Окружность земного шара под экватором равняется почти 37 тысячам верст, или 600 конным дням пути. Не велика обитель, назначенная человеку Провидением; а после стольких веков жизни человечества как много еще неизвестных частей земного шара! Давно уже моря не служат преградою; три тысячи лет протекло с тех пор, как корабли пошли плавать около берегов и по направлению периодических ветров; с лишком четыреста лет тому назад магнитная стрелка сделала человека независимым от пу­теводительных звезд: а знание земли еще в детстве! Нельзя обвинять людей в недостатке любопытства. Их трудами раскрыты тайны природы, исчислен ход светил, отдален­ное сближено, невидимое рассмотрено; неужели они оста­лись равнодушными только к самому близкому предмету, к своей родине, к своему временному жилищу? От глу­бочайшей древности до нашего века, во всех землях не­сколько просвещенных, проявлялось сильное желание уз­нать мир земной, познакомиться с народами самыми отдаленными; путешественники пускались в пути неизве­стные, подвергались опасностям, погибали на морях или в пустынях, а в XIX-м столетии по Р.Х. еще говорится об открытиях географических! Такая тесная область, столько времени, столько усилий, и дело еще не кончено! Мне казалась бы эта загадка смешною, если бы ее разгадка не была жалкою. Люди победили прихотливость ветра и воды, преграды пустынь и гор; одно осталось непобежден­ным: вражда взаимная людей, и в ней-то настоящая препона к довершению так давно начатого.

Темные рыбаки, собравшиеся в бедной хижине, чтобы разделить между собою пути деятельности всемирной, люди, сказавшие друг другу «прости, мне дорога к  ски­фам», «мне в Рим», «мне в Аравию»*,—с тем, чтобы другие люди узнали наконец Тайну своего братства;— вот те, ко­торым география, еще более всех других наук, обязана своими успехами. От них начинается беспрерывный ряд сношений между отдаленнейшими краями, потому что от них начинается единство чувства, связующее навек род человеческий. Оттого-то, когда пал римский колосс**, когда разноначальные и разноплеменные тучи дикарей нахлынули на просвещенную Европу с севера, и востока, и юга, когда все лучи знания исчезали в общей тьме невежества, сохранилось и даже распространилось одно — знание земли и ее жителей. Это факт и факт неоспоримый, которого причины так ясны, что нам не нужно более об них говорить. Часто повторялось, хотя не так обширно и блистательно, как сначала, первое явление, ознаменовав­шее деятельность любви христианской*; но трудно вспом­нить без умиления прекрасное торжество этого чувства на Западе, когда бессмертный Генуэзец поплыл с крестом за новыми землями, которые он хотел просветить**.

Странно, что самое имя этого человека было Христоносец (Христофор)***. Когда вспоминаешь об его пред­приятии, о святой цели, к которой он стремился, об ужасах, которыми Испания осквернила последствие его открытий, сердце невольно наполняется злостью и жел­чью. В этом золоте, которое развратило землю Фердинан­да****, в ее постыдном упадке, в ее невежестве, в ее болезненной и глупо-страдальческой жизни, в ее ничто­жестве перед остальною Европою, кажется, видишь кара­ющую руку Провидения и радуешься казни, потому что она справедлива. Долго мучилась и долго будет еще му­читься уничтоженная Испания, встарь могучая для зла и теперь бессильная для добра. Соборы Толедские* * * * * и ужасы Пизарро, разрыв христианского учения и осквер­нение христианского подвига — вот за что она наказыва­ется, и очищение ее еще не кончено.

После Колумба путешественники, расширявшие круг знания земли, стремились к открытиям уже не с кре­стом, а с мечом или с товаром, почти всегда равно готовые на тайный обман или на явный разбой. Потом мало-помалу наглое насилие стало стыдиться возраста­ющего просвещения; на европейских кораблях начали чаще появляться смиренные лица ученых, оживленных страстию к науке и не враждебных к людям; между ними изредка мелькали проповедники христианства, со­гретые любовью к человечеству; торговцы узнали цену мира и некоторой честности. И теперь, быстрее, чем в старые годы, имена народов, городов, рек и гор стали наполнять прежние печальнее  пробелы атласов, изобра­жающих землю. Над странами неизвестными еще бод­рствует на страже старая вражда и подозрение. Когда-то сменят этих сторожей?