление о Нем в семействах — разделение сына от отца, матери от дочери, невесты от свекрови и проч.

Заключение слова о Иисусе, как Господе и Христе или Мессии (Изба­вителе), относится ко всей сказанной беседе и частнее, или ближе, -к словам Писания в ней: рече Господь Господеви Моему, седи одесную Мене. А что такое лицо, и Господь и Христос есть Иисус распятый, тому доказатель­ством служит все, что сказано было выше во всей апостольской беседе.

«Яко и Господа и Христа Бог сотворил есть Его», — говорит апостол. Само собою разумеется, сотворение здесь не такое, какое надобно разуметь осоздании тварей. Пусть таким образом и можно было бы (говорим пред­положительно) сказать о Мессии, Избавителе, что Богу угодно было уст­роить Его в каком-либо, особенными дарованиями одаренном, разумном создании Своем, но сотворить Господа, Иегову, нельзя. Если Мессия про­сто сын Давида, то как Давид, по вдохновению Божественному, нарицает Его Господом, Иеговою, — говорил Христос? В каком же, посему, разуме говорится, что и Господем и Мессиею Бог сотворил Иисуса, изъяснением тому служит довольно часто употребляющийся в Писании оборот речи, выра­жающий такую мысль, что все делается свыше, Богом. Оборот сей заклю­чается, например, в следующих выражениях: Аз ожесточу сердце фараоново, говорит в одном месте Бог, и послет пронареченного вам Христа Иисуса, го­ворит в книге же Деяний св. Петр к иудеям. Можно ли, собственно, разу­меть, что Сам Бог ожесточал сердце фараоново, тогда как Бог принимал все средства к смягчению сего сердца, а иначе Сам был бы причиною фа­раонова ожесточения? Можно ли просто сказать, что Бог пошлет иудеям Мессию, тогда как Мессия был уже послан? Не ясно ли, что таким обра­зом приводится только Богом в явление то, что скрыто от людей? Да, упо­мянутые выражения имеют значение такое же, как сказано было: я пока­жу, сколько жестоко сердце фараоново; Бог откроет вам, что Мессия послан уже к вам. Так и здесь, в речи апостольской, выражение и Господем и Христом Бог сотворил Иисуса значит по библейскому наречию то же самое, как бы ска­зано было: Бог явил, или как выше сказано, засвидетельствовал, что Иисус есть и Господь и Христос, явил таким образом, как сказано выше, то есть показал через знамения, чудеса, пророчества и самые дела.

Ст. 37. «Сего Иисуса, Его же выраспясте», — сказал апостол иудеям. После всего того, что перед сим сказано было, какою тяжестью должны были пасть такие слова на совесть его слушателей! Так, слушатели апостола Петра, выслушав речи, умилились сердцем, тотчас начали говорить как Петру, так и прочим апостолам: что сотворим, мужие братия? Петр продолжал заключение речи своей:

Ст. 38. «Покайтеся, и да крестится кийждо вас во имя Иисуса Христа во оставление грехов: и Приимите дар Святаго Духа».

«Покайтеся» (то же слово, которым начиналось благовестие и Предтечево, и Христово, но уже в совершенном исполнении). Надобно вам не только переменить образ жизни и мыслей, но и сделать это не иначе, как во Христе Иисусе, распятом за грехи наши и восставшем за оправдание наше; без того нет истинного покаяния. Креститесь, и тот же дар Духа Святого, какой видите теперь на нас или у нас, получите и вы. Надобно излиться Ему на всяку плоть; надобно получить его всем, кто призовет Господа Иису­са. Но вам, братия израильтяне, надобно принять Духа, призвать имя Гос­подне прежде всех иных народов.Ст. 39. «Вам бо есть обетование и чадам вашим и всем дальним, елики аще призовет Господь Бог наш».

«Обещание о том, что сказано в пророчестве Иоиля о дне Господнем. Благодать столь обильно излилась с неба, что не ограничится нами или вами одними, но и все народы будут призваны во благодать сию».

Ст. 40. Заключение беседы апостольской состоит из заключения про­рочества. Заключение поистине назидательнейшее: оно состоит в указа­нии средств к исполнению или приобретению того, о чем было поучение. И иными словеси  множайшими, присовокупляет  дееписатель, засвидетельство-ваше и моляше их, глаголя: спаситеся от рода строптиваго сего. Таким образом склонял он слово от общих созерцательных истин спасения к тому наипа­че, чтобы действительно воспользовались ими люди, слушающие об них; достойная особливого также примечания для слушателей Слова черта поучения — указание средств к исполнению.

Некоторые из мудрых века сего, вероятно, подумают, какого бы превысп­реннего витийства надобно было ожидать от того, кто стал говорить в состоя­нии вдохновения свыше? Каких непостижимых мыслей, какого велеречия, какого искусства в изобретении, в расположении слова! Но как, напротив, просто слово от Духа Божия! Предмет его один—Бог, чертеж слова—располо­жение слова из Откровения Божия; основание или доводы — опять Открове­ние и опыт, изложение — истинность, украшение — простота, дух—искренняя любовь к  Богу и ближним; цель—спасение всех, заключение —указание средств к тому. Не это ли и есть, что св. Павел называет в Слове явлением духа и силы на пользу, — на пользу? Конечно, мы, обыкновенные служители Слова Божия, ни­когда не можем возноситься до высоты даров Духа обитавших в апостолах, но по мере сил непременно должны держаться и мы святых примеров служения нашего, призывая на дело свое Духа истины, единого всех Наставника.

 

Изъяснение пророчества Иоиля

(2: 17-21)

Блаженный Феофилакт. «Толкование на Деяния святых апостолов». Казань, 1871

И будет в последние дни, глаголет Господь, излию от  Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваша: и юноши ваши видения узрят, и старцы ваши сония увидят (ст. 17). Ибо на рабы Моя и на рабыни Моя, во дни оны излию от Духа Моего, и прорекут (ст. 18).

Не сказано: излию Духа Моего, но от Духа Моего. Не Дух, но дар Духа из­ливается на всяку плоть и именно на уверовавшую, то есть на язычников. Но он еще не открывает им этого, а слова на всяку плоть подают им и доб­рые надежды и не позволяют ожидаемые блага присваивать себе одним; через это самое он подсекает и зависть в самом ее корне. Обрати же вни­мание на то, как разнообразно Откровение Святого Духа. Один, имея бла­годать Духа, пророчествует; другой, неспособный на это служение, полу­чает дар видений: так Петр в шестом часу дня видит сосуд; так Корнилий в девятом часу видит ангела. Видение сердцем не называется взглядом или взором (δράμα), но видением (δρασις). Иначе видят видение: так видевший говорит «иди»; иначе видит теорему, когда видят уже не глазами; иначе поучаются образами, какие представляются во сне.

И дам чудеса на небеси горе, и знамения на земли низу, кровь, и огнь, и курение дыма (ст. 19). Солнце преломится во тму, и луна в кровь, прежде даже не прийти дню Господню, великому и просвещенному (ст. 20). И будет всяк, иже аще призовет имя Господне, спасется (ст. 21).

Этими словами пророк наперед ясно предсказывает и о будущем Суде, и об Иерусалиме, и о плене иудеев, и о событиях, имевших быть при Кре­сте Христовом, и наконец, о том, что случилось с иудеями вследствие рим­ской войны, когда в Иудее проливалось римлянами множество крови, ког­да развевался дым от сожигаемых городов и селений. Через это иудеи несли наказание за свою дерзость против Христа — за дерзость, которой не перенесло и самое солнце и смежило свое око, световую силу, и луна свой сребровидный образ изменила в красный свет. Говорят, однако же, будто много подобных явлений было на небе и во время разрушения Иеру­салима; так свидетельствует Иосиф (Флавий). Впрочем, словами луна пре-ложится в кровь пророк указывает и на чрезмерную жестокость заклания (т.е. распятия Господа). Но почему происходит это в третьем часу? Что­бы показать чудесность этого явления: блеск огня виден среди светлого дня, когда все на площади! Впрочем, составитель (богослужебных) пес­ней понимает сказанное пророком так: кровь — воплощение, огонь — Бо­жество, курение дыма — Святой Дух, осенивший наитием Деву и испол­нивший мир благовонием, а под днем Господним разумеет день воскресе­ния. Но Господь говорит: излию от  Духа Моего, прежде неже приити дню Гос­подню. Скажи иудею: если одно лицо и одно имя у Божества и если Бог говорит Сам о Себе, то почему не сказал: прежде нежели прийти дню Моему? Если, говорит (Петр), вы согрешаете теперь безнаказанно, так на это не надейтесь, потому что это только начало того великого и труд­ного дня. Подвигнув этим и устрашив сердца их, он успокаивает их и доз­воляет им питать добрые надежды. И будет всяк, иже аще призовет имя Гос­подне, спасется. Но не просто призовет, потому что говорится: не всяк, глаголяй Ми: Господи, Господи; нет, всяк, кто призовет с расположением и с доброй жизнью. Включив теперь в свою речь слово о вере (о необхо­димости веры), потому что спасение зависит от призывания, он делает (свою) речь удобопонятною. Имя Господне, по объяснению Павла, при-зывается во имя Христа, но Петр на этот раз не решился открыть это своим слушателям.

 

Об исполнении пророчества Иоиля над иудейством и язычеством (ст. 19-20)

Иннокентий, архиеп. Херсонский. Сочинения, т. 1, изд. 1872 г.

И дам чудеса на небеси горе и знамения на земли низу, кровь, и огнь, и курение дыма. Солнце преложится во тму и луна в кровь, прежде неже прийти дню Господню великому и просвещенному. Читая с благоговением сие пророчество, я вся­кий раз невольно вопрошал сам себя: что бы это за чудеса на небеси и знамения на земли, что бы это за огнь, и кровь, и курение дыма, за помра­чение солнца и преложение луны в кровь, предвозвещаемые пророком? Правда, в горнице Сионской, где были собраны апостолы в день Пятиде­сятницы, бысть шум, яко носимую дыханию бурну, но это дыхание никому не вредило, а только привлекало собою общее внимание на апостолов. Прав­да, что при сем явились и языцы разделены, яко огненни, но эти языцы нико­го не опаляли собою, а в мире и тишине почили на главах апостолов. Где же огнь, и кровь, и курение дыма? Где помрачение солнца? Где преложе­ние луны в кровь?

Таким образом, можно подумать, что пророчество не исполнилось, но возможно ли, чтобы не оправдалось на деле то, что предвозвещено Духом Святым? Нет, провещенное пророком не могло не исполниться и испол­нилось, только не в один, так сказать, день, а в продолжение целого про­странства времени, ибо это пророчество, хотя собственно идет к преславному сошествию Св. Духа на апостолов, яко началу Нового Завета, но вме­сте с тем обнимает собою не одно это событие и начало, а и дальнейшую судьбу и утверждение всего Нового Завета.

И дам завет нов. Как решительно все это исполнилось, спустя несколь­ко лет, при разрушении Иерусалима и падении Иудеи! Сколько тут крови, огня и дыму! Сколько раз за этою мглою и огнем не видно было на гори­зонте Иерусалима ни солнца, ни луны! И все эти грозные события служи­ли ни к чему другому, как и к упразднению Ветхого, и к утверждению в силе Нового Завета и, следовательно, были как бы сопровождением его явления.

Подобное можно сказать и о некоторых последующих временах, на­пример Диоклитиановом, когда скончалась последняя борьба христиан­ства с иудейством и язычеством. Не пламенели ли тогда все жители Им­перии (что почти то же, что весь свет) лютым гонением на последовате­лей Христовых? Не всюду ли текли потоки крови мучеников и исповед­ников? Не давало ли небо особенных знамений? И не происходило ли на земле страшного события? И все это к чему послужило, как не к оконча­тельному утверждению новозаветной религии и к уничтожению иудей­ства и язычества?

Примечание: Во время Крымской войны были замечены чрезвычайные знамения на небе и на земле: Германия видела на своем небе целые воин­ства с всеоружием; в наших поволжских странах с видом луны произошли необыкновенные превращения; землетрясение в Бруссе, под глазами са­мого Константинополя, произвело сильное опустошение. Преосвящен­ный Иннокентий видит в этом знамения, которые предвещали торжество христианства в ослаблении перед ним магометанства и, следовательно, как бы новое излияние Духа истины и благодати свыше на землю.

 

Богослужение апостольского времени (2: 42-47)

Ф. Смирнов, ныне епископ Христофор. Труды Киевской духовной академии, 1873, т. 1

Как скоро после сошествия Св. Духа и следовавшей затем проповеди апо­стола Петра возникло первое христианское общество крещеных верую­щих, имеющих одно сердце и одну душу, в сознании их общения со Хрис­том и между собою через союз одного духа, одной веры и одного креще­ния, общество это естественно должно было открыться и внешним обра­зом в своей жизни. Эту жизнь общества в ее первоначальной свежести, в единстве и полноте веры и любви изображает нам книга Деяний в непос­редственной связи с событием Пятидесятницы и крещения трех тысяч иудеев — в гл. 2: 42-47 и особенно в ст. 42. И они постоянно пребывали в уче­нии апостолов (τη διδαχή των αποστόλων), в общении (τη κοινωνία), в преломле­нии хлеба (τη κλάσει του άρτου) и в молитвах (ταΐς προσευχαΐς).

Некоторые ученые хотят видеть в этом стихе нарочитое описание бо­гослужения первобытного христианского общества и относиться к нему исключительно, как, между прочими, Мосгейм и Ольсгаузен. Но против этого говорит уже перечисляемое в стихе между другими явлениями κοινωνία, которое не составляет и не может составлять какой-нибудь осо­бой части богослужения, и потом то обстоятельство, что в 46 стихе снова говорится о богослужении.

Вообще, в основании мнения названных ученых лежит такое разделе­ние общественной жизни и общественного богослужения, от которого еще далеко было только что зарождавшееся общество христианское.

Скорее, согласно с Гарнаком, нужно признать, что во всем отделе кни­ги Деяний от 42 до 47 стиха (2-й главы) Лука изображает общинную жизнь первых христиан в ее главных отношениях: так, в 43 стихе он указывает на деятельность апостолов, в 44 и 45 говорит о взаимном общении всех членов общества, выражающемся в деятельной и самоотверженной люб­ви братской и в 46 — о богослужении. Все эти моменты обнимает вступи­тельный 42 стих, по отношению к которому все другие служат дополнени­ем и пояснением и который, следовательно, может быть понимаем как известие о совокупном явлении христианской общественной жизни, ко­торая представляется в нем как со стороны зависимого отношения веру­ющих к апостолам, которым они свободно подчинялись, так со стороны их внутреннего отношения между собою, их постоянного братского об­щения, выражавшегося особенно в общественной молитве и преломле­нии хлеба. Христианская жизнь первоначального общества представля­ется, таким образом, как продолжительное или постоянное обществен­ное богослужение, и в этом смысле рассматриваемый стих (42) может и должен быть относим и к богослужению. На основании этого стиха, но лишь в связи с дополняющими его следующими стихами, можно составить приблизительное понятие об основных частях и свойствах первоначаль­ного богослужения иерусалимского общества.

При этом нужно остерегаться, однако, рассматривать это бесформен­ное и семейное, почти не выделяющееся от обыденного образа жизни верующих, первобытное богослужение как самостоятельный институт, правильно организованный и получивший определенную форму. Правда с самого начала уже дают себя заметить главные составные части христи­анского богослужения, но они не успели еще выделиться из общей связи жизни юного общества, в которой все отдельные нити переплетаются между собой; богослужение является непосредственным выражением об­щественного духа и, по мере потребности веры, является то отдельно, то в связи с общей жизнью. Несомненно во всяком случае, что в самом нача­ле христианской общественной жизни даны зародыши позднейшего чина общественного богослужения, даже различных видов его.

