В связи с мыслью о Царстве Пресвятой Троицы те­перь раскрываются и другие частности Евхарис­тии — преимущественно уже нравственного, лично­го, человеческого, или субъективного характера.

...Но нелегко писать об этих предметах душе каю­щейся, ибо все это — такие высокие материи, коих касаться подобает достойным.

Вот уже сколько написал, и притом касался таких вопросов, как благодарение, Пресвятая Троица, бла­женство общения, и только теперь вижу, какою не­достойною рукою и я прикасался к священному ков­чегу…

И далее, может быть, и не писал бы, но нужно уж закончить. Правы святые отцы (святой Иоанн Лествичник, святой Симеон Новый Богослов), говорящие, что кающийся не должен богословствовать. И не только не должен, но ему просто трудно. Впро­чем, дальнейшие размышления касаются более дос­тупной сферы, чем прежние, хотя и их я недостоин касаться.

Но Ты, Господи, приими мои скудные мысли, как те убогие лепты, которые положила в сокровищ­ницу вдовица, а за это воздаждь мне несравненными милостями благодати Твоей, которую Ты всегда раз­даешь незаслуженно, по слову "просите" и "даст вам" Отец "Духа Святаго" (см.: Лк. 11,13).

Посмотрим на эту работу как на послушание тру­да, и тогда легче будет писать. Да и не искушение ли вражее отводит меня от этого спасительного душе занятия под видом смиренных сокрушенных мыслей?! Господи, благослови и посети Своею благодатию!

Мы видели, что Евхаристия начинается с при­глашения к любви и единомыслию. И это я уже объяс­нял (в главе о "вечери любви"), но здесь можно ус­матривать еще и другие смыслы, и именно в связи с благодарением Пресвятой Троицы.

К святому Причащению никак нельзя приступать человеку, если только он имеет к кому-либо враж­ду, нелюбовь, немирность. Так и говорится пред мо­литвами к Причащению: "Божественную же пия Кровь ко общению, первее примирися тя опечалив­шими".

И даже не сказано: "которых ты опечалил", а "ко­торые тебя опечалили". Так и Сам Господь Спаси­тель заповедал о молитве с дарами: Если ты прине­сешь дар твой к жертвеннику, и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя; оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди, прежде прими­рись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой" (Мф. 5, 23-24).

Поэтому пред Причащением мы и стараемся при­мириться, и притом повелевается прощать не просто устами или холодно, а чистосердечно, искренно, от души. Тако и Отец Мой Небесный, — говорит Спаси­тель, — сотворит вам (то есть не простит), аще не отпустите кийждо брату своему от сердец ваших пре­грешения их (Мф. 18,35). Так указывается первая при­чина необходимости мира и прощения: сам хочешь получить милость — сначала ты сотвори ее другому; сам желаешь оставления грехов — сначала прости твоим ближним. Значит, есть даже простой расчет: ради себя же постарайся не разделяться, не враждо­вать или даже не быть холодным к людям, как бы к "чужим" для тебя; ради себя постарайся полюбить их, дабы и ты был возлюблен Богом, ибо какою мерою меришь, такою и тебе отмерится (см.: Мф. 7, 2).

Или, как сказано еще короче и проще:

Давайте, и дастся вам! (Лк. 6, 38).

И притом, как вы даете, так же именно будет дано и вам; если вы даете щедро, то тою же мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше (Лк. 6, 38).

Но не только ради такого мотива отплаты нужно быть в мире и любви во время литургии, готовясь в Причащении получить "оставление грехов" и иные дары "Божественной благодати", а и потому, что иначе, собственно, и невозможно присутствовать за Евхаристией, или, как говорится, за "литургией вер­ных". Даже так можно сказать: если нет любви (а тем более если есть вражда), то такой человек собствен­но не должен бы и присутствовать на "литургии вер­ных"; ему бы нужно уйти, когда кончается "литур­гия оглашенных", или стоять вместе с кающимися, но не удостаиваемыми еще допущения к Причастию.

