В одном южнорусском городке мой теледиспут с местным адвентистским пастором завершился неожиданной репликой моего собеседника: "Как все-таки жаль, что во всем христиан­ском мире только мы, православные и адвентисты, правильно понимаем Слово Божие!". Начался наш разговор, конечно, с во­проса о субботе. Тему для дискуссии предложил он, но чем она кончится, из нас двоих знал только я. Предыдущая практика по­казывала, что адвентистам проще, нежели иным протестантам, примириться с православием. Причина — это адвентистское уче­ние о Субботе. С этого утверждения они начинают свою полеми­ку с православными и в этом же вопросе их ждет быстрый и не­ожиданный поворот дискуссии.

Адвентисты тем отличаются от остальных протестантов, что, по их учению, праздничным днем является не день воскресный, но день субботний. Заповедь "чти день субботний", по их утвер­ждению, не отменена и должна соблюдаться и в новозаветную эпоху. Празднование субботы установил Господь. Празднование воскресного дня установил римский папа. Авторитет этих лиц явно несоизмерим. Человек ни единолично, ни соборно не может отменить Божию заповедь, а, значит, надо осознать исторический грех христианства и вернуться к празднованию субботы.

Что ж — я согласен с адвентистами. В самом деле, отменить празднование субботы, установленное Богом, никто не может. Никто не может перенести день религиозного праздника с суббо­ты на воскресенье. Более того, слыша такие рассуждения адвен­тистов, я готов их поблагодарить за совершенно справедливую критику... католичества.

Православные богословы еще на рубеже I-II тысячелетий критиковали католическую практику субботнего поста. Еще в 867 г. св. Патриарх Константинопольский Фотий в "Окружном послании", вызванном притязаниями латинского духовенства на Болгарию, первым пунктом различия восточного христианства и латинского видел установление субботнего поста: "Ибо первая их неправда — субботний пост, что не только в малом отвергает предание, но и обнаруживает пренебрежение учением в целом"²⁴⁸. Особенное недоумение православных полемистов вызывало то, что даже если на субботу приходились праздники Рождества Христова или Крещения Господня — пост все равно не отменял­ся²⁴⁹. В этом было явное нарушение древних "Апостольских пра­вил": "Аще кто из клира усмотрен будет постящимся в день Гос­подень или в субботу, кроме единые токмо великия субботы: да будет извержен. Аще же мирянин, да будет отлучен" (Прав. 64). Суббота равночестна с воскресеньем ("Днем Господним") и пост в субботу означает умаление радости праздника, приравнивание праздничного дня к будничным. Как явствует из канонического православного права, празднование воскресенья — это не перенос субботнего праздника, но самостоятельный праздник, не отме­няющий собою чествование субботы.

Вот еще пример отношения к субботе в православном преда­нии. Ученик спрашивает старца: "Что побуждает живущих в пустыне иноков непременно каждую субботу (курсив авт.) и воскресенье приходить в церковь? — В Писании сказано: "Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!" (Пс. 41, 2). Олени в пустыне едят много змей, и потом, когда яд змеиный начнет жечь их, они быстро бегут к воде, и когда на­пьются, воспаление от яда проходит. Так и иноков, живущих в пустыне, жжет яд злых помыслов, внушаемых бесами, и они с нетерпением ждут субботы (курсив авт.) и воскресенья, чтобы идти на источники водные, то есть приступить к телу и крови Господней, дабы очиститься от скверн лукавого"²⁵⁰.

Суббота в православной памяти, в православном Богослуже­нии и богословии до сих пор праздничный день. Субботы, как и воскресные дни, празднично выделяются из дней Великого По­ста. В них совершается праздничное, не постовое Богослужение. Служится полная Литургия, не читается покаянная молитва Еф­рема Сирина, не делаются земные поклоны.

Так что, если адвентист задастся вопросом: где же пребывала истинная церковь после ухода апостолов, то ему придется обра­титься к православию. Ведь по утверждению адвентистского ка­техизиса, "на протяжении всей истории Церковь Божия объеди­няла верующих, поклоняющихся Творцу в субботу"²⁵¹. И тут одно из двух: или же Церкви в истории не было, или же это была именно Православная церковь, потому что кроме нее, больше никто субботу не соблюдал.

Адвентисты привыкли полемизировать с католиками. А мы — не католики, и поэтому не стоит автоматически переносить в Россию, в православный мир аргументы, предназначенные для сокрушения католических традиций. В православии сохранилось гораздо больше библейского, чем в западном христианстве.

Например, в православном богослужении до сих пор сутки идут от вечера к утру. Не "день и ночь — сутки прочь", а "был вечер, и было утро — день один". Согласно повествованию книги Бытия, свет озарил мир лишь во второй половине первого твор­ческого периода, после того как была создана безвидная, неосве­щенная земля. Было время, когда во мраке Дух носился над новосозданной бездною, и поэтому творческий день начинается с вечера и идет к утру. "Время, протекшее от начала творения и до явления света, есть моисеев первый вечер, сумрак или ночь; яв­ление новосотворенного света — утро", — писал замечательный русский библеист свт. Филарет Московский²⁵².

Эта особенность библейского календаря сохраняется до сих пор в православной богослужебной традиции. Поэтому, напри­мер, в субботу вечером служится "воскресная всенощная", а в сам воскресный вечер служба будет уже вполне будничной. Если свой день рождения люди обычно отмечают вечером того же дня, то, чтобы в храме послушать службу, посвященную "своему" свя­тому, надо будет придти вечером накануне своего "дня ангела".

Еще более важно знать, что в православном календаре суббо­та до сих пор — седьмой день недели. В субботу кончается сед­мица, а с воскресенья она начинается. На воскресной службе (то есть именно в субботу вечером — при начале воскресных суток) происходит смена недельного "гласа"²⁵³. Вот, например, упомина­ние о конце недели в субботу в "Древнем Патерике" — собрании рассказов о жизни первых православных монахов (IV-V века): По сюжету братья монастыря неделю молятся об избавлении монаха, впавшего в сомнение, от искушения. "И когда кончилась седмица, пришли они в воскресный день в церковь..."²⁵⁴. Воскрес­ный день здесь явно начинается после окончания седмицы.