1) При чтении 42-го стиха мы замечаем, прежде всего, существующее в первобытном христианском обществе различие, даже некоторую противо­положность между апостолами и верующими. Первые — руководители и учи­тели, последние—ученики. «Они (верующие) постоянно пребывали в учении апостолов» (τη διδαχή των αποστόλων). Такое отношение между апостолами и обществом установилось естественно, само собою, независимо от созна­ния апостолами своего авторитета и своих прав, в силу религиозной и нравственной зависимости общества. Апостольской проповеди общество обязано своим происхождением; оно должно было поэтому постоянно находиться под руководством апостолов, пребывать в учении их или ина­че — оно должно было созидаться на основании апостолов: оно не могло ни продолжать своего существования, ни распространяться, не утверждаясь непоколебимо на этом основании. Этот принцип свободно подчинен­ного отношения общества к апостолам должен был высказаться, прежде всего, в богослужебной жизни, в частности, в учении. Последнее, сообраз­но с назначением общества, должно было принять двоякое направление: внешнее (экстенсивное) — через исполнение миссионерского призвания общества среди Израиля посредством открытого исповедания веры Хри­стовой, и внутреннее (интенсивное) — через взаимное назидание в част­ных собраниях. То и другое назначение исполняли преимущественно сами апостолы, открыто проповедуя Иисуса Христа людям и согласно Его запо­веди уча соблюдать то, что Он заповедал им. Служение Слову апостолы считали своим первым долгом (Деян. 6:4), но не присвояли себе исключи­тельно. Рядом с апостолами правом общественного слова пользовались уже и другие, как напр., диакон Стефан, который избран был лишь на эко­номическую общественную должность, но, исполненный силы и духа, проповедовал Христа и открыто вел спор с представителями синагог. И апостолы не лишали этого права никого, хотя апостол Иаков предостере­гает от учительства тех, кои пользовались этим правом непризванно, из одного тщеславия, и вообще советует благоразумно пользоваться даром слова; право на общественное учительство, по апостолу, дает внутреннее достоинство человека, мудрость и добрая жизнь (Иак. 3). Со временем при поставлении пресвитеров к обязанностям их относили не только надзор, но и учительскую деятельность, как справедливо заключает Pome на ос­новании 7 и 17 стихов 13 главы Послания к Евреям.

Так как с одной стороны «учение апостолов», как видно из их писаний, непосредственно примыкало к священным писаниям Ветхого Завета, осо­бенно к пророческим частям их, и так как с другой стороны новое обще­ство состояло из иудеев и даже не порвало своей связи с храмом и синаго­гой (Деян. 3:46), то естественно думать, что в богослужении иерусалимс­ких христиан удержано было обычное употребление библейских чтений, которые предполагали апостольское учение и с которыми, по всей веро­ятности, стояло в непосредственной связи, так что пророки, наряду с апо­столами, являлись учителями общества и идея единства двух Заветов фак­тически осуществлялась в богослужении.

Было бы несправедливо, конечно, думать, что оба эти элемента богослу­жения—учение и чтение писаний — были расположены в известном поряд­ке или системе и были приурочены к известным лицам как теперь. Чтение и учение сливались еще как бы в один акт и являлись в форме непринуж­денной семейной беседы членов общества, в которой предпочтительно перед другими принимали участие лица более способные, обладающие бла­годатными дарами, под председательством и руководством апостолов. На это указывает и древнейшее название этой части богослужения — ομιλία.2)  Другое выражение в нашем стихе — общение (κοινωνία) — по самой общности и неопределенности приводило в затруднение ученых, особен­но тех, которые стих этот относят исключительно к богослужению, и по­дало повод к разным мнениям и предположениям.

Стихи 44 и 45, равно как соподчиненное положение «κοινωνία» в отно­шении к διδαχή и «κλάσις τοΰ άρτου», дают возможность определить настоя­щий смысл его. Оно означает взаимное братское общение верующих, как нравственное, так и имущественное. Они как братья составляли одну се­мью, каждый член которой принадлежал всецело обществу и доброволь­но отказывался от личной собственности, которой общество располага­ло сообразно с нуждами каждого. С другой стороны, каждый смотрел на другого как на своего собрата во Христе и оказывал ему должную любовь и братское расположение. Это братское отношение друг к другу и взаим­ная материальная поддержка (Ср. 2 Кор. 9), оказываемая взаимно, самым наглядным образом выражалась в общественном богослужении. Потому-то апостол и поставил «κοινωνία» рядом с другими актами богослужения. Позднейшее употребление в книгах новозаветных слов κοινωνία оправды­вает высказанное нами соображение относительно его смысла. Κοινωνία и κοινωνεΐν часто употребляются для обозначения дел христианской благо­творительности и милосердия (Рим. 12:13; 2 Кор. 8:4; 9:13; 1 Тим. 6:18) и иногда в связи εύποιία (Евр. 13:16).

Мы увидим также, что «κοινωνία» удержано в общественном богослуже­нии после апостольского времени не только в смысле «είναι επί το αυτό», но и εχειν άπαντα κοινά. Оно обнаруживалось в общих вечерях, или агапах, для которых каждый уделял сколько мог. Благодаря тесной связи своей с молитвой и Евхаристией агапы получили специфически богослужебный характер, а вместе с тем и это обнаружение κοινωνία, добровольное при­ношение нужных даров, образовало богослужебный акт, хотя больше при­готовительного и подчиненного рода.

Поэтому, если мы и не можем с Мосгеймом и Ольсгаузеном признать κοινωνία приношения в позднейшем смысле этого слова, во всяком случае, так как κοινωνία обнаруживалось, между прочим, и в добровольных пожер­твованиях в пользу общества, которые поступали в распоряжение апосто­лов и на счет которых  устроялись вечери, то в κοινωνία можно видеть, ка­жется, первоначальное возникновение позднейших приношений (oblatio = προσφορά) и смотреть на этот обычай как на установление апостольское, с постепенным выделением богослужения из общей жизни, принявшее другую форму, но, в сущности, выражающее тоже апостольское κοινωνία.

3) Средоточие общественной жизни первых христиан иерусалимских и высшее выражение κοινωνία, понимаемого в широком смысле, составля­ло преломление хлеба (κλάσις τοΰ άρτου). По-видимому, едва ли может быть вопрос, разуметь ли под κλάσις του άρτου в рассматриваемом месте обык­новенные вечери или исключительно Евхаристию, если всегда иметь в виду то, что в обществе иерусалимском первоначально еще не были разде­лены богослужение и обыденная жизнь христиан. И словоупотребление не говорит за себя ничего решительного. Правда κλαν άρτον во многих местах новозаветных писаний употребляется для обозначения Евхарис­тии (Мф. 26:26; 1 Кор. 10:16), но оно не может быть принимаемо всегда исключительно в этом значении, как предполагает Pome. Этого не допус­кают многие места Писания (Мф. 14:19; Лк. 24: 30, 35; Деян. 27:35). Напро­тив, из 46 стиха рассматриваемого места мы узнаем, что у христиан иеру­салимских были ежедневные домашние обеды τράπεζαι (Деян. 6:2), на ко­торых тоже преломляли хлеб. Поэтому под κλάσις του άρτου нужно разу­меть священные вечери вообще.

Спрашивается, какое значение имели эти вечери и откуда получили они свое начало? Есть ли это явление чисто христианское или же привнесен­ное отвне?

Бесспорно, подобные вечери существовали как в иудействе, так и в язы­честве, и новообращенные христиане иудейские вечери могли знать по опыту, так как сами участвовали в них до своего обращения, языческие — по слуху. Но одна аналогия, и притом чисто внешняя аналогия вечерей христианских с дохристианскими, не дает права ставить их в историчес­ки причинную связь и первые производить из последних. Мы должны вникать в сущность исторического явления, как представляется оно само в себе, в своей объективной действительности, и на основании положи­тельных данных объяснять его происхождение.

Из книги Деяний, гл. 2, ст. 46, мы видим, что христианские вечери получили свое начало естественно и независимо от сторонних влияний, с первым зарождением христианского общества, которое в них именно впервые открылось как собственно христианское общество, в отличие от общества иудейского. Отделившиеся от «рода развращенного» (Деян. 2:40), соединенные крещением, исполненные Духом Святым христиане образовали одну семью и имели все общее (Деян. 2:44-45 и 4:34-35), даже ежедневные вечери. К такой тесно сплоченной общинной жизни совне располагала опасность грозившая им со стороны их соплеменников, из­нутри, — тот дух братства и свободной любви друг к другу, какой породи­ло христианство. Сам Спаситель Своим отношением к ученикам предста­вил первообраз истинно христианской жизни. Сам Он считал Себя от­цом и обращался с ними как со Своими детьми (Мф. 10:25; 20:1; Лк. 13:25). Его малое стадо, или малый кружок учеников, лично принимал в них уча­стие. Правда название (άγάπαι) указывает на то, что они обязаны своим происхождением главным образом христианской братской любви (αγάπη)или, лучше, общению (κοινωνία) , которое нашло в них соответствующее выражение своего существа. Тертуллиан противополагает характер хри­стианских агап характеру языческих обедов, к которым допускались и бедные, и в этом отношении указывает существенную разницу между теми и другими. В то время, как там бедные допускались к столу только в каче­стве шутов, христиане принимали их как братьев, чисто из любви к ним; на эту-то любовь указывает самое название άγάπαι... В этой-то любви, в этом общении исключительно и полагают источник или начало проис­хождения агап, по примеру Златоуста, который называет агапы απόρροια της κοινωνίας εκείνης... Как ни неоспоримо это, все-таки остается необъясненным, почему христианская братская любовь и общение в общей имен­но трапезе искали своего осуществления, а не проявились в другой ка­кой-нибудь форме.

Вполне удовлетворительный ответ на этот вопрос мы получим лишь тогда, когда рядом с этим, так сказать, субъективным началом происхож­дения агап поставим объективное начало; такова последняя предсмерт­ная вечеря Господа и следовавшее затем повеление совершать благосло­вение и преломление хлеба и принимать чашу, затем — образовавшаяся на основании этой вечери последующая форма Евхаристии, нераздель­ной со вкушением пищи, — форма, в которой общество христианское после сошествия Св. Духа впервые проявило себя. Имея в виду эти поло­жительные основы общинной христианской жизни, нет надобности ис­кать причин происхождения агап вне христианства. Христианская лю­бовь, возникшая из особого источника, совершенно противоположного иудейскому и языческому принципу, не имела нужды ни заимствовать, ни изобретать формы для своего проявления и осуществления; такая форма уже дана была, стоило только воспользоваться этой готовой фор­мой, и она воспользовалась. Агапы, таким образом, образовались весьма естественно из вышеуказанных первоначальных вечерей первобытного общества и представляют лишь к изменившимся обстоятельствам при­норовленное видоизменение их. Первая, как и последняя, имела соб­ственно христианское, объективно обусловливаемое, происхождение. · Они в одно и то же время и вечери Господни, и вечери братской любви христи­ан. Одну сторону их выражает название «δεΐπνον κυριακόν», другую -«άγάπαι»; ту и другую обнимает древнейшее название «κλάσις του άρτου», Агапы, как и первоначальные вечери, находились в тесной связи с Евха­ристией. В этом они имели свое оправдание, свою опору и свою цель; только в связи с Евхаристией они имели неоспоримое значение. Отде­ленные от нее, они стали делом второстепенным и потому должны были мало-помалу выходить из употребления, как показывает история, и, на­конец, исчезнуть совсем. Вопрос: прежде ли Евхаристии или после совершались агапы? — обра­щал на себя большое внимание ученых. Бинтерим с большим остроуми­ем силился доказать, что агапы всегда, и уже в апостольское время, со­вершаемы были после Евхаристии. Люфт признает за несомненное, что сначала агапы предшествовали Евхаристии. В пользу этого мнения он ука­зывает на аналогию их с первоначальной вечерей Господа, которой сле­довали, конечно, и в этом отношении апостолы, как во всем другом, и затем — на первое Послание к Коринфянам. Впоследствии, по причине беспорядков, агапы стали совершать, по его мнению, после Евхаристии, и это случилось, вероятно, уже в апостольское время. Дремер также раз­личает древний и последующий обычай в этом отношении. Последний (обычай) основывался, по его мнению, на аскетическом предположении, что Евхаристия должна быть принимаема натощак. О практике после апостольского времени совершать агапы после Евхаристии свидетельству­ют Киприан, Тертуллиан, Василий В., Златоуст, Иероним. Августин в пись­ме к Ианнуарию обычай совершать Евхаристию натощак называет апос­тольским учреждением.

4) Наконец, в рассматриваемом месте, в ряду фактов, из коих слага­лась жизнь христианского общества, называются молитвы (προσευχαί). И это выражение, по справедливому замечанию Гарнака, всего естествен­нее объяснять по аналогии с другими, уже рассмотренными выше, и разу­меть под ним как ежедневные часы молитвы, которые соблюдаемы были и первыми христианами (Деян. 3:1-10; 9: 22,17), так особенно обществен­ные молитвы и песнопения, которыми сопровождались агапы с прелом­лением хлеба (Ср. Мф. 26: 26, 27, 30; Деян. 2:46). Молитвы эти в связи с διακονία του λόγου, в противоположность διακονεΐν τραπέζαις (Деян. 6: 2, 4), придавали вечерям характер священный и возводили на степень богослу­жебного акта согласно учению апостола (1 Тим. 4:5).

Нет сомнения, что апостолы как председатели общества, заправляв­шие ходом вечерей вообще, были главными совершителями молитв: им при­надлежало начало в этом деле; и προσευχαί, как и διακονία του λόγου, они считали своим священным долгом, для которого отказывались от διακονεΐν τραπέζαις. Но и общество не пассивно относилось к этому акту, как это было обыкновенно в храмовом и синагогальном культе, а принимало деятель­ное участие (Деян. 1:14). В какой форме выражалось это участие вообще в постоянных молитвенных собраниях — через произношение ли перед молитвою и после молитвы утвердительной формулы аминь, или в форме антифонной, или в форме ипофонной (т.е. в форме подпевания) — на этот счет нет известий в писаниях новозаветных. Известен только один, осо­бенный, впрочем, случай, ясно показывающий, что общество не стесня­лось какой-нибудь формой в этом отношении и громко произносило молитву. Когда Петр и Иоанн, отпущенные первосвященниками, возврати­лись к обществу христиан, последние «единодушно возвысили голос к Богу и сказали» и проч. (Деян. 4:24).

По содержанию своему молитвы первых христиан представляли частью изречения взятые из ветхозаветных псалмов, частью — свободное излия­ние молящегося, славословящего и благодарящего сердца — излияние тех чувств, какие овладевали обществом в данную минуту. В том и другом слу­чае молитва являлась импровизацией, порождаемой вдохновением. Об­разец такой свободной, но в то же время к псалму 2 главным образом при­норовленной молитвы сохранила нам книга Деяний: «Владыко Боже, сотво­ривший небо, и землю, и море, и все, что в них. Ты устами отца нашего Давида, раба Твоего, сказал -Духом Святым: что мятутся язычники и народы замышля­ют тщетное? Восстали цари земные и князи собрались вместе на Господа и на Христа Его (Ис. 2: 1-2). Ибо поистине собрались в городе сем на Святого Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и наро­дом израильским, чтобы сделать то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой. И ныне, Господи, воззри на угрозы их, и дай рабам Твоим со всею смелостию говорить Слово Твое, тогда как Ты простираешь руку Твою на исцеление и на соделание знамений и чудес именем Святого Сына Твоего Иисуса» (Деян. 4: 24-30). Другой образчик чисто свободной, безыскусственной молитвы представ­ляет молитва апостолов при рукоположении Матфея, избранного в число 12 апостолов, которая должна считаться первообразом всех последующих молитв, так называемых посвятительных: «Ты, Господи, Сердцеведец всех, по­кажи из сих двоих одного, которого Ты избрал принять жребий сего служения и апостольства, от которого отпал Иуда, чтобы идти в свое место» (Деян. 1:24). Вообще, молитвы первобытного христианского общества, сколько мож­но судить по сохранившимся образцам, отличаясь богатством, полнотою и глубиною внутреннего содержания, в то же время полны пламенного одушевления, священно-поэтического настроения и по форме представ­ляют прекрасное сочетание простоты и достоинства.

При угнетенном состоянии первых христиан, при постоянных опас­ностях, угрожавших им со всех сторон, молитва была единственным уте­шением их, так сказать, спутницей жизни; молитвенное настроение было обычным настроением, которое высказывалось при всяком удобном слу­чае. Молитвы составляли существенную и едва ли не самую обширную часть богослужения апостольского времени. Из книги Деяний мы видим, что ни одно собрание, частное или общее, не обходилось без молитвы, а часто молитва составляла исключительное занятие известного, большего или меньшего, кружка верующих (Деян. 1:14; 2:1; 4:31; 12:12).

