Таково второе прошение. Как мы видели, прежде всего мы желали славы для Бога, чтобы Его имя прославлялось. А теперь мы молимся, чтобы Его Царство пришло к нам. Не го­ворим: "на землю", чтобы кто не подумал, будто

Царство Божие это есть благополучное житие на этой земле. Нет: эту мысль сначала же нужно отвергнуть! Такое царствие совсем не Божие, а человеческое, земное. Между тем, некоторые именно так и склон­ны понимать "Царство Божие" как земное благоден­ствие, в какое включается и нравственное состояние общества: любовь, чистота, образованность, мир, экономическое довольство, отсутствие войн, повы­шение культуры и т.п., значит, тогда не нужны бу­дут ни суды, ни темницы, никакое иное наказание, потому что не за что будет и наказывать, все будут хороши! Будет Царствие Божие на земле! Присоеди­нится к этому и вера в Бога.

Но это совсем не Царство Божие. Это царство че­ловеческое, земное, только благополучное и благо­честивое. Бог же, при таком понимании, будет лишь средством или устроителем такого блаженного об­щества. Значит, не Бог является целью нашего стрем­ления, и не Его общение с нами, как это видели мы в первом же прошении и в воззвании о "Небесном" Боге Отце, а, собственно, лишь орудием для нас, для нашей жизни на этой земле.

Отсюда уже ясно для нас, что такое царство не Божие, а наше, человеческое, земное. И так верова­ли не только безрелигиозные люди (только без Бога), но и некоторые верующие, даже ученые священно­служители. Я знал таких лично. Один из них, напри­мер, говорил, что темниц-то не будет, но... публич­ные библиотеки останутся! Ему, как книжному че­ловеку, они, конечно, были интересны, как иному "хлеб насущный".

Но такое понимание никого не удовлетворит: ни искренно верующих, поскольку вся их жизнь сосре­доточена в Боге; ни безрелигиозных людей, поскольку им Бог совсем не нужен, они и без Него надеются устроить это благо, и даже им Бог, вера в Него ме­шают, ибо раздваивают человека и притом смиряют его, тогда как для царства земного нужны люди "новые", гордые, уверенные, "сильные", как они ду­мают.

Нет, не это, конечно, разумел Господь Иисус Христос, когда повелевал молиться о Царствии Бо­жием. Не будем дальше останавливаться на этом: ясно для нас, что не об этом просим мы!

Есть другое понимание Царства Божия, более близкое к подлинному, но не совсем ясное: Царство Божие именуют многие — Царством Небесным. Соб­ственно, это верно. Но остается непонятным: каково же содержание этого понятия "Небесное"? Правда, противополагается земному "царству", и это хоро­шо уже. Но нам хочется знать, какое же отношение оно имеет к Богу? Вот эту неясность и нужно вскрыть, сколько мы можем.

Начну с рассказа.

Я был ректором семинарии в Твери. Меня при­гласили служить в одном приходском храме. Он был всюду расписан. А вверху, под куполом, изображена была в картинах Молитва Господня. Смотрю я на вто­рое прошение: "Да приидет Царствие Твое" — и с радостным удивлением вижу, как сверху, с неба, спускается Дух Святой в виде голубя (как Он явился при крещении Спасителя). Вот, удивился я, как по­нималось "Царствие Божие"! И как это наши батюш­ки и домашние живописцы выбрали такие оригина­лы для копирования в храме!

Другой факт всецерковного значения. На второй неделе Великого поста наша Православная Церковь чтит память святого Григория Паламы, архиеписко­па Фессалоникийского (г. Солунь). Святой Григорий, собственно, действовал в XIV веке: следовательно, служба ему вошла в круг Постной Триоди уже по­здно. И вот какая тому была причина. На Афоне не­которые подвижники видели особый свет над голо­вами и считали его не земным, естественным све­том, а небесным присносущным, благодатным, бо­жественным. Противником такого воззрения был монах (впоследствии католический епископ) Варла­ам Калабрийский. Вот против него, за подвижников, выступил иночествующий святой Григорий Палама. Чтобы обличить Варлаама, защитники света ссыла­лись на свет, в котором Господь явился во время Преображения на горе Фавор, потому и свет име­новался "Фаворским". После долгих споров и четы­рех Поместных Соборов восторжествовало это пра­вославное учение.

Собственно, здесь поднималось два существенных вопроса из христианского учения: о действительном существовании сверхъестественного мира и о спосо­бе его познания. И Церковь отстояла сверхъестествен­ность Фаворского Света и действительность его. Но вместе с тем установлено было, что и познание его могло быть не результатом ума, а даровано только Божиим откровением, или благодатию.

Поэтому святой Григорий Палама именуется в богослужении "проповедником благодати".

Естественно, возникает вопрос, почему Церковь постановила праздновать службу ему во вторую не­делю Великого поста, и как раз в последующее вос­кресение после "Торжества Православия". Нужно думать, что это сделано не случайно. За неделю до этого мы прославляем Православие, а теперь утвер­ждаем, в чем оно заключается и каков путь к нему.

Хвала святому Григорию Паламе имеет не част­ное лишь значение его победы над Варлаамом — это было бы малодостойно для празднований всей Цер­кви, а находит, как видим, ответ на существенные вопросы всего Православия. Кончилась (иконопочи­танием) борьба со всеми еретиками: Церковь одоле­ла их. Если всмотреться во все ереси, то можно уви­деть, что они грешили двумя ошибками в глубине своей: еретики стремились к человеческому земному идеалу, сводили христианство к земной цели, забы­вая небесное происхождение его, или же, наоборот, неуместно (как евтихианство) отрывали его от человека, лживо уча о "поглощении" во Христе челове­чества Божеством Его. Вторая ошибка состояла в том, что еретики хотели все "понять" своим разумом, объяснить натурально или мнимопонятно. Между тем, вся наша вера — божественна, поскольку все спасе­ние наше совершается Богом, а для ума непостижи­мо, поскольку здесь действует в основе всего благо­дать Духа Святого, посланного ради Искупительно­го подвига Христа, Сына Божия, пред Отцом Не­бесным (в Троице). И только ради действительного, непреложного, нераздельного соединения во Христе этих двух естеств — Божества и человечества и воз­можно было и Искупление, и послание Святого Духа, и вообще спасение человека. Бог соединился с человеком: во Христе — по существу, а с людьми — по благодати.

