I. Сотворение мира ¹

Мир, рассматриваемый в его внешней красоте и вну­тренней гармонии, представляет собою дивное создание, изумляющее стройностью своих частей и чудесным разно­образием своих форм. Во всей своей необъятности он пра­вильно движется подобно величественным часам, заведен­ным великим и искусным мастером. И как при взгляде на часы невольно является мысль о сделавшем и заведшем их мастере, так и при рассматривании мира в его правиль­ном и стройном движении разум невольно приходит к мысли о том Виновнике, которому он обязан своим суще­ствованием и дивным устроением. Что мир не вечен и имеет свое начало, это ясно доказывается, прежде всего, общим верованием народов, у которых у всех сохраняет­ся древнейшее предание о начале всех вещей. Затем изу­чение хода исторической жизни человечества, особенно древнейших его народов, показывает, что сама историчес­кая жизнь имеет весьма ограниченную протяженность и скоро переходит в эпоху доисторическую, которая состав­ляет детство человеческого рода, необходимо предполага­ющее, в свою очередь, рождение или начало. На то же указывает и ход развития наук и искусств, который опять приводит нас к первобытному состоянию, когда только начинались они. Наконец, новейшие науки (геология и палеонтология) через изучение наслоений коры земной и заключающихся в них останков неопровержимо и ясно доказывают, что земной шар постепенно образовывался в своей поверхности, и было время, когда на нем совершен­но не было никакой жизни, и сам он находился в состоя­нии бесформенного вещества. Таким образом, начало ми­ра несомненно, хотя бы и в виде бесформенного, перво­бытного вещества, из которого постепенно образовались все его формы. Но откуда явилось само это первобытное вещество? Вопрос этот издавна занимал мысль человечес­кую, но она бессильна была разрешить его без высшей по­мощи, и в языческом мире величайшие мудрецы и осно­ватели религий не в силах были подняться выше той мыс­ли, что это первобытное вещество существовало от вечности, и из него-то Бог создал или устроил мир, буду­чи лишь, таким образом, создателем или устроителем ми­ра, но не в собственном смысле Творцом его. Тогда на по-

мощь человеческому разуму явилось Божественное Откро­вение, заключающееся в книгах св. Писания, и оно про­сто и ясно провозгласило великую тайну бытия, постиг­нуть которую тщетно усиливались мудрецы всех времен и народов. Тайна эта открыта на первой странице книги Бытия, которою и начинается Библейская история мира и человечества.

«В начале сотворил Бог небо и землю», говорит в пер­вом стихе книги Бытия бытописатель, св. пророк Моисей. В этих немногих словах выражена та необъятная по своей глубине истина, что все существующее на небе и на зем­ле, а, следовательно, и первобытное вещество, имеет свое начало, и все сотворено Богом, который один только ве­чен и существовал в довременном бытии, и притом сотво­рено из ничего, как означает самый глагол бара, употреб­ленный для выражения слова «сотворил»². Бог есть единый Творец вселенной, и без Него ничего не могло произойти. Утверждая эту мысль, бытописатель тем самым отверг все другие способы объяснения происхождения мира, т.е., что мир не мог произойти ни от случая, ни от самозарожде­ния, ни от борьбы доброго и злого начал (как учили язы­ческие мудрецы, а за ними и новейшие любомудры), а единственно от свободного решения воли всемогущего Бо­га, благоволившего из небытия воззвать мир к временно­му бытию. Решение же это вытекло единственно из люб­ви и благости Творца, с целью дать и твари возможность насладиться этими величайшими свойствами Его сущест­ва. И вот «Он», по словам боговдохновенного псалмопевца, «сказал и сделалось, Он повелел и явилось» все (Псал. 32:9). Орудием его при творении служило Слово Его («сказал  и сделалось»), которое есть Слово изначальное, Сын Божий, чрез которого «все начало быть, и без Него ничто не начало быть, что произошло» (Иоан. 1:3). Так как во втором стихе отдельно говорится и об участии Ду­ха Божия в деле творения, то ясно, что Бог действовал при создании мира как превечная Троица³.

Открыв тайну происхождения мира как целого и его двух составных частей — неба и земли, бытописатель пе­реходит к описанию порядка образования мира в его те­перешнем виде, во всем разнообразии его видимых форм, и так как летопись бытия предназначалась в поучение жи­телям земли, то и главное внимание его обращается имен­но на историю образования земли, так что во втором сти­хе уже не упоминается о небе⁴. В первобытном своем со­стоянии «земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою». Это было только что сотворенное бесформенное вещество — хаос⁵ «тогу-ва-богу», в котором бродили слепые силы вещества, ожидая зиждительного слова Творца, и над этою-то бро­дящею бездною была тьма, и только творческий Дух Бо­жий носился над водою, как бы оплодотворяя зародыши и семена имевшей возникнуть жизни на земле. Открове­ние ничего не сообщает о продолжительности такого хао­тического состояния. Только с известного момента нача­лась творчески-образовательная деятельность Творца, и она совершилась в шесть последовательных периодов времени, называемых днями творения⁶.

Когда настало время для начала творческой деятель­ности, над темным бесформенным веществом прогреме­ло слово Божие: «да будет свет! и стал свет». Над бездной хаоса мгновенно рассвел прекрасный день Божий и оза­рил мрачную утробу довременной тьмы. «И увидел Бог свет, что он хорош»; и «отделил Бог свет от тьмы. И на­звал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было ут­ро: день один».