5) Рядом с молитвой в состав богослужения иерусалимских христиан апостольского времени входило, без сомнения, и пение, которое есть нечто иное, как та же молитва выраженная нараспев. Ольсгаузен не находит в рассматриваемом отделе книги Деяний указания на пение. Но Гарнак спра­ведливо ставит ему на вид, что он или упускает из виду, или узко понимает выражение 47 стиха αίνοϋντες τόν Θεόν. Правда под этим выражением, при широком его значении, можно разуметь не только хвалебные песни и доксологии, но и молитвы, и одушевленные речи. Во всяком случае, исклю­чать первые мы тем меньше имеем основания, что пением закончил свою вечерю Иисус Христос, и употребление его должно быть для христиан де­лом не только естественным, но в некоторой степени обязательным и свя­щенным. Что касается внутреннего условия, внутренней настроенности к пению, то мы должны предполагать в этом обществе особенную полноту мира и радости с Богом примиренного сердца, которое свое естественное и необходимое выражение могло найти в пении, если бы даже нам и не сказано было, что первые христиане были исполнены Св. Духа, Который их утешал (Деян. 2:4; 9:31), и что они принимали пишу в веселии и просто­те сердца (Деян. 2:46). Наконец, апостол Иаков смотрит на пение как есте­ственное выражение радости и советует к нему обращаться в минуты весе­лого расположения, между тем как в скорби рекомендует молитву. «Злостраждет ли кто в вас — пусть молится; весел ли кто — пусть поет псалмы». Такой взгляд апостола на пение не мог остаться без влияния на богослужебное его употребление.

Псалмы, по всей вероятности, и были первоначально петы иерусалим­скими христианами в их собраниях. На песни собственно христианские еще нет никакого намека, хотя можно с вероятностью полагать, что хрис­тианское творчество и в эту раннюю пору проявлялось, по крайней мере, в такой же степени и форме и относительно пения, как относительно мо­литв: на основании псалмов и в связи с ними оно должно было созидать и собственную поэзию, собственные гимны, и это тем скорее, что самые псалмы располагали к этому.

После того, что мы сказали отдельно о каждом из элементов, входив­ших в состав богослужения иерусалимского общества и поименованных в рассматриваемом месте Деяний, мы можем легко определить взаимное отношение этих элементов. Первые два — διδαχή των αποστόλων и κοινωνία — согласно с Неандером мы принимаем за общее организующее начало или принцип, в двух последних — в κλάσις τού άρτου и προσευχαί — согласно с Гарнаком признаем частные проявления указанного общего принципа, главные составные части зарождающегося собственно христианского бо­гослужения. Διδαχή των αποστόλων указывает на различие, κοινωνία — на равенство членов общества; первое обозначает единственную норму, пос­леднее — общественную форму жизни общества. То и другое составляют существенно необходимое предположение, основу, фундамент, историческую почву, из которой и на которой богослужебная жизнь общества созидалась с внутренней необходимостью. Из учения апостолов богослу­жение почерпало объективное, на воле и установлениях Господа основан­ное, оправдание и истинность, в то время как свое субъективное проис­хождение оно имело в обществе верующих, которое в нем преимуще­ственно осуществлялось и сохранялось. Отсюда вытекают два главных, основных принципа, непосредственно и всесторонне проникавших пер­вобытное богослужение: принцип истинности, в силу которого ни один акт богослужения не находился в противоречии с апостольским учени­ем, и принцип общественности, вследствие которого богослужение было действительным выражением общества, истинно общественным богослу­жением, в котором не только все члены соединены были в одном духе, но и внешним образом все принимали деятельное участие, служили Богу сообща.

Эти два элемента — διδαχή των αποστόλων и κοινωνία — не только обуслов­ливали происхождение и образование богослужения, но и сами входили в состав его: διδαχή — как фактическая проповедь, κοινωνία — как обществен­ная вечеря.

Итак, в первоначально христианском общественном богослужении три главных элемента: учение, преломление хлеба и молитва  или евангельско- и гомилетическо-дидактический, общественно-сакраментальный и песненно-молитвенный. Спрашивается теперь, как эти отдельные элементы соединялись в одно целое — в одно богослужение?

Ответ на вопрос о том, как соединялись главные элементы богослуже­ния в одно целое в апостольский век дает нам стих 46 второй главы Дея­ний: «И каждый день единодушно пребывали (христиане) в храме (έν τω ίερω) и, преломляя (κλωντες) по домам (κατ' οίκον) хлеб, принимали пищу в веселии и про­стоте сердца, хваля Бога (Деян. 2:46-47). Здесь различаются собрания двоя­кого рода: обширное, общественное собрание в храме и более местное, частное собрание в домах.

Сам Господь часто посещал храм Иерусалимский, учил здесь, словом, пользовался им как самым удобным местом для проповеди, где все давало Ему повод к раскрытию учения о Себе, как Мессии, хотя предсказал окон­чательное разрушение его (Ин. 2:19; 7:14, 28; 8:2; 10:23).

По примеру своего Учителя и первое христианское общество сохра­нило общение с храмом Иерусалимским и соблюдало освященные зако­ном богослужебные действия и времена не противоречившие началам христианства. Каждый день единодушно пребывали в храме, говорится о пер­вых христианах иерусалимских. Апостолы Петр и Иоанн ходили в храм в известные часы молитвы и учили в храме; особенно местом христиан­ских собраний была зала, называемая притвором Соломоновым, освященная присутствием Самого Спасителя (Деян. 3: 1, 11; 5:12; 20:42; Ин. 10:23).

Побуждение к собранию в храме было двоякого рода. Прежде всего, как истинный Израиль по духу, христиане сами принимали участие в иудей­ском богослужении, особенно в чтении и молитве. Но, несмотря на это, они составляли, как мы уже заметили выше, свой особый, тесно сплочен­ный кружок, сознававший свое отличие от остальных — некрещенных и неверующих — соплеменников. Из посторонних же никто не смел пристать к ним (Деян. 5:13). Участие в богослужении не было единственной целью христианских собраний в храме; оно служило скорее лишь средством для выполнения другой, высшей цели — миссии христианского общества сре­ди Израиля. И мы видим действительно, что собрания их не ограничива­лись одним участием в богослужении, а всегда непременно сопровожда­лись проповедью о Христе и проявлением тех сил, которыми наделено христианское общество. Потому-то, несмотря на отвращение и вражду, какую питали к апостолам и христианам люди книжные, предвидевшие неминуемое падение иудейства, первые были еще обеспечены от гонений: народ прославлял апостолов за чудеса и любил христиан за их хорошую жизнь (Деян. 2:47; 5:13; 4:21; 18:4). Таким образом, благодаря участию в богослужении храма, юное общество назидалось само и в то же время ис­полняло свое миссионерское призвание среди Израиля. Эта часть их бо­гослужебной жизни была преимущественно экзотерической, миссионерской, главный элемент которой составляло возвещение Слова Божия во услышание всего Израиля (Ibid. 4: 20, 29, 33; 5: 20-21).

Если иерусалимские христиане принимали еще участие в храмовом богослужении, особенно в праздники и даже в жертвоприношениях (Деян. 18:21; 20:16; 21:26; 24:11,18), из этого отнюдь не следует, будто им не было еще известно значение жертвы и священства Христова, которое будто бы впервые открыто им лишь за несколько дней до разрушения храма через Послание к Евреям. Что оно могло совмещаться с идеей жертвы и свя­щенства Христова — самое ясное доказательство этого представляет пове­дение апостола Павла (Деян. гл. 21). Но не все христиане так отчетливо сознавали отношение христианства к Ветхому Завету, как апостол. Мно­гие из иудео-христиан так сживались со своими прежними обрядами, что упускали из виду значение жертвы Христовой, и, при охлаждении перво­го пламени веры и любви и при возрастающей силе гонений, иудео-христианам угрожала опасность остаться при ветхозаветном порядке в той фор­ме, которая равнялась отрицанию христианства или, по крайней мере, естественно должна была бы привести к этому отрицанию. Против такой фактически существовавшей тенденции в обществе направлено послание, которое утешает христиан в бедствиях обрушившихся на них, но в то же время весьма сильно обличается пристрастие к обрядовому закону как отпадение от благодати, как неуважение единой, всесовершенной и веч­ной жертвы Христовой, которая уничтожила собою все жертвы как ее прообразы (Евр. 6 и 10).

Идея всеудовлетворяющей жертвы Христовой не в первый раз возве­щена в Послании к Евреям как новое Откровение. Она с самого начала жила в сознании иудео-христиан и только постепенно, путем опыта, дос­тигла большой ясности и зрелости, особенно с ее отрицательной сторо­ны, уничтожающей Ветхий Завет. Самое Послание указывает на нее, как на одну из самых первоначальных истин христианского вероучения (Евр. 5:2), предполагает ее уже известной своим читателям и обличает их за то, что они, которые должны быть учителями других, сами еще нуждаются в учении. И в самом деле, есть прямые и косвенные свидетельства, что по­нятие о жертве Христовой, принесенной раз навсегда за человечество и уничтожившей необходимость всякой другой жертвы, с самого начала су­ществовало в иерусалимском обществе. Не только апостол Петр пропове­довал отпущение грехов во имя Распятого — Стефан уже открыто объяв­лял уничтожение Ветхого Завета с его храмом и заменение его Новым Заветом (Деян. 6: 11-14; 7: 48-50). Жестокие гонения на христиан со сто­роны иудеев ясно доказывают, как хорошо знали они, что в борьбе с хрис­тианством для них шел вопрос о жизни и смерти — быть  или не быть (Деян, 21:28). Рассуждения на Иерусалимском Соборе (Деян. 15) показывают, что иудео-христиане смотрели на соблюдение закона не как на существенное нечто в деле спасения, но как на иго, и иго тяжелое, возлагаемое на них лишь их национальным происхождением, и, вопреки тем, кои проповедо­вали необходимость обрезания и соблюдения закона для языческих хрис­тиан, апостолы писали последним, что они освобождают их от этого бре­мени (Деян. 15:19).

Притом, как мы не раз уже замечали, иерусалимское общество с пер­вой минуты своего бытия имело определенное сознание о себе как соб­ственно христианском обществе. Хотя оно существовало внутри Израиля и находилось в тесной жизненной связи с ним, оно было, однако, доста­точно сильно, чтобы представить противовес указанному юдаизированию христианства, к которому стремились некоторые христиане обратившие­ся из фарисейской секты. Таким сознанием о себе как особом, самостоя­тельном обществе, сознанием своего отличия от иудейского общества об­щество христианское обязано своим частным домашним собраниям, в которых христиане не только внутренне, но и внешне отделялись от Из­раиля и представляли из себя исключительно общество исповедников Христовых. В этих-то собраниях мы должны искать центр тяготения всей жизни иерусалимских христиан. В них скрывались с самого начала зародыши к постепенному отделению от храма и его культа, которое составля­ет историю этого общества и которое все определеннее и серьезнее воз­буждало в христианине из иудеев неизбежную дилемму — оставить или Моисея, или Христа, то есть или храм, или эти собрания (Деян. гл. 12 и 15). Пренебрегать последними — значило бы попирать Сына Божия, не почитать за святыню кровь Завета и оскорблять Духа благодати, за что угрожает несравненно тягчайшее наказание, чем за отречение от Моисея (Евр. 10:29).

6) Участие в храмовом богослужении, какое принимали христиане ча­стью по старой привязанности к отечественной религии, частью — для исполнения своей миссии среди Израиля, не могло удовлетворять их. В таких общих, смешанных собраниях, где их окружал народ, отчасти подо­зрительно и враждебно относившийся к ним, они не могли совершать тех действий, в которых должна была  воплотиться их новая вера  и новая жизнь и которые могли быть понятны лишь верующему. Потому-то первые иеру­салимские христиане собирались не только в храме открыто, но и част­ным образом, в домах. «Каждый день единодушно пребывали в храме и, прелом­ляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога». Что здесь указывается на многие частные поместительные дома, это по­нятно само собою, если принять во внимание постоянное возрастание числа верующих, которые не могли уже помещаться в одном месте (Деян. 2:41, 44; 6:7). Для нас важнее вопрос: в чем состояли эти собственно хри­стианские собрания?

Отчасти мы уже познакомились с этого рода собраниями при рассмот­рении 42 стиха. Соображая с этим стихом стих 46, мы с несомненностью можем полагать, что эти собрания имели богослужебный характер и со­единяли в себе все составные части богослужения, указанные в стихе 42: учение, общение, молитву и пение, средоточие коих составляло преломление хлеба, или Евхаристия.

Совершение Евхаристии по существу своему должно было составлять главный, средоточный акт собственно христианского богослужения, рас­сматривать ли ее со стороны ее божественного установления и сакрамен­тального достоинства или со стороны общественно жизненного значения. В ней, как ни в каком другом акте, собственно христианский элемент на­ходит непосредственное и совершенное выражение. Такое именно значе­ние и придавали ей первые христиане, ибо не только все общество хрис­тианское участвовало в совершении Евхаристии, но для этой цели специ­ально и предназначались частные ежедневные собрания.

Все другие акты — учение, молитва, пение —лишь обставляли акт пре­ломления хлеба, имели значение приготовительных, сопровождающих и заключительных актов. Это, между прочим, видно из Деян. 20:7, где говорится о собрании в первый день недели для преломления хлеба, хотя в то же время упоминается о продолжительной беседе апостола Павла накануне разлуки своей с верующими. Если учение в этом случае заняло большую часть времени, перед преломлением и после преломления хлеба, и про­должалось до полуночи, это объясняется особенным обстоятельством, и оно не может быть названо целью собрания, главным актом его — целью собрания было преломление хлеба.

Учение было связующим звеном обоих собраний — общественного и частного; оно происходило как в храме (εν τω ίερω), так и по домам (κατ' οίκον) (Деян. 4:42). Но в этом и другом месте оно имело различное значение, различную цель и потому и различную форму. В то время, как при храмо­вых собраниях оно составляло главный предмет, в собраниях частных оно было хотя существенным, но подчиненным в отношении к преломлению хлеба, так сказать, вспомогательным элементом. Там является оно как миссионерская проповедь для приготовления и обращения их к крещению (Деян. 5:42; 4:33; 2: 7, 11). Для этой цели испрашивали себе у Бога смелость верующие (ibid, 4:29); к этому возбуждаемы были апостолы Ан­гелом Господним (ibid. 5:20); к этому направлены и их речи (ibid. 2:14; 5:11). Здесь, в домах, назидались уже крещенные верующие, слушали предание самовидцев о речах и делах Господа, восходили от знания к знанию, уте­шались и вдохновлялись святейшими истинами и обетованиями их веры, и таким образом, через свободный взаимный обмен мыслей, утверждались больше и прочнее в апостольском учении. Поэтому там апостольское сло­во имело вид священно-ораторской речи, здесь оно является в форме обык­новенной непринужденной домашней беседы. Коротко: в одном случае проповедь была μαρτυρία ευαγγελίου и составляла главную цель и средото­чие собрания; в другом — была она διδάσκειν, διαλέγεσθαι, όμιλεΐν (ibid. 5:42; 4:33; 2: 7—11) и сопровождала преломление хлеба.

В частных собраниях, таким образом, мы должны полагать средото­чие богослужебной жизни первоначального иерусалимского общества и историческое начало христианского богослужения вообще. Евхаристия, как справедливо замечает Hofling, в первоначальном христианском обще­стве составляла высший акт общения, внутреннейшее ядро, цель и вер­шину общественного богослужения, средоточие всех других актов. А мне­ние Nitsch'a (Pract. Theolog. 11, 2. Bonn. 1851. § 267), что она приобрела такое центральное значение лишь постепенно в послеапостольское вре­мя, исторически несостоятельно и противоречит истинному понятию о христианском богослужении.

