„Христіанинъ" очень тепло отнесся къ памяти усопшаго своего сотрудника, кандидата богословія Поліевкта Александровича Назаркевича, которому 30 іюля исполнилась первая заупокойная годовщина. Сегодня, разбирая свои бумаги, случайно я нашелъ два его письма: одно написано 8 месяцевъ до его кончины, а другое за день. Изъ перваго письма читатели увидятъ, что покойный сперва решался посвятить себя Богу въ чине иноческомъ, а затемъ усомнился въ своемъ решеніи и, начавъ искать другихъ путей жизни, хотя тоже путей Божіихъ, спрашивалъ моего совета. Я отвечалъ ему предъ святками, последними въ его жизни, что принимать монашества не следуетъ, пока всякіе иные пути жизни не опостыли въ сердде человека, но что избравшіе однажды путь монашескій, знаемые мне, студенты, а потомъ уклонившіеся отъ него, почти все — либо поумирали въ молодости, либо похоронили своихъ женъ на первомъ году после женитьбы. Эти же наблюденія я излагалъ ему, сидя на его смертномъ одре въ Кіевской больнице за 7—10 дней до его смерти, и онъ отвечалъ: „да, я теперь вижу, что Вы правы, и если поправлюсь, то подумаю о томъ серіозно". Но поправиться ему Господь не судилъ.

Приводимъ текстъ его писемъ; второе написано карандашомъ, слабеющей рукою.„Ваше Высокопреосвященство,Благостнейшій Владыко!

Простите, Владыко, если я осмеливаюсь безпокоить Васъ по своему личному делу, о которомъ я до   сихъ   поръ   еще не говорилъ Вамъ вслухъ. Вижу я, что время мечтаній приходитъ къ концу. Для  меня  ясной  стала необходимость въ этотъ короткій срокъ пребыванія  въ   академіи  решиться  на что-нибудь определенное въ выборе путей  служенія Церкви. Три года я мечталъ о монашестве. Но когда дело подошло къ развязке, я заколебался и сталъ пятиться назадъ.Вижу неготовымъ себя къ  воспріятію  столь   великихъ   подвиговъ. И хотя я прекрасно знаю, что вместе съ академіей я лишусь самыхъ благопріятныхъ для моего монашества,  т. е.   пріятія сего чина, условій, темъ не менее я не нахожу сейчасъ возможнымъ   воспользоваться   ими.   Причины   тому  следующія. Первая и самая главная заключается въ томъ, что я еще не пріобрелъ аскетическаго настроенія. Мало того, что я еще не испыталъ себя   надлежащимъ   образомъ   и   не   уверился  въ томъ, могу-ли я понести аскетическіе подвиги, но я даже не позаботился до сихъ поръ хоть сколько-нибудь ознакомиться съ аскетической литературой. Приблизительно требованія монашескаго аскетизма мне известны, но все то,   что  выработано до сихъ поръ аскетической практикой, мне не знакомо. He знаю, правильно-ли и точно-ли я выражаюсь, но, кажется, мысли свои я выражаю довольно ясно. Владыко, поверите ли, я даже не могу поручиться въ будущемъ   за   свое   воздержаніе! Что же говорить объ остальномъ: уныніи, малодушіи, лености и проч.!Могу-ли я все это преодолеть?Страшно!..Ко всему сказанному присоединяются еще   второстепенныя, практическія затрудненія. Я считаю своимъ долгомъ не только освободить своего отца отъ дальнейшаго бремени воспитанія брата и сестры, находяшейся теперь на фельдшерскихъ курсахъ въ Житомире, где ей понадобится помощь матеріальная въ теченіе трехъ летъ, взявъ матеріальную  поддержку того и другой всецело на себя ,но   имею  тщательное намереніе употребить все усилія къ тому, чтобы своимъ   старикамъ на старости летъ устроить тихое и мирное, безмятежное житіе, свободное отъ треволненій житейской борьбы.   Полагаю, что стремленія последняго рода плохо вяжутся съ аскетическими задачами, и весьма сомнительно, чтобы ихъ можно было примирить. Ведь для   сихъ   последнихъ   целей   придется  заниматься чисто мірскими делами—хлопотать о приличномъ месте, ходить по всемъ учрежденіямъ, где такое место могутъ мне предоставить и проч. Поразмысливъ обо всемъ этомъ, я прихожу къ выводу, что мои мечты о монашестве снова должны отойти въ даль. Если по окончаніи академіи мне не суждено будетъ жениться, чтобы сейчасъ же облечься въ рясу, тогда по достиженіи тридцатилетняго возраста я не буду, думается мне, иметь причинъ упираться, стараясь побороть свое внутреннее влеченіе. Отдавая все изложенное на Вашъ Владычный судъ, я не безъ некотораго душевнаго волненія жду отъ Васъ,Владыко, благословенія моему новому решенію и одобренія плану, который я себе начерталъ для будущаго.

Вашего Высокопреосвященства смиренный послушникъ Поліевктъ Назаркевичъ.

                              Ваше Высокопреосвященство, Благостнейшій Архипастырь!