При появлении света усилилось брожение сил в кло­кочущем веществе хаоса. Огромные массы паров подни­мались над поверхностью земного тела и окутывали его непроницаемыми тучами и мглою, так что терялась вся­кая грань, отделяющая его от других небесных тел. «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделит она воду от воды; (и стало так). И создал Бог твердь; и отде­лил воду, которая под твердию, от воды, которая над твердию; и стало так». Нижние слои паров превратились в во­ду и осели на поверхность все еще клокотавшей бездны, а верхние улетучились в необъятной области небесного про­странства, и над землею открылось то прекрасное голубое небо, которое мы видим теперь. Это был день второй.

Над земным телом была уже очищенная от паров ат­мосфера, но сама земля была еще сплошным морем. Тог­да «сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в од­но место, и да явится суша; и стало так». Сгустившееся и постепенно охлаждавшееся вещество в одних местах под­нималось, в других опускалось; возвышенные места обнажались от воды, делались сушею, а углубления и впадины наполнялись сливавшеюся в них водою и образовали из се­бя моря. «И назвал Бог сушу землею, а собрание вод на­звал морем: и увидел Бог, что это хорошо». Но как ни хо­рошо было это распределение моря и суши, земля еще не обладала тем, что составляло цель её создания: на ней не было еще никакой жизни, и лишь голые, мертвые скалы мрачно смотрели на вместилища вод. Но вот, когда совер­шилось распределение воды и суши, и образовались необ­ходимые условия для жизни, не замедлили появиться и первые начатки её — в виде растительности. «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя (по роду и по подобию её), и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле, и ста­ло так». «И увидел Бог, что это хорошо. И был  вечер, и было утро: день третий».

Но растительность для своего прозябания нуждается в правильной смене света и тьмы. «И сказал Бог: да бу­дут светила на тверди небесной (для освещения земли), для отделения дня от ночи, и для знамений и времен, и дней и годов, и да будут они светильниками на тверди не­бесной, чтобы светить на землю: и стало так». По слову Творца окончательно установилась солнечная и звездная система, как она существует теперь. Солнце запылало сво­им могучим, животворным светом и озарило окружаю­щие его планеты; небесный свод украсился мириадами звезд, и чарующий блеск их вызвал восторг ангелов небес­ных, которые хором восхвалили Творца (Иов. 38:7). «И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвертый».

Небо уже украшалось светилами, на земле развивалась исполинская растительность; но не было еще на земле жи­вых существ, которые могли бы наслаждаться дарами при­роды. Для их существования не было еще надлежащих ус­ловий, так как воздух был насыщен вредными испарения­ми,    которые    могли    способствовать    лишь    царству растительному. Но вот исполинская растительность очисти­ла атмосферу, и подготовились условия для развития живот­ной жизни. «И сказал Бог: да произведет вода пресмыкаю­щихся, душу живу; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной». Б силу этого божественного веления со­вершился новый творческий акт, не просто образователь­ный, как в предыдущие дни, а в полном смысле творчес­кий, каким был и первый акт творения первобытного ве­щества — из ничего. Тут создавалась душа живая, вводилось нечто такое, чего не было в существовавшем первобытном веществе. И действительно, бытописатель здесь во второй раз употребляет глагол бара — творить из ничего. «И со­творил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмы­кающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду её. И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. И был вечер, и было утро: день пятый».

Вода и воздух наполнились жизнью, но оставалась еще пустынною третья часть земли — суша, та именно, которая представляет наиболее удобств для жизни живых существ. Но вот настало время и для её заселения. «И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду её, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их: и стало так. И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их». Все эти животные образованы были из земли, откуда они и теперь извлека­ют свои питательные вещества, и в которую обращаются опять при разложении. «И увидел Бог, что это хорошо». Таким образом, земля уже во всех своих частях населилась живыми существами. Мир живых существ представлял стройное дерево, корень которого состоял из простейших, а верхние ветви из высших животных. Но это дерево бы­ло неполно, не было еще цветка, который бы завершал и украшал его вершину. Не было еще человека — царя при­роды. Но вот явился и он. «И сказал Бог: сотворим че­ловека по образу Нашему (и) по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птица­ми небесными, и над скотами, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотво­рил его, мужчину и женщину сотворил их». Здесь в тре­тий раз совершился в полном смысле творческий акт (бара), так как человек в своем существе опять имеет нечто такое, чего не было в сотворенной до него приро­де, именно дух, отличающий его от всех других живых существ.

Так закончилась история творения и образования мира. «И увидел Бог все, что Он создал, и вот хорошо весь­ма. И был вечер, и было утро: день шестый». «И совер­шил Бог к седьмому дню дела Свои, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые Он творил и созидал. И благословил Бог седьмый день и освятил его». Отсюда ве­дет свое начало установление субботы как дня покоя, и на этом установлении доселе основывается правильная смена труда и покоя в жизни человеческой.