Понятие христианского богослужения, как воплощения или выраже­ния христианства, заключает в себе внутреннейшее соединение боже­ственного и человеческого, и Евхаристия, согласно ее божественному установлению, есть высший, завершительный акт этого соединения, выс­шее выражение общения верующих с Господом и между собою. Поэтому она не могла существовать изолированно, вне связи с остальными актами богослужения. Напротив, как установление Евхаристии составляет заклю­чительный акт новозаветных учреждений и предписаний, который име­ет своим необходимым предположением и как в фокусе сосредоточивает все домостроительство спасения, так совершение ее должно составлять и составляло с самого начала средоточие общественной жизни и, как необ­ходимое условие достойного совершения и принятия, предполагало вос­поминающую и познающую веру, просвещенную через учение и пламен­ную молитву. Потому-то первое общество Христово не могло собираться около трапезы Господней, не назидаясь пророческим и апостольским сло­вом, не испрашивая благодатного общения с Богом — Спасителем и не изъявляя своей искренней благодарности за Его благодеяния; равно как, с другой стороны, оно не могло совершать все это, не совершая в то же время Евхаристии как единственного средства личного усвоения спаси­тельных заслуг Христовых, как святейшей жертвы, которая одна угодна Богу и которая должна быть венцом и украшением всего христианского богослужения. Все акты богослужения первоначального христианского общества так естественно и необходимо соединились в одно органичес­кое целое, что разъединять их значило бы насильственно расторгать юную, здоровую жизнь общества вопреки и здоровому смыслу.

 

Состояние богослужения при апостолах

«Воскресное чтение», 1876, т. 1

Основанная Иисусом Христом Церковь Христианская уже во времена свв. апостолов имела собственное богослужение, хотя и очень несложное. В это новое богослужение вошли некоторые обычаи еврейской синагоги и полу­чили здесь новый характер — духовный, будучи освещены светом новоза­ветной Христовой благодати: все богослужение христианское, сообразно с заповедью Спасителя (Ин. 4:24), было служением Богу в Духе и истине. Рас­смотрим составные части христианского богослужения при апостолах и сделаем несколько замечаний относительно места и порядка его.

По отношению к составным частям христианское богослужение в пер­вое время приближалось к еврейскому. Первое, что было заимствовано из богослужебной практики иудейской церкви, было чтение Св. Писания. В иудейских синагогах, еще со времени вавилонского плена, каждую суб­боту читалось Священное Писание, именно — Закон и Пророки (Деян. 13:15), разделенные для богослужебного употребления: первый — на 54отдела, или парасоси, второй — на гафтары. Употребление ветхозаветных книг Св. Писания для богослужения христианского было особенно нужно тогда, когда еще не было собственно христианских писаний. С течением времени в богослужебное употребление вошли и появившиеся апостольс­кие писания, которые передавались из одной церкви в другую для прочте­ния. Так, ап. Павел пишет к колоссянам, чтобы они, прочитав его посла­ние, передали Церкви Лаодикийской, да и в Лаодикийской Церкви прочтено будет (Кол. 4:16).

За чтением Св. Писания в христианских богослужебных собраниях следовало его объяснение, в чем некоторые западные ученые видят под­ражание обычаям еврейской синагоги, где происходило чтение и объяс­нение Св. Писания (напр. Лк. 4:16 и сл.); (первые следы объяснения Писа­ния у евреев находим в книге Неемии (8:2 и сл.), где рассказывается, что левиты объясняли прочитанный Ездрою закон). Это объяснение Писания имело характер слова, наставления (Деян. 13:15) и предлагалось преиму­щественно апостолами, бяху же (верующие) терпяще во учении апостолов, говорится в книге Деяний апостольских (2:42), причем апостолы останав­ливались на местах Св. Писания, имеющих отношение к Новому Завету, Так, ап. Петр (Деян. 1:15 и сл.) объяснял  псалмы: 41:10; 69:26; 109:8. Кроме апостолов, верующих поучали и другие лица, обладавшие особенным да­ром Св. Духа, — даром учения; таковы были пророки и евангелисты, пас­тыри и учители (1 Кор. 12: 28-29; Еф. 4:11). Таким учителем был, напри­мер, левит Иосия, названный апостолами Варнавою, что по переводу с еврейского означает «сын пророчества» или «сын утешения» (Деян. 4:36). Кроме того, для поучения говорились речи на незнакомых языках (γλώσσαις λαλεΐν), которые пояснялись особыми лицами (1 Кор. 14:27). Выше глаголания языками ап. Павел поставлял другой способ поучения -пророчество, созидающее, по его словам, Церковь (1 Кор. 14:5). Впослед­ствии в некоторых церквах стали учить и непризванные, за что упрекает христиан в своем послании ап. Иаков.

Далее, в состав апостольского богослужения входили молитвословия. Христиане в своих богослужебных собраниях творили молитвы частью взятые из Ветхого Завета, частью собственные (Деян. 2:42). Большая часть толковников соглашается, что в 1 Тим. 2:1 и сл. речь идет об открытом богослужении, каковому мнению благоприятствует и сама цель послания, и в таком случае молитвы богослужебных собраний были следующие:

1) Δεήσεις — молитвы преимущественно об отвращении зла и опасности.

2)  Προσευχαί — прославление Бога и молитва о продолжении времен­ной и достижения вечной жизни.

3) Εντεύξεις — молитва о доставлении другим того, чего мы им желаем или в чем они нуждаются.

4) Εύχαριστίαι — благодарение за благодеяния, полученные нами и на­шими ближними.

Эти молитвы творились за всех людей и особенно за царей и за иже во власти суть (1 Тим. 2:1-2). По времени их можно разделить: 1) на ежеднев­ные (Деян. 3:1), совершавшиеся в храме и частных домах и 2) особенные, при чрезвычайных собраниях (Деян. 1:24; 20:36); были также в употребле-нии особенные благословения в известных формулах, каковы Рим. 1:7; 1 Кор. 1:3 и др. Молитвы произносили чувствовавшие в себе присутствие Духа Божия (1 Кор. 14:16).

Другим выражением религиозных чувствований христиан были свя­щенные песнопения частью взятые из ветхозаветных книг, частью ориги­нальные, новозаветные, каковые, при обилии даров духовных, без труда могли быть слагаемы верующими (1 Кор. 14:26). О богослужебном упот­реблении песнопений говорит ап. Павел в послании: и не упивайтеся  ви­ним, в нем же есть блуд: но паче исполняйтеся духом глаголюще себе во псалмах и пениих и песнех духовных (Еф. 4:18, 19). В этом случае под псалмами ψαλμοί можно разуметь псалмы, заключающиеся в псалтири и употреблявшиеся у иудеев при богослужении. Но в псалтири были помещены не все ветхо­заветные песни, там не было, например, песней Моисея и др. Эти после­дние песнопения, как думают некоторые ученые, при синагогальном бо­гослужении и называются в вышеприведенном месте у Павла пениями (ΰμνοι). Третий род песнопений — песни духовные (φδαί πνευματικάι), под которыми разумеются песнопения, слагавшиеся верующими, одушевлен­ными Духом Божиим, для назидания своих собратий  ((У греков под именем φδαί разумелись песнопения развязные, свободные, употребляв­шиеся преимущественно на языческих вакханалиях. Ώιδαί πνευματικάι  христиан, по мнению некоторых ученых, и были противодействием этим вакхическим песням.)). Следы таких пес­нопений находят в некоторых местах Нового Завета. Так, думают, что ме­сто Еф. 5:14 содержит отрывок древнехристианской песни, где слова раз­деляются так:

 

Восстани спяй

И воскресни от мертвых,

И освятит тя Христос.

 

Далее находят следы стихотворного метра в 1 Послании к  Тим. 3:16:

 

Бог явися во плоти,

Оправдася в дусе,

Показася Ангелом,

Проповедан бысть во языцех,

Веровася в мире,

Вознесеся во славе.

 

И в 3 гл., 1 ст.:

 

Верно слово:

Аще кто епископства хощет, —

Добра дела желает.

 

Отрывок из древнехристианской песни находят еще во 2 Послании к Тим. 2:11, 12:

 

Верно слово:

Аще бо с Ним умрохом,

То с Ним и оживем:

Аще терпим,

С Ним воцаримся.

Аще отвержемся,

И Той отвержется нас:

Аще не веруем,

Он верен пребывает:

Отрещися бо Себе не может.

 

К разряду же φδαι πνευματικαι, относят и песнопения, перешедшие в богослужебное употребление из Св. Писания Нового Завета, какова, на­пример, песнь Богородицы (Лк. 1:46 и сл.), песнь ангелов (Лк. 2:14 и сл.) и др. Все эти песнопения служили выражением радости, как об этом гово­рит ап. Иаков: весел ли кто? Пусть поет псалмы (Иак. 5:15) выражением хваления, как хвалили Бога Павел и Сила в темнице города Филипп (Деян. 16:26). Заключались они особою богослужебной формулой, употребляв­шейся и при еврейском богослужении, — «аминь» (2 Кор. 1:20) и др.

Чтение Св. Писания с изъяснением и наставлением, молитва, пение -все это, сходное с богослужением еврейских синагог, образовало первую часть апостольского богослужения. Вторая и главная его часть состояла в совершении таинства Евхаристии по вечери любви (αγάπη). Таинство это называлось κυριακόν δεΐπνον (1 Кор. 9: 20-21), τράπεζα κυρίου (1 Кор. 10:21). На существование вечери любви с Евхаристией, как на обычай уже установившийся, указывают слова апостола в первом Послании к Ко­ринфянам 10: 20-22, равно как и увещание, которое делает ап. Павел ко­ринфянам, у которых часто происходили беспорядки на вечери любви, как например, некоторые дозволяли себе неумеренность в пище и питии (1 Кор. 11:21). В чем же состояла эта Евхаристия? В книге Деяний апос­тольских говорится, что верующие пребывали в общении и преломле­нии хлеба (2: 42-46), какое действие полнее описывается в 1 Кор. 11: 24-25. Из последнего места видно, что Евхаристия состояла в отделении хлеба и вина для таинства благодарения Богу Отцу за искупление, поче­му и само таинство было названо Евхаристией (благодарение), благосло­вении хлеба и вина, раздроблении освященных даров и преподавании их верующим. Других подробностей совершения этого таинства в Новом Завете не встречается.

Что касается до места богослужения, то Христос, а с Ним, разумеет­ся, и апостолы, учили, что не местом освящается богослужение, а бого­служением место (Ин. 4:21), и потому всякое место считали удобным для поклонения Богу. Но после вознесения Христа преимущественным мес­том богослужения сделались дома, с которыми связаны были воспоми­нания о Вознесшемся, дома, где Он являлся апостолам по воскресении. Скоро утвердился также обычай, чтобы богатые христиане отдавали свои дома для общественного богослужения. Такова была, например, церковь Акилы и Прискиллы (Рим. 16: 3, 4). Но, имея свои собственные места для богослужения, христиане не покидали ни храма, ни синагоги. Так, Петр и Иоанн ходили в храм на молитву (Деян. 3:1), где и проповедали о Христе (Деян. 5:20). Особенным любимым местом христиан в храме был притвор Соломонов, в котором могли предаваться уединенной молитве (Деян. 5:12). Синагоги же апостолы посещали преимущественно из це­лей миссионерских.

Между действиями, сопровождающими богослужение апостольского времени, из Нового Завета мы знаем о преклонении колен при молитве (Деян. 9:40; 21:5; Еф. 3:14 и др.), воздеянии рук (1 Тим. 2:8), о братском поцелуе φίλημα αγάπης (1 Пет. 5:14); φίλημα άγιον (1 Кор. 16:20). Относи­тельно украшения мест богослужебных собраний известно только, что там возжигались многие светильники, как например это было сделано в Троа-де, в той горнице, где ап. Павел совершал Евхаристию (Деян. 20:8).

Что касается до порядка богослужения, то он, с одной стороны, ис­ключал мертвенность иудейского синагогального богослужения, с дру­гой — устранял дикий энтузиазм языческого культа. Ап. Павел (1 Кор. 14:27 и д.) требует, чтобы в собраниях богослужебных говорящие на незнако­мых языках говорили не все вместе, а поочередно, и то только в том слу­чае, если будет истолкователь. В противном же случае говорящий языка­ми да молчит в церкви. Точно так же и пророки должны поучать верую­щих по порядку. Женам в церкви учить ап. Павел не повелевает. В церк­ви христианские имели доступ и неверующие, от которых скрывалось только совершение таинства Евхаристии (1 Кор. 14:23).

Относительно времени богослужения нужно заметить, что хотя ап. Павел заповедовал христианам молиться непрестанно (1 Сол. 5:16), одна­ко для верующих, не имевших возможности по своим занятиям исполнять заповедь апостола, нужно было назначить определенные часы для бого­служения, и апостолы установили определенные времена богослужения, частью применяясь в этом случае ко временам еврейского богослужения, но сообщая им христианское значение, частью же определяя новые. Вапостольское время молитва падала на третий (Деян. 2:15), шестой (10:9) и девятый часы (31). Временем же для совершения таинства Евхаристии была преимущественно ночь (Деян. 20:11), когда было менее опасности от гонителей.

Вот те зародыши, семена христианского богослужения, которые в те­чение веков развились и стали ветвистым деревом. Апостолы положили твердое основание богослужению, на котором их преемники, руководясь Духом Божиим, воздвигли то великолепное здание, которое представля­ется нашим взорам и ныне.

 

Общение имуществ (мнимый коммунизм) в древней Иерусалимской Церкви

С. П-ий. «Чтения в Обществе любителей духовного просвещения», 1880, ч. 1

Известно, что в новое время появились люди, с точки зрения какой-то недоведомой правды утверждающие, что всякое владение имуществом на правах личной собственности есть не что иное, как воровство, что поэто­му все имения и всякое личное приобретение должны подлежать разделу между всеми и так как многие добровольно не согласятся на такой раздел, то должны быть принуждены к нему силой, вопреки их воле должны быть лишены определенного излишка их имуществ в пользу малоимущих или вовсе неимущих. Эти непризнанные правдолюбцы, вообще мало обраща­ющие внимания на Библию и еще менее — на отдельные ее места, однако, в вопросе об обязательном имущественном разделе с особенной настой­чивостью указывают на свое мнимое согласие с Новым Заветом и тем нео­пытных в понимании смысла отдельных новозаветных изречений или выражений легко могут ввести в заблуждение или, по крайней мере, неко­торого рода колебание.

Рассмотрим все места в книге Деяний апостолов, относящиеся к обще­нию имуществ в первой Церкви Иерусалимской, дабы вывести из них об­щее понимание истинного характера этого общения.

Прежде чем перейдем к изложению отдельных выражений означен­ной книги об имущественном общении в первохристианском иерусалим­ском обществе, считаем нужным указать предположительно, в каких фор­мах могло иметь место общение имуществ в древней церкви в Иерусали­ме. Нам представляются в настоящем случае следующие возможности: 1) Члены общества, вступая в Христианскую Церковь, обязательно должны были жертвовать своим имуществом в пользу Церкви или общества; та­ким образом, здесь господствовала принудительность или необходимость имущественной жертвы по отношению к вступающим в Церковь. Эта об-щая форма имущественного общения могла иметь два различных вида: а) или каждый член должен был безусловно жертвовать всем своим имуще­ством в пользу общества, а апостолы, как предстоятели общества, долж­ны были разделить принесенную жертву равномерно между всеми члена­ми общества; б) или, напротив, только люди, владеющие определенным излишком имущества, обязаны были отдать этот излишек на пользу обще­ства, а апостолы, как предстоятели общества, разделяли эту жертву между нуждающимися членами. 2) Никто по безусловной обязанности или при­нуждению, но каждый по собственному произволению или благожелатель­ности жертвовал или всем своим имуществом, или определенной частью его, или же просто временными и неопределенными взносами на пользу общества, а апостолы разделяли это общественное имущество в той или иной мере разным членам общества, смотря по их нуждам.