В русском языке это восприятие воскресенья как первого дня недели стерто: "вторником" называется у нас день, второй после воскресенья, а не после субботы; "четвергом" и "пятницей" соот­ветственно четвертый и пятый дни после воскресенья. Но грече­ский язык доныне сохраняет отсчет дней от субботы. Понедель­ник буквально именуется там "вторым днем", δευτέρα; вторник — "третьим", τρίτη; среда называется "четвертым" днем, τετάρτη; четверг — "пятым", πέμπτη, а пятница называется просто παρα­σκευή — "подготовление" (к субботе).

Православие всегда помнит, что творение мира началось с воскресного дня (ибо оно завершилось субботой). Помнит оно и о  том, что обновление творения также произошло в первый день после субботы, то есть собственно в день воскресный. Но если творческим воскресеньем первой главы книги Бытия история просто началась и потому это был день просто и ясно "первый", то пасхальное воскресенье завершило те события, которые нача­лись в Страстную Седмицу: это воскресенье жизни, воссиявшее из молчания и гробницы Субботы. Пасхальное Воскресенье вен­чает деяния Страстной Седмицы, оно следует после Субботы, после седьмого дня и тем самым оказывается... восьмым днем. У воскресенья, таким образом, уникальный статус: оно и первый день недели, и — восьмой.

"Первое творение начинается днем недельным и второе тво­рение Начиналось опять тем же днем, потому что он есть первый в числе последующих за ним и осьмый в числе предшествующих ему", — рассуждает св. Григорий Богослов²⁵⁵, отмечая, что день на­чала "второго творения", то есть Воскресения Христа, пришелся на день, следующий за субботой, то есть на первый день недели.

Для христианской историософии это не могло быть случай­ным совпадением. Уже в начале второго века св. Иустин Фило­соф говорит, что "в так называемый день Солнца бывает у нас собрание в одно место всех. В день же солнца мы все вообще делаем собрание потому, что это есть первый день, в который Бог, изменивши мрак и вещество, сотворил мир, и Иисус Хри­стос, Спаситель наш, в тот же день воскрес от мертвых"²⁵⁶. День Солнца, упоминаемый Иустином — не более чем техническое обозначение дня (римский календарь знал день Венеры, день Марса, день Меркурия...). И упоминание этих привычных имен никак не означает поклонение тем богам, чьи имена вошли в названия дней. Французский адвентист, наверное, не считает зазорным употреблять такие слова, как lundi (понедельник; букв. день Луны), mardi (вторник; букв. день Марса), mercredi (среда; букв. день Меркурия ), vendredi (пятница; букв, день Венеры) или даже jeudi (четверг; букв, день Зевса). Так и упоми­нание Иустином "дня Солнца" не есть знак языческого покло­нения звездам, астролатрии, вдруг вторгнувшейся в христиан­ство.

Более того, совпадение воскресного дня с днем Солнца для древних христиан имело радостный оттенок. Ведь Сам Христос есть Солнце Правды: "А для вас, благоговеющие пред именем Мо­им, взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его" (Мал. 4, 2).

Воскресные, "солнечные собрания" христиан, о которых говорит св. Иустин — это собрания Евхаристические. На них происходит причащение Вечной Трапезе. И это значит, что день Литургии (а в древней Церкви таковым днем был прежде всего день воскресный) выводит христиан за рамки истории. Причастие Вечности — вне времени, оно мета-исторично. И как таковое, Причастие очень хорошо соотносится с числовой символикой Библии. Шесть дней — это дни творения. Седьмой день, длящийся от сотворения человека до конца времен — это ныне длящаяся история человека (характерно, что о седьмом дне Шестоднев не говорит как о других, "и был вечер и было утро"; этот день еще не кончился)²⁵⁷. Восьмой день — день исполнения и конца, день, когда время врастает в Вечность. Значит, там, где Вечность входит в жизнь людей, туда падает отсвет Восьмого дня, Дня Невечернего. Понятно, что там, где происходит это срастворение двух порядков бытия, человек выходит за рамки своей сиюминутной ограниченности. "Хрис­тиане — люди иного века", — говорил преп. Макарий Египет­ский²⁵⁸. Борис Пастернак об этом опыте причастия во времени к Вечности сказал парадоксальной строчкой: "бессмертные на время"²⁵⁹. Да и сам человек — восьмое деяние творения (первым творческим действием создан свет; вторым — небосвод; третьим —  море и земля; четвертым — растения; пятым — светила; шес­тым — рыбы и птицы, седьмым — звери). Поистине наше оте­чество — в царстве восьмого дня.

Поэтому и в книге Бытия окончание первого дня обозначено не ожидаемыми словами "был вечер и был утро, день первый", но был вечер и было утро, день один (в церковно-славянском пе­реводе — един). Первое мгновение времени еще не отпало от Вечности. В Вечности сходятся и отождествляются первый и по­следний дни: "День восьмой, вместе же и первый, или, лучше сказать, единый и нескончаемый"²⁶⁰. Первый-Восьмой День — это день, принадлежащий не только времени, но и Вечности. "По нашему учению известен и тот невечерний и нескончаемый день, который у Псалмопевца наименован восьмым (Пс. 6, 1), потому что он находится вне сего седмичного времени. Посему назовешь ли его днем или веком, выразишь одно и то же понятие. Посему и Моисей, чтобы возвести мысль к будущей жизни, наименовал единым сей образ века, сей начаток дней, сей современный свету, Святый Господень день, прославленный воскресением Господа", — раскрывает этот символизм свт. Василий²⁶¹.

"День един" — еще (уже) в руках Божиих. В этот день (вос­кресный) в церкви не становятся на колени: мы — в своем Цар­стве...

Но само ощущение собственной новизны, увы, притупилось в христианах за минувшие две тысячи лет. Православная Церковь до сих пор отсчитывает седмицы от субботы к субботе, считая воскресенье первым, а не последним днем седмицы, — но об этом почти никто не знает. Она до сих пор празднует субботу, — но даже при диспуте с адвентистами седьмого дня мало кто из пра­вославных сможет вспомнить, что его же собственная Церковь вполне признает и исполняет и эту заповедь Моисея. И уж со­всем забылось то, что в первые три века своей жизни христиан­ская Церковь совершала свой главный праздник в тот день неде­ли, который все окружающие считали именно первым, а не по­следним, будничным, а не "выходным". Ведь лишь с Константи­ном Великим воскресный день стал общепраздничным. А в сла­вянском мире богословское значение этого дня оказалось тем более стертым, что первый день творения ветхого и творения но­вого, то есть день двух величайших Дел — был назван "не­дельным"²⁶².