 

II. Сотворение первых людей и их блаженная жизнь в раю ¹.

Человек, как венец творения, создан по особому со­вету Творца, и он только один создан по образу и по по­добию Божию. Тело его, как и тела всех животных, обра­зовано из земли; но духовная часть его есть непосредст­венное вдуновение Творца. «И создал Господь Бог человека (Адама) из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душею живою». Образ и подобие Божие в человеке поэтому состоит в духовном сыновстве его Богу, в стремлении к умственному и нрав­ственному совершенству, дающему ему возможность гос­подствовать над природой. Как царь творения он вводит­ся в особый насажденный для него сад или рай в Едеме на востоке, приводятся ему в подчинение все твари, и он делается владыкой земли. Но человек, как разумное и ду­ховное существо, не был бы достойным представителем Божества на земле, если бы он жил в уединении или в об­щении только с существами или высшими его, как анге­лы, или низшими, как животные. Для него было необхо­димо не только для удовольствия и счастья, но еще более для совершенства божественного дела иметь помощника по себе, способного к восприятию и взаимному общению мыслей и чувств. Между тем, среди уже созданных жи­вых существ «для человека не нашлось помощника подоб­ного ему». «И сказал Господь Бог: не хорошо человеку быть одному; сотворим ему помощника, соответственно­го ему». И вот создается жена, и притом из ребра само­го человека, взятого у него во время глубокого сна. Как только создана была женщина, человек тотчас понял в этом деле Творца желание счастья для общественной жизни человека и пророчески произнес положение, кото­рое стало законом брака на все последующие века: «вот это кость от костей моих, и плоть от плоти моей, она бу­дет называться женою, ибо взята от мужа своего. Пото­му оставит человек отца и мать свою, и прилепится к же­не своей; и будут два одна плоть». Из этих слов, равно как и из обстоятельств самого сотворения жены, естественно вытекает, что муж и жена представляют собою единство, заключаемое в браке, что брак должен состоять из союза одного мужчины с одной женщиною, и что жена должна подчиняться мужу как его помощница, созданная для не­го. «И благословил их Бог и сказал: плодитесь и размно­жайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и влады­чествуйте над всеми тварями».

И вот первые люди в блаженстве своей невинности обитали в раю, пользуясь всеми его плодами и наслажда­ясь всеми его радостями. Им предоставлены были все бла­га совершенной и невинной жизни. В материальном отно­шении их окружал избыток богатейших даров райской природы, вместе с плодами деревьев, которые имели осо­бенно чудесное значение для их телесной крепости и жиз­ненности, давая им бессмертие. Духовные потребности их находили полнейшее удовлетворение в непосредственном собеседовании с Богом, являвшимся «в раю во время про­хлады дня», а также в изыскании лучших способов господ­ства над подчиненной им природой и управления ею, для чего Адам нарек имена животным, а также, конечно, и всем другим предметам, устанавливая таким образом язык как средство различения предметов и общественного сно­шения. Но высшее совершенство их заключалось в нрав­ственной невинности, которая состояла в отсутствии са­мой мысли о чем-либо нечистом и греховном. «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились».

 

III. Грехопадение и его последствия. Местонахождение рая ⁸.

Пребывание первых людей в раю было пребыванием их в непосредственном общении с Богом, которое и было первой и совершеннейшей религией человеческого рода. Внешним выражением этой религии была церковь, как собрание первых двух верующих. Но так как церковь, как внешнее учреждение, предполагает известные установле­ния и условия, на которых основывается собрание, то и первобытная церковь была основана на особом завете между Богом и человеком. Завет этот состоял в том, что­бы человек любил Бога и ближних и оказывал Творцу сво­ему совершенное послушание во всех Его повелениях, а Бог, с своей стороны, обетовал за это человеку продолже­ние его блаженного состояния, безопасность от смерти, как болезненного разрушения тела и, наконец, жизнь веч­ную. Чтобы предоставить человеку возможность засвиде­тельствовать свое послушание и укреплять свою веру, Бог дал ему заповедь, которая могла служить для него испыта­нием, как средством укрепления того свободного нравст­венного самоопределения, в котором заключается высшее благо жизни. Заповедь состояла в запрещении есть от пло­дов дерева познания добра и зла. «И заповедал Господь Бог человеку и сказал: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла — не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию ум­решь». Предоставив человеку полную свободу, Творец, од­нако же, этою заповедью хотел показать ему, что как су­щество ограниченное, он должен жить под законом и что за нарушением закона последует страшное наказание.

Откровение не сообщает, как продолжительно было блаженное пребывание первых людей в раю. Но это со­стояние уже возбуждало злобную ненависть врага, кото­рый, лишившись его сам, с ненавистью смотрел на невинное блаженство первых людей. Когда на земле господство­вал еще мир всеобщего блаженства и она не знала зла, мир в высших своих областях уже был знаком со злом, и происходила борьба с ним. В среде высших сотворенных существ или ангелов, одаренных высшими дарами разума и свободы, некоторые уже нарушили заповедь послушания Творцу, возгордились своим совершенством (1 Тим. 3:6) и не сохранили своего достоинства (Иуд. 6), за что и низ­вергнуты были из небесного рая в преисподнюю. Зависть и жажда зла сделалась душею этих существ. Всякое благо, всякий мир, порядок, невинность, послушание — стали ненавистны для них, и они попытались разрушить их и среди людей, наслаждавшихся блаженством райской жиз­ни на земле. И вот в раю явился искуситель — в виде змея, который «был хитрее всех зверей полевых*. При этом он употребил лукавую хитрость, направив искушение не к обоим людям и не к мужу, а к одной жене, как сла­бейшему члену, скорее поддающемуся увлечению.