Рассматривая внимательно обе указанные нами возможные формы общения имуществ в древней Иерусалимской Церкви, мы находим, что если в действительной жизни первых христиан Иерусалима имела место вторая форма имущественного общения, в которой каждый жертвовал обществу из своего достояния по свободному расположению сердца и, следовательно, никто другой не в праве был заявлять притязание на иму­щество своего сочлена, то, значит, в строгом, буквальном смысле слова в общении имуществ (так называемом коммунизме, по современному его понятию) в Иерусалиме не может быть и речи. Далее — если в предполага­емой первой форме общения имуществ исторически практиковался в Иерусалимской Церкви собственно второй вид ее, то и в этом случае мы нашли бы в Иерусалиме общение имуществ лишь в условном смысле (не строгий коммунизм). Наконец, только при допущении существования в первохристианском иерусалимском обществе первого вида указанной пер­вой формы общения имуществ, то есть если все члены общества обяза­тельно или принудительно должны были жертвовать обществу всем сво­им имуществом, которое затем делилось между всеми ними вполне равно­мерно, мы должны признать, что в Иерусалимской Церкви со времен апо­столов господствовал строгий, безусловный коммунизм.

Весьма интересным становится теперь вопрос: в какой форме и в ка­ком именно виде в первенствующей Церкви Христианской в Иерусалиме существовало действительно, жизненно, исторически общение имуществ между ее членами?

Думаем, что уже простые, но неотразимые соображения разума долж­ны привести каждого к убеждению, что первый вид первой из указанных форм общения имуществ никак не мог существовать в древней церкви в Иерусалиме. Это по простой причине: он слишком с большим трудом мог быть осуществлен, чтобы не сказать вовсе неосуществим. При таком чистом коммунизме, вследствие постоянного притока в Апостольско-Иерусалимскую Церковь новых членов сотнями и даже тысячами зараз, вся дея­тельность апостолов поглощалась бы непрерывными приемами имуществ или денежных сумм от новопоступавших в Церковь членов и столь же не­прерывными разделами этих имуществ или сумм между всеми членами Церкви. Это занятие апостолов еще более усложнялось бы в случае вступ­ления в Церковь какого-нибудь голого бедняка, ничего не имущего, а та­ких бедняков в Церкви Иерусалимской, без сомнения, было довольно много. Последовательным образом при принятии бедняка в Церковь нуж­но было производить имущественный передел между прежними членами Церкви, чтобы из их общего имущества выделить совершенно равную с ними часть новопринятому члену. Нельзя забывать здесь и того, что ка­кой-либо отдельный член общества доставшуюся ему часть мог собствен­ным трудом приумножить новой частью, а другой, наоборот, мог потерять данную ему часть, и тогда, по требованию строгого имущественного ра­венства, необходим был бы новый раздел или передел между членами. Очевидно, какая бесконечная и неблагодарная работа по отношению к разделу имуществ должна была бы занимать первую Иерусалимскую Цер­ковь, если бы в ней действительно властвовали начала строгого комму­низма или если бы в ней существовал первый вид первой формы общения имуществ! Немного менее было бы занятия в разделении имуществ даже и при существовании второго вида той же формы имущественного обще­ния (см. выше). К счастию, для древней Иерусалимской Церкви ни тот, ни другой вид принудительного разделения имуществ, как увидим скоро, вовсе не были известны.

Для подтверждения этого положения перейдем теперь к указанию и изъяснению мест книги Деяний апостолов, в которых сообщается об иму­щественном общении в Церкви Иерусалимской.

Прежде всего обращает на себя внимание выражение в 4:34: не было между ними никого нуждающегося. При совершенно равномерном владении имуществом это выражение представляется весьма странным по своей неуместности: какой смысл могут иметь слова об отсутствии нуждающих­ся в обществе, если все члены его были равны в имущественном отноше­нии, или равно богаты, или равно бедны? В объяснение того, почему не было никого нуждающегося, в том же месте говорится далее: ибо все, кото­рые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и пола­гали к ногам апостолов, и каждому давалось, в чем кто имел нужду. Последние слова решительно говорят против совершенного равенства членов Церк­ви в общении имуществ, потому что при равномерном разделении имуще­ства каждый член общества был бы так же богат, как и другой, поэтому об особенной нужде или потребности какого-либо члена не могло быть и речи. К рассмотренному месту должно присоединить также и другое — (6:1): вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей. Ежедневное вспомоществование нуждающимся, очевидно, могло лишь быть в обществе, члены которого не владели совершенно равными доля­ми имущества. Таким образом, оба приведенных места решительно под­рывают мысль о существовании в древней Иерусалимской Церкви обо­значенного нами под буквой а) вида общения имуществ или строго комму­нистического общения.

Не свидетельствуют ли, по крайней мере, Деяния апостолов об ука­занном нами под буквой б) виде общения имуществ в Иерусалиме, то есть если не все, то во всяком случае люди богатые, вступая в Церковь, не дол­жны были обязательно излишек своего имущества представить Церкви в пользу бедных? Для разрешения этого вопроса особенно важное значе­ние имеет место в 5:1—11. Здесь мы видим, что строгая кара постигла Ана­ния и его жену за ложь: для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли?.. Ты солгал не человекам, а Богу... Что это вы согласились искусить Духа Господня? Не за то собственно, что супруги принесли не всю цену проданного, но за свою ложь пред Ду­хом Святым, за искушение Духа Святого понесли они в  урок другим стро­гое, но справедливое наказание. Это видно из прямых слов ап. Петра, ст. 4: чем ты владел, не твое ли было и приобретенное продажею не в твоей ли влас­ти находилось? Здесь с ясностью, не допускающей никакого перетолкова­ния, говорится, что Анания имел полное право не продавать своего име­ния, а удержать при себе как свою собственность и, продавши имение, мог свободно распорядиться вырученными деньгами — пожертвовать Церкви все сполна, или ничего не пожертвовать, или отдать только изве­стную часть их в пользу Церкви. Можно было сделать так или иначе, но только прямо, открыто, честно, не кривя душой, не выдавая части приоб­ретенных от продажи денег за всю цену проданного. За нарушение этой честности, могшее подать гибельный соблазн другим членам Церкви, за лицемерную благотворительность, столь противную духу христианства, и наказаны были Анания и Сапфира. Итак, рассмотренное нами теперь место исключает даже указанный и под буквой б) вид общения имуществ в Церкви Иерусалимской, потому что оно прямо удостоверяет нас, что в этом общении не было места ни принуждению, ни безусловному обяза­тельству жертвовать обществу всем своим достоянием или определенной частью ее, но только действовала свободно-честная благотворительность членов общества.

Что такой именно свободный характер принадлежал общению иму­ществ в первохристианском обществе Иерусалима — в этом убеждают нас еще следующие основания: 1) каждый христианин, по своем вступлении в Церковь, оставался в своем прежнем звании, что при совершенном сли­янии имуществ в Церкви было бы уже невозможно. 2) Во всем Св. Писа­нии не находится указания, чтобы в какой-либо другой местной Церкви Христианской господствовало общение имуществ, покоящееся на при­нуждении или безусловной обязательности, и только места, относящие­ся к Церкви Иерусалимской, обыкновенно служат в руках коммунистов доказательством коммунизма в первой Церкви Xристианской. 3) Напро­тив, ясным свидетельством решительного незнакомства первой Церкви с коммунизмом служит то обстоятельство, что при каждой новой потреб­ности вспомоществования другим Церквам всегда снова призывались христиане имущей Церкви в собрание для рассуждения. В обществе чис­то коммунистического характера такие нарочитые соборные рассужде­ния были бы излишни: оно могло бы оказать помощь другому обществу или просто из своей общественной кассы, или путем равной раскладки требуемой жертвы на своих членов. 4) Среди самих членов Иерусалимс­кой Церкви мы находим некоторых, по той же книге Деяний апостольс­ких, владеющими частной собственностью и, как кажется, немаловажной. Так, Мария, мать Иоанна, имела дом, в котором многие собирались и молились (12:12). 5) Предполагая обязанностью каждого христианина жертвовать всем своим имуществом в пользу общества, мы находим странным осо­бенное упоминание в Деяниях апостолов (4:37) о пожертвовании Варна­вой всего имущества Церкви как о деле, очевидно по взгляду писателя книги, заслуживающем особенной похвалы и памяти. Но к чему было бы упоминать о добром поступке одного, когда все христиане обязательно делали то же самое?

Так до сего времени мы не нашли в Деяниях апостолов никакого наме­ка на обязательное или строго коммунистическое общение имуществ в древней Иерусалимской Церкви.

Но, по-видимому, другие места в рассматриваемой книге прямо под­тверждают коммунистические начала первохристианского общества в Иерусалиме. Обратимся теперь к ним и посмотрим, согласуются они или разногласят с исследованными нами выше.

Эти места следующие: 1) 2:44: все верующие были вместе и имели (εΐχον) все общее. Смысл этих слов не выражает ничего более, как то, что христиане все были проникнуты столь возвышенным чувством любви, что никто из них не считал своего имущества своей исключительной собственностью, напротив, только даром уделенным Богом для того, чтобы помогать ближ­ним, делить с ними все свое достояние. Это толкование приведенного места нимало не искусственно, но вполне правильно. Слово «ειχον — име­ли», конечно, значит владеть (habere, possidere), но в то же время упот­ребляется иногда в Новом Завете в смысле — считать чем, полагать, думать, как например (Мк. 11:32), все полагали, что Иоанн (άπαντες εΐχον τον Ίωάννην) точно был пророк или (Флп. 2:29) и таких имейте в уважении (έντιμους έχετε), то есть признавайте достоуважаемыми. Истинный смысл слов (Деян. 2:44) совершенно выясняется параллельным ему местом той же книги (4:32), никто ничего из имения своего не называл (έλεγεν) своим, но все у них было общее. Здесь слово «ελεγεν — называл» прямо указывает на внутрен­нее свободное расположение христиан в деле взаимной помощи их друг другу личным достоянием, но отнюдь не выражает безусловной обязанно­сти одного жертвовать своим имуществом в пользу другому.

2) Деян. 2:45, продавали имения и всякую собственность и разделяли всем, смотря по нужде каждого. Здесь не говорится ни того, что все христиане обязательно продавали все свое имение, ни того, что всю цену проданно­го должны были отдать обществу, ни, наконец, того, что приобретенное от продажи разделялось между всеми, но лишь указывается, что ревните­ли благочестия вырученное от продажи своих имений (всего или части их) разделяли между нуждающимися, смотря по их нуждам. Братская лю­бовь христиан в иерусалимском обществе была так сильна и действенна, что ввиду нужд неимущих братьев побуждала лиц, владевших состоянием, продавать свои имения и вырученные деньги приносить апостолам для раздачи братьям не имеющим собственных средств жизни.

Деян. 4: 34, 35: все, которые (δσοι) владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем  кто имел нужду. Говорят, что δσοι, хотя бы даже и не предшествовало ему сл. Πάντες всегда обозначает «всех без исключения». Если бы даже это было и верно, с чем мы не можем согласиться, то все же в данном месте мы не находим речи о принуждении, по которому требовалось бы от всех владельцев земель или домов, чтобы они продали свои имения и цену про­данного приносили апостолам. Мысль стиха, при указанном понимании δσοι, выражала бы, что любовь к ближним так равномерно обнимала всех состоятельных христиан, что никто из них не желал более владеть своим достоянием на исключительных правах. Между тем значение δσοι в смыс­ле «все без исключения» еще очень сомнительно. В Деян. 9:39 говорится: когда он (Петр) прибыл, ввели его в горницу, и все вдовицы со слезами предста­ли перед ним, показывая ему рубашки и платья, какие делала Серна, живя с ними. Здесь под словом δσοι разумеется, очевидно, не то, что не осталось ни од­ного лоскутка работы Серны не показанным Петру, но то, как много вооб­ще рубашек и платьев наработала Серна. Точно так же и в рассматривае­мом нами месте (Деян, 4:34) δσα указывает не на всех без исключения, но вообще на неопределенное множество жертвователей в пользу Церкви; в таком именно значении неопределенного множества мы встречаем δσοι у Ин. 2:25; Апок. 1:2 и др.После изъяснения всех мест в Деяниях апостолов, относящихся к об­щению имуществ в первохристианской церкви в Иерусалиме, остается нам рассмотреть, не опровергают ли наше толкование всех прежде ис­следованных мест изречения или выражения других книг Нового Заве­та. Разберем здесь два главных изречения Господа с их параллельными местами, именно: 1) Лк. 18:22. Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недо­стает тебе; все, что умеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мной. Ср. Мф. 19:21. Известно, что это изре­чение богословы обыкновенно толкуют в смысле так называемых еван­гельских советов (consilia evangelica) или предписаний для отдельных лиц способных к высшим подвигам самоотвержения и милосердия (могий  вместити, да вместит, Мф. 19:12). Соглашаясь с этим толкованием, как впол­не правильным, мы, очевидно, не можем найти в данном месте даже на­мека на принудительное предписание Христа. Правда есть еще другое толкование упомянутого места, но и оно ничего не говорит о безуслов­ной обязанности христиан, налагаемой Христом, отрекаться от всего своего имущества в пользу бедных. Именно объясняют: Господь как не мог признать буквально истинными слова юноши, что он все заповеди исполнил (ст. 21), точно так же не в буквальном смысле требует от юно­ши, чтобы он продал все свое имущество и роздал нищим, как необходи­мого условия следования за Ним и приобретения сокровища на небесах. Слова Христа служат выражением мудрой педагогической цели — довес­ти самонадеянного юношу до внутреннего понимания заповедей и истин­ного самопознания. Господь никогда не полагал главной цели для Своих последователей в чисто внешнем исполнении закона, но всегда обращал­ся к первоисточнику всякого дела, к чувству сердца, и его старался возвы­сить, очистить, просветить. Ту же самую цель имел в виду Христос и в настоящем случае: юноша, как видно, считал себя безукоризненным ис­полнителем закона, праведным перед законом ввиду соответствия его дел букве закона; для того чтобы привести его к сознанию противного, то есть внутреннего несовершенства, Господь указывает на исполнение наи­высшей внешней заповеди и тем открывает перед его собственной совес­тью и перед другими главнейший недуг его сердца — корыстолюбие, или, вообще, самолюбие. Это толкование нашего места, с которым можно не соглашаться, но против которого нельзя возразить ничего особенно важ­ного, еще менее, чем предыдущее, дает места в словах Христа безуслов­но-обязательному предписанию для всех христиан продавать свои иму­щества в пользу неимущих ближних.

Лк. 12:33: Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище не оскудевающее на небесах. Паралл. Мф. 6:19: не собирайте себе сокровищ на земле, где  моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут. Эти изречения отнюдь не заключают в себе формальных предписаний христианско-нравственного законодательства, но только выражают собой идеальные требования высшего нравствен­ного совершенства в новом, благодатном Царстве Божием. В противопо­ложность внешнему благочестию фарисеев, полагавших все дело добра в точном исполнении закона перед народом, Спаситель имеет целью рас­крыть перед апостолами и народом самое существо благочестия, пробу­дить в них внутреннее, сердечное участие в благочестии, вызвать в них стремление прежде и главнее всего к Царству Небесному, сравнительно с которым все другое должно казаться малозначащим, и эту основную цель и мысль выражает в ярких чертах идеального самоотречения от всего земного в пользу Царства Небесного или сокровищ на небесах. Но дан­ные места совсем не говорят, чтобы волею Господа было такое устрой­ство Его Церкви, и специально Церкви Иерусалимской, по которому все члены Церкви обязательно должны продавать все свое имение, или толь­ко часть его, и цену проданного вносить в общую кассу. В этом убеждении укрепляют нас следующие основания: а) Господь нигде и никогда не гово­рил, что в Его Церкви должно быть уничтожено различие между богаты­ми и бедными, и в особенности каким-нибудь насильственным или при­нудительным способом. б) Напротив, Он прямо признает это различие постоянным, имеющим продолжиться во все времена: нищих всегда имее­те с собой, а Меня не всегда (Ин. 12:8). в) Христос пришел не нарушить закон или пророков, но исполнить (Мф. 5:17). Но в законе прямо находятся специ­альные предписания богатым и бедным (Лев. 19: 9, 10; Втор. 24: 12, 14; Лев. 25:35; Исх. 23:3, 6); эти предписания потеряли бы силу и смысл, были бы нарушены, если бы уничтожено было Христом всякое отличие между богатым и бедным. Исполнение закона, то есть возведение его до надле­жащей высоты Христом, в настоящем случае состоит в том, что Он вну­шает богатым, как только хранителям врученного им Богом, уделять из своих имуществ неимущим братьям.