И все это человеческим умом невозможно ни по­нять, ни даже поверить в это, как говорит апостол Павел: Бог явил преизобилъное богатство благодати Своей в благости к нам во Христе Иисусе, или чрез Него. Ибо благодатию вы спасены чрез веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился. Ибо мы Его творение, созданы во Христе Иисусе на (для) добрые дела (Еф. 2, 7—10).

Итак, все христианство благодатно и по содержа­нию, по существу и по познанию, по откровению.

Но теперь спрашивается, какое отношение име­ют все эти рассуждения к вопросу второго прошения Молитвы Господней — о Царствии Божием?

Для ответа мы и должны обратиться к Фаворско­му свету, явившемуся во время Преображения Гос­подня.

Пред этим было исповедание Божества Иисуса Христа, а после этого Он открыл ученикам о Крес­те, как Своем, так и общехристианском (Мф. 16, 21— 27). И тотчас после этого Он сказал: Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вку­сят смерти, то есть еще в этой земной жизни, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем (Мф. 16, 28). А у евангелиста Марка сказано: Увидят Царство Божие, пришедшее в силе (Мк. 9, 1). То же и у евангелиста Луки: Царствие Божие (Лк. 9, 27).

И тотчас же говорится о Преображении Господ­нем: и "стоящие здесь" ученики — Петр, Иаков и Иоанн — сподобились узреть это славное событие и услышать глас Отца о Христе: Сей есть Сын мой Воз­любленный; Его слушайте (Лк. 9, 35).

Господь явился в "Царствии Своем", "пришед­шим в силе". И это прославление Его было такое преблаженное, такое прерадостное, что Петр воз­звал к Иисусу: Равви! Хорошо нам здесь быть; сделаем здесь три кущи (палатки, шалаши): Тебе одну, Мои­сею одну, и одну Илии! (Мк. 9, 4). А ведь он только шесть дней тому назад уговаривал Господа не допус­кать Себя до страданий (Мф. 16, 22), но в ответ ус­лышал от Господа страшный упрек: Отойди от Меня, сатана; ты Мне соблазн. И потом сказал ученикам, а в лице их и нам, что нужно, неизбежно, необходи­мо для последователей Христа взять свой крест, а воздаяние за это будет тогда, когда придет Сын Чело­веческий во славе Отца своего с Ангелами Своими: и тогда воздаст каждому по делам его (Мф. 16, 23—27). А некоторые из стоящих здесь при Господе еще и при жизни Его и своей увидят это блаженное состояние в Сыне Человеческом, грядущем в Царствии Своем, а не в страдании и не убитым, как Он предсказывал им о Себе. И этот же апостол Петр, который услы­шал такой ответ — "сатана", теперь говорит: Хорошо нам здесь быть! И неразумно предлагает построить три шалаша: себя-то и других двух учеников совсем забыл. Ему так радостно и страшно было, что он не знал: что сказать, что говорить, потому что они были в страхе (Мк. 9, 1—7; Лк. 9, 33). И пусть Петр говорит от неразумия и страха, но он был восхищен в это время и хотел продлить это блаженное состояние: так оно было необычайно радостно, что он забыл весь остальной мир, все человечество, всех людей. Нам это непостижимо, но в душе Петра так было!

Вот это и есть обещанное Христом: за Крест — Царствие Божие!

И хотя оно в Преображении приходило "в силе", но еще не во всей. Так и поет Церковь в праздник "якоже" — насколько "можаху" ученики Твои "Сла­ву Твою, Христе Боже, видеша".

Также, если мы обратимся теперь к книге Дея­ний, то увидим, что там часто упоминается о Цар­ствии Божием, как главной проповеди христианства. Сам Господь Иисус Христос, являясь ученикам по Воскресении, учил их о Царствии Божием (Деян. 1, 3). И кончается книга рассказом, что апостол Павел жил... два года на своем иждивении, ... проповедуя Цар­ствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно (Деян. 28, 30—31). И это определение считается главною проповедью Еванге­лия (Мф. 4, 23; 9, 35; 24, 14. Мк. 1, 14). Цель, к кото­рой мы должны стремиться, есть Царство Божие (Мф. 25, 34. Лк. 12, 23; 22, 29). Об этом говорят все Еванге­лия и послания апостолов; в это верим и мы, все христиане, и этим живем; это не требует доказатель­ства как всем нам известное.

Разница лишь в том, что у евангелистов Марка и Луки употребляется слово Царство с прибавлением "Божие", тогда как у Матфея прибавляется слово "Небесное". Это потому, что Евангелия Марка и Луки были направлены к миру не еврейскому, а язычес­кому, для которого слово "Божие" было более при­емлемым, а евреям, к которым писал евангелист Матфей, было привычно слово "Небесное". Но и у последнего встречаем мы слово "Царство Божие", или просто "Царствие" (Мф. 4, 23).

И последней целью мира будет то, чтоб царство мира соделалось Царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков, по словам тайнозрителя Иоанна Богослова (Откр. 11, 15; 21 и 22).

Таким образом можно сказать, что целью Хрис­това пришествия является восстановление Царства Божия.

Теперь мы подходим к вопросу: что же есть Цар­ствие Божие?

