На почве формальной свободы для церковных партий “восточные” теперь не могли неглижировать Рим, который, конечно, уже в кредит был на стороне Афанасия. И вот евсевиане отправляют в Рим осведомительную делегацию с докладом ο деяниях Тирского собора. Текст протоколов повезли в Рим пресвитер Макарий с двумя диаконами. Евсевиане пытались убедить Рим, что Афанасий низложен ими канонически правильно и Рим должен отказаться признавать его. Афанасий тоже не бездействовал. Он послал в Рим тоже пресвитерскую делегацию. Делегация повезла соборное послание от лица всего египетского епископата. B этом послании рассказывается вся закулисная работа Тирского собора, описывается реальное положение в Египте, единодушие его епископата, причем около Писта остается лишь ничтожная кучка. Это послание адресовано было одновременно и западным императорам: Константину II и Константу. A этим Августам доносилось, будто против Афанасия идет народное возмущение, ибо он удерживает в свою пользу хлеб, который Августы именно через Афанасия и жертвовали нуждающемуся населению Египта и Ливии.

Глава посольства “восточных” Макарий очень смутился прибытием в Рим посланцев от Афанасия. Он даже вернулся на Восток за новыми инструкциями. Но оставил в Риме двух своих помощников-диаконов. Te, видя, что донесения Афанасия произвели в Риме сильное впечатление, рискнули на свой страх согласиться на соборный разбор здесь же, в Риме, в их присутствии спорных материалов. Папа Юлий сначала не склонен был вмешиваться в чуждую ему восточную неразбериху. Но затем решился. Посланы были формальные приглашения в Александрию и в Константинополь - пожаловать на Римский собор. Таким образом, из осведомительного посольства, которое имело целью убедить и Римского епископа братски присоединиться к уже соборно выясненному суду восточного большинства, получилась отдача на суд собора Западного деяний собора Восточного (Тирского) как бы в высшую апелляционную инстанцию. Так римокатолики на это и смотрят, что это апелляция всего Востока к суду папы. И римляне формально правы. A “восточные,” не юридически мыслившие, формально не правы. Сами виноваты во вмешательстве папы и в создании полезного папскому честолюбию прецедента. Иллюстрация глубоко различной ментальности Востока с Западом, которая и до сих пор плохо сознана и дает опору для бесконечных и бесплодных разговоров ο внешних соглашениях по буквам, a не на трудно выразимой глубине внутреннего понимания - “переживания” догматов.

Итак, произошло вмешательство папы Юлия, но по вине самих “восточных.” Тем временем главарь Востока Евсевий Никомидийский собрал в начале 339 г. собор в Антиохии, чтобы соборно и авторитетно (в масштабе “всевосточном”) утрясти восточную смуту. Они поняли, что не так просто решить “александрийский вопрос.” Но все-таки упорствовали в своем упрощенстве, будто бы весь секрет смуты сводится к личности Афанасия, a не к их богословскому еретичеству, которое при неустранимости “никейства” Рима не могло утвердиться и на Востоке. Евсевиане увидели на опыте импотентность их ставки на какого-то маленького провинциалиста Писта. Нашли другого, “покрупнее,” Григория Каппадокийца, поставили епископом и, очевидно с согласия Констанция, отправили его в Александрию. Неканоничность кричащая. Если бы даже Афанасий кем-то был признан незаконным, то заместителя все-таки должен был избирать на месте клир Александрийский. Насилие могло быть проведено только властью местного префекта. A префектом оставался все тот же Филагрий, который провел фальшивую анкету для Тирского собора 335 г. Филагрий и теперь, в марте 339 г., издал указ ο назначении нового епископа с предупреждением, что пресвитеры Афанасия обязаны сдать властям свои церкви. Β первой же отбираемой церкви были убитые, раненые и сама церковь сожжена вместе с баптистерием. Вскоре под военной охраной въехал в Александрию Григорий. Приветствовала его, конечно, антиправославная, угодная полиции толпа ариан, язычников и иудеев. Епископский дом был взят с насилием и взломом. Сам по себе Григорий был человек с качествами, соответствующими его положению, и никоим образом не был ни бандитом, ни насильником, но просто “чиновником” с сознанием своего законного права вступающего в должность. Была четыредесятница. Церковь за церковью отбирались с насилием, с арестами. Наступила Великая Пятница. 34 верных Афанасию клирика были арестованы, биты и засажены в тюрьму. На Пасху продолжались столкновения и аресты. Наконец Афанасий, загнанный в последнюю, еще не отнятую церковь, увидел, что взятие ее неизбежно. Он снова скрылся в свое “уединение.”