После всего исследования до сего времени какой же общий взгляд мы получаем на общение имуществ в древней Церкви Иерусалимской?

Мы хотим изложить ответ в наивозможно обстоятельном виде.

По вознесении Иисуса Христа на небо ученики и другие последовате­ли Его оставались в Иерусалиме в ожидании обещанного сошествия Св. Духа. Пока Сам Христос обитал и действовал на земле, была общая касса, из которой Он Сам и ближайшие последователи Его удовлетворяли сво­им потребностям. Вполне вероятно, что установленным способом удов­летворение нужд кружка апостолов и других немногих еще христиан со­вершалось и во время от воскресения Христа до дня Пятидесятницы. Это было время, в которое ученики едва ли могли приобретать себе содержание какими-либо сродными им трудами. Но когда по исполнении обеща­ния о сошествии Св. Духа Церковь Христианская начала постепенно раз­растаться из небольшой семьи или дома в значительное общество (уже первая проповедь Петра привлекла к Христу 3000 душ, Деян. 2:41, а за­тем мы видим вскоре приращение Церкви до 5000 душ, Деян. 4:4), тогда положение дела должно было несколько измениться. Теперь новообра­щенные большей частью оставались в своем раннем звании и состоянии; между тем значительная часть христиан в Иерусалиме была крайне бед­на и поэтому нуждалась в помощи. И вот движимые любовью к Христу, Основателю, Главе и пастыреначальнику Церкви имущие классы пожела­ли оказывать из своего достатка — много ли, мало ли, кто сколько мог — помощь неимущим. Но кому естественнее было вверить приносимое для раздаяния бедным, как не апостолам, предстоятелям Церкви, которым ближе известны были нужды бедняков и степень нужды каждого из них? Так как, по свидетельству апостольской истории, Церковь Иерусалимс­кая по большинству своих членов была в особенности Церковью бедных, неимущих, то нет ничего удивительного, что при первоначальной свеже­сти и силе любви христианской многие или даже, может быть, все более или менее достаточные люди приносили в жертву всей Церкви или все сполна свое имение, или часть его, смотря по благоизволению каждого. Так состоялось в Иерусалимской Церкви общение имуществ на чисто братских началах святой любви имущих сочленов к неимущим. Таким об­разом, мы видим, что столь справедливо прославленное, чтимое, хотя по-своему, даже врагами христианства общение имуществ в Иерусалиме вовсе не требовало от членов Церкви продажи всего имущества и внесе­ния в общественную кассу всего приобретенного от продажи, и еще ме­нее — насильственного принуждения членов к продаже целого или толь­ко части имущества в пользу Церкви; напротив, исключительно покои­лось на свободной любви сочленов, побуждавшей их продавать свои име­ния или часть их, и цену проданного, всю или опять известную часть, полагать к ногам апостолов для раздаяния бедным, смотря по нужде каж­дого. Вот в каком виде, на основании строгого исследования вышеука­занных мест в кн. Деяний апостолов, представляется нам первохристи­анское иерусалимское общение имуществ.

Как далеко оно от пресловутого коммунизма, порожденного мечтатель­ными головами нашего времени, не постыдившимися прикрываться вы­соким авторитетом неизвестной им древней Церкви Иерусалимской! Может ли быть какое-либо сравнение между иерусалимским общением имуществ и современным коммунизмом? Что общего у света с тьмою (2 Кор. 6:14)? Там — глубокая братская любовь, созерцая Первообраз любви, радо­стно и охотно приносит в жертву тленные земные сокровища неимущим братиям; здесь, напротив, зависть и ненависть к благосостоянию ближне­го, прикрываясь требованиями справедливости и равенства, стремится насильственным путем, всеми ужасами варварских злодеяний уравнять жизненные средства труженика с тунеядцем, даровитого — с бездарным, расточителя — с бережливым. Какой глубокий контраст между этими дву­мя формами имущественного общения! И, однако, находятся люди, ут­верждающие между ними полное согласие! Безумное кощунство над пер­вохристианской Церковью!

В заключение скажем: мы отнюдь не отвергаем, напротив, всеми сила­ми своей души желаем, чтобы иерусалимское общение имуществ сохраня­лось образцом для всех родов Христианской Церкви, чтобы состоятель­ные классы христиан никогда не забывали от избытка своих земных средств уделять бедным братиям, дабы молитвами их к Богу получить не­тленное сокровище на небесах. Ныне вам избыток в восполнение их недостат­ка, а после их избыток в восполнение вашего недостатка, чтобы была равномер­ность (2 Кор. 8:14).

 

Апостольская Церковь по изображению ее в книге Деяний апостольских

Игнатий, архиепископ Воронежский. «Чтения о святом первоверховном апостоле Петре»

I. Общий состав Церкви

Все вообще члены, составляющие Церковь, именуемую, как сказано в Сим­воле Веры, между прочим апостольской, назывались внутри своего обще­ства верующими, святыми, учениками, избранными, братиями, христианами, а вне общества сторонними называемы были по боль­шей части христианами и изредка — назореями.

Они составили Царство Божие на земле не из одного только народа, не из иудеев только, но из всех народов, без всякого различия племен, полов, возрастов. Такому духовному союзу, или званию всех народов, служит основани­ем единство веры, общий для всех способ Богоугождения, единство Бо­жие, единство Святителя исповедания нашего, Иисуса Христа, единство спо­соба оправдания, единство упования.

Впрочем, все сие, чем сделалась Церковь Христова, не есть какое-либо учреждение новое, неожиданное, но древнее, предопределенное свыше, предсказанное пророками, началом своим касающееся самого начала мира и оттуда, сквозь весь ряд древних Божественных учреждений Богоугожде­ния, дошедшее до своего времени как истина, заключавшаяся в образах. (См. «Беседы апостола Петра, в Иерусалиме и Кесарии бывшия»).

По таким-то понятиям Церковь в Символе Веры именуется единою, Свя­тою, Соборною, Апостольскою.

II. Священноначалие

Особое сословие в общем составе Церкви представляют священные слу­жители ее. Вся жизнь апостола Петра — свидетельством тому. Здесь особо упомянуть должно о том только, что такое служение сделалось передавае­мым и способ сообщения оного, друг-другоприимательный или преемствен­ный, вполне раскрыт в самом обществе апостольском, как то видно в нем избрание в апостольство, рукоположение в епископство, рукопо­ложение в диаконство, рукоположение в пресвитерство.

Полный состав служителей Церкви апостольской представляется в лице а) апостолов, потом епископов, б) пресвитеров и в) диаконов, спер­ва только юношей, по-гречески νεώτεροι, по соответствию с именем пресви­теров. Это три различные степени священноначалия, в порядке друг-другоприимательном. Об апостольской не говорим — она была чрез­вычайна. Называем звания степенями по ясным словам Писания и по са­мой действительности, из которой видно, что не все священнодействия равно предоставлены были всем служителям Церкви, но некоторые из свя­щеннодействий были исключительно совершаемы только высшими слу­жителями, сперва самими апостолами, а после — епископами.

Высшая степень священноначалия, апостольство в друг-другоприима­тельном порядке, стала называться епископством. И епископство его да приимет ин, сказано при избрании Матфия на место отпадшего апостола. Называемые иные 70 учеников Христовых по истории апостольской назы­ваются везде епископами, быв поставляемы к известному округу церквей. Св. Иаков (младший, праведный) был первый епископ Иерусалима из чис­ла их, и на Соборе апостольском участвовал как апостол, наравне с прочи­ми из двунадесяти.

Подобным образом и епископы именовали себя иногда пресвитерами, и наоборот, пресвитеры были называемы иногда епископами. Апостол Петр именует себя в послании своем пресвитером (1: 5, 1). Св. Павел — себя диаконом, пресвитеров — епископами. Служение всех — одно, по одному и тому же делу Божию, и должно быть одушевляемо духом сми­ренномудрия, в котором друг друга честию больша себя творить должно.

Собственно, степень низшая, или третья, сначала была известна под именем юношей. Но к ней в первый же год апостольской Церкви при­соединился разряд лиц, который назван именем диаконов и получал руко­положение. Так и ныне. Посвящаемые в причетники, обыкновен­но в молодых летах, именуются в так называемых ставленнических граматах отроками.

К ней принадлежал еще чин и из женского пола — под именем диако­нисс, или вдовиц церковных.

Обязанности третьей степени состояли в исполнении поручений апо­стольских и епископских, в служении при совершении ими и пресвитера­ми крещения, литургии, обедов, погребений и прочих обрядов.

Долг пресвитеров — в назидании паствы и совершении таинств, кроме возложения рук для низведения даров Святого Духа по крещении и для преподаяния священства, ограничивался теми только местами, к которым кто был из них поставляем.

Должность высшей степени, как показывает и самое имя епископов, была окружная, обнимавшая нескольких поместных церквей. Имя значит посе­титель, или блюститель. Особенно состояла она: а) в соверше­нии молитв и благовествовании Евангелия, б) в возложении рук на крещенных, что стало совершаться потом миропомазанием, поручае­мым и пресвитерам; в) в рукоположении служителей для всех трех степе­ней; г) в обозрении и посещении церквей; д) в разрешении недоуме­ний и е) в совещаниях, или соборах.

Как между апостолами были избраннейшие, почетные и так называе­мые столпы, так и между епископами одни перед другими имели преимущества чести и некоторым образом власти, что зависело впослед­ствии между ними от гражданской знаменитости мест. Впрочем, власть местных епископов имела особую уважительность перед всеми.

Наиболее всего к поступлению в священный чин какой бы то ни было степени требовалось избрание, а не искательство, кольми паче не святокупство.

 

///. Священнодействия

Под сим именем разумеется:

1. Богослужение вообще, к чему принадлежат:

а. Собрания (Деян. 2: 42, 46).

б. Чтение в них Св. Писания.

в. Учение, или изъяснение читанного.

г. Молитвы,

а) Кои составлялись вновь по требованию времени (Деян. 4: 24-31).

б) Чему, впрочем, основанием служили ветхозаветные псалмы и песни (Кол. 3:16).

в) Иногда были петы 24.

г) О служителях веры предлагались в Церкви особые молитвы (Деян. 12:5).

д) Литургия: ее, сверх сказанного выше, составляли:

а) Проскомидия (Деян. 4:35).

б) Благословение, или освящение видов Евхаристии.

в) Причащение, или преломление хлеба (Деян. 2:42).

2.  Таинства:

а. Крещение, причем, надобно заметить, необходимость его видна (Деян. 10: 44, 45, 47, 48).б. Дарование Духа Святого рукоположением, как ныне миропомазани­ем, причем нужно видеть необходимость сего тайнодействия (Деян. 8:14, 15, 16).

в. Священство через рукоположение (Деян. 6:6; 14:23).

г. Руковозложение вместо елеопомазания (Деян. 3:7; 9:17).

д. Покаяние (8:22).

е. Супружество (1 Пет. 3:1, 5, 7). Об Евхаристии сказано выше особо.

3.  Обряды, в них примечается особливо:

а. Основание знаменательности их — знаменательный образ действий Самого Иисуса Христа (Ин. 21: 1-22).

б. Тройственность священных действий во имя Пресвятой Троицы (Ин. 21:14, 17, 19; Деян. 9:16).

в. Погребение или провод усопших (Деян. 9:38).

г. Лишение провода (Деян. 5: 6, 10).

4.  Образ жизни о Господе.

а. Посты. (Деян. 10:30; 13:3; 14:23).

б. Всегдашнее воспрещение употребления крови и удавленины (Деян. 15:29).

в. Общительность (Деян. 2: 44, 45; 4: 32, 34).

г. Благоговение (44).

д. Степенность (47: 5, 13).

 

IV.  Священные времена

Они разделяются по суткам и годам.

1. В сутках такие времена суть:

а. Час третий (Деян. 2:12).

б. Шестый, или обедница (Деян. 10:9).

в. Час девятый (Деян. 3:1).

г. Полнощный, или всенощная (Деян. 12:12).

д. Час первый, или начало дня (Деян. 5: 20, 21).

2. В году:

а. День Воскресный, начало и основание всех праздников Господних (Деян. 2: 20, 24; 3:24).

б. День Пятидесятницы (Деян. 2:1).

в. Вознесения Господня (Деян. 1:12).

г. Другие праздники о Христе (Деян. 3:24).

 

V.  Священные места

Святые апостолы начали свои священные собрания в горнице, совершали иногда молитвы свои и поучения в притворе храма Соломонова. Из апостольских путешествий св. Петра видно, что у верующих были также и в других местах вне Иерусалима отдельные места для священнодействий, называемые также горницами, и что он и другие апостолы имели обы­чай собираться на Пятидесятницу во св. град Иерусалим из других мест.

 

Вечери любви у древних христиан

В. Л-н. «Православное обозрение», 1870, 1-е полуг.

Совокупляя вместе все отрывочные известия, в которых упоминается о вечерях любви в первые времена Церкви, мы получаем следующие сведе­ния об образе их совершения. В книге Деяний апостольских, между про­чим, говорится о первенствующих христианах, что они бяху... по вся дни... ломяще по домом хлеб, приимаху пищу в радости (2:46), и в другом месте (20: 7, 11), что в едину от суббот, собравшимся учеником преломити хлеб, Павел беседо-ваше к ним, и после воскрешения юноши, упавшего из окна и убившегося до смерти, возшед и преломь хлеб  и вкушь, довольно же беседовав даже до зари, и так изыде. Из этих слов священного дееписателя можно заключить, что в самые первые времена христианства были двоякого рода вечери любви: такие, которые совершались в разных домах и, следовательно, отдельными обществами верующих (по преимуществу в Иерусалиме), и такие, кото­рые в известные дни, именно в воскресные, совершались всем собранием ве­рующих. Яства для вечерей любви готовились или в том месте, где происхо­дила вечеря, или же доставлялись туда в готовом виде богатыми. Они со­стояли из овощей, рыбы, мясных и мучных кушаний; вино тоже не исключа­лось. Все эти яства, преимущественно вино и хлеб, долженствовали быть предварительно освящены за богослужением. За столом господствовали умеренность, скромность и порядок. Епископы, пресвитеры и диаконы зани­мали высшие места и руководили всем. Вечеря открывалась и завершалась молитвою и омовением рук. Во время вечери пелись псалмы и другие священные песни, читались и толковались отрывки из Священного Писания. Тут же верую­щие сообщали друг другу различные церковные известия, так что все посто­янно могли знать, в каком положении находится Христианская Церковь. Кроме того, прочитывались послания епископов и других представителей Церкви и деяния мучеников, чтобы укрепить себя в вере на случай гонения. При окончании вечери делался сбор для бедных, вдов, заключенных, потерпевших кораблекрушение. После всего расставались с уверениями брат­ской любви и с лобзаниями. Нужно заметить, что явные грешники и те, которые подвергались публичному покаянию, также оглашенные и все еще не принадлежавшие к Церкви не допускались к вечерям любви.

Вечери любви, по крайней мере вначале, были очень распростране­ны. Сами по себе они не в такой степени составляли необходимую при­надлежность Евхаристии, чтобы не могли быть опущены. Известно, что уже в первые века христианства были Церкви, в которых мы не видим и следов этих вечерей. Так, Иустин Мученик, говоря о совершении Евхари­стии и о богослужении у римских христиан своего времени, не упоминает об агапах. У св. Иринея о них тоже ничего не говорится. Причина этого, главным образом, заключается в том, что в Риме и ближайших к нему мес­тах тайные собрания и ночные пиршества были запрещены, а по словам Плиния, общие вечери христиан были запрещены эдиктом императора Траяна. Вдали от центра государства могло быть, конечно, иначе, и вот почему мы находим упоминание о вечерях любви в других местах.

Из тех мест Св. Писания, где говорится о существовании подобных со­браний в Иерусалиме, Коринфе и Троаде, видим, что в первые века хрис­тианства именно в Иерусалиме верующие собирались весьма часто и даже ежедневно для совершения Евхаристии и вечери любви. Так как это явле­ние очень естественно объясняется состоянием первых общин, именно немногочисленностью христиан, точно так же естественно и то, что этот обычай не был в общем употреблении или, по крайней мере, употреблял­ся недолго. Потому мы скоро находим, что для празднования агап назна­чались собственно воскресные дни (Деян. 20: 7, 11), хотя из этого были ис­ключения, и воскресные вечери в одних местах происходили реже — в других чаще.