И наоборот, если мы хотим оставаться и на Евха­ристии, то сразу же должны поставить себя в братско-любовное отношение ко всем.

Начинается "вечеря любви" к Богу, брак Жениха — Агнца Божия. Все в радости, веселии. Все готовятся петь хвалу Возлюбившему и Возлюбленному... И вдруг, представим себе, среди гостей Царского пира — холодная, угрюмая душа, косо на других смотрящая, а может быть даже и враждебная, злая?.. Мыслимо ли ей присутствовать на радостном пиру? Примет ли ее Жених — Сама Любовь? Не отравит ли она своею желчью всего мира? Да, ей на вечери любви не мес­то! Недаром поэтому в притче об юродивых девах недостаток елея толкуется в смысле оскудения люб­ви, хотя у них были и непорочное девство ("девы"), и вера (пришли на вечерю), и молитва (просят отво­рить), и светильники (внешние добрые дела), и об­ряды. А без любви не были приняты на брак Евхари­стии. Это одна причина (преподобный Серафим тол­кует елей в смысле благодати: это глубже, но то — проще и понятнее людям).

Другая причина — Искупительная Жертва. Поду­майте: что для нас совершается?! Сын Божий Еди­нородный закалается в выкуп. А мы? Холодны или враждебны друг к другу. Нам прощаются бессчетные грехи, а мы не хотим оставить человеку и простого. Мы от вечного осуждения освобождаемся, а сами и временных долгов отпустить не хотим. И как понятна становится притча о жестоком заимодавце! Должный Господину "только талант" (10000 ^х 4000 руб = 40 000 000), то есть неоплатный долг, он и не смел даже просить о полном прощении, а лишь об от­срочке: Господи, потерпи на мне, и вся Ти воздам.

Неразумный грешник: где тебе заплатить "все"? Ах, безумный, безумный! Да, но и просить о проще­нии тоже нет оснований: за что? Но Господь не "за что" прощает, а по благодати: Милосердовав же Гос­подь раба того, прости его, и долг отпусти ему совсем. А он, жестокий, не пощадил своего "клеврета" (то­варища) даже из-за 100 пенязей (21 рубль)! И это после прощения "тьмы"! (Мф. 18, 26, 27).

И понятно: мог ли он быть в Царстве "Милосерднаго" Господина? И оставалось выбросить его вон, во тьму кромешную!Так и здесь. Искупитель искупает нас, неоплат­ных должников, а мы не милуем и сорабов, искупа­емых. Представим: мы пленники, все закованные цепями: нас освобождают даром, а мы тотчас бы стали ссориться?! "Ну, стоило ли таких освобож­дать?!" — сказал бы благодетель.

Обычно спасенные от бед бывают дружны и лю­бовны. Таковыми должны быть и верные на Жертве Агнца Божия.

Но и это еще не все, даже не самое главное. Ос­новная причина лежит в Царстве Пресвятой Троицы. И так должно быть, потому что если самая основная суть и идея Евхаристии есть благодарственная хвала Пресвятой Троицы — "Та бо нас спасла есть" — то все должно быть связано с Нею.

Как же и почему именно?

Из объяснения праздника Святой Троицы особен­но стало ясной связь Пресвятой Троицы и любви. Повторю это кратко.

Я ясно ощутил в Пятидесятницу веяние духа люб­ви, и сам наполнился его, так что даже недруже­любного отца N совершенно легко мог любить, даже с радостью. И это было не от "мыслей", а непосред­ственное веяние. И наоборот, когда я почему-то ощу­тил сухость в душе или даже хуже, я тотчас же ощу­тил (и опять не через рассуждение, а изнутри сердца) совершенную несовместимость враждебных или даже хладных чувств с празднованием Святой Троицы.

Далее мне открылось тогда, что и взаимно, от отсутствия веры в Пресвятую Троицу, падает в мире и любовь друг к другу, к семье даже, к народу, к народам и т. д.