Но прежде всего мы укажем, что не есть Царство Божие. Вообще, Царство Божие не есть что-либо внешнее, например какая-нибудь, даже самая иде­альная, форма государственного или общественного устройства, хотя бы допустить мечту народа — о мире народов, прекращении войн, даже болезней, пол­ном всеобщем довольстве, культуре и т.д. Все это было бы лишь внешним, материально-душевным земным царством, "от мира сего", царством человеческим, но не Царством Божиим. Царство Мое, — сказал Сам Основатель его Господь Иисус Христос Пилату, — не от мира сего (Ин. 18, 36), Царство Мое не отсюда (там же).

Если же Царство Божие не земное, что же оно? Это человеку, духовно неопытному, трудно понять, потому что не с чем поставить его в сравнение, в аналогию. Например, сладкая пища, отличное пи­тие, и даже мир в душе и радость земная, кажется, могли бы быть хоть аналогией для Царствия Божия. Но апостол Павел прямо говорит, что Царство Бо­жие не пища и питие (Рим. 14, 17). А что же? — Пра­ведность и мир и радость. Какие? Опять не земные, но во Святом Духе (ст. 17). Это еще мудрее, и нео­пытному непостижимее!

И Господь Сам говорит ученикам на Тайной ве­чери: Отныне не буду пить от плода сего (лозного) виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего (Мф. 26, 29).

Здесь обращают наше внимание слова и "новое вино", "в Царстве Отца". Господь берет сравнение от земли, но прибавляет "новое", то есть иное, чем земное вино. И при этом это будет в "Царстве Отца". Даже — не в Его, Христовом, а в Царстве Отца. Этослово — "Отца" употребляется Господом Иисусом Христом часто (Мф. 11, 10. 1 Кор. 15, 24. 1 Сол. 2, 12).

Первое употребляется, как сравнение с веселием от вина (Пс. 103, 15), но совершенно не земное, а "новое". Второе слово — гораздо непостижимее: по­чему это Царство называется Царством Отца? Гос­подь Иисус Христос говорил с учениками, как Че­ловек, а все Божественное, небесное, Он относил к Отцу Своему: для евреев это было приемлемее, в противоположность земному. Следовательно, это "Отца Моего" — то же, что Царствие Божие, не зем­ное, а Божественное, присносущное, сверхъесте­ственное. А таковое все исходит от Бога Отца: от Него рождается и Сам Сын, и исходит Святой Дух. Тем более — для человека все изливается от Него же. Под Богом, конечно, подразумевается вся Троица, но прежде всего, Бог Отец, источник, корень Божества и всего бытия. Поэтому Господь Иисус Христос все, в конце концов, относил к Отцу Своему.

Но и это не уясняет нам содержание понятия "Царствие Божие". Пока мы негативным (отрицатель­ным) путем пришли к тому, что оно лишь не есть царствие земное, говорит св. Григорий Палама, не создано.

Тварь вся создана, есть сотворенна, а Царствие Божие — не созданно, присносущно, как сущее в Боге, как неотъемлемое от Него, как свет и тепло неотделимы от Солнца.

Но если мы пожелаем конкретнее понять теперь, что же оно есть, то вот какие мысли приходят мне и какие открыты нам святыми отцами.

Прежде всего установимся в мыслях, что это Цар­ство действительно есть, истинно существует. Бог есть. И следовательно, Его Царство с Ним существует. После Страшного суда Господь скажет праведни­кам: Приидите, благословенные Отца Моего, насле­дуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф. 25, 34).

В чем же оно состоит?

На этот вопрос мы должны ответить себе, что оно никак не просто, не скудно, не бедно, как можем мы воображать себе его, живя на земле и не зная его. Наоборот, оно необычайно сложно, так сказать, чрезвычайно богато, непостижимо, разнообразно. И не может быть иначе, если Бог сотворил мир таким разнообразным, то тем более должно быть многооб­разным Царство Божие.

В чем же состоит это многообразие, мы вполне не можем сказать, это нам неизвестно. Апостол Павел говорит: Мы отчасти знаем, и отчасти пророчеству­ем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти прекратится (1 Кор. 13, 9—10).

Даже про себя самого он сказал: Теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан (ст. 12). И про лучших христиан ап. Иоанн говорит: Возлюб­ленные! Мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его (Отца), как Он есть (1 Ин. 3, 2).

Итак, Царство Божие с положительной стороны нам еще не вполне открыто: мы его вполне не зна­ем, и не должно нам любопытствовать: что оно есть?

Только нам открыто, что оно необычайно бла­женно! Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божи­ем!, сказал некто из возлежащих с Ним, Христом (на пире у одного из начальников фарисейских) (Лк. 14, 1—15). И Господь нисколько не остановил его, но только перевел на вопрос о том, кто достоин этого пира (Лк. 14, 16—24). И это относилось особенно к евреям, но касается и нас всех. Мы проповедуем пре­мудрость Божию, тайную, сокровенную, которую пред­назначил Бог прежде веков к славе нашей (1 Кор. 2,1). Как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9) (ср.: Ис. 64, 4). Л нам Бог открыл сие Духом Своим (1 Кор. 2, 10).Итак, Божие, хотя и превосходит человеческое познание, но Духом Святым оно открывается духов­ным, благодатствованным людям.

Что же именно открыто? И можем ли мы, обык­новенные христиане, постигать это? Отчасти можем. Иногда нашей душе ниспосылается переживать та­кое духовное состояние, что с ним не может срав­ниваться никакое земное счастье. Преподобный Ма­карий Великий говорит, что в такое время человек ничего бы не хотел, как только сидеть в углу пещеры и утешаться таким духовным наслаждением. Это зна­комо отчасти и нам по опыту: тогда все земное ка­жется почти несуществующим.

Но это лишь начало. А что же нужно бы сказать о высшем состоянии, какого достигнут и даже дости­гают угодники Божии еще здесь на земле?