При самом начале христианства, доколе Церковь Христова не получи­ла еще определенного устройства, агапы предшествовали Евхаристии. К этому располагало сходство этих вечерей с тайной вечерей Самого Госпо­да, которую, как в других отношениях, так и в этом, брали за образец. Не­которые места Св. Писания, например слова апостола Павла в 1 Посла­нии к Коринфянам, указывают на это (11: 20-27) (( Блж. Августин утверждал, что в Коринфе Евхаристия совершалась post coenam sive convivium, что и было там причиною беспорядков и злоупотребления. Он же думает, что именно ап. Павел отменил этот обычай совершения Евхаристии после вечерни в то время, когда пришел в Коринф сам, по обещанию своему, с целью устроить тамошние дела (Ер. 118 ad Ian. с. 6 и 7. Катанский. Очерк  истор. литург. Прав. Церкви)). Позднее же, напротив того, вследствие различных причин, как в коринфской общине, так и во всей Восточной и Западной Церкви, еще во времена апостольские, агапы происходили после причащения Св. Тайн и потому, обыкновенно, после Ев­харистии (( О совершении вечери любви после Евхаристии свидетельствуют Киприан, Тертулли­ан, Василий Великий, Златоуст, блж. Иероним, блж. Феодорит и др. О том же свидетельству­ет (Злат. Бес. на 1 Посл.  к Кор., т. 2) рано сделавшийся господствующим обычай причащать­ся Св. Таин натощак. По мнению Бунэена, это произошло в 65 г. по Р. X. (Катанский. Очерк ист. литург. Прав. Церкви)). По окончании богослужения верующие оставались в храме для общей братской вечери... С течением времени, по этому самому, только вначале вечери стояли в связи с Евхаристией, позднее же совершенно от­делились от нее. Только в Великий Четверг некоторые африканские об­щины совершали вечерю раньше причащения для живейшего воспомина­ния о тайной вечери Господа, положившей им начало. Что касается соб­ственно времени, в которое происходили вечери любви, то так как время богослужения в первые века христианства, при стесненном положении Церкви, было неодинаково, посему и агапы не могли совершаться в опреде­ленное время. Вообще, можно принять за верное, что они происходили ве­чером и ночью; в позднейшие же времена они совершались после утренне­го богослужения — в полдень или около этого времени. Но несомненно, что место, где происходили вечери любви, было то же самое, где соверша­лась и Евхаристия, то есть Церкви, если христиане владели ими, или дома, в которых они собирались.

Особый род священных вечерей представляют в первые времена хри­стианства те вечери, которые совершались в память мучеников.

При ежегодном воспоминании тех дней, в которые мученики претер­пели христиански геройскую смерть, верующие собирались на их моги­лах, а позднее — в церквах, посвященных их имени, и по окончании бого­служения устроялась общая вечеря, под руководством священников. Ве­чери сего рода известны были во втором веке и долго сохранялись в Пра­вославной Церкви. При погребении людей достаточных устроялись вече­ри погребальные: бедным предлагали пищу в церкви или около нее, про­ся через это их молитв за умершего и считая милостыню спасительной для усопшего.

Христианские братские вечери, известные под именем агап, издавна некоторые старались объяснить подобными же явлениями в состоянии бо­гослужений  иудеев и язычников. Так, Исаак, в знак мира и дружелюбия с оскорблявшими его Авимелехом и его союзниками, сотвори им пир, и ядо-ша, и пиша; и восстаете заутра клятся кийждо ближнему (Быт. 26: 30, 31); Иаков пожре жертву на горе, и возва братии, ядоша же и пиша, по восстанов­лении добрых, родственных отношений с тестем его Лаваном и по взаим­ном уверении и клятве в искренности благожелательных чувств и намере­ний в отношении друг  к другу (31:54). Так, завет, заключенный между Иеговою и израильским народом, сопровождался пиршеством: ядоша и пиша (Исх. 24:11). Этот обычай встречается и во времена царей (1 Цар. 9:12), а по свидетельству Иосифа Флавия, общие трапезы продолжались даже и до времен христианских. Филон оставил нам даже подробное описание ре­лигиозных трапез ессеев, которые, с первого взгляда, имели большое сход­ство с христианскими агапами.

Точно так же в языческом богослужении был очень распространен обычай устроять в храмах, после жертвоприношений, из остатков общие трапезы. Персы, афиняне, аркадцы, навкратиты соединяли с обществен­ным богослужением общие пиршества. У жителей острова Крита, лакеде­монян и римлян, как известно, были общие трапезы.

Но христианские вечери любви ничего общего не имеют с ветхозавет­ными пиршествами, которые устроялись по тем или другим обстоятель­ствам, ни тем более пиршества языческие ни в каком отношении не могли быть первообразами для христианских вечерей любви.

Христианские вечери любви ближайшим образом явились в подражание тайной вечери Господа Иисуса Христа и суть не что иное, как живейшее ее воспроизведение для большего возбуждения в верующих тех чувств, кото­рыми были проникнуты ученики Христовы в священные минуты после­дней прощальной беседы с ними возлюбленного их Учителя. Начало их коренится в самом духе христианства, которое возвещает людям одного Бога любви и один союз священной любви и братского единения. Уже употреб­ление в христианстве слова άγάπαι в смысле совершенно новом доказыва­ет, что христианские братские вечери представляли нечто особенное, су­щественно отличное от  всех известных пиршеств. Кто не знает, каким пла­менным воодушевлением к Божественному проникнуты были первенству­ющие христиане и до какой степени вся их жизнь со всеми материальны­ми ее отношениями была исполнена религиозно-христианского сознания? Удивительно ли, что вкушение пищи — один из тех видов житейских отно­шений — имело характер не простого, обыденного действия, а служило также, в известной мере, отображением целого христианского мировоз­зрения верующих? Как Божественное, как бы снисходя с неба, проникало собою все земные отношения в жизни христиан, так и человеческое, зем­ное, со своей стороны, проникнутое Божественным, как бы одухотворя­лось им и являло собою как бы непрерывное, живое служение Богу.

К этому религиозному настроению первенствующих христиан присо­единились и нравственные побуждения — братское общение и любовь. Любовь своей могущественной силой связывала всех в один кружок лю­бящих братьев: все чувствовали себя соединенными в одном средоточии живого братства, воодушевленного и вдохновленного духом братской любви и единства. Никто не хотел иметь своей отдельной собственности — все долженствовало быть общим. А  где это чувство с большей полно­той могло выразиться, как не в общей братской трапезе? Таким образом, в первенствующей Церкви вечери любви существенно были связаны с церковной жизнью христиан, проникнутых духовным чувством единства и общности достояния каждого, — были, так сказать, только завершени­ем их, а отсюда понятно, как могло принятие пищи и пития — дело мате­риальное — так тесно соединиться с самым высоким, чисто духовным бо­гослужением — Евхаристией.

Распространению вечерей любви могли немало способствовать самая необходимость и обстоятельства времени. Христиане, гонимые извне, долж­ны были теснее соединиться между собою и в этом тесном общении ис­кать опоры, утешения и ободрения. Религиозные собрания первенствую­щих христиан происходили в частных домах: устроению вечерей благо­приятствовала самая малочисленность христиан. Было немало и других при­чин в первоначальном положении христиан, которые способствовали распространению этого обычая.

Но времена переменялись. С распространением христианства перво­начальная жизнь христиан, имевшая семейный характер, более и более принимала обширные размеры жизни общественной, церковно-народной, поэтому первоначальные агапы должны были постепенно выйти из упот­ребления сами собою. В конце третьего века начинают они праздновать­ся только в особенные дни, преимущественно в память мучеников и имен­но как пиршества для бедных. Уничтожению вечерей любви много способ­ствовали злоупотребления и беспорядки примешавшиеся к ним.

Язычники по поводу такого непонятного для них учреждения, каковы были вечери любви, осыпали христиан злыми и нелепыми клеветами. Эти клеветы стали нам известны из защитительных речей христианских апо­логетов. Язычники называли вечери любви Фиестовыми пиршествами ((Фиест—Θυεστης — мифологическая личность, считающаяся между потомками Тантала. О нем говорят, что ему был предложен за трапезой собственный его убитый сын от враждо­вавшего против него брата Атрея (Гомера Илиада, 2, 106. Эсхил. 1253. Эврип. Ор., 1608)), по причине соединенной с ними и непонятной для язычников Евхаристии, и обвиняли христиан в том, будто они предавались самому грубому рас­путству. Как ни ложны были эти клеветы — все-таки агапы не были чужды некоторых злоупотреблений. Уже ап. Павел осуждает за эти злоупотреб­ления коринфскую общину, именно за разобщение богатых от бедных и их неумеренность (сн. 2 Пет. 2:13; Иуд. 12). Конечно, хорошая сторона вечерей любви долгое время одерживала верх и все данные в первые три века, за немногими исключениями, говорят о том высоконравственном духе, которым были проникнуты христиане на вечерях любви, о том религиозном благоговении, с которым относились к ним христиане, о том порядке, который господствовал на этих вечерях. Об этом свидетельству­ет один из злейших врагов христианства Юлиан, благоприятно отзывав­шийся о вечерях любви, устроявшихся в его время.

Позже, с увеличением числа лиц вступавших в христианскую общину, вечери любви постепенно утрачивали свой первоначальный характер во многих отношениях; появились и с течением времени усилились разного рода злоупотребления и беспорядки, против которых восставали уже Кли­мент Александрийский, св. Григорий Назианзин, св. Златоуст, блж. Авгус­тин и другие. Собор Лаодикийский в половине IV века издал запрещение справлять агапы в церквах: «Не подобает в храмах Господних, или в церк­вах, совершати так именуемые трапезы любви и в доме Божием ясти и воз­лежание творити», читаем мы в 28 пр. сего Собора. Хотя несколько лет ранее этого Собор Гангрский, в Памфлагонии, и принял агапы под свою защиту против евстафиан, но это произошло только потому, что они, ере­тики, в своем гордом воздержании, считали агапы непозволительными и постились даже в воскресенье... По причине злоупотреблений, вечери любви отменены были и в Милане св. Амвросием. Скоро и в остальной Италии стали прекращать их. Блж. Августин советовал карфагенскому епис­копу Аврелию отменить их в Африке, но вместе советовал приняться за это дело с благоразумием. Третий Собор, Карфагенский (391 г.), запретил духовенству принимать участие в агапах и повелел, по возможности, удер­живать от них и народ. Долгое время еще сохранялся в некоторых местах обычай справлять эти пиршества в церквах, и потому запрещение этого обычая было снова повторено на Константинопольском Соборе в 692 году. Как трудно было совершенно отменить этот обычай и как к нему привык народ, можно заключить из того, что еще папа Евгений в 826 г. жаловался на беспорядки при агапах. Долее всего сохранились эти церковные празд­нества в Англии, Галлии и Германии. Григорий I позволял новообращен­ным англичанам, которые особенно любили религиозные торжества, со­вершать пиршества у церквей в праздничные дни. Точно так же первые проповедники германские допускали их преимущественно у бриттов и скот­тов. В праздники Господские и в честь мучеников собирались они или в церкви, украшенной зелеными ветвями, или перед церковью под деревья­ми, или, наконец, в палатках, сплетенных из древесных ветвей; там зака­лывали животных и под звуки музыки и религиозных песен совершали праздничный пир. Подобные праздники происходили и в Галлии. Но здесь они так изменились, что почти преобразились в языческие вакханалии: в церквах затевалась пляска, происходили беспорядки и бесчинства всякого рода; даже, по древнеязыческому обычаю, закалали животных в жертву святым. Подобное извращение вечерей любви и смешение языческих обычаев с христианскими проявлялось и в Германии. Многие соборы, именно Собор Орлеанский в 533 г., Собор Оксерский в 584 г. и соборы, собранные деятельностью Бонифация, особенно Собор в Люттихе 743 г. и германс­кий Собор около 746 г., решительно восстали против злоупотреблений вкравшихся в древние вечери любви. Однако ж еще почти сто лет спустя Собор в Ахене принужден был возобновить запрещение Собора Лаодикий­ского против агап, и все-таки по местам они продолжали сохраняться: так привык к ним простой народ в Германии и Франции.

У абиссинских христиан еще и теперь существуют вечери любви в свя­зи с таинством причащения. В других странах напрасно стали бы мы ис­кать этого древнего учреждения, но нередко можно встречать различные обычаи не столько церковные, сколько народные, в которых так или ина­че сказывается память древних преданий. Думают, что обычай, сохранив­шийся в некоторых местах, по большим праздникам разбивать палатки вокруг церкви и продавать в них яства и пития, равно как предложение трапезы бедным, соединенное с омовением их ног, в Великий Четверг (как это делается в Риме, Австрии, Баварии и других местах), суть остатки древ­них вечерей любви. Так же смотрят и на те пиршества, которые у греков и даже у русских устрояются богатыми для бедных по случаю погребения или по какому-нибудь другому случаю под открытым небом или в частных до­мах. Нечто похожее на агапы видят в пиршествах, совершающихся в изве­стные дни у гернгутеров, в молельне перед принятием Св. Тайн. У них, кроме того, есть особенные, так называемые домашние вечери любви.

 

Отношения фарисеев и саддукеев к первоначальной проповеди апостолов

(гл. 2-5)

А. Никитин. «Чтения в Обществе любителей духовного просвещения», 1890, март

Иудейские партии думали, что со смертью Иисуса Христа погибнет и ос­нованное Им общество, что кружок учеников, веривших в мессианское достоинство своего учителя, безвозвратно рассеется. По меньшей мере, саддукейская партия имела тот повод оставаться спокойной, что Анна и Каиафа умертвили Мессию, проповедь Которого для них казалась знаме­нием мятежа и беспорядка. Но общество последователей Христовых да­леко не рассеялось, далеко не погибло бесследно — оно, по вознесении на небо Иисуса Христа, ждало лишь исполнения обетования о ниспослании Духа истины. Сошествие Св. Духа в 10-й день по вознесении Иисуса Хрис­та обозначает в истории Христианской Церкви новую эпоху. Исполнение обетования Иисуса Христа, давая верующим сильнейшее доказательство Божественности своего Учителя, давало вместе с тем новую задачу Церк­ви. Теперь последняя, по словам Прессансе, должна была усвоять даро­ванную истину, извлекать из нее все следствия и через освобождение от оков иудейства известным образом достигать нравственного совершен­ства. Такое значение сошествия Св. Духа ясно понимали свв. апостолы: они увидели теперь, что христианство с этого момента должно сделаться универсальной религией; это ясно выразил ап. Петр в своей речи, произ­несенной к народу для объяснения тех странных и непонятных перемен, какие совершил в апостолах Св. Дух. Называя Иисуса Христа распятым Господом, он призывал присутствующих ко крещению без различия зва­ния, возраста и национальности (Деян. 2: 36-39). Довольно трудно ска­зать, почему эта проповедь осталась незамеченной со стороны фарисеев и саддукеев, особенно если принять во внимание то сильное движение народа в пользу христианства, которое выразилось в присоединении трех тысяч народа. Быть может, продолжительное время, в течение которого христиане не заявляли о своем существовании, настолько усыпило бди­тельность и подозрительность виновников смерти Иисуса Христа, что они были вправе думать, что ученики Христовы рассеялись, убедившись в дер­зкой мечтательности своего Учителя. С другой стороны, обращение в хри­стианство трех тысяч народа могло остаться не замеченным фарисеями и саддукеями, если мы обратим внимание на то многолюдство, каким отли­чался Иерусалим во время праздника Пятидесятницы, когда сюда стека­лись многочисленные толпы иудеев из всех стран. Наконец, можно пред­положить, что во время проповеди ап. Петра саддукеи, как иерархичес­кие лица при иерусалимском храме, были заняты исполнением лежавших на них обязанностей по отправлению общественного богослужения. Фа­рисеи же, если и слышали речь апостола, то не могли отнестись к ней враж­дебно, потому что в ней излагалось на основании пророчеств учение о воскресении мертвых, учение, составлявшее центр тяжести фарисейской догмы. На упоминание же в проповеди имени Иисуса Христа как Господа фарисеи могли не обратить никакого внимания, потому что крестная смерть Его совершилась на глазах народа и потому, с их точки зрения, не могла располагать массы к вере в Иисуса Христа как Мессию. Как бы то ни было, но проповедь Петра прошла совершенно незамеченной ни фарисе­ями, ни саддукеями.