И обратное: от оскудения духовной любви пропа­дает и вера в Пресвятую Троицу. И тогда мне стало ясным, почему современные люди сделались неве­рующими или, в лучшем случае, сухими "единобожниками" и эгоистами: одно связано с другим.

А наконец открылась и связь красоты мира (при­помним видение о розе) с Творцом в Единой Трои­це, и, следовательно, наоборот, уход от Троицы ве­дет к "безобразию", к бесчинству, анархии, к разру­шению, хаосу, тлению, греху.

И повторяем: это не было результатом мудрство­ваний, философствования, а непосредственным вос­приятием, или лучше — "откровением", зрением связи вещей с Троицею.

И это зрение истинно: Пресвятая Троица, любовь, единство, строй, красота — все это тесно связано. Да это можно почувствовать и всякому: попробуйте мо­литься Богу о ... (беру крайний и грубый пример) зле для ближнего! И тотчас сердце отскочит у нормально­го человека, как ужаленное. А отсюда можно дойти до переживания связи любви и Пресвятой Троицы.

Но все это трудно передавать словами, как и во­обще всякие переживания, всякие чувства. Во вся­ком случае, это несомненно и по богословскому рас­суждению, и по простому человеческому соображе­нию. Именно.

Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8). Царство Пресвятой Тро­ицы есть Царство взаимной любви в крайней степени. Царство святых есть царство любви и единства — даже непостижимого себялюбивому и раздробленному миру. И мы в Евхаристии приступаем к общению с этим Царством любви Троицы в Единстве. Возможно ли оно, если бы мы были настроены несогласно? Несовместимо: как сухое дерево выталкивается во­дою, так и себялюбивые и недружелюбные чувства отталкивают нас от Царства Троической Любви и Единства. И, наоборот, общение с Пресвятою Трои­цею требует от человека единства в любви, и со сво­ей стороны ведет к этому единству, как к цели, и создает его уже как факт и состояние. Поэтому со­вершенно понятно и необходимо, чтобы, приступая к Троической Евхаристии (выражусь так), люди со­единились бы в любви. А это возможно лишь для "верных", освященных благодатию Святого Духа, и Ею объединяемых; поэтому оглашенным, некрещеным и даже грешным (коих прежде удаляли из храма с оглашенными), то есть еще неспособным к любви и единению (ибо грех тоже разрушает единство), нельзя было присутствовать на Евхаристии: здесь Царство "святых", Царство Божие, Царство Пресвятой Тро­ицы, Царство любви! Оно сейчас будет восхвалять­ся; и пред Причащением напоминается: "Святая Святым", для "святых" возможно Причастие. Свя­тыми в древности, как мы знаем, назывались все истинные христиане, или "верные", то есть не толь­ко "верующие", как мы думаем теперь, а верные Истине, отвечающие делом своей вере.

Поэтому мы и видим, как к этому единству в люб­ви приглашаются во время Евхаристии "верные" — с самого начала и до конца.

"Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы". И целуются, то есть объединяются даже внеш­не, обнимаются, входят в общение и телесно. По­этому и лик отвечает не просто о Троице, но о "Тро­ице Единосущней и Нераздельней".

Поэтому и приглашение "Благодарим Господа" Церковь поет: "Достойно... покланятися" опять "Троице Единосущней и Нераздельней", а это поклонение возможно стало после благода­ти Всея Троицы: — "Благодать Господа нашего Иису­са Христа, и любы Бога и Отца и Причастие Святаго Духа", — ниспосылаемая благословением священ­нослужителя.

После же Пресуществления ясно говорится о со­единении всех в Царстве Троицы и Церкви Небес­ной и земной, возглавляемых Сыном Божиим в Цар­стве Троицы. Это яснее сказано у святого Василия Великого тотчас же после преложения Святых Да­ров: "Нас же всех, от Единаго Хлеба и Чаши прича­щающихся, соедини друг ко другу, во (чрез) едина­го Духа Святаго Причастие". И никого не изгони,

Господи, "ни единаго нас в суд или в осуждение сотвори", "но да обрящем милость и благодать со всеми святыми", возле, около них, особенно же "воз­ле" ( — около, возле) Пресвятой Владычицы.