Апостол Павел пишет о себе (если повторюсь, то во славу Божию!), хотя будто о ком-то ином: Знаю че­ловека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли, не знаю, вне ли тела, не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком чело­веке (только не знаю, в теле, или вне тела, Бог знает), что он был восхищен в рай, и слышал неизреченные сло­ва, которых человеку нельзя пересказать (2 Кор. 12, 2—4).

Таково было состояние апостола, что его нельзя было даже "пересказать", ибо для этого не хватало слов на языке человеческом! А оно воистину было! Об этом с несомненностью мы заключаем уже из того, что апостол Павел об этом откровении гово­рит "знаю", а чего не знает — в теле или не в теле — говорит, не стыдясь этого, "не знаю"; большее ут­верждает, а меньшего не понимает!

Подобным образом и преподобный нашего вре­мени отец Серафим, который желал узреть обители в Доме Отца Моего (Ин. 14, 2) и был сподоблен это­го, но когда его спрашивали о них, то он смиренно сказал: "Если сам батюшка (так и назвал его) апос­тол Павел не мог "пересказать", что он видел, то

где же мне, убогому Серафиму, передать это?"

Но после он открыл это в беседе своей в лесу с Н.А. Мотовиловым. И я считаю за лучшее сделать крат­кие выписки оттуда.

"Это было, — записал Мотовилов, — в четверток. День был пасмурный. Снегу было на четверть на зем­ле, а сверху порошила довольно густая снежная кру­па, когда батюшка отец Серафим начал беседу на ближней пажинке своей, возле той же ближней пустыньки, против речки Саровки, у горы, подходя­щей близко к берегам ее.

Поместил он меня на пне только что срубленно­го им дерева, а сам стал против меня на корточках. "Господь открыл мне, — сказал великий старец, — что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей христианской, и у многих великих духовных особ вы о том неоднократ­но спрашивали... Но никто, — продолжал отец Се­рафим, — не сказал вам о том определенно. Говори­ли вам: ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божии, твори добро — вот тебе и цель жизни хрис­тианской...

Вот я, убогий Серафим, растолкую вам теперь, в чем действительно эта цель состоит.

Молитва, пост, бдение и всякие другие дела хри­стианские, сколько ни хороши они сами по себе, однако не в делании только их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходи­мыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святаго Божьего.

Для этого надо начать здесь — правой верой в Гос­пода нашего Иисуса Христа, Сына Божия, пришед­шего в мир грешных спасти, и — приобретением в себе благодати Духа Святого, вводящего в сердца наши — Царствие Божие и прокладывающего нам дорогу к приобретению блаженства жизни будущего века...Так-то, ваше Боголюбие. Так и в стяжании этого-то Духа Божия и состоит истинная цель нашей жиз­ни христианской, а молитва, бдение, пост, милос­тыня и другие ради Христа делаемые добродетели суть только средства к стяжанию Духа Божьего".

"Как же стяжание? — спросил я батюшку отца Серафима. — Я что-то этого не понимаю".

"Стяжание все равно что приобретение, — отве­тил мне он. — Ведь вы разумеете, что значит стяжа­ние денег? Так все равно и стяжание Духа Божия! Ведь вы, ваше Боголюбие, понимаете, что такое в мирском смысле стяжание? Цель жизни мирской, обыкновенных людей есть стяжание или наживание денег, а у дворян сверх того — получение почестей, отличий и других наград за государственные заслуги. Стяжание Духа Божия есть тоже капитал, но только благодатный и вечный. Бог Слово, Господь наш Бо­гочеловек Иисус Христос, уподобляет жизнь нашу торжищу. Земные товары — это добродетели, делае­мые Христа ради, доставляющие нам благодать Все-святаго Духа"

"Батюшка, — сказал я, — вот вы все изволите говорить о стяжании благодати Духа Святаго, как о цели христианской жизни, но как же и где я могу ее видеть? Добрые дела видны, а разве Дух Святый мо­жет быть виден? Как же я буду знать, со мной Он или нет?"

"Мы в настоящее время, — так отвечал старец, — по нашей, почти всеобщей, холодности к святой вере в Господа нашего Иисуса Христа и по невниматель­ности нашей к действиям Его Божественного в нас Промысла и к общению человека с Богом до того дошли, что можно сказать, почти вовсе удалились от истинно-христианской жизни. Нам теперь кажут­ся странными свидетельства Священного Писания, когда Дух Божий устами Моисея говорит: "и виде Адам Господа ходящего в раю", или когда читаем у апостола Луки: "идохом во Вифанию и Дух Божий не иде с нами, обратихомся в Македонию, и Дух Божий иде с нами"...

...Вспомните Преображение Господне на горе Фаворе. Великий свет объял Его, и "быша ризы Его блещущие, яко снег: и ученицы Его от страха падоша ниц". И таким-то образом благодать Всесвятаго Духа Божия является в неизреченном свете для всех, которым Бог являет действие ее".

"Каким же образом, — спросил я батюшку отца Серафима, — узнать мне, что я нахожусь в благодати Духа Святаго?"

"Это, ваше Боголюбие, очень просто, — отвечал он мне. — Поэтому-то и Господь говорит: "Вся про­ста суть обретающим разум". И апостолы всегда ви­дели, пребывает ли Дух Божий в них или нет. Этим и объясняется, почему они на апостольском Соборе решили: "Изволися Духу Святому и нам", и только на этих основах и предлагали свои послания как ис­тину непреложную, на пользу всем верным — так святые апостолы ощутительно сознавали в себе при­сутствие Духа Божия".

Я отвечал: "Все-таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверенным, что я — в Духе Божием. Как мне самому в себе распознавать истинное Его явле­ние?"

Батюшка отец Серафим отвечал: "Я уже, ваше Боголюбие, сказал вам, что это очень просто. Что-же вам, батюшка, надобно?" "Надобно, — сказал я, — чтобы я понял это хорошенько".

Тогда отец Серафим взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне: "Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою. Что же ты не смотришь на меня?" Я отвечал: "Не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли!"