Но вновь скажу специально для адвентистов: отнюдь не по постановлению императора Константина начали христиане праздновать воскресный день. Он лишь узаконил уже бывший праздник христиан (ведь и христиане России праздновали Рож­дество даже до того, как постановление Верховного Совета объя­вило его официальным праздничным днем). Можно представить множество текстов, подтверждающих исключительное внимание христиан первых веков к воскресному дню.

В конце первого века об этом говорит апостол Варнава: "Мы и проводим в радости восьмой день, в который Иисус воскрес из мертвых" (Послание Варнавы, 15). То же свидетельство доносят до нас послания свт. Игнатия Богоносца (непосредственного ученика ап. Иоанна): "Жившие в древнем порядке вещей при­ступили к новому упованию, и уже не субботствуют, но наблю­дают в своей жизни день Господень, в который воссияла и наша жизнь через Него и через смерть Его" (Магнез., 9).

Среди авторов второго века можно упомянуть св. Иустина Философа: "Праведный Ной при потопе с прочими людьми, со­ставляя числом 8 человек, были символом того дня, в который наш Христос явился, восставши из мертвых, и который по числу есть восьмой, но по силе всегда первый... Можно было бы, друзья мои, доказать вам, что восьмой день более, нежели седьмой (см. Быт. 17, 12), заключал в себе таинство... Заповедь об обрезании, повелевающая, чтобы младенцы обрезывались непременно в восьмой день, была прообразом истинного обрезания, которым мы обрезались от греха и заблуждения чрез Господа нашего Ии­суса Христа, воскресшего из мертвых в первый день недели" (Разговор с Трифоном Иудеем. 138; 24; 41). В "Дидахе" ( "Учении 12 апостолов") предписывается: "В день Господень, собравшись вместе, преломите хлеб и благодарите, исповедавши грехи свои, дабы чиста была ваша жертва" (Дидахе, 14).

В конце того же, второго столетия христианской эры упоми­нает о праздновании христианами воскресного дня Климент Александрийский: "В день Господень он славит воскресение Гос­пода в нем самом" (Строматы 7, 12). Здесь стоит заметить, что словосочетание "день Господень" ни разу в библейских текстах не прилагается к субботе.

В начале III века свт. Ипполит Римский в "Апостольском предании" указывает: "В субботу те, кто примет крещение, пусть соберутся, по указанию епископа, в одно место. Всем им повеле­вается, чтобы они молились. И пусть они бодрствуют всю ночь и да читается им и да наставляются. Пусть не приносят с собою никакой вещи, кроме лишь того, что каждый принесет для Евха­ристии. Ко времени пения петуха епископ пусть молится снача­ла над водой. Облачитесь в одежды и в первую очередь крестите детей"²⁶³. Итак, крещение совершалось рано утром в воскресенье (с пением петухов), и в воскресенье совершалась Евхаристия.

"Апология" Тертуллиана содержит немало мест, описываю­щих празднование субботы и воскресного дня через совершение Евхаристии.

Обращаю внимание адвентистов: мы, православные, праздну­ем субботу. Но еще мы празднуем воскресенье. Разрешает ли Писание иные праздничные дни, кроме субботы? — Конечно. Ветхозаветные праздники отмечались не только в субботы, и празднование длилось по нескольку дней. Но если евреям в вет­хозаветную пору можно было веселиться не только по субботам —  почему же христианам не праздновать день Воскресения Спа­сителя (не забывая при этом почтить и субботу)?! Ветхозаветная Пасха была фиксированным календарным праздником (14 ниса­на), который праздновался независимо от субботы. Если пас­хальное торжество было допустимо праздновать вне субботы в ветхозаветное время, то неужели это стало грехом после того, как совершилась истинная Пасха?

Христос — Господин субботы (см. Мк. 2, 28). Время подчи­нено Ему, и Он это вполне ясно показал. Сколько богословских чернил истрачено на то, чтобы объяснить — как же так получи­лось, что Христос совершил пасхальную трапезу с учениками прежде начала иудейской Пасхи. Когда все-таки была Тайная Вечеря? В какую ночь? Если Христос был вполне верен Закону —  то ее нужно максимально приблизить к пасхальной субботе, но тогда остальные события Страстей Христовых не укладыва­ются в столь малый промежуток времени. А с другой стороны, если Он участвовал именно в пасхальной трапезе — откуда там взялся хлеб (не опреснок, бесквасный хлеб, который надлежало есть на Пасху, а квасной хлеб — άρτος, — запрещенный законом для пасхальной трапезы)?

Христос посылает учеников со словами: "Идите, уготовайте Мне пасху". Но ведь это еще не было время Пасхи. Иудеи толь­ко готовились к ней. Оставалось еще два дня. Поэтому и был квасной хлеб (άρτος - Лк. 22, 19) в доме²⁶⁴. Господин же субботы перенес Пасху с того времени, когда она праздновалась по тра­диции, на время, усмотренное Им. Прежде еврейской пасхальной субботы Он совершил пасхальную трапезу. И воскреснув после нее, Он освятил день, который был будним для иудеев. Все вре­мя теперь — Божие. Нет одного Божия дня; любое время — Его и напоминает о Нем.

Христос освободил нас от колеса времени. Время уже не змея, с непременным аппетитом закусывающая собственным хвостом и в своем коловращении остающаяся всегда на одном и том же месте. Суббота уже не просто суббота, но преддверие Воскресенья. И воскресенье уже не просто попразднство суббо­ты, но исход из времени, причастие Вечности.