Усопших соедини, и нас "со всяким духом пра­ведным в вере скончавшимся" сочетай.

И затем идет очень длинная молитва о всей зем­ной Церкви "от конец ... до конец вселенныя", о принесших дары на Евхаристию, "и о нихже... принесоша". Вот здесь в древности поминали принесших и за кого приносили.

Далее: за начальство — и хорошее, и дурное. "По­мяни, Господи, всякое начало и власть, и иже в па­лате (в министерствах) братию нашу, и все воин­ство: благия во благости соблюди, лукавыя благи со­твори благостию Твоею". Замечательное место! А дол­жно знать, что почти во все время управления Неокессарийской Церковью святым Василием Великим на византийском престоле сидели цари, противные Православию: арианин Валент, три раза хотевший сослать его в заточение; Юлиан Богоотступник, го­нитель христианства, ненавидевший святого Васи­лия Великого. И, однако, и о них молится служитель религии Святой Троицы, религии любви и жертвы. И молится с благорасположением, искренно, но, конечно, об исправлении их: "Лукавыя (злые) бла­ги сотвори". Как? Почему? И как этого достигнуть? "Благостию Твоею".

Возможно ли было на Евхаристии к кому бы то ни было питать нелюбовь? Немыслимо! Потому да­лее молится Церковь и о "всех требующих великого Твоего благоутробия", а кто в нем нуждается боль­ше гонителей? И далее: "И любящих нас, и ненави­дящих, и заповедавших нам недостойным молитися о них". И вообще: "Вся люди Твоя помяни, Господи Боже наш, и на вся излий богатую Твою милость"...

Наконец: "Утоли раздоры Церквей.., еретическая востания скоро разори силою Святаго Твоего Духа"."Всех нас приими в Царство Твое". И как только кончится поминание всех тайно, священник "воз­глашает" вслух: "И даждь нам единеми усты и еди-нем сердцем славити" всегда "Отца и Сына и Святаго Духа", то есть Троицу Единосущную, с чего и нача­лась Евхаристия — приглашением "исповедать" Ее.

В конце же последующей ектении, пред молит­вою Господней, обращенной к Отцу, Церковь еще раз напоминает об единстве:

"Соединение веры и Причастие Святаго Духа испросивше", всех "Христу Богу предадим".

Отдать себя и других вручить Христу Богу, Тела и Крови которого сейчас будем причащаться, можно лишь после того, как мы объединились друг с дру­гом в любви и запечатлены благодаря этому и благо­датью Святого Духа.

Да и как бы можно далее петь "Отче наш", если бы мы не были "братьями" по духу?! Как можно про­сить: "Остави нам долги наша", если мы не оставля­ем "должником нашим"? Потому — и возглас о Тро­ице: "Яко Твое есть Царство... Отца и Сына и Свята­го Духа".

Это молитва ко Отцу — от детей Его, "детская". А дети всегда дружны, любовны, единодушны между собою. И только после этого можно Приобщаться Святых Христовых Таин.

Поэтому пред самым Причащением священнос­лужители обязаны снова целоваться, говоря: "Хрис­тос посреде нас"...

И это очень уместно, потому что пред самым Причащением сильнее всего обостряется сознание греховности!

А миряне в это время подходят, целуют святые иконы; и обратившись, бывало, кланяются друг другу (Церкви), прося прощения.

И после Причащения священник благословляет всех и произносит слова: "Спаси, Боже, люди Твоя и благослови достояние Твое".

Что это значит?

Я давно уже испытываю в это время ощущение, что после Причащения, — а в древности все верные причащались непременно — теперь все стали, Боже, "Твоими людьми", "Твоим достоянием", Твоим еди­ным Телом, Твоей семьей. А ныне даже не прича­щавшиеся — Божье достояние! И так это умилитель­но радостно!