Отец Серафим сказал: "Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь сами также светлы, как и ясам. Вы сами теперь в полноте Духа Божия: иначе вам нельзя было бы и меня таким видеть".

И, приклонив ко мне свою голову, он тихонько на ухо сказал мне: "Благодарите же Господа Бога за неизреченную к нам милость Его. Вы видели, что я не перекрестился даже, а только в сердце моем мыс­ленно помолися Господу Богу и внутри себя сказал: "Господи, удостой его ясно и телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего, которым Ты удос­таиваешь рабов своих, когда благоволишь являться во свете великолепной славы Твоей". И вот, батюш­ка, Господь и исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима... Этак, батюшка, не все­гда и великим пустынникам являет Господь милость Свою. Что же, батюшка, не смотрите мне в глаза? Смотрите просто, не убойтесь: Господь с нами".

Я взглянул после этих слов в лицо его, и напал на меня еще больший благоговейный ужас. Представь­те себе в середине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей, лицо человека, с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, ме­няющееся выражение его глаз, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас руками держит за плечи: но не только рук этих не видите, не видите ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет ослепитель­ный, простирающийся далеко, на несколько сажен кругом, и сваряющий ярким блеском своим и снеж­ную пелену, покрывающую поляну, и снежную кру­пу, осыпающую сверху и меня, и великого старца. Возможно ли представить себе то положение, в ко­тором я находился тогда?

"Что же чувствуете вы?" — спросил меня о Сера­фим. "Необыкновенно хорошо", — сказал я. — "Да как же хорошо? Что именно?" Я ответил:

"Чувствую я такую тишину и мир в душе своей, что никакими словами выразить не могу". "Это, ваше Боголюбие, — сказал батюшка отец Серфаим, — тот мир, про который Господь сказал ученикам Своим:

"Мир Мой даю вам: не якоже мир дает, Аз даю вам"... "Мир, — по слову апостольскому (Фил. 4, 7) — всяк ум преимущий". Таким его называет апостол пото­му, что нельзя выразить никоим словом того благо­состояния душевного, которое он производит". И этот мир — не от мира сего, ибо никакое временное зем­ное благополучие не может дать его сердцу челове­ческому: он свыше даруется от Самого Господа Бога, почему и называется миром Божиим. Что же вы чув­ствуете еще?" — спросил меня батюшка. "Необык­новенную сладость", — отвечал я. И он продолжал: "Это та сладость, про которую говорится в Священ­ном Писании: "От тука Дому Твоего упиются, и по­током сладости Твоея напоиши я" (их). Вот эта-то теперь сладость преисполняет сердца наши. От этой-то сладости наши сердца как будто тают и мы оба исполнены такого блаженства, какое никаким язы­ком выражено быть не может. Что же вы еще чув­ствуете?" — "Необыкновенную радость во всем моем сердце". И батюшка отец Серафим продолжал: "Ког­да Дух Божий снисходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостью, ибо Дух Божий радостотворит все, к чему бы он ни прикос­нулся. Но как бы ни была утешительна радость эта, которую Вы теперь чувствуете в сердце своем, все-таки она ничтожна в сравнении с тою, про которую Сам Господь устами своего апостола сказал, что ра­дости той "ни око не виде, ни ухо не слыша, ни на сердце человеку ни взыдоша благая, яже уготова Бог любящим Его". Предзадатки этой радости даются нам теперь. И если от них так радостно, хорошо и весело в душах наших, что-то сказать о той радости, кото­рая уготована нам на небесах, плачущим здесь на земле? Что же вы еще чувствуете, ваше Боголюбие?" Я отвечал: "Теплоту необыкновенную". — "Как, ба­тюшка, теплоту? Да ведь мы в лесу сидим. Теперь зима на дворе: и под ногами снег, и на вас более вершка снегу, и сверху крупа падает. Какая же может быть тут теплота?" Я отвечал: "А такая, какая бывает в бане, когда поддадут на каменку и когда из ней столбом пар валит". "И запах, — спросил он меня, — такой же, как из бани?" "Нет, — отвечал я. — На земле нет ничего подобного этому благоуханию. Ког­да еще, при жизни матушки моей, я любил танце­вать и ездил на балы и танцевальные вечера, то ма­тушка моя опрыснет меня, бывало, духами, кото­рые покупала в лучших магазинах Казани, но и те духи не издают такого благоухания".

И батюшка отец Серафим, приятно улыбнувшись, сказал: "И сам я, батюшка, знаю это точно, как и вы, да нарочно спрашиваю у вас, так ли вы это чув­ствуете? Сущая правда, ваше Боголюбие, никакая приятность земного благоухания не может быть срав­нена с тем благоуханием, которое мы теперь ощу­щаем, потому что нас теперь окружает благоухание Святого Духа Божия. Что же земное может быть по­добно Ему? Заметьте же, ваше Боголюбие, ведь вы сказали мне, что кругом нас тепло, как в бане, а посмотрите-ка, ведь ни на вас, ни на мне снег не тает, и под нами также. Стало быть, тепло это не в воздухе, а в нас самих. Оно-то и есть именно та са­мая теплота, про которую Дух Святый словами мо­литвы заставляет нас вопиять ко Господу: "Тепло­тою Духа согрей мя". Ею-то согреваемые пустынни­ки и пустынницы не боялись зимнего мраза, будучи одеваемы, как в теплые шубы, в благодатную одеж­ду, от Святаго Духа истканную.

Так ведь и должно быть на самом деле, так как благодать Божия должна обитать внутри нас, в серд­це нашем, ибо Господь сказал "Царствие Божие внутрь вас есть" (Лк. 17, 21). Под Царством же Божи­им Господь разумел благодать Святого Духа.