Христос сказал: "Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них". Это обетование неложно не только примени­тельно к месту, но и ко времени. Так происходит не только где, но и когда двое или трое собраны во имя Христа. Любое время Литургии есть время Пасхи. Когда бы человек ни вспомнил о Творце — там Суббота. "Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете" (1 Кор. 11, 26). Это означает, что день Господень есть там, где Литургия, где Ли­тургия — там суббота, а не наоборот. "Если мы всегда можем возвещать смерть Господню, то можем всегда совершать и Пасху"²⁶⁵.

Христос - наша Пасха (1 Кор. 5, 7). И, значит, всюду, где Христос — там Пасха. Бог вездесущ не только в пространст­ве, но и во времени. И, значит, там, где и когда люди обраща­ются ко Христу, обретают Его, причащаются Ему — там Вечная Суббота и там Пасха. И от ощущения этого, когда бы и где бы ни причастился православный священник, он всегда читает пасхальные благодарственные молитвы: "О Пасха велия и свя­щеннейшая, Христе! О Мудросте, и Слове Божий, и Сило! По­давай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего!".

Спаситель сказал: "Се, Я с вами во все дни до скончания ве­ка" (Мф. 28, 20). Во все дни, а не только по субботам.

Поясняя мысль ап. Павла о том, что где Христос — там Пас­ха, св. Иоанн Златоуст пишет: "Дабы вам убедиться, что нам можно праздновать постоянно, что нет для этого определенного времени, и мы не связаны зависимостью от времени, послушай­те, что говорит Павел: 'Посему да празднуем'. Не время состав­ляет праздник, но чистая совесть, что праздник есть не что иное, как радость"²⁶⁶.

"Ныне же, познав Бога <...> для чего возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя им? Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы. Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас" (Гал. 4, 9-11). Это сказано не только к любителям гороскопов. Это и к вам сказано, братья-адвентисты. Христос — Творец времени — выше календа­ря, и время нашей молитвы, литургическое время Он возвысил над временем астрономов и диспетчеров, над временем физиче­ским. А вы не признаете за другими христианами права молить­ся Христу "на горе Гаризим", вне пространства субботы. Неуже­ли календарь стал для вас поводом к расколу с другими хри­стианами? Разве одобрил бы такое повеление апостол Павел, уз­най он, что ради празднования субботы вы враждуете с собрать­ями-христианами? Он специально укреплял христиан не бояться пересудов за несоблюдение ветхозаветных ритуалов: "Итак никто да не осуждает вас за пищу, или питие, или за какой-нибудь праздник, или новомесячие, или субботу: это есть тень будущего, а тело — во Христе" (Кол. 2, 16-17). Но вот — нашлись-таки хри­стиане, которые осудили других христиан "за субботу"! И еще как осудили: "Соблюдение воскресения — тайна беззакония"²⁶⁷. Христиане, празднующие Воскресение Христово, оказывается, не просто ошибаются, но и прямо служат Антихристу! "Писание открывает нам, что перед Вторым пришествием весь мир будет поделен на два класса: людей верных, "соблюдающих заповеди Божии и веру в Иисуса", и тех, кто "поклоняется зверю и образу его" (Откр. 14, 12,9). В то время всем станет ясно, что покорное соблюдение субботы служит доказательством верности Творцу", — пишут адвентисты²⁶⁸. Но неужели лишь субботнее неделание есть признак верности Творцу? А смерть за Христа? А отказ по­клониться идолам? Христос не говорит: кто соблюдет субботу, спасен будет. Он дает иные собственно религиозные критерии: кто исповедует Меня перед людьми... Так что не "Писание от­крывает нам" то, что проповедуют адвентисты, а их собственная концепция приводит их к странным и самодельным "откровениям". Так зачем же позорить христианство, на пороге третьего тысячелетия возрождая всемирные споры по обрядовым вопросам?

Да, когда-то вопрос о субботе был отнюдь не обрядовым. Он был исполнен великим религиозным смыслом. Но вы и сами сейчас не в состоянии объяснить — каков смысл празднования именно субботы. Тем языком, на котором заповедь Субботы зву­чала как великое откровение, сейчас никто не пользуется; он стал непонятен. И поэтому эту же мысль можно и нужно выра­жать иначе. Но для этого сначала надо ее понять. Итак, — поче­му в Ветхом Завете такое внимание уделяется памяти о субботе?

Все заповеди Бог не объясняет, и только о субботе дает пояс­нение (Исх 20, 11: потому что почил Бог в этот день от дел Своих; Втор 24, 18: потому что ты был рабом в земле Египет­ской). Златоуст поясняет эту особенность Писания: объяснение придается этой заповеди потому, что это не естественная запо­ведь, а особая; "потому, что она не из первоначальных и не от­крыта нам совестию, но есть заповедь частная и временная"²⁶⁹.

Но если это заповедь "временная", то она прямо связана с об­стоятельствами того времени, в которое дается. Что же означает рассказ о субботе на языке эпохи начала Ветхого Завета? Почему суббота становится святыней Израиля?

Во-первых, понятно, что у народа, который не имеет своей земли (а у Израиля времен Исхода, то есть времен дарования десяти заповедей, нет никакой земли), не может быть простран­ственно локализованной святыни. Человеческая жизнь нуждает­ся в чередовании сакрального и мирского, но если нет возможности упорядочить пространство вокруг святой земли, естественно обратиться к литургическому упорядочиванию времени. Суббота - это Храм Израиля до прихода в Иерусалим (и, естественно, позднее, в эпохи пленений).

Во-вторых, суббота дается как знамение Завета, как знак отли­чия Израиля от остальных народов. Но достаточно ли истолковы­вать субботу лишь как стремление приобрести некую экзотиче­скую этнографическую черту, которая отличала бы данный народ от соседей? Не подобна ли еврейская суббота племенной татуи­ровке, по которой одно индейское племя отличает себя от другого? И если это всего лишь способ внутренней консолидации народа, то не может ли он быть заменен каким-нибудь другим знаком?

Как же сама Библия поясняет, почему суббота стала знаком завета? "Помни день субботний <...> ибо в шесть дней создал Господь небо и землю <...> а в день седьмой почил" (Исх. 20, 8-11). Что за странный праздник в честь усталости Демиурга?

Народ, к которому Моисей обращает свою первую проповедь, еще не знает закона, он воспитан в Египте, то есть он — носитель еще не столько библейского, сколько языческого сознания. Так вот, образ "почившего Бога" чрезвычайно много значит именно для языческого сознания.