Змей приблизился к жене и сказал ей: «Подлинно ли сказал Бог, не ешьте ни от какого дерева в раю?» В во­просе этом заключалась коварная ложь, которая должна бы сразу оттолкнуть собеседницу от искусителя. Но она, по своей невинности, не в состоянии была сразу понять здесь коварство, и, в то же время, была слишком любо­пытна, чтобы тотчас же прекратить разговор. Однако же, она поняла ложь вопроса и ответила, что Бог разрешил им есть от всех дерев кроме одного лишь дерева, которое посреди рая, потому что от вкушения плодов его они могут умереть. Тогда искуситель прямо возбуждает недове­рие к Богу. «Нет, сказал он, не умрете; но Бог знает, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло». Коварное слово глубоко запало в душу женщины. Оно возбудило ряд сомнений и душевную борьбу. Что такое добро и зло, которое она может узнать? И если люди блаженствуют в теперешнем состоянии, то в каком же блаженстве будут они, когда станут как боги?.. В тревожном возбуждении она невольно обращает взор к запретному дереву, а оно так приятно для глаз, вероятно сладостно для вкуса, а осо­бенно заманчиво по своим таинственным свойствам. Это внешнее впечатление решило внутреннюю борьбу, и жен­щина «взяла плодов этого дерева, и ела; и дала также му­жу своему, и он ел». Величайший переворот в истории че­ловечества совершился. Те, которые должны были слу­жить чистым источником всего человеческого рода, отравили себя плодами смерти. Женщина последовала змею, как бы он был выше Бога. По его внушению она сделала то, что запретил Творец. А её муж во грехе по­следовал жене, которая из соблазненной тотчас же сдела­лась соблазнительницею.

Не замедлили сказаться и следствия вкушения запре­щенного плода: у них действительно открылись глаза, как обещал искуситель, и запретный плод дал им знание; но что же узнали они? — узнали то, что они наги. Возмущен­ное нравственное чувство открыло пред ними сознание их наготы, ставшей победным знаком чувственности и торжества плоти, и чтобы прикрыть ее, они сшили себе смо­ковные листья и сделали из них опоясания — эту первич­ную форму одежды. Но если согрешившие устыдились так даже собственного внутреннего голоса совести, то им со­вершенно страшно стало предстать теперь перед Богом. Настал вечер, и прохлада теней его разливала блаженство по саду. В это время обыкновенно происходило у них со­беседование с Богом, которого они до сих пор с невинною радостью ожидали и встречали как дети своего отца. Те­перь же они желают, чтобы этого момента никогда не на­ступало. А между тем он приблизился, и они услышали знакомый голос. Ужас объял Адама и жену его, и они «скрылись от лица Господа Бога между деревьями рая».

И воззвал Господь Бог к Адаму: «Адам, где ты?» А не­счастный беглец с трепетом ответил из чащи дерев: «Голос Твой я услышал в раю и убоялся, потому что я наг, и скрылся». — «Но кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от древа, с которого Я запретил тебе есть?» Вопрос был поставлен прямо, но грешник не в силах был ответить на него так же прямо; он дал уклончивый и лукавый ответ: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от древа, и я ел». Вину он сваливает на жену и даже на Самого Бога. Господь обратился к жене: «что ты это сделала?» Жена также, в свою очередь, отклоняет от себя вину: «Змей обо­льстил меня, и я ела». Жена сказала правду, но в том, что они оба старались выгородить себя от вины, заключалась ложь. В этом сразу сказалось пагубное влияние отца лжи, обольщению которого поддались первые люди, и это влияние, как испитый яд, отравило всю их нравственную и телесную природу.

Тогда Господь изрек заслуженное наказание и, преж­де всего, змею, как послужившему орудием искушения: он был проклят пред всеми животными и ему определе­на жалкая жизнь пресмыкания на чреве своем и питания прахом земли⁹. Жена осуждена на подчинение мужу и на тяжкие страдания и болезни при рождении детей; а муж осужден на тяжелую жизнь, так как земля, проклятая за дела человека, должна была оскудеть в своих дарах, про­изводить терние и волчцы, и только в изнурительном по­те он мог добывать себе хлеб для пропитания, пока не возвратится в землю, из которой взят был: «ибо прах ты, и в прах возвратишься», сказал Господь, осуждая его на телесную смерть. Страшно было наказание за преступ­ление заповеди Божией; но как милосердный Отец, Бог не оставил Своих согрешивших чад без утешения, и тог­да же дал им обетование, которое светлой надеждой на восстановление   потерянного   блаженства  должно   было поддерживать их унылый дух в дни последующих испы­таний и невзгод греховной жизни. Это именно обетова­ние о Семени жены, которое долженствовало стереть гла­ву змия, т.е. окончательно победить разрушителя блажен­ства людей, и восстановить людям возможность достигать блаженства и жизни вечной на небе. Это было первое обетование о Спасителе мира, и в знамение Его прише­ствия установлено жертвоприношение животных (види­мо, уже теперь разделенных на два класса — чистых и нечистых), заклание которых должно было предзнамено­вать заклание великого Агнца за грехи мира. Сделав Ада­му и жене его Еве (матери живущих, как назвал ее те­перь Адам) кожаные одежды (из убитых для жертвопри­ношения животных) и научив их одеваться, Господь изгнал их из рая, «и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы ох­ранять путь к древу жизни», которого они чрез свой грех сделались теперь недостойны.