Вот это Царствие Божие теперь внутри нас и на­ходится, а благодать Духа Святого и отвне и осиявает и согревает нас: и преисполняя многоразличным

благоуханием окружающий нас воздух, услаждает наши чувства пренебесным услаждением, наполняя сердца наши радостию неизглаголанною... Про это состояние именно и сказал Господь: "Суть неции от зде стоящих (из двенадцати учеников Христовых: они были с Господом одни лишь), иже не имут вкусити смерти, дондеже видят Царствие Божие пришедшее в силе".

Вот, батюшка, ваше Боголюбие, какой неизре­ченной радости сподобил нас Господь Бог! Вот что значит быть в полноте Духа Святого, про которую святой Макарий Египетский пишет: "Я сам был в пол­ноте Духа Святаго". Этою-то полнотою Духа Своего Святаго и нас, убогих, преисполнил теперь Господь.

Ну уж теперь нечего более, кажется, спрашивать, ваше Боголюбие, каким образом бывают люди в благодати Духа Святаго.

Будете ли помнить теперешнее явление неизре­ченной милости Божией, посетившей вас?" "Не знаю, батюшка, — сказал я, — удостоит ли меня Господь навсегда помнить так живо и явственно, как теперь чувствую, милость Божию?" "А я мню, — от­вечал отец Серафим, — что Господь поможет Вам навсегда удержать это в памяти вашей: благость Его не преклонилась бы так мгновенно к смиренному молению моему и не предварила бы так скоро по­слушать убогого Серафима, тем более, что и не для вас одних дано вам разуметь это, а через вас для целого мира, чтобы Вы, сами утвердившись в деле Божием, и другим могли быть полезными".

На этом мы и окончим выписки из "Откровения о цели христианской жизни" преподобного Серафи­ма Саровского.

Как видим отсюда, Царство Божие, или Благо­дать Духа Святого, — одно и то же. И можно сказать теперь, что Царство Божие есть Благодатное Цар­ство (а не земное).

Об этом Царстве мы и молимся во втором проше­нии Молитвы Господней. Воистину, оно есть "не от мира сего", а от Бога.

Но хотя Царство Божие, по существу своему, "не от мира сего", однако все мы живем в сем земном царстве. И все дни нашей жизни мы должны посвя­щать исканию Благодатного царства. Это выяснено преподобным Серафимом в его чудной беседе о цели христианской жизни: все земное есть лишь средство для основной христианской цели. Поэтому мы обя­заны упражнять все свои силы для исполнения не только личных подвигов (молитвы, постов, милос­тыни и проч.), и для исполнения обязанностей го­сударственных, общественных, семейных и т.д., как говорит ап. Павел: Едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию (1 Кор. 10, 31), — все мы дожны обращать в "стяжание благодати Духа Святаго", в возрастание во Христа, в приобретение Царства Божия, в приготовление к Царству Божию, к Царству Небесному. Но оно, как мы видели, начи­нается еще здесь.

Теперь нужно нам остановиться на слове "Да при­идет".

В Молитве Господней Царствие Божие представ­ляется не пришедшим уже, а желательным, проси­мым, будущим. Что это значит? Значит ли это, что оно не пришло еще ко мне лично или не явилось вообще в мир, и мы молимся, чтобы Царствие Бо­жие пришло теперь к людям.

А это не относится к пришествию в мир и Самого Господа Иисуса Христа, иначе Он не учил бы, что­бы Царствие Божие в Нем пришло, когда Он уже пришел. И Сам Он, вслед за Иоанном Крестителем, говорил лишь людям: Покайтесь; ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3, 2; 4, 17), а не пришло уже. И в евангелии Марка говорится: Пришел Иисус в Га­лилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия и говоря, что исполнилось время, и приблизилось Царствие Божие; покайтесь и веруйте в Евангелие (Мк. 1, 14—15). То же и у евангелиста Луки (Лк. 10, 9—11).

Что же означает это слово "приблизилось"? Сле­довательно, оно еще не пришло, не наступило еще, даже и с пришествием Господа Иисуса Христа. Даже и по Воскресении Своем Он еще, в продолжении 40 дней являясь ученикам, говорил им "о Царствии Божием". И ученики еще не могли отрешиться от земных, общееврейских воззрений, и спрашивали Господа: Не в сие ли время, Господи, восстановляешъ Ты Царство Израилю? (Деян. 1,6).

В ответ на это Он сказал им ясно: Вы примете силy, когда сойдет на вас Дух Святый (Деян. 1, 8). И это произошло в день Пятидесятницы, когда на них сошел Дух Святый в виде огненных языков, и они начали говорить на других языках (Деян. 2, 3—4). О нем Господь предсказывал и раньше, в праздник кущей, говоря: Кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня; у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой (ср.: Ис. 12, 3; Иоил. 3, 13). Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верую­щие в Него: ибо еще не было на них Духа Святаго, по­тому, что Иисус еще не был прославлен (Ин. 7, 37—39).

Святой Иоанн Златоуст называет славою Крест. И даже объясняет это. "Мы были врагами и грешника­ми, были лишены дара Божия, и стали ненавистны­ми Богу, а благодать есть свидетельство примирения: и дар подается не врагам и лицам ненавистным, но — друзьям и людям благоугодившим.

Поэтому надлежало прежде всего принестись за нас Жертве, разрушиться вражде во плоти, и нам сделаться друзьями Божиими, и тогда уже получить этот дар".

Итак, ясно: Царство Божие, Дух Святой, Благо­дать Божия еще не были при жизни Господа Иисуса Христа, они только "приблизились" тогда. А пришли к людям после "Жертвы" за нас на Кресте Господа Иисуса Христа, примирившего этим нас с Богом(см. Рим. 5, 10; 2 Кор. 5, 18-20; Еф. 2, 16; Кол. 1, 20). И потому Христос Господь пророчески праотцом Иаковом наименован "Примирителем" (Быт. 49, 10).