Со времен Эмпедокла истории религии известен термин deus otiosus, "праздный бог". Те, кого мы по привычке называем поли­теистами, "многобожниками", прекрасно знали Единственность Творца. Но этот Исток бытия, оставаясь в мифологической па­мяти и в философско-религиозной спекуляции, уходит из реаль­ной культовой практики этих народов. Сложно сказать, что здесь виной: острое ли покаянное чувство, которое стыдится взирать прямо на Небо и потому предпочитает искать "посредников" по­ближе к земле; или замутнение религиозного чувства; или втор­жение демонических сил и "космических иерархий". Но факт наблюдаем всюду: языческие теогонии и мистерии предпочитают обращаться не к Тому, от Кого получило начало всяческое бы­тие, а к последующим поколениям богов. Тот, кто не создал наш мир, претендует на роль его владыки²⁷⁰.

Иногда это переворот осмысляется как постепенный — и Первобог сам просто отстраняется от судеб мира. Так, в древ­нейших шумерских текстах глухо упоминается Энмешарра. Он начинает 50 поколений богов, а затем передает власть Ану. Энмешарра-Творец оказался вытеснен за рамки теогонии, и выс­шим богом стал Ану. Но и культ Ану не распространился (в ис­торическом Шумере ему уже не поклонялись): он передал свою власть Энлилю. Как бы то ни было, в Шумере трагической борь­бы богов нет.

Однако это древнейшее предание 3-го тысячелетия до Р. X., более раннее, чем система вавилонского богословия "Энума Элиш", было крепко забыто, и более поздние предания у истоков мироздания начали помещать насилие. Так, "Энума Элиш" пове­ствует, что первая диада богов (Апсу и Тиамат) уничтожается третьей генерацией, созданной их детьми для борьбы с Тиамат. Греческие олимпийцы также имеют за собой кровавый опыт теомахии. Зевс силой узурпирует верховный трон, свергая изна­чального Кроноса²⁷¹.

В иных же случаях Первобог продолжает считаться высшим и могущественнейшим существом, но культовая практика дерза­ет обращаться к Нему лишь в самых крайних случаях. Мирча Элиаде описывает индонезийское племя семангов, которое так выходит из своих затруднительных ситуаций: "Вся община в случае стихийных бедствий обращается к колдуну, чтобы изба­виться от магического воздействия, или к жрецу, чтобы сникать милость богов. Если такое вмешательство не дает результатов, люди вспоминают о Высшем Существе (почти забываемом в обычное время) и умоляют его, принося ему жертвы. Во время бури семанги царапают себе икры бамбуковым ножом и брызга­ют кровью во все стороны с криком: "Та Педи! Я не очерствел, я плачу за свою вину! Прими мой долг, я его плачу!". В культах так называемых первобытных народов небесные Высшие Суще­ства выступают в самую последнюю очередь, когда все обраще­ния к богам, демонам и колдунам с целью устранить "страдание" потерпели неудачу. Семанги в таких случаях признаются в гре­хах, в которых считают себя виновными; этот обычай встречает­ся иногда и в других местах"²⁷².

Собственно, это чрезвычайно логичное поведение можно оха­рактеризовать как своего рода магический позитивизм. Человек перебирает все возможные причины бедствия: порчу, наведенную человеком, нарушение табу, гнев какого-либо духа или бога. И лишь напоследок, отстранив все причины, находит исток бед в ярости Верховного Существа, вызванной человеческими грехами. Так современный человек пытается сначала все происходящие с ним события истолковать в рамках привычных научных моделей объяснения, и лишь обнаружив их явную недостаточность для описания происшедшего, готов вспомнить о том, что, помимо мира обычных причин, в нашем мире есть еще причинение через Чудо. Как для семангов, так и для современного "цивилизован­ного" человека исповедь есть то предельно неприятное действие, которое желательно отсрочить по возможности дальше.

В общем, по выводу Элиаде, "забвение верховного Бога-Твор­ца — довольно частый процесс в истории религий. Большинство верховных существ кончают тем, что превращаются в dii otiosi, и это справедливо не только для примитивных религий"²⁷³.

И вот этот привычный для языческих народов штамп, пола­гающий, что Демиург "почил от всех дел своих", в книге Бытия переворачивается. "Праздный Бог" в языческом богословском словаре означает "истинный Создатель", Первобог. И потому

Бытописатель, говоря, что Бог Завета, Бог Израиля "почил от всех дел Своих", тем самым отнюдь не унижает Творца, но мак­симально возвышает, указывая на то, что этот Бог, Бог Завета, и есть Тот, Кто единственно достоин имени Бога; тот, Чье Имя единственно может писаться с прописной буквы.

Израиль времени Исхода уже знает Ягве как своего Бога, из­бравшего Израиль для Завета и открывшегося ему. Чудеса Мои­сея видели все. Чудо Исхода пережили все. То, что в мире объя­вился некий семитолюбивый Бог — ощутили все. Но — кто же сей Таинственный?

Моисей должен открыть народу, что Бог Авраама и Моисея — это Бог вселенной. Израиль должен узнать своего Помощника и Покровителя в Авторе мироздания. Бог Пасхи, Бог, чудеса Ко­торого и заботу о себе уже видел Израиль во время своего исхо­да, теперь должен быть опознан как истинный Демиург.

Суббота оказывается знаком того, что речь идет именно о первичном, "молчащем Боге". В архаичном сознании это — ипо­стасный признак того Бога, Который выше всех иных богов и потому после миротворения имеет право на покой. Субботний покой Бога после миротворения — это не неуклюжая еврейская выдумка, это был необходимый атрибут Творца. И каждую неде­лю, вступая в священное пространство субботы, израильтянин времен Моисея и пророков вспоминал о том, что Бог, Которому он служит — это Бог субботы, Бог-Создатель. Суббота была не игом, а миссионерским утверждением о том предельно высоком статусе, который имеет Элогим Завета.