С изгнанием людей из рая у них среди трудов и невз­год греховной жизни изгладилась с течением времени са­мая память о точном его местонахождении, у разных на­родов мы встречаем самые смутные предания, неопреде­ленно указывающие на восток, как место первобытного блаженного состояния. Более точное указание находится в Библии, но и оно настолько неясно для нас при тепереш­нем виде земли, что по нему так же невозможно с геогра­фическою точностью определить местоположение Едема, в котором находился рай. Вот это библейское указание: «И насадил Господь Бог рай в Едеме, на востоке. Из Едема вы­ходила река для орошения рая; и потом разделялась на че­тыре реки. Имя одной Фисон; она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото, и золото той земли хорошее; там бдо­лах и камень оникс. Имя второй реки Тихон (Геон): она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель (Тигр); она протекает пред Ассириею. Четвертая река Ев­фрат» (Быт. 2:8—14). Из этого описания прежде всего яс­но, что Едем — это обширная страна на востоке, в которой находился рай, как меньшее помещение, назначенное для обитания первых людей. Затем название третьей и четвертой рек ясно указывает на то, что эта Едемская страна находилась в некотором соседстве с Месопотамией. Но этим и ограничиваются понятные для нас географиче­ские указания. Первые две реки (Фисон и Тихон) не име­ют теперь ничего, соответствующего себе ни по географи­ческому положению, ни по названию, и потому они пода­вали повод к самым произвольным догадкам и сближениям. Одни видели в них Ганг и Нил, другие — Фазис (Рион) и Аракс, берущие свое начало на возвышен­ностях Армении, третьи — Сыр-Дарью и Аму-Дарью, и так далее до бесконечности. Но все эти догадки не имеют серьезного значения и основываются на произвольных сближениях. Дальнейшим определением географического положения этих рек служат земли Хавила и Куш. Но пер­вая из них так же загадочна, как и орошающая ее река, и можно только догадываться, судя по её металлическим и минеральным богатствам, что это некоторая часть Аравии или Индии, служивших в древности главными источника­ми золота и драгоценных камней. Несколько определен­нее название другой страны Куш. Этим термином в Биб­лии обыкновенно называются страны, лежащие к югу от Палестины, и «кушиты», как потомки Хама, от его сына Хуша или Куша, встречаются на всем пространстве от Персидского залива до южного Египта. Из всего этого можно заключить лишь одно, что Едем действительно на­ходился в некотором соседстве с Месопотамией, на что указывают и предания всех древнейших народов, но в точ­ности определить его местонахождение невозможно. Зем­ная поверхность с того времени претерпела столько пере­воротов (особенно во время потопа), что не только мог­ло измениться направление рек, но могла порваться и самая связь их между собою, или даже прекратиться са­мое существование некоторых из них. Вследствие этого науке так же прегражден доступ к точному определению местонахождения рая, как он прегражден был согрешив­шему Адаму — ко вкушению от древа жизни в нем.

 

IV. Сыновья и ближайшие потомки Адама. Каин и Авель. Два направления в жизни допотопного человечества. Долговечность патриархов. Летосчисление ¹⁰.

Лишившись своего прежнего блаженного жилища, первые люди поселились к востоку от Едема. Эта восточ­ная внерайская страна сделалась колыбелью человечества. Здесь начались первые труды обыденной суровой жизни, и здесь же явилось первое поколение «рожденных» людей. «Адам познал жену свою Еву, и она зачала и родила сына, которому дала имя Каин, что значит: приобрела я челове­ка от Господа». При первом рождении Ева переживала со­вершенно новые, неизвестные ей состояния — беремен­ность и болезненность родов. Последствием их явилось новое,  дорогое  для  неё  существо,  которое  привело  ее  в восторг, выразившийся в самом его наименовании, в ко­тором, очевидно, выражается память об обетовании Бо­жием касательно Семени жены. Но она жестоко ошиб­лась, предполагая в своем первом сыне начало избавления от постигшей ее кары: в нем явилось для неё лишь нача­ло новых, неизвестных еще ей страданий и горя. Впрочем, Ева скоро сама поняла, что она слишком рано стала леле­ять себя надеждой на исполнение обетования, и потому, когда родился у неё второй сын, она назвала его Авелем, что значит призрак, пар.

Теперь уже первые люди не одни: образовалось се­мейство, а вместе с ним стали вырабатываться и новые от­ношения. С приращением семейства увеличились потреб­ности, для удовлетворения которых понадобился усилен­ный   труд.   Уже   с   первых   дней   нового   положения,   в которое люди поставлены были грехопадением, потребно­сти оказались разнообразными: требовалось добывать пи­щу и одеяние. Соответственно этому произошло у первых людей и разделение труда: первый сын Каин стал обраба­тывать землю,  для удовлетворения первой потребности питания, а второй — Авель стал заниматься скотоводст­вом, для добывания молока, а также и шерсти, и шкур. Выбор рода труда и занятий первых братьев, конечно, за­висел от различия их характеров и склонностей. Занятия еще больше разделили их, и между первыми братьями не замедлило   обнаружиться   соперничество,   кончившееся страшным злодеянием, какого дотоле не видела еще зем­ля. «Однажды Каин принес от плодов земли дар Господу.

И Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его; а на Каина и на дар его не призрел». Причину этого, конечно, нужно видеть не только в качестве самих даров, но и осо­бенно во внутреннем расположении для принесения их. Этим навсегда давался урок, что жертва Богу должна со­единяться с внутренней жертвой доброго сердца и добро­детельной жизни. Между тем, если Авель принес свою жертву с верою, подтверждаемою доброю жизнью, то, на­против, Каин принес ее очевидно без внутреннего участия, так как в жизни «дела его были злы» (1 Иоан. 3:12). Уви­дев предпочтение, оказанное брату, и видя в нем явное обличение своих «злых дел», Каин сильно огорчился, и ом­раченное лицо его поникло. На нем появились зловещие черты. Но совесть (этот голос Божий внутри человека) за­говорила в Каине: «почему ты огорчился, и от чего поник­ло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним». Каин, однако, не послушался предостережения и отворил греху дверь своего сердца. Зазвав своего доверчивого брата в по­ле, он убил его, — совершив невиданное еще землею зло­деяние. Страшное злодеяние, впервые внесшее разруше­ние и смерть в порядок природы, не могло остаться без наказания. «Где Авель, брат твой?» — спросил Господь Каина. «Не знаю: разве я сторож брату моему?» — отве­чал убийца, показывая таким ответом, какой страшный шаг вперед сделало зло со времени падения прародителей. Эта дерзость, это бесстыдное отрицание не допускали воз­можности дальнейшего испытания, и Господь прямо обра­тился к убийце с определением наказания. «Что ты сде­лал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты бу­дешь возделывать землю, она не станет больше давать си­лы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле». Окровавленная земля в силу этого определения должна была потерять свое прежнее плодородие, так что Каину нельзя уже было оставаться в прежнем месте. Про­клятие, вызванное первородным грехом, также пало на землю и только посредственно на человека; теперь же, когда грех дошел до убийства, проклятие падает уже на самого убийцу, но не безусловное проклятие, а проклятие изгнания, в силу которого земля, в качестве исполнитель­ницы воли Божией, не давая своих плодов Каину, должна была принудить его удалиться из первобытной колыбели человечества. Ввиду тяжести возложенного наказания, упорство Каина сломилось и перешло в малодушие и от­чаяние. «Наказание мое, — воскликнул он, — больше, не­жели снести можно. Пусть всякий, кто встретится, убьет меня». Но это желание Каина, вызванное его отчаянием, было преступно и потому не могло быть исполнено. Как наказанный убийца, он должен был служить предостере­гающим примером для других. Поэтому всякому, кто бы решился на убийство Каина, должно было всемеро ото­мститься.  Поникшее, искаженное злодейством лицо его должно было служить знаком, чтобы никто, встретившись с ним» не убил его — будет ли то дикий зверь, или кто из братьев его.

И пошел Каин скитаться по земле, и, наконец, посе­лился в земле Нод, еще далее на восток от Едема. Трудно определить точное положение этой страны. Некоторые исследователи указывают на северную Индию, Китай и др. Во всяком случае, это — земля, удаленная от первичного поселения людей, страна «изгнания», как показывает и са­мое её название. Но туда Каин удалился не один. Как ни велико было его злодеяние и оскорбление, нанесенное чи­стоте и святости братской любви, из среды размножив­шихся за это время братьев, сестер и последующих поко­лений нашлись люди, которые решились последовать за Каином в страну изгнания, так что он поселился там с же­ной. Здесь у него родился сын, которого он назвал Енохом. Удаленный от остального общества людей, предоставлен­ный своей собственной судьбе, Каин, от природы суровый и упорный, теперь еще с большим упорством должен был бороться с природой и внешними условиями жизни. И он действительно весь отдался тяжелому труду для обеспече­ния своего существования и был первым человеком, кото­рый построил город, как начало оседлой жизни. Город на­зван был по имени сына его Еноха. Некоторые исследова­тели возражают, будто бы немыслимо допустить построение города в такое раннее время. Но до этого со­бытия могло пройти от происхождения человека уже не­сколько столетий,  в продолжение которых люди могли  придти к мысли о лучших средствах защиты своего суще­ствования от внешних врагов. Притом, под именем «горо­да», конечно, нельзя разуметь в собственном теперешнем смысле город, а просто ограду, возведенную для защиты находившегося среди её жилища.

Поколение Каина стало быстро размножаться, а вме­сте  с  тем  продолжалась   начатая   его  родоначальником борьба с природой (культура). Из среды его выходили, лю­ди, которые, наследовав от Каина упорную волю в борьбе с  природой,   продолжали  неутомимо  изыскивать новые средства для успешнейшего ведения ее. Особенно замеча­тельно в этом отношении семейство Ламеха, шестого чле­на в поколении Каина по прямой от него линии¹¹. Сам Ламех замечателен в истории человечества тем, что он пер­вый нарушил естественный, установленный при начале, порядок брачных отношений и ввел многоженство, сде­лавшееся  впоследствии  источником ужасного  попрания человеческого достоинства женщины, особенно на восто­ке. Подчиняясь своей страстной натуре, он взял себе две жены — Аду и Циллу. От них родились сыновья, которые явились изобретателями первых ремесел и искусств. От Ады родился Иавал. Он первый изобрел палатки и с ни­ми начал вести вполне кочевую жизнь, перенося шатры и перегоняя стада с одного места на другое. Брат его Иувал был более поэтической натуры и прославился изобретени­ем инструментов, посредством которых можно выражать порывы и чувства души. Он первый изобрел гусли и сви­рель и есть отец всех играющих на них. Гусли или арфа (по-еврейски кинур), по описанию Иосифа Флавия, имела десять струн, на которых играли при помощи плектра — особой музыкальной палочки. Изобретение Иувала, конеч­но, представляло простейшую форму струнного инстру­мента. Замечательно при этом, что первые музыкальные инструменты изобретены братом первого скотовода-ко­чевника, принимавшим, вероятно, в  занятиях последнего близкое участие: большой и счастливый досуг этого заня­тия дает более всего поводов к такому изобретению. От Циллы у Ламеха также родился замечательный сын по имени Тувал-Каин. Он прославился самым полезным изо­бретением для борьбы с природой, именно пришел к мыс­ли воспользоваться металлами для приготовления из них прочных орудий защиты и хозяйства и стал ковать эти орудия из меди и железа. До него все орудия для защиты или инструменты для домашних хозяйственных занятий, вероятно, приготовлялись из камня, дерева или костей. Дикие народы до сих пор обходятся с такими орудиями, и в постепенном приближении их к цивилизованным на­родам эти первобытные орудия сменяются сначала мед­ными и бронзовыми (в южной Америке — золотыми), а потом уже железными. Сестру Тувал-Каина Ноему — «Прекрасную» — предание называет изобретательницей тонов и песен. Но поэзия, в собственном смысле, обязана своим началом самому Ламеху, этому отцу стольких изоб­ретателей. Восхищенный изобретениями своих сыновей, а особенно Тувал-Каина, он обратился к своим женам с та­кою речью:

 

Ада и Цилла, послушайте голоса моего,

Жены Ламеховы, внимайте словам моим:

Я убил бы мужа за язву мне¹²,

И отрока за рану мне.