А лик опять поет о Троице: "Видехом Свет... Не­раздельней Троице покланяемся": это все Она сде­лала!

Так все должно быть наполнено единством любви в Царстве Святой Троицы.

И здесь мне хочется рассказать случаи о связи любви и святого Причащения и вообще служения литургии.

Однажды я своим знакомым предложил поговеть, но они с решительностью отклонили это, потому что имели лютую вражду к одному человеку, так что даже молиться за него не хотели, а не только что причащаться Святых Таин.

"Нет, уж лучше мы не будем еще более прогневлять Бога недостойным Причащением", — ответили они.

А когда я сказал, что исповедь и святое Причаще­ние помогут им освободиться от этого яда, то они ответили, что даже и не желают освобождаться, ибо не хотят любить этого человека (родственницу).

"А вот мы удивляемся: как она-то причащается?! Придет, скажет нам пред Причащением "простите" и как ни в чем ни бывало, идет к Причастию". "И хорошо делает", — ответил я. Но им ничего хороше­го о ней не только не хотелось принять, но даже и слушать.

Так и не причастились: нелюбовь с Причащени­ем несовместимы!

Но и то хорошо, что хоть на службу ходят в храм; значит, не выпадают окончательно из Царства Троицы. Есть надежда, что благодать Божия еще согреет их охладевшие души, если только не закоренеют в упорстве, а тогда уже жди скорбей исправительных, а и это все "по благости Божией" опять.

И со мной был подобный же случай.

Разгневался я на одного сотрудника и, наговорив резких вещей ему при других, ушел с обидою и раз­дражением. А на другой день мне была очередь слу­жить. — "Как же я буду причащаться и вообще слу­жить литургию с такою злобою? Нужно идти на ис­поведь? Не хочу! Не хочу оставить себя без вражды — в ней есть влекущий яд!"

Но вдруг, к удовлетворению своему, я узнаю, что в эту среду ("масленскую") не полагается литургии, а только "обедница" (часы с "изобразительными", без Евхаристии). И, несчастный, я даже обрадовал­ся, что могу еще враждовать, а не должен ломать себя на исповеди.

К пятнице осталось такое же настроение, и я тоже рад был, что опять "обедница".

Но уже к воскресению, да еще "прощеному" нуж­но было исповедаться. И я против воли, как быка на заколение невольное, повлек себя к исповеди. Но во время нее я заявил духовнику, что и не могу освобо­диться от злого чувства, и не хочу, и даже не я вино­ват в этом. И думал: чем мне поможет исповедь?

Духовник говорил какие-то слова, приличеству­ющие его положению, утешал, но я не очень-то и слушал его сердцем. Исповедь подходила к концу, и я заметил, что вопрос стал терять остроту. Не знаю, как и почему.

Потом и "разрешение". И я увидел, что у меня ничего не осталось в душе. Как есть "ничего"... Как иногда на ясном небе в сухой летний день видим мы: маленькие облачка тают... И у меня все растаяло. И даже после казалось странным: как то могло быть? Да и было ли? Точно наваждение какое пронеслось!

Все это говорит о том, что Евхаристия требует единства в любви. Иначе мы недостойны не только причащаться, но даже и присутствовать за службою Пресвятой Троице, за Искупительной Жертвой любви Сына Божия, предавшего Себя за нас по благоволе­нию Отчему.

Но в таком случае можно спросить: не уходить ли и в самом деле грешникам из храма от Евхаристи­ческого канона и Причащения? А если и присутство­вать, то не отказаться ли от Причастия по недосто­инству своему?

Неужели и в самом деле Евхаристия лишь для подлинно "верных" христиан? Неужели "Святая" только "святым" в собственном смысле?

Тогда что же делать-то нам, грешным? В ответ на это следует новая глава о каноне.

ЦАРСТВО ПРЕСВЯТОЙ ТРОИЦЫ

ЕДИНСТВО ЛЮБВИ

ВНУТРЕННЕЕ СОСТОЯНИЕ МОЛЯЩИХСЯ