В странном рассказе о "субботнем отдыхе" Творца сказывает­ся не архаичная примитивность книги Бытия, но ее подлинная новизна: оказывается, субботний Бог проснулся, восстал и поже­лал непосредственно вести людей дальше. Удалившийся Бог вернулся, Его молчание кончилось. Тот, Кто "почил  в субботу", отныне вновь — "Бог твой". Суббота действительно важнейшая черта библейской жизни, ибо она подтверждает и зримо свиде­тельствует — с Кем именно заключен завет Израиля. В мир, в историю "вернулся" Тот, с Кого все началось.

 

"Ты значил все в моей судьбе,

Потом пришла война, разруха,

И долго-долго о Тебе

Ни слуху не было, ни духу.

Но через много-много лет

Твой голос вновь меня встревожил.

Всю ночь читал я Твой Завет

И как от обморока ожил"...

(Борис Пастернак).

 

И после Моисея молчание Ягве означает Его удаление (Пс. 34, 22): когда Он молчит, Израиль умирает, уподобляется "нисхо­дящим в могилу" (Пс. 27, 1); когда Господь слышит молитву наро­да Своего и посылает Свое слово, оно избавляет сынов человече­ских от могил (Пс. 106, 20), оно "оживляет" их (Пс. 118, 50).

Итак, суббота отделяет Израиль от остальных народов — но лишь для того, чтобы напоминать им о полузабытом ими Еди­ном Творце и через принятие Его всех привести к новому един­ству. Единство хорошо — когда это единство в истине и в Боге. Но если это единство в забвении Бога?.. Закон доброго поведе­ния выражается в псалме: "Уклонися от зла и сотвори благо". Сначала — "уклонение", отъединение. В Новом Завете апостол это выразит ясным суждением: "Не обманывайтесь: худые сооб­щества развращают добрые нравы" (1 Кор. 15, 33).

Когда адвентисты пишут: "суббота пришла к нам из безгреш­ного мира"²⁷⁴, то просто застываешь в изумлении. Это Моисей жил в безгрешном мире? Суббота пришла к нам из архаичного мира, из мира, в котором надо было объяснять истину Единобо­жия на языке людей, воспитанных в языческом генотеизме. Очень много в иудейском законе дано "по жестокосердию ваше­му" (Мф. 19, 8). Среди таких установлений, которые были даны с совершенно определенной миссионерски-воспитательной це­лью, была и суббота, напоминающая о Господе как о Творце.

Но сегодня, если христианский проповедник пожелает вну­шить нашим прихожанам мысль о том, что наша молитва обращена к Единому Богу Творцу, а не к полубогу или "солнечному логосу", он это сможет сделать другими средствами. Можно по­добрать слова, которые будут более понятны современным лю­дям, чем слова о том, что "мы празднуем субботу, потому что Бог почил в этот день от Своих трудов".

Формальное же исполнение заповеди о субботе, исполнение, уже забывшее, что же именно напоминает людям суббота, при­водит к странным заключениям: "Основой Божьей заповеди о субботнем покое служит Его личный пример. Поскольку Он по­чил от Своих дел именно в седьмой день первой недели сущест­вования мира, мы тоже должны покоиться по субботам"²⁷⁵. Но: вернулся ли Бог на следующий день к делам или нет? Ветхоза­ветный ответ — нет. Получается, что и человек должен после шести дней работы уходить на пенсию, а не на суточный отдых.

Правила межконфессиональных дискуссий требуют обосно­вать свою точку зрения Писанием. Ссылки адвентистских бого­словов на то, что Христос Сам соблюдал субботу, я не могу при­нять²⁷⁶: ведь это было прежде Воскресения, А, значит эти ссылки наталкиваются на встречный вопрос: на каком основании нечто, бывшее в прежнюю религиозную эпоху, должно соблюдаться и после важнейшего события человеческой истории — после Вос­кресения? Да, жены-мироносицы субботу пребыли в покое, не решаясь подойти к погребенному телу Иисуса. Но надо ли нам брать пример с поступка людей, которые даже не знали о Вос­кресении, а потому, конечно, и не могли его праздновать?

Если же мы прислушаемся к тем текстам Писания, что опи­сывают после-пасхальную жизнь апостольской общины, то мы заметим учеников Христовых, собранных вместе в самый день Воскресения (день, начавшийся для них как скорбный "страха ради иудейска", затем стал самым радостным); спустя неделю (Ин. 20, 26)²⁷⁷; через 7 недель в день ниспослания Святого Духа  (Деян. 2, 1). И затем — "в первый же день недели <...> ученики собрались для преломления хлеба" (Деян. 20, 7); "В первый день недели каждый из вас пусть отлагает у себя и сберегает" пожерт­вования для бедных (1 Кор. 16, 2).

Так что, настаивая на праздновании субботы, адвентисты не сделали "библейского открытия". А вот придавая этому празд­нованию исключительный характер, они лишь показали, что им не присуще церковное умение сопрягать два Завета.

И еще один вопрос адвентистам. Он касается веры в то, что человек исчезает со смертью тела, что душа вне тела существо­вать не может. Над местами из Писания, говорящими о том, что душа существует и после смерти тела, пусть адвентисты подума­ют самостоятельно²⁷⁸. У меня же вопрос такой: дерзаете ли вы приложить вашу доктрину смертности души ко Христу? Была ли у Христа человеческая душа? — Несомненно: "душа Моя скорбит смертельно...". Так что же с ней произошло после Распя­тия? Умерла ли душа Христа после распятия? Исчезла ли она? Дьявол уничтожил полностью человеческую природу Иисуса? Христа уже не было — и Бог Его вызвал из небытия? Христос все же развоплотился? Бог расстался полностью с человеческой природой Христа? И тогда воскресение есть новое Боговоплоще­ние, воплощение в труп, которому заново создается новая душа?

По православной мысли смерть Христа — это отлучение души от тела, но сохранение их единства в Личности Слова. В этом един­стве смерть застревает. От Слова душа Иисуса не отделяется, и через нее Бог оживляет ее тело.