Если за Каина отомстится всемеро,

То за Ламеха в семьдесят раз всемеро¹³.

 

В этом шестистишии представляется первый пример собственно поэтической речи в первобытную эпоху, и песнь эта представляет верное отражение еврейской, как самой древней поэзии. Что касается содержания этой пер­вобытной поэмы, то, в общем, смысл её таков . Среди на­силий и жестокостей того времени, особенно свирепство­вавших между потомками Каина, Ламех утешает своих жен уверением, что с помощью медного и железного ору­жия, находящегося теперь, благодаря изобретению Тувал-Каина, в его руках, он может убить всякого, кто бы осме­лился оскорбить его; и если Каину было обещано, что за него отомстится всемеро, то в руках потомства Ламехова теперь есть средство отмстить за себя в семьдесят раз все­меро. В этой поэме выразился тот дух высокомерия и са­монадеянности, которым отличалось в своей жизни и в своем характере потомство преступного и мрачного из­гнанника. Ламех смотрит на только что изобретенное ору­жие, которое выковал его сын, и из груди его вырывается песнь торжества. Как далеко он опередил своего предка Каина, принужденного беспомощно скитаться по земле! Он уже не нуждается теперь в посторонней помощи и сам сумеет защитить себя во всякое время. Он не только не боится убийства, но он сам воспевает убийство. Вот к чему пришло потомство первого убийцы.

Потомки Каина всю свою деятельность направили на обеспечение материальной жизни. Эти чисто житейские заботы до такой степени поглощали все силы Каинова поколения, что оно, очевидно, совершенно пренебрегало интересами духовной жизни. Отличаясь упорною само­надеянностью, оно, видимо, жило в полном порабоще­нии житейской суете и отличалось грубым безверием, с неизбежными его плодами — пороками и преступлени­ями.  При таком направлении оно, очевидно, не могло быть  истинным  представителем человеческого  рода  и, тем более, хранителем великих духовных сокровищ  — первого обетования о Спасителе и связанных с ним пер­вобытных   религиозных   и   нравственных   установлений. Оно, по своей грубой односторонности, грозило только извратить  предназначенный  человечеству  исторический ход развития. Этому одностороннему направлению необ­ходим был противовес. И он действительно явился в по­колении нового сына Адамова — Сифа, родившегося на место убитого Авеля. Сифом начинается в истории то по­коление людей, которое по своему духовному настрое­нию представляло полную противоположность потомству Каина. В поколении Каина люди, поклоняясь единствен­но материальной силе, все свои способности (до полного забвения о Боге) обращали на вырабатывание и при­обретение средств, увеличивающих эту силу; здесь, напротив, вырабатывалось и развивалось совершенно иное, более возвышенное направление, которое, пробуждая в людях смиренное сознание человеческой беспомощности и греховности, устремляло их помыслы к верховному По­кровителю, давшему падшим людям обетование будуще­го избавления. Направление это заявило о себе уже при сыне Сифа — Еносе: «тогда, говорит библейская лето­пись, начали призывать имя Господа Бога (Иеговы)». Это, конечно, не значит, что до этого времени совершен­но не было в употреблении молитв, как призывания Бо­га. Религия стала выражаться во внешних формах, а, сле­довательно, и в молитве, еще при первых сыновьях Ада­ма — в приношении Богу дара. Выражение это означает лишь то, что теперь в поколении Сифа призывание име­ни Господа Бога сделалось открытым исповеданием их веры в Бога, знаменем, которое отличало их от Каинова поколения с его грубым безверием и нечестием. Высшим выразителем и представителем этого направления явился Енох, который «ходил пред Богом», т.е. во всей своей жизни отражал высоту первоначальной человеческой чи­стоты и святости. Вместе с тем, Он первый сознал, к ка­кой бездне порочности и греховности может привести каиновское направление, и выступил первым проповед­ником и пророком, предвозвещавшим страшный суд Бо­жий над «нечестивыми». «Се, говорил он, идет Господь со тьмами святых ангелов Своих сотворить суд над все­ми и обличить всех между ними нечестивых во всех де­лах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произносили на Него нечестивые греш­ники» (Иуд. 15:16). В награду за это высокое благочес­тие и великую веру Бог «взял его» с грешной земли и тем освободил от вызванной грехом смерти (Евр. 11:5).