Рапорт префекта императору рисовал насилие в том смысле, что Афанасий - виновник всех пертурбаций.

Афанасий из “уединения” адресовал к вселенскому епископату свой негодующий протест. Сравнивал насильственно отнятую от него по кускам Александрийскую церковь с рассказом Книги Судей ο левите земли Ефремовой, как левит обесчещенную жену свою разрубил на куски и послал во все города земли Израилевой, взывая ο мести. Ярко обрисовал и историю вторжения в Александрию Григория незаконно, со стороны: “Вот комедия, которую разыграл Евсевий, вот интрига, которую он ковал с давних пор и в которой преуспел благодаря клеветам, которыми он осаждал императора. Но этого мало. Ему нужна моя голова. Он пытается запугать моих друзей угрозами изгнания и смерти. Но это не основание, чтобы уступить нечестности. Наоборот, мне следует защищаться и протестовать против возмутительных клевет, жертвой которых я являюсь... Β тο время, как Вы сидите на Ваших кафедрах и мирно предстоятельствуете в собраниях Ваших верных, вдруг является по чьему-то приказу Вам заместитель - потерпите ли Вы это? He закричите ли Вы об отмщении? Конечно да. И это наилучший момент Вам восстать. Иначе, если Вы промолчите, такое зло распространится на все церкви; наши епископские кафедры сделаются предметом низких вожделений и недостойной торговли... He упускайте случая протестовать. He потерпите, чтобы славная Александрийская церковь была попрана ногами еретиков.”

Приказав активистам своей паствы широко распространить это воззвание, Афанасий отправился в Рим, конечно, тайно. Открыто его арестовали бы на самой набережной. Но моряки укрыли чтимого ими Афанасия. Около этого времени отправился в Рим и посланец с письмом от Григория.

Тогда же поехали из Рима на Восток и посланцы с приглашением на Римский собор, испрошенный через восточных делегатов. “Восточные” были в неловком положении. Они не хотели формально дезавуировать своих делегатов, но не хотели и собора. Прибывших из Рима посланцев от “восточных” под разными предлогами продержали y себя почти целый год и в конце концов откровенно отклонили предложение соборного разбирательства. И даже перешли в наступление. B своем письме к папе они обвиняли папу Юлия в незаконной претензии быть каким-то третейским судьей над соборами Востока. Они писали: папа должен оставить претензии быть третейским судьей и должен выбирать: с какой партией Востока ему солидаризироваться? Co “всеми” ли восточными епископами или с одним Афанасием и Маркеллом?

Это обращение к Риму было подписано в Антиохии. Это старейшая председательствующая кафедра по сознанию “восточных.” Ее занимал в тот момент Флакилл. Он и подписался первым. После него идет подпись Диания Кесарии Каппадокийской, затем Евсевия Константинопольского. Так он стал величаться вместо брошенной им Никеи, выявляя тем и свою вражду к Никейскому догмату.

У Юлия в Риме собралось в 340 г. до 50 епископов. Тут были и Афанасий и Маркелл, можно сказать “осевший” как эмигрант в Риме. Собралась и еще порядочная группа восточных епископов, изгнанных евсевианами с их мест, - из Фракии, Малой Азии, Сирии, Палестины. Афанасию не стоило особого труда оправдаться. Он - верен Никее. Вот вся его вина пред “восточными.” Для Рима это было только доказательством от противного прямой заслуги Афанасия. Здесь все было полно культом Никеи. Самые заседания Римского собора происходили в церкви пресвитера Вита, или Витона (Vito-onis), легата на соборе Никейском. Тут же присутствовал и другой его сотоварищ по Никейскому собору, пресвитер Викентий. Полный романтики I Вселенского собора, Викентий теперь горячо говорил ο ревности Маркелла к Никее. Поэтому объяснения Маркелла по предъявленному “восточными” обвинению в ереси без понимания сути вопроса были признаны достаточными и он формально принят был в общение.

По окончании заседаний собора от лица папы Юлия составлен был обстоятельный ответ по адресу тех, кто подписали к нему Антиохийское послание.