И снова нельзя не заметить, что аргументы адвентистов по вопросу о бессмертии человеческой души направлены не столько против реального православия, сколько против той карикатуры на него, которую создали сами адвентисты. Например, Е. Б. Прайс утверждает, что если признать существование душ умерших людей, то отсюда последует, что умершие уже обрета­ются в аду или в раю, а, значит, Суд уже состоялся и потому нет никаких оснований для воскресения²⁷⁹. Во-первых, замечу, что здесь опять чудовищно-юридическое понимание Писания. Ока­зывается, воскрешение людей необходимо только для того, чтобы совершить над ними суд. По православному же пониманию, вос­крешение произойдет потому, что мы стали соприродны Богоче­ловеку и не можем не воскреснуть, ибо мы — носители Боговоспринятой и воскресшей природы Христа. Воскресение — это не полицейская мера по принудительному приводу ответчика в суд, а дар Бога нам. По логике Прайса, мы будем судимы — а для то­го прежде будем воскрешены. Воскрешение — техническая мера, предпринимаемая для осуществления Суда. И здесь можно толь­ко присоединиться к суждению православного философа В. Несмелова: "Мы и просто грешного человека никогда бы не похва­лили за такое дело, если бы он вынул из могилы труп своего врага, чтобы по всей справедливости воздать ему то, чего он за­служил и не получил во время земной жизни своей"²⁷⁹⁹. По право­славной логике грешники воскреснут не для того, чтобы полу­чить воздаяние за грешную жизнь, а наоборот — потому именно они и получат воздаяние, что они непременно воскреснут из мертвых. И Тот, Последний Суд, сможет помиловать грешника там, где прежде он встретил осуждение... А сейчас ни ада, ни рая нет. Православное учение как раз говорит, что до воскрешения можно быть лишь в предначинании рая или ада. Впрочем, православное учение о смерти требует отдельного разговора. Я на­деюсь со временем посвятить этой теме книгу, а пока лишь заме­чу, что православное восприятие смерти гораздо сложнее того, что приписывают нам адвентисты...

И еще одно учение отличает адвентистов от всех остальных христиан. Они создали учение о "небесном святилище". Это важ­нейшая часть весьма разработанной в адвентизме эсхатологии (разработанной настолько, что при чтении их книг создается впечатление, будто адвентисты знают о втором Пришествии больше, чем Сам Господь). Исторически вполне понятно — зачем они его создали. Когда пророчества о Втором Пришествии, кото­рые дали рождение движению адвентистов, не оправдались, то авторитет своей организации лидеры новой секты могли сохра­нить, только дав своим былым пророчествам новое толкование. Христа никто не видел вновь пришедшим на землю? Что ж — "разумейте духовно, братья". Он пришел духовно, а не телесно. Он "пришел" не к нам, а на небесах. Там Он совершил "пришест­вие" в некое "небесное святилище".

"Перед тем как возвратиться на землю, Христос как "Сын Человеческий" подходит к "Ветхому днями" то есть Богу Отцу, и встает перед Ним (Дан. 7, 13)"²⁸⁰. "В 1844 г. Христос предстал пред "Ветхим Днями" и начал завершающую фазу Своего первосвященнического служения в небесном святилище"²⁸¹. Из этих тек­стов следует, что "Ветхий Днями" из пророчества Даниила по­нимается адвентистами как Бог-Отец. И тем самым вся их борь­ба с иконами рушится в самом своем основании. Евангельская формула "Бога никто никогда не видел" оказывается ложной: Даниилу удалось узреть Бога-Отца²⁸²...

Христос вошел в "Небесное святилище" из-за того, что "не­павшие существа не всеведущи. Они не могут знать помыслы сердечные. Следовательно, перед Вторым пришествием Христа необходим суд, чтобы отделить истинных христиан от лжехри­стиан и показать перед всей Вселенной, что спасение каждого истинного верующего справедливо. Вопрос нужно решить меж­ду Богом и Вселенной, а не между Богом и Его истинным по­следователем. Для этого требуется открыть книги записей и ис­следовать жизнь тех, кто называл себя верующими"²⁸³. "С 1844 г. идет следственный суд. Жители неба благодаря следственному суду видят, кто среди умерших на земле почил во Христе, и по­тому считается достойным иметь участие в первом воскресении. И когда это служение Христа завершится, одновременно с ним закончится отведенное для людей время испытания перед Вто­рым пришествием"²⁸⁴. Значит, Христос медлит с приходом к нам из-за ангелов, из-за их строптивости и недоверчивости: ангелы не верят Творцу и Его справедливости и потому подсматривают за Его действиями. Так работники первого часа требовали от Господина отчета о том, за что он дает плату пришедшим в одиннадцатый час.

Всеведение Христа ("Господи! Ты все знаешь" — Ин. 21, 17), оказывается, ущербно: Ему требуется весьма длительное время, чтобы разузнать все человеческие дела и вынести Свой вердикт о  них: "Небесное святилище очищается посредством окончатель­ного изглаживания записей о грехах, помещенных в небесных книгах. Но прежде чем эти записи будут окончательно изглаже­ны, они будут исследованы, чтобы определить, кто через покая­ние и веру во Христа сподобился войти в Его вечное царство"²⁸⁵. И вот уже полтора столетия Христос убеждает ангелов... В точ­ности как в уже упоминавшейся агадической притче о распре Бога с ангелами закона и справедливости, в святилище "Христос

продолжает с усердием дело искупления"²⁸⁶, которое теперь состо­ит в том, что Он удовлетворяет не справедливый гнев Отца (как было на Голгофе), но аналогичный гнев и любопытство ангелов: служение Христа в качестве священника на небесах состоит в том, что "Он постоянно вменяет заслуги Своей искупительной жертвы кающимся грешникам"²⁸⁷ и тем самым объясняет "жителям неба", почему он прощает преступников. Согласно юридической сотериологии адвентистов, в результате событий первого столетия "обвинения сатаны потеряли свою юридиче­скую силу"²⁸⁸. С середины XIX столетия Христос заботится о том, чтобы потеряли юридическую силу и обвинения ангелов. И пока ангелы не согласятся стать нашими сослужителями — Невеста-Церковь не дождется возвращения Жениха, и мертвые будут об­речены лежать в могилах...