Христианство встречает оппозицию со стороны иудейства вслед за чудесным исцелением хромого от рождения апостолами Петром и Иоан­ном. Исцеление хромого перед глазами всего народа произвело неотрази­мое впечатление на последний; это обстоятельство дает ап. Петру повод обратиться к народу с речью о Мессии, отверженном со стороны народа в лице Иисуса Христа, Который, однако, воскрес и дает силу верующим в Него совершать чудеса. Напомнив о древних пророчествах, говорящих о том, что Иисус Христос должен был пострадать, он увещавал присутству­ющих обратиться ко Христу, чтобы загладить свою вину и получить веч­ное спасение. Но, судя по повествованию Деяний апостольских, пропо­ведь Петра еще не была окончена, как к нему «приступили священники, начальники стражи при храме и саддукеи». Эти последние делаются ду­шой враждебной христианству партии, «досадуя на то, что апостолы учат народ и проповедуют во Иисусе воскресение мертвых» (Деян. 4: 1-2). Пользуясь своей внешней силой и могуществом, саддукеи теперь схваты­вают апостолов, заключают их в темницу и подвергают строжайшему доп­росу в тайной надежде, что так открыто проповедуемое ими учение о вос­кресении мертвых будет решительно опровергнуто в торжественном за­седании Синедриона. Такую надежду они могли питать потому, что в Си­недрионе в то время саддукеи составляли большинство; отсюда опровер­жение в Синедрионе учения о воскресении мертвых могло бы рассматри­ваться со стороны саддукеев полным торжеством их принципов и публич­ным унижением фарисейской доктрины. И вот двух бедных галилеян ста­вят посредине блестящего собрания и спрашивают, каким именем и ка­кой силой они творят чудеса. Если судьи надеялись такой тактикой совер­шенно подавить дух этих людей, говорит Ланге, то этому нам не следует удивляться, потому что они хорошо знали, как одиннадцать учеников об­ратились в бегство при первом появлении римского отряда в Гефсиманс­ком саду. Но саддукеи не знали, какая перемена произошла теперь в гали­леянах... Оказалось, что саддукеи не были подготовлены к борьбе с апос­толами, потому что мужество не оставило их среди той торжественной обстановки, какую они увидели в этом многолюдном заседании Синедри­она. Саддукеи, заранее уверенные в своей победе над ненавистным им уче­нием, встречают со стороны апостолов такие аргументы, на которые они ничего не могли возразить, поэтому они в гневе и смущении удаляют апо­столов из залы суда, чтобы сделать совещание о том, как им следует посту­пить с ними. Совещания, однако, ни к чему не привели. Принимая во вни­мание, с одной стороны, очевидность чуда, а с другой — общее сочувствие народа к совершителям его (Деян. 4:4,16), саддукеи не могли подвергнуть апостолов каким-либо наказаниям, не подвергая опасности свой собствен­ный авторитет. Посему они ограничиваются одним запрещением пропо­веди об Иисусе Христе. Во всяком случае для нас теперь ясно, какое поло­жение заняли саддукеи по отношению к христианству. Они надеялись по­давить проповедь апостольскую своей грубой силой, обаянием своего блес­ка и величия, но если не успели в этом, то причины лежали в самих обсто­ятельствах: в препятствиях намерениям их со стороны народа, в неиме­нии легальной почвы для насильственных мер по отношению к апостолам и происшедшая в характере последних перемена, в силу которой они являются смелыми и убедительными проповедниками учения о Христе.

Каково же было отношение фарисеев к христианству при данном слу­чае? Ответить положительно на этот вопрос за неимением точных дан­ных довольно трудно. Но на решение этого вопроса бросает некоторый свет повествование св. Луки о ходе совещаний членов Синедриона по уда­лении из залы заседания свв. апостолов Петра и Иоанна (Деян. 4: 15-17). Сам дееписатель, не присутствовавший при этом, а равно и апостолы, выведенные из заседания, не могли знать о том, как и что рассуждали о них члены Синедриона. Поэтому нужно думать, что известие это почерп­нуто от лиц принимавших участие в заседании и во всяком случае — не от саддукеев, которые ни в каком случае не могли рассказывать о своих сове­щаниях, потому что это могло бы обнаружить если не бессилие их, то во всяком случае снисходительность и потворство по отношению к пропа­ганде пунктов фарисейского вероучения, а это не входило в интересы их партии. Отсюда можно с вероятностью предполагать, что обстоятельства совещания были переданы апостолам одним из фарисеев. Вероятность этого предположения усиливается тем обстоятельством, что в Синедрио­не имел Своих почитателей Иисус Христос и что эти почитатели оста­лись с прежними чувствами к Нему не только при последних днях земной жизни Иисуса Христа, но и даже по смерти Его*. С другой стороны, фари­сеи, принадлежавшие к школе Гиллела, во имя своих принципов не могли отнестись к христианству с той ненавистью и фанатизмом, с какими от­неслись саддукеи, потому что в проповеди о Христе они могли видеть про­поведь тех нравственных начал, которые проповедовал Гиллел. Кроме того, до сих пор ничто не давало фарисеям права рассматривать христи­ан как особую религиозную секту с учением существенно отличным от их собственного. Наконец, не нужно забывать и того, что если бы разница в религиозных воззрениях и была замечена фарисеями, то эта разница зак­лючалась только в вере во Христа как  уже пришедшего Мессию. Если даже эта вера не была в глазах фарисеев простой мечтательностью, то пропо­ведь о Христе получила теперь другое значение для фарисеев. Христос, говорит Ланге, провозглашался теперь не как бедный выходец из Назаре­та, но как воскресший в ослепительном свете и окруженный небесным величием. И если они прямо не могли относиться с расположением к вере в воскресение мертвых, то на этот раз они могли отнестись к ней благо­склонно, чтобы таким образом заставить саддукеев молчать о несостоя­тельности учения о воскресении. Итак, проповедь апостолов в данном случае затрагивала только принципы саддукейского вероучения; отсюда фарисеи могли рассматривать эту проповедь как такую, которая, нанося, с одной стороны, удар саддукейству и, с другой стороны, распространяя фарисейские верования, оставляла в тени самих фарисеев, а такая пропо­ведь не могла возбудить ненависти в фарисеях.

Надеждам саддукейской партии не суждено было осуществиться. В апо­столах допрос не только не подавил мужества, но возбудил твердую и не­поколебимую решимость проповедовать о Христе. Укрепленные Св. Ду­хом, апостолы решаются теперь перенести все пытки и мучения, чтобы «сделать то, чему быть предопределила рука Господня» (Деян. 4: 28-31). И действительно, апостолы начинают с этого времени, по свидетельству св. Луки, с великой силой проповедовать о воскресении Иисуса Христа. Эта горячая проповедь свв. апостолов, тихая и сосредоточенная в себе жизнь христиан, наконец, обильные явления чрезвычайных даров Св. Духа — все это в совокупности производило настолько сильное впечатление на на­род, что число верующих увеличивалось с каждым днем. Такое сильное влияние апостолов на народ, такое сильное распространение учения о воскресении Христа не могли не обратить на себя внимания саддукейс­кой партии. Саддукеи теперь увидели, что религиозное самосознание на­рода пробуждается и что это пробуждение сознания склоняется далеко не к принципам их секты; они с ужасом теперь заметили, что их собствен­ным религиозным убеждениям угрожает сильная опасность со стороны проповедников о распятом Христе. Деяния апостольские дают право ду­мать, что саддукеи теперь опасались не одного только внутреннего под­рыва своего авторитета в смысле возможности окончательного неверия народа саддукейским принципам; можно думать, что они опасались теперь со стороны массы оскорбительных для них демонстраций. Саддукеи мог­ли думать, что христианская партия, умножившаяся в числе своих после­дователей, так сильно воодушевленная верой в Иисуса Христа и тесно сплотившаяся благодаря общению имуществ, захочет теперь встать в от­крытую борьбу с ними, чтобы отомстить за позорную смерть своего осно­вателя. Все это ясно видно из того тревожного упрека, с которым садду­кеи обращаются к апостолам: «Вы хотите, — говорят они, — навести на нас кровь Того Человека» (Деян. 5:28). Таким образом, обстоятельства теперь требовали от саддукеев применения к апостолам скорейших и решитель­ных мер, которыми они могли бы предотвратить угрожающую им опас­ность. И вот они прибегают к мерам репрессивным в той надежде, что такие меры если совершенно не подавят дальнейшего распространения христианства, то, по крайней мере, неблагоприятно повлияют на внут­реннюю жизнь общества и ослабят до некоторой степени силу христиан­ства. В этих видах саддукеи схватывают апостолов и заключают их в на­родную темницу. Чудесно освобожденные из темницы, апостолы на другой день приводятся под конвоем в заседание Синедриона, где их обвиня­ют в нарушении запрещения проповедовать о распятом Христе и хотят вынудить из их  уст признание в замышляемом христианами мятеже. Скром­ные и вместе с тем полные глубокого смысла слова апостолов: «Богу долж­но более повиноваться, чем людям», — вызывают в членах Синедриона чувства оскорбленного самолюбия и мелкого тщеславия. В этих словах саддукеи увидели, что авторитет их решительно не признается апостола­ми; указание же на желание Израилю спастись и на дарование прощения за вину по отношению к распятому Христу, как на цели проповеди христи­анства, возбуждает положительный гнев саддукеев. В этом ответе заклю­чалось и обвинение их в неправосудии по отношению к невинному Стра­дальцу и снова дерзко высказывалось противоречие галилеян саддукейским религиозным воззрениям. Неудивительно, что саддукеи замышляют теперь убить апостолов (Деян. 5:33); это тем более неудивительно, что апостолы, эти простые рыбаки, присвоили теперь себе права публичной проповеди и заботы о спасении Израиля — права исключительно принад­лежавшие аристократии иудейской крови — саддукеям.

Между тем интересы фарисейской партии почти не затрагивались на­стоящим положением христианства, ибо и до сего времени апостольская община стояла на почве закона Моисеева. Члены ее, как и прежде, прово­дили большую часть времени в притворе Соломоновом и исполняли все обрядовые предписания (Деян. 5: 12-13) закона, держались, одним сло­вом, всего того, что фарисеи могли ценить в каждом верующем иудее. Но фарисеи, несомненно, подозревали в христианах стремление произвес­ти возмущение против саддукейско-ненациональной партии; это сильно сказывается в сопоставлении Гамалиилом пробудившегося христианско­го движения с лжемессианскими возмущениями, поднятыми Февдой и Иудой галилеянином. Но противиться возникновению и осуществлению этого стремления фарисеям не было цели ввиду того, что они могли из­влечь отсюда выгоды для своей партии. Саддукеи, как мы выше заметили, находились во враждебных отношениях к фарисеям, но привилегии и выгоды их положения были предметом сильной зависти со стороны фа­рисеев, а потому свержение этой партии какими бы то ни было средства­ми с высоты величия и возвышение сторонников своего толка было за­ветной мечтой фарисеев. В данном же случае христианство своей борь­бой с саддукейством могло послужить осуществлению этой мечты. Но ста­новиться открыто на сторону христианства фарисеи не решились, рис­куя, в случае неудачного исхода борьбы, окончательно потерять свое и без того начинавшее падать влияние и не желая подвергнуться строгой ответственности за участие в возмущении перед римлянами. Отсюда сво­им заступничеством за апостолов (Деян. 5: 34-39) фарисеи, может быть, хотели только усыпить саддукейские опасения, навеянные им возрастав­шим религиозным движением, и таким путем подготовить саддукеям ту серьезную оппозицию, став на сторону которой, они могли бы не сомне­ваться в благоприятном исходе борьбы. Такие надежды могли возлагать фарисеи на христианское движение, если бы оно в самом деле окончи­лось возмущением против саддукеев как своих преследователей. Полагать, что фарисеи именно в таких видах заступались за христианство, мы мог­ли бы в том случае, если бы можно было доказать, что Гамалиил был в настоящем случае выразителем общефарисейского мнения, если он свои­ми устами выразил желания всей своей партии. Мы можем с вероятнос­тью утверждать последнее на том основании, что Гамалиил был в Синед­рионе представителем фарисейской партии; такое значение Гамалиила, как главы партии, открывается из того действия, какое произвела его речь на саддукеев, именно — Синедрион не решается казнить апостолов, а ограни­чивается только бичеванием их. С другой стороны, Деян. 5:34; 20:3 дают знать, что Гамалиил был одним из самых уважаемых раввинов, а 26:5 — что он был строжайшим фарисеем, каковое направление сообщил своему уче­нику Савлу. Если это так, то интересы его партии были в высшей степени близки его сердцу и в данном случае он мог легко прикрыть замыслы сво­ей партии своей принадлежностью к снисходительной партии Гиллела. Но если бы это было иначе, то, по меньшей мере, было бы странно, что устами строгого фарисея, устами вождя фарисейской партии высказана была такая снисходительность по отношению к христианству. Если сам Гиллел учил не отделяться от своего общества, если отличительной чер­той фарисейства было единодушие, то не было ли бы со стороны Гамалиила (внука Гиллела) изменой своему обществу такая беспричинная снис­ходительность к христианству, не было ли бы со стороны Гамалиила отре­чением от фарисейства, если бы он не воспользовался благоприятно сло­жившимися обстоятельствами для осуществления существенной цели фарисейства?! Мы думаем, что в данном случае в Гамалииле именно ска­зался фарисей, который, прикрываясь маской терпимости и упования на Бога, думал усыпить и уничтожить все опасения саддукеев относительно успешности предполагаемого христианского возмущения. Но если Гама­лиил был выразителем общефарисейских надежд на христианское движе­ние, то, как отдельное лицо, он имел другие мотивы противиться крова­вым преследованиям проповеди о Христе — эти мотивы заключались в его личной терпимости и благоразумии. Внук знаменитого Гиллела, усво­ивший те симпатичные черты, которыми отличался его дед, Гамалиил не мог стать на сторону оппозиции христианству, этические принципы ко­торого близко подходили к его собственным. Кроме того, как человек на­божный, религиозный и благоразумный, Гамалиил не мог не понимать той истины, что исключительно человеческое дело не может быть прочным; с другой стороны, благоразумие подсказывало ему, что иерархия не долж­на наказывать гражданским порядком за проступки против религии. Климентины заступничество Гамалиила за христианство объясняют тем, что он будто бы был тайным христианином (1:65), но это опровергается фак­тами: 1) что он был учителем Савла, но не спас его от ненависти к христи­анству и 2) он до конца своей жизни принадлежал к фарисейской партии. Итак, до сего времени различие в отношениях саддукеев и фарисеев к христианству сказывается довольно рельефным образом. Саддукеи пред­ставляют открытую оппозицию христианству и выражают желание насиль­ственным образом подавить распространение ненавистного им учения о Христе, дабы подавить возможность всякого возмущения против их поло­жения и авторитета. Между тем фарисеи, не замечая в христианстве про­теста своим религиозным убеждениям и нарушения отеческих преданий, не заявляют по отношению к христианам неприязненных чувств в тай­ных надеждах воспользоваться христианским движением для возвышения своей партии. Но, несомненно, постоянно возраставшее влияние христи­ан, этих последователей строгого обличителя фарисейского направления, в сущности, не могло быть приятным для фарисеев явлением; с другой стороны, учение о Христе, как о Мессии, противоречило их тщеславным надеждам на будущее их партии; отсюда можно предположить, что фари­сеи, в сущности, недружелюбно смотрели на христианство, но до сего вре­мени это недружелюбие скрывается под маской фарисейского ханжества и терпимости.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Церковь Христова из иудеев (1-12 главы) . I. Открытие основанной Христом  Церкви через сошествие Святого Духа на верующих(1-2 главы). ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

II. Церковь Христова в Иерусалиме (3-7 главы)  ГЛАВА 3