Болезнь моя затягивается. Открылся кровавый поносъ. Докторъ говоритъ очень неопределенно о болезни и. выздоровленіи. Еще съ неделю пролежать. Деньги стали выходить быстро. Много плачу служителямъ. Простите, Владыко.

                           Вашъ   смиренный   послушникъ   Поліевктъ  Назаркевичъ.

Владыко святый! Не откажите предоставить за мной хоть какое-нибудь место, напр. въ Маціове греч. яз. Для Арк. Шушковскаго это место, какъ для чахоточнаго, крайне неблагопріятно".

Итакъ, Богъ взялъ къ Себе уклонившагося отъ всецелаго посвященія себя Богу. Богъ есть Богъ ревнитель, говоритъ о Немъ пророкъ Наумъ; говоритъ такъ и Самъ Господь чрезъ Моисея, воспрещая кланяться иньшъ богамъ. Однако не должно думать, что эти раннія смерти суть казни Божія, или знаки Божественнаго осужденія ихъ душъ. Нетъ, Господь влечетъ ихъ на Свой путь, какъ Іону, бежавшаго въ Фарсисъ. Онъ преставляетъ ихъ къ вечной жизни, „да не злоба изменитъ разума его, или лесть прельститъ душу его". И если смертью мужей, принесшихъ Богу самовольное куреніе въ пустыне, освятились ихъ кадильницы, какъ сказалъ Господь (Числ. XVI, 37), то и раннею смерью юношей, не решившихся исполнить святого намеренія своей жизни, но все таки желавшихъ инымъ путемъ служить Тому-же Богу, на-верно освятились ихъ души. Кроме того, такимъ Своимъ ревнованіемъ ихъ къ міру Господь устрашаетъ живущихъ, имъ подобныхъ, которые помышляютъ оставить свое святое намереніе. Тяжкіе грехи, не омытые слезами покаянія, Господь наказываетъ муками жизни загробной, а отнимая жизнь земную у боязливыхъ, Онъ какъ бы противъ ихъ воли отнимаетъ ихъ отъ міра, лежащаго во зле.

Какими же воспоминаніями я делился съ почившимъ нашимъ   другомъ? И ихъ много, очень много. Две тысячи студентовъ и семинаристовъ прошли чрезъ мои руки; я не все могъ и могу припомнить, но и то, что еще помню, весьма знаменательно. Вотъ умершіе въ молодости кандидаты разныхъ академій, собиравшіеся, но не решившіеся принять монашества: Петербургской—Соколовъ Василій 1885 года, Никифоровскій и Судницынъ 1888 года, Боголюбовъ Димитрій и Успенскій Степанъ 1891, г., Московской—Счастневъ и Кедровъ Александръ 1894 года, Казанской—Шульгинъ и Шайтановъ-Кремлевскій 1896, г., свящ. Знаменскій 1897, г., Иванъ Головинъ 1899 г., Ивановъ Андрей 1899 г., и Александръ Остроумовъ 1900 года. Эти сейчасъ у меня въ памяти, а если взять списки и приггоминать, то еще столько же найдется. А вотъ П. С. Г., овдовевшій на первомъ году, вотъ К. А. К., у котораго жена травилась въ первый годъ брачной жизни, Н. Н. Ч., которому пришлось разводиться противъ желанія, П. П. М., доведенный душевнымъ разстройствомъ до съумасшедшаго дома, а вотъ бедный М. В. В., неожиданно для себя оказавшійся агитаторомъ, съ разбитой душой и жизнью.

Мой товарищъ, Василій Николаевичъ Соколовъ, умирая_; просилъ все ножницъ для постриженія; священникъ Николай Знаменскій успелъ заставить меня постричь еебя накануне смерти своей при окончаніи курса; Костя Счастневъ, которому запретили принять монашество родители, былъ здоровый мякишъ, изъ лучшихъ кандидатовъ 1894 года; 9-го августа, чрезъ два месяца по окончаніи курса, сталъ онъ жаловаться на головную боль, а 14-го Богу душу отдалъ. Пріехалъ его папаша, Московскій дьяконъ, ко мне въ Лавру и метался въ безсильныхъ слезахъ: „если бы я зналъ! если бы я зналъ!" восклицалъ онъ; также тщетно оплакивали своего сына-студента родители Остроумовы; Андрюша Ивановъ, первый студентъ своего курса, котораго способности стали особенно быстро и блестяще развиваться на третьемъ году академической жизни, пожалелъ улыбавшагося ему міра и пересталъ было думать о монашестве, a 14 ноября по окончаніи курса лежалъ бездыханнымъ въ доме своего отца — крестьянина Тверской губерніи; это былъ юноша съ широкою грудью, мощными руками и ногами, никогда не злоупотреблявшій здоровьемъ, а чахотка съумела и его найти.

Если желаете оценить его прекрасные таланты, то найдите въ первомъ или второмъ выпуске „Трудовъ студентовъ Казанской Д. Академіи" отрывки изъ его диссертаціи: „Православное ученіе о Царствіи Божіемъ противъ Толстого и Соловьева".

Да, молодые друзья! вамъ много говорятъ объ осторожности при   решеніи   посвятить   себя  Богу   въ   чине   иноческомъ, о томъ, какъ трудно   въ   немъ устоять, — и   хорошо делаютъ.