Но самая фантастическая сторона учения адвентистов о "небесном святилище" — это уверение в том, что оно само нуж­дается в очищении: "В 8 главе пророка Даниила открывается, что в промежутке между торжественным началом служения Христа как Первосвященника и очищением небесного святилища некая земная власть постарается свести на нет служение Христа... Де­лами этой власти было уничтожено и обесчещено небесное свя­тилище — центр Божьего правления"²⁸⁹. Эта ужасная земная власть, осквернившая небесное святилище — Ватикан. Так как же это Ватикану удалось обесчестить небесное святилище? Неу­жто папа и в самом деле викарий Христа, изгнавший Его с не­бесной кафедры?

Этот адвентистский миф действительно вполне путан и изли­шен²⁹⁰. Но у него чисто техническое назначение: спасти авторитет основателей секты. Вне этого своего назначения он бессмыслен.

И чтобы это стало очевидно, уже упомянутому выше моему телесобеседнику я задал на прощание вопрос, который готов повторить и всем сторонникам адвентизма: а зачем вам нужно учение о "небесном святилище"? Каков его сотериологический смысл? Что означает оно для вашего личного спасения? Чем это учение помогает вам как христианину идти по пути спасе­ния? В богословии не может быть отвлеченных догматов. Все — "нас ради человек и нашего ради спасения". Так как же приня­тие этого догмата, который никак не очевиден в Евангелии, по­могает быть лучшим христианином?

Пастор задумался. А потом сказал: но ведь так радостно соз­навать, что там есть небесное святилище, в котором находится ковчег завета... Но что за радость о ковчеге, если сказано об апо­стольских, новозаветных временах: "И дам вам пастырей по сердцу Моему, которые будут пасти вас с знанием и благоразу­мием. И будет, когда вы размножитесь и сделаетесь многоплод­ными на земле, в те дни, говорит Господь, не будут говорить бо­лее: "ковчег завета Господня"; он и на ум не придет, и не вспом­нят о нем, и не будут приходить к нему, и его уже не будет. В то время назовут Иерусалим престолом Господа; и все народы ради имени Господа соберутся в Иерусалим" (Иер. 3, 15-17). Да и что же есть в "ковчеге"? — Манна! Та самая манна, о которой Спаси­тель сказал: "отцы ваши ели манну и умерли" (Ин. 6, 58). Она никого не спасет и никого не насытит Вечным Хлебом. Еще там скрижаль с 10 заповедями (не та скрижаль, что была написана Рукой Бога, а вторая, сделанная руками человеческими) и жезл Ааронов. И разве вещи, хранимые в ковчеге, оказались там в си­лу чрезвычайной своей святости? По крайней мере жезл Ааро­нов был положен в ковчеге Завета как напоминание о неверно­сти и неблагодарности Богу древнего Израиля: "И сказал Гос­подь Моисею: положи опять жезл Ааронов пред ковчегом откро­вения на сохранение, в знамение для непокорных, чтобы прекра­тился ропот их на Меня" (Числ. 17, 10).

А если у "небесного святилища" нет иного назначения, не­жели как быть вместилищем ветхозаветных святынь (странно, что Господу Нового Завета в течение 19 веков был закрыт доступ к ветхозаветной ризнице), — значит, это миф, который про­ходит по тому же разряду, что и упоминаемые ап. Павлом "бабьи сказки". Это попытка построить небесную географию, дальние подступы к "космическому" оккультизму, то есть по­пытка нарушить один из важнейших принципов библейского богословия: не интересуйся структурой небес, а иди прямо ко Творцу. В теле ли я был восхищен до третьего неба, вне тела, было это небо третьим или седьмым — не знаю и не полагаю это важным, — давал нам урок ап. Павел. Бытописатель, говоря о создании Богом небес, даже не употребил таких слов, как "солнце" и "луна" (сказав лишь "светило большое" и "светило малое"), — чтобы не употреблять те слова, которые для языч­ников были именами божеств. Но адвентисты вновь бросились исследовать небесные структуры. Боюсь, как бы в своих поис­ках "небесного святилища" не встретились вы, братья, с ок­культистами, вышедшими на прогулку в "астрал".

Итак, настаивать на адвентистской доктрине небесного свя­тилища религиозно бессмысленно и бесплодно (и как бы ни понимать "святилище", вход в него Христа ап. Павел описывает в прошедшем, а не в будущем времени, относя его к Пасхаль­ному Тридневию, а не к XIX веку — Евр. 9, 12). А обвинять православных в том, что мы вместо субботы празднуем воскре­сенье — невежественно и необоснованно.

Есть еще в адвентизме хилиазм — мечта о том, что на исхо­де апокалиптических событий в будущем установится на земле тысячелетнее Царство Христово, царство праведников... Понят­но, что у людей, не имеющих полноты благодатно-церковной жизни, нет ощущения того, что Царство Христово уже посреди нас. Но ведь это действительно так: "Он здесь, теперь, — средь суеты случайной, в потоке мутном жизненных тревог владеешь ты всерадостною тайной: бессильно зло; мы вечны; с нами Бог!" (Вл. Соловьев). "Хотите почувствовать, что Царство Христово уже есть на земле? Так будьте нищими духом, ибо тех есть Царство Небесное. "Царство Мое не от мира сего", — а вам хо­чется еще здесь на виду у всех поцарствовать, вам хочется та­кого царства со Христом, которого ждали и ждут иудеи от сво­его Мессии. Но не придется ли ради этого удовольствия отказаться от истинного Христа, как отказались от Него иудеи? Вспомните, что пишет ап. Павел о Царствии Божием, что оно не есть пища и питие, но праведность и мир и радость во Свя­том Духе (Рим. 14, 17)", — обращался в начале века к адвенти­стам православный миссионер²⁹¹. Поиск грядущего 1000-летнего царства мешает понять, что Христос уже давно стоит у дверей. Чтобы ввести Свое Царство внутрь человека, Ему совсем не обязательно дожидаться времен Антихриста.

Так, может, имеет смысл, откушав блюд американских про­поведников, подойти к порогу Русской Церкви? Христа и Еван­гелие вы найдете и здесь. Субботу — тоже. Но еще вы найдете здесь Россию.

БЫЛА ЛИ ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ ПОСЛЕДНЕЙ?

ОБРАЩЕНИЕ К АДВЕНТИСТАМ

РОССИЯ НА ПОРОГЕ КОНТРРЕФОРМАЦИИ