Но в этом прошении можно видеть не только об­щее для всех пришествие Святого Духа или Царствия Божия, но и отдельное, на каждого человека, снис­хождение Его. Это и происходит теперь в таинстве Крещения, которым мы отрекаемся и освобождаем­ся от царства диавола, и по вере во Христа и благо­датию Святого Духа входим в Царство Пресвятыя Троицы, во имя Которой и крещаемся "во имя Отца и Сына и Святого Духа".

Потом, когда согрешаем, возвращаем благодать Святого Духа чрез покаяние, которое именуется "вто­рым крещением".

Таково пришествие Царствия Божия в нас, в каж­дого из нас, в крещении.

Но так как Царствие Божие — очень многообраз­но, как выше говорилось нами, то можно нам про­сить в этом прошении высших ступеней его, как это мы видели в чудной беседе отца Серафима с Мотовиловым.

И это ведомо нам по недавним даже примерам. Я сообщу здесь о двух примерах нашего близкого не­давнего прошлого. Первый — о. иеросхимонах Иосиф, Оптинский старец, скончавшийся 9 мая 1911 года. Замечательный угодник Божий. Вот что рассказыва­ется о нем.

Одна преданная старцу особа, жившая вблизи пустыни, поддалась помыслу, что ей вовсе не к чему жить около отца Иосифа. И пошла к нему в после­дний раз, чтобы проститься. И только что она хотела сказать ему об этом, как поразилась видом старца: из его глаз лились потоки лучей. Она остолбенела... и осталась.

Другой случай был сообщен протоиерем отцом Павлом Левашевым, которого и я знал лично. "В 1907 году, — пишет он, — я в первый раз посетил Оптину пустынь как-то случайно, ибо к этому не гото­вился. Кое-что слыхал раньше о старцах, но никогда их не видел". Утром он направился "в хибарку" к отцу Иосифу. "Там был только один посетитель, чинов­ник из Петербурга. В скором времени пришел келей­ник старца и пригласил чиновника к батюшке, ска­зав мне: "Он давно ждет". Чиновник побыл минуты три и возвратился. Я увидел: от головы его отлетали клочки необыкновенного света, а он, взволнован­ный, со слезами на глазах, рассказал мне, как ут­ром из скита выносили чудотворный образ Калужс­кой Божией Матери, батюшка выходил из хибарки и молился. Тогда он (чиновник) и другие видели лучи света, которые расходились во все стороны от него, молящегося".

Потом пошел к старцу и отец Павел. — "Мы по­здоровались, через мгновение я увидел необыкно­венный свет вокруг его головы, четверти на полторы высотою, а также широкий луч света, падающий на него сверху, как бы потолок кельи раздвинулся.

... Лицо старца сделалось благодатным, и он улы­бался. Ничего подобного я не ожидал, а потому был так поражен, что решительно забыл все вопросы. Попросил исповедоваться: "Батюшка! Я великий грешник!" Свет исчез. Потом заблистал: но теперь в несколько раз ярче и сильнее. Исповедать меня отка­зался по болезни своей... Я не мог оторваться от столь чудного видения. И раз десять прощался с батюшкой и все смотрел на его благодатный лик, озаренный ангельской улыбкой и этим неземным светом, с ко­торым я так и оставил его. Свет, который я видел над старцем, несравним ни с каким из земных све­тов. После сего видения я чувствовал себя несказан­но радостно. Все вышесказанное передаю как чистую истину, нет здесь и тени преувеличения или выдум­ки, что свидетельствую именем Божиим и своей иерейской совестью".Последний старец, перед переворотом, был отец Нектарий. Я имел счастье быть у него. Он произвел на меня прекрасное впечатление. Между прочим, по его повелению один художник, академик, рисовал икону Преображения Господня. И, увидев на рисун­ке тени, сказал ему: "При Фаворском свете теней не бывает!" Следовательно, это известно было по опы­ту. Никому иному такая мысль не пришла бы в голо­ву. О святости его и других чудесах говорить не стоит. И на Фаворе сподобились видеть Господа "во Цар­ствии" только три лучших ученика: Петр, Иаков, Иоанн. Но, повторяю, и в каждом крещеном чело­веке пребывает Дух Святый или царствует Бог, пока не рассечет его (Мф. 24, 51), то есть, по толкованию святого Василия Великого, не отделит от человека благодать Божию и не подвергнет его одной участи с неверными (Лк. 12, 46). Это уже совершилось над бе­сами!

В нас Царствие Божие пребывает еще в более низ­ших ступенях. Именно. Хорошо, если есть в нас хоть вера в Бога и во Христа Господа (1 Кор. 12, 3), ибо и она от Духа Святого, хорошо, если мы видим свои грехи, что тоже есть дар Божий, о чем мы молимся Великим постом в молитве святого Ефрема Сирина: "Господи, даруй ми зрети моя прегрешения... и не осуждати брата моего". И это, значит, дар Божий, коли мы просим и о нем "даруй", и исповедание своих грехов, в коем нам подается благодать проще­ния. Здесь я остановлюсь на одной молитве, на кото­рой обычно далеко не все и духовники останавлива­ются и сами, и которая читается пред разрешитель­ной молитвой кающемуся. В ней говорится: "Господи Боже спасения рабов Твоих", прости грех кающего­ся, а далее: "Примири и соедини его святей Твоей Церкви о Христе Иисусе Господе нашем". Вот этой молитвы и не читают ныне. Еще менее обращают внимания на то, что, следовательно, грехи наши отделяют нас от "Церкви" Божией, а прощение грехов снова "примиряет и соединяет" нас с нею. И притом прибавляется, что и это делается ради Хрис­та ("о Христе"): Он снова причисляет нас к Своей Церкви, к Святому "Телу". Значит, грешник своими грехами заставляет Главу Церкви, Иисуса Христа, изметать, исключать его из Церкви. Страшно и поду­мать даже! И думаем ли мы об этом? Кажется, нет!