1) Папа не признает за собой никакой законной вины в том, что он созвал этот собор: этого желали и просили делегаты “восточных.”

2) B конце концов, и без этой просьбы папа и сам вынужден был бы собрать собор, раз к нему поступает ряд жалоб от епископов, считающих себя неправильно лишенными своих мест.

3) На заявление “восточных,” что пересмотр решений соборных другими церквами - вещь неслыханная, папа просто ссылается на вопиющий факт приема в церковное общение Ария местным Тирским собором 335 г., тогда как лишен сана он был собором вселенским.

4) Вы утверждаете, что авторитет епископов не зависит от степени важности городов, где находятся их кафедры. Довольно странный это аргумент в устах тех, кто переезжает из одной имперской столицы в другую. Явный упрек Евсевию, переселившемуся из Сирии сначала в Никомидию, a сейчас в Константинополь.

5) Казусы с разбитой будто бы чашей Исхиры положительно неинтересны в сравнении с вопросом ο сохранении единства церкви.

6) За нападками на Афанасия и Маркелла скрывается, в сущности, стремление обелить арианствующих.

7) Во всяком случае, ему - папе Юлию - нужно было ближе, точнее вникнуть в спорные вопросы. И очень жаль, что на такое предложение восточная сторона сама ответила отказом.

8) Если я, папа Юлий, сужу неправильно ο Тирских постановлениях, то пусть же “восточные” приедут и разубедят его. Он готов выслушать осведомление и вразумиться. Вместо этого на сцену выдвигается явно беззаконная история с насильственным водворением Григория на Александрийской кафедре.

9) Β заключение папа Юлий в скромном тоне говорит ο вещи для всего христианского мира максимально нескромной: ο вероучительном первенстве римских первосвященников;

“Всех этих соблазнительных явлений и не было бы совсем, если бы вы держались старого обычая - сначала обращаться к нам, a затем уж и делать постановления” (“Η αγνοείτε, οτι τούτο ήθος ην, πρότερον γράφεσθαι ήμΐν, και ούτως ένθεν όριζεσθαι τα δίκαια,” Афанасий, Apol. c. A. 35). Скромное ήθος, конечно, пo букве не диктует еще римской infallibilitas, но по природе римской мистики уже содержит в себе корень римского догмата, его не позднюю “выдуманность,” исконную потенциальность. Наивность и слепота Востока в том, что он этого вовремя недосмотрел. И поднял потом запоздалый протест.

Морально позиция папы здесь была куда выше восточной. Но она ослаблялась 1) этим эмбрионом папизма и 2) тут же на опыте доказываемой неспособностью на infallibilitas в принятии ереси Маркелла. Без высшей вселенскости непогрешимость церкви недоступна. Лишь манящее обетование, но не достижение.

“Восточные” разбирались в своем Маркелле с легкостью. Св. Епифаний Кипрский уже спустя два десятилетия позднее, беседуя со старцем Афанасием незадолго до его смерти, укорял Маркелла в еретичестве. Афанасий не обвинял, но и не защищал, a только снисходительной улыбкой дал знать Епифанию, что Маркелл недалек был “от развращения и что он обязан был оправдаться” (μονον δια του προσωπου μειδιασας, επερεφηνε μοχθηριας μη μακραν αυτου είναι και ως απολογηδαμενον ειχε)

“Восточные” и сами убежденные в своем “традиционном” православии и не желавшие в борьбе с Афанасием и Римом подпадать под подозрение, что они борются за ересь, постарались подвести деловую каноническую базу под свою борьбу с никейцами. Собираясь в Антиохии систематически, чуть ли не ежегодно в том или ином числе, они в 339 г., когда ставили для Александрии Григория Каппадокийца, постановили общее правило (вошедшее потом в соборные акты Антиохийского собора 341 г.), что “епископ, осужденный собором и не оправданный другим собором, но обратившийся с апелляцией к Августу, лишается кафедры” (стрела в Афанасия!).

Афанасий этим вновь ставился на почву Тирского собора 335 г. и признавался незаконным на Востоке. Собор Юлия по этой форме мог бы узаконить Афанасия. Вот почему “восточные” должны были так упорно не принимать Римского собора.

После Маркеллова соблазна. Наследники Константина.

Интервенция папы Юлия.

Антиохийский собор 341 г.