Новое поколение, в котором проявилось противопо­ложное каиновскому направление, будучи носителем ис­тинной религии и связанного с нею обетования, естест­венно, должно было стать тем корнем, из которого над­лежало   развиться   всему  дереву   человечества.   И   оно действительно стало им.  Ход исторического развития, начинаясь от первого человека и разделяясь на два тече­ния, главнейшим своим руслом направился в сторону этого именно поколения. В этом поколении выступают один за другим те великие представители первобытного человечества или патриархи, которые, крепкие духом и телом, призваны были долговечным трудом вырабаты­вать и сохранять начала, долженствовавшие лечь в осно­ву жизни всех дальнейших поколений. Для успешнейшего осуществления своего назначения они, по особому промышлению  Божию, наделены были необыкновенною долговечностью, так что каждый из них почти целое ты­сячелетие мог быть живым хранителем и истолковате­лем вверенного им обетования. Первый человек Адам, этот первый виновник совершившегося в истории чело­вечества переворота и первый свидетель великого обето­вания о Спасителе, жил 930 лет; его сын Сиф — 912 лет; сын Сифа Енос — 905 лет; представители последу­ющих поколений: Каинан — 910 лет, Малелеил — 895,Иаред — 962, Енох, жизнь которого прервана взятием на небо — 365, Мафусал — 969,  Ламех — 777 и сын последнего,  Ной — 950 лет. Об этой необычайной дол­говечности патриархов единогласно свидетельствует пре­дание всех древних народов. При суждении о ней нуж­но иметь в виду, что они были близкие потомки только что созданных людей (и, притом, созданных бессмерт­ными), естественные условия жизни были отличны от нынешних, сама жизнь была проста и естественна, да и вообще, в состоянии природы после райского ее состоя­ния не вдруг произошли те перемены, которые сделали ее влияние часто разрушительным для жизни. Еще и те­перь продолжительность жизни человеческой достигает до двухсот лет и между африканскими арабами, по сви­детельству путешественников, даже не редко. Почему же нельзя считать возможною более чем в двести лет продолжительность жизни в первобытное время, когда первобытные ископаемые останки указывают на гранди­озные размеры и исполинскую крепость живших тогда существ? Доказано, что некоторые животные, и особен­но птицы, и теперь живут 300—400 лет. Не невозмож­но поэтому, что и человек в стране своего первоначаль­ного происхождения и при образе жизни, более сооб­разном с природой чем теперь, мог жить так долго, как именно свидетельствует летопись библейская.

Летосчисление жизни патриархов служит основой и для общего определения жизни человечества на земле, для установления хронологии первобытной истории. Построение ее облегчается и упрощается тем, что счет лет пат­риархам ведется в библейской летописи троякий: 1) от начала жизни до рождения первого сына, 2) от рожде­ния первого сына до конца жизни, и 3) число лет всей жизни. Особенно важен первый счет. Он дает возмож­ность провести непрерывную линию лет от Адама до вся­кого последующего патриарха: следует только складывать годы каждого, прожитые до рождения первого сына. Так, Адаму было 130 лет, когда у него родился сын Сиф, Си­фу было 105 лет при рождении Еноса, Еносу было 90 лет при рождении Каинана. Сумма этих лет составить пери­од от сотворения Адама до рождения Каинана: 130+ 105+ 90= 325 лет. Тем же способом можно оп­ределить количество лет от Адама до Ноя, от которого на­чалась новая эпоха в истории человечества¹⁴. Но при ви­димой простоте летосчисление представляет почти нераз­решимые трудности в другом отношении. Чтобы установить хронологию этой первобытной эпохи, необхо­димо еще предварительно найти прочную опору в самом счете лет жизни патриархов — как всей, так и до рожде­ния первого сына, так как этот счет значительно разнит­ся в трех наиболее древних и авторитетных текстах биб­лейской летописи: еврейском, самаританском и гречес­ком. Разницу эту можно видеть из следующей сравнительной таблицы:

 

                           ЕВР.                      САМАР.          ГРЕЧ.  LXX

                            1    2        3           1      2      3         1      2    3

Адам                130  800   930      130  800  930      230  700 930

Сиф                  105  807   912      105  807  912      205  707 912

Енос                   90  815   905        90  815  905      190  715 905

Каинан               70  840   910        70  840  910      170  740 910

Малелеил          65  830   895        65  830  895      165  730 895

Иаред               162  800   962        62  785  847      162  800 962

Енох                   65  300   365        65  300  365      165  200 365

Мафусал          187  782   969        67  653  720      187  782 969

Ламех               182  595   777        53  600  653      188  565 753

Ной                   500    -     -             500    -    -           500    -   -

До потопа        100    —     —        100    —     —      100     —    —

Год потопа   1565    —     —         1307    —    —    2262    —    —

 

Цифрами обозначены столбцы: 1) Лета до рождения первого сына; 2) Остаток лет; 3) Вся жизнь.

Над разрешением и соглашением этого различия в счете лет трудились многочисленные толкователи, но до сих пор дело не выяснено с достаточною полнотою. Дела­лись всевозможные предположения. Одни объясняют эту разницу из случайных ошибок переписчиков св. книг; дру­гие в отступлениях самаритянского текста видят последо­вательное стремление к уменьшению невероятной будто бы долговечности патриархов, а в отступлениях греческо­го текста от еврейского — стремление семидесяти толков­ников подвести библейское летосчисление под формы египетского; иные, наконец, в уменьшенных показаниях ев­рейского текста видят преднамеренное искажение текста иудеями, желавшими этим доказать, что еще «не пришло исполнение времен», которое по древнему пророчеству должно было совершиться на шестой тысяче лет от сотво­рения мира. Больше вероятности имеют первое и послед­нее предположения, хотя, быть может, существовали и другие причины, еще не открытые наукой. Во всяком слу­чае, показания греческого перевода имеют за себя больше оснований, и они легли в основу летосчисления, принято­го православною Церковию и поддерживаемого многими знаменитыми учеными исследователями. По этому лето­счислению рассмотренный период обнимает (до потопа) 2 262 года¹⁵.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА. О СВЯТОЙ БИБЛИИ

ПЕРИОД ПЕРВЫЙ (От сотворения мира до потопа)

ПЕРИОД ВТОРОЙ  (От потопа до Авраама)