Но зато нас утешает то, что исповедью и проще­нием грехов Христос, или Бог ради Христа, снова примиряет и воссоединяет нас с Церковью.

А Церковь есть благодатное общество, или Тело Христово, в коем все от Духа Святого. Церковь есть Царство Божие и имеет две части: земную и небес­ную, которые различаются лишь по жизни и по сте­пеням совершенства, но по существу — одна и та же Церковь. Потому в наших храмах и пишутся изобра­жения святых во главе с Господом Иисусом Хрис­том и Божией Матерью.

Но пойдем далее.

Вот Святое Причащение есть тоже явление Цар­ства Божия, если мы достойно причащаемся. Оно проявляется или в восторге (как и у отца Иоанна), или в радости (как у многих), или в мире (и за это должны мы благодарить), или в покаянии и слезах (как говорится в молитвах по причащении), это для нас наиболее полезно и соответствует немощам на­шим. Потому я об этом и выпишу сюда. "Пресвятая Владычице Богородице... даждь ми умиление и со­крушение в сердце моем, и смирение в мыслях моих, и воззвание в пленениих (освобождение от насилия) помышлений моих... и подаждь ми слезы покаяния и исповедания" (5-я молитва).

В третьей молитве мы просим: "Всего мя пригвоз­ди страху Твоему". А о мире, покое (1-я молитва) радости, здравии и веселии (4-я молитва) лучше умолчим. Но вот чего все мы ожидаем и на что наде­емся: "В страшное же и второе пришествие Твое спо­доби меня, грешнаго, стати одесную славы Твоея",войти в Царство Твое благословенное (Мф. 25, 34). Поэтому христиане спешат причаститься пред смер­тью и священники должны всячески удовлетворять желание умирающих. И тот иерей, по вине которого они остаются непричащенными, "смертно согреша­ет" и подлежит строгому осуждению. Но если не за­висит от священника, то вина с него снимается, и то лучше исповедаться у духовника.

Желание же умирающего причаститься, говорит преподобный Серафим Саровский, вменится Гос­подом за самое Причащение.

Еще: и страдание тоже есть дар Божий, как гово­рит ап. Павел из римской тюрьмы: вам дано рады Хри­ста не только веровать в Него, но и страдать за Него (Флп. 1, 29). Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны, — говорит ап. Павел, — ибо Дух Славы, Дух Божий почивает на вас (1 Петр. 4, 14). Где Дух, там Царствие Божие.

Бедность, принимаемая ради Христа, тоже ведет к Царствию Божию. Вспомним рабов древних, кото­рых апостол зовет к повиновению господам, как рабы Христовы, ...служа с усердием, как Господу, а не как человекам, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный (Ефес. 6, 5—8), ...дабы они во всем были украшением учению Спасителя нашего Бога (Тит. 2, 10). Прекрасное сло­во: "украшение" христианства, Церкви Божией. И это воистину так и есть. И мученики за Христа явля­ются таким "украшением" Церкви, потому и в ан­тиминсы всегда влагаются, как драгоценные камни, частицы мощей их; так Церковь, как невеста Хрис­това, украшается мощами святых, даже одеждами их, благодатствованными Духом Святым.

Не будем уже много говорить о небесных дарах из Царства Божия, как цветах из рая, плодах из райс­ких садов, о многократных видениях и откровениях из Царства Божия, о чем часто рассказывается в житиях святых.

Расскажу, в заключение, лишь один случай.

Одна семья находилась в крайнем положении: имущество их должно было пойти с торгов. Хозяин даже думал о самоубийстве. А внука дедушка (по ма­тери) просил у родителей отдать ему для усыновле­ния. Мать легла отдохнуть на кровать... Вдруг она слы­шит, как кто-то вошел в столовую. Она встала, и вдруг видит, как там стоит давно умершая знакомая им старушка — Прасковья Дмитриевна Д-ва.

Не успев еще как следует одуматься, хозяйка спро­сила: "Прасковья Дмитриевна, это вы?" Но та ска­зала: "Вы упали духом! Мы (так и сказано было. — М.В.) не можем допустить, чтобы Симочка (мужа старушки, рассказывавшей мне об откровении, зва­ли Семеном Николаевичем, а сокращенно Симоч­кой) оказался в такой беде. Немедленно пусть он едет в Петербург к моему (сыну) Николаю и от моего имени скажет ему, чтобы он устроил все. А сына сво­его никому не отдавайте". "И она растаяла", — так закончила рассказчица о своем видении. С.Н., узнав о таком откровении, нимало не усумнившись, не­медленно уехал в Петербург к Н. Левашову. И дела после этого отлично устроились.

И таких фактов знаем много из житий святых. Вообще, жизнь земного мира и Царства Небесного связаны между собой теснее, чем мы об этом думаем.

Но напомню об апостоле Петре. Ирод хотел убить и его. Посадили его в темницу: он спал в ней между двумя воинами, закованный двумя цепями, и у две­рей еще была стража. И ночью явился ему Ангел, толкнув Петра в бок, велел ему опоясаться и обуть­ся. А потом вывел его из темницы. Цепи упали с рук его. Он думал, что видит видение... Ворота сами собою отворились. Потом Ангел исчез. И тут Петр, пришедши в себя, сказал: Теперь я вижу воистину, что Господь послал Ангела Своего, и избавил меня из руки Ирода. Потом он, осмотревшись, пришел к дому Марии, ма­тери святого Марка, и постучался у ворот. Прислужница, по имени Рода, не ждала этого и, испугав­шись, побежала обратно в дом и объявила, что Петр стоит у ворот. В своем ли ты уме?, — сказали. Петр же стучит. Потом уж впустили его (Деян. 12, 1—16). И множество таких случаев.

"... ДА СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЕ..."

"... ДА ПРИИДЕТ ЦАРСТВИЕ ТВОЕ"

"..ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ, ЯКО НА НЕБЕСИ И НА ЗЕМЛИ..."