ГЛАВА 31

О кордовском епископе Осии

Так как мы заметили, что испанский епископ Осия присутствовал (на Соборе сирмийском) против своей воли, то надобно кратко сказать о нем. Незадолго перед тем, по проискам ариан, он сослан был в ссылку; но потом царь, желая, чтобы Осия волей или неволей согласился с бывшими в Сирмии епископами, ибо это представлялось важнейшим свидетельством их веры, принял убеждения присутствовавших и вызвал его на Собор. Посему-то я и сказал, что этот епископ был на нем против воли, по принуждению. Сначала он не хотел согласиться, но когда подвергли старца побоям и пыткам, по необходимости согласился и подписал изданные тогда исповедания. Так кончились дела в Сирмии. Между тем в Сирмии же имел свое пребывание и царь Констанций, ожидая результатов войны с Магненцием.

 

ГЛАВА 32

О погибели тирана Магненция

Овладев царственным Римом, Магненций умертвил многих из сенаторов и погубил великое число простого народа. Когда же военачальники Констанция собрали римское войско и пошли против него, то он выступил из Рима и обратился в Галлию. Там непрестанно происходили сражения, и победа оставалась то на той, то на другой стороне. Но, наконец, при галльской крепости Муре Магненций был разбит и осажден. В этой крепости, говорят, случилось следующее чудо: стараясь ободрить своих воинов, упадших духом от поражения, Магненций взошел на возвышенный престол. Воины хотели было  приветствовать его обыкновенными восклицаниями, какими приветствуют царей, но сверх чаяния отнесли это приветствие  к Констанцию, и все вообще провозгласили Августом не Магненция, а Констанция. Приняв это за худое для себя предзнаменование, Магненций тотчас вышел из крепости и начал отступать за пределы Галлии. Военачальники Констанция преследовали его и в другой раз вступили с ним в сражение на месте, называемом Монтоселевк , где, разбитый наголову, он ушел один в галльский город Лугдун, отстоящий от крепости Мурсы на три дня пути. Прибыв в этот город, Магненций умертвил свою мать, потом брата, которого сделал своим кесарем, а наконец, и самого себя. Это происходило в то время, когда консулами были Констанций — в шестой раз, а Констанций Галл — во второй, и именно в пятнадцатый день августа. Спустя немного времени, лишил себя жизни веревкой и другой брат Магненция, по имени Декентий. Так кончились дела Магненция. Но и после сего государство не совсем успокоилось, ибо вскоре явился другой тиран, по имени Силуан. Впрочем военачальники Констанция скоро уничтожили и этого возмутителя Галлии⁴⁶.

 

ГЛАВА 33

Об иудеях, обитавших в Диокесарии палестинской

К этому присоединилась внутренняя война и на востоке. Иудеи, жившие в Диокесарии палестинской, подняли оружие против римлян и начали делать набеги на соседние области. Но Констанций Галл, которого царь сделал кесарем и послал на восток, отправил войска и усмирил их, а город Диокесарию повелел разрушить до основания.

 

ГЛАВА 34

О кесаре Галле

Совершив это, кесарь не вынес своего счастья, но вскоре затеял новости против того, кому обязан возвышением, и хотел сделаться тираном. Однако его намерение Констанцию недолго оставалось неизвестным. Галл самовластно умертвил тогдашнего восточного префекта Домициана и квестора Магна за то, что они донесли царю о его намерении. Разгневавшись на это, Констанций приказал ему явиться к себе, и он, испугавшись, нехотя отправился. Когда же достиг западных областей и находился уже близ острова Флана, то, по повелению Констанция, был лишен жизни. Вскоре после того царь сделал кесарем брата Галла, Юлиана, и послал его в Галлию против варваров. Галл, он же и Констанций, лишен жизни в седьмое консульство царя Констанция и в третье свое⁴⁷, а Юлиан сделан кесарем на другой год, в консульство Арбитиона и Лоллиана, шестого ноября⁴⁸. Впрочем, о Юлиане мы упомянем в следующей книге. Освободившись от угрожавших себе бедствий, Констанций снова обратил внимание на церковные раздоры. Приехав из Сирмия в царственный город Рим он опять назначил быть Собору епископов и повелел спешить в Италию некоторым епископам восточным, распорядившись вместе с тем, чтобы туда же явились епископы и областей западных. Между тем как они собирались в Италию, произошло следующее: римский епископ Юлий, быв предстоятелем той церкви пятнадцать лет, умер, и его епископство принял Либерии⁴⁹.

 

ГЛАВА 35

О сирийце Лэции, учителе Евномия

В то время в Антиохии сирийской явился другой ересеначальник Аэций, прозванный безбожником. Он был одинаковых мыслей с Арием и проповсдывал одно и то же учение, но от ариан отделился за то, что они приняли в общение Ария. Арий, чтобы обмануть тогдашнего царя, подписывая никейский символ, при этом одно, как я сказал прежде, держал в уме, а другое утверждал на словах. По этой-то причине Аэций и отделился от ариан, хотя еще прежде был еретиком и спешил с жаром защищать учение Ария. Поучившись немного в Александрии, он возвратился в отечество и, прибыв в место своего рождения — сирийскую Антиохию, тогдашним антиохийским епископом Леонтием посвящен был в диакона и тотчас начал удивлять всякого встречного новизной речей своих. Это делал он, пользуясь категориями Аристотеля, — так надписывается одно Аристотелево сочинение. Приводя их в своих речах, он не замечал, что строит софизмы против самого себя, потому что намерений Аристотеля не изучил у людей знающих. Аристотель написал свое сочинение против софистов, которые тогда смеялись над философией. Эта книга назначается для упражнения юношей и софистам, вооруженным софизмами, противопоставляет диалектику. В ней академики, излагая философию Платона и Плотина, опровергают изворотливые суждения Аристотеля. Но Аэций не имел своим учителем философа-академика и, пристрастившись только к софизмам на основании категорий, не в состоянии был понять, каким образом нерожденное может быть рождением, и как происшедшее совечно родившему. Притом Аэций был так малосведущ и недалек в знании священного Писания, поскольку заботился только об искусстве состязания, которое доступно и человеку необразованному, что даже не читал древних толкователей христианских книг, а о Клименте, Африкане и Оригене⁵⁰) мужах, отличавшихся всякой мудростью, и совсем не знал. Кропая послания к царю Констанцию и к некоторым другим, он наполнял их хитросплетениями и софизмами, и за то прозван был безбожником. А так как, несмотря на тождество его учения с арианским, ариане не могли понимать запутанных его силлогизмов, то он и от этих самых единомышленников признан был еретиком. Поэтому, изгнанный из их церкви, Аэций показывал вид, будто по собственной воле не хочет иметь с ними общение. Последователи его есть и ныне: прежде назывались они аэцианами, а теперь носят имя евномиан, ибо с течением времени главою этой секты сделался письмоводитель Аэция Евномий, заимствовавший от него еретическое учение⁵¹ . Впрочем, о Евномий мы скажем в своем месте.

 

ГЛАВА 36

О Соборе медиоланском

В то же время в Италию съехались епископы, из восточных очень немногие, потому что прибытию большей части их препятствовали старческий возраст и дальний путь, а из западных более трехсот. Царь повелел быть Собору в городе Медиолане. Как скоро здесь все собрались, восточные прежде всего потребовали общего мнения против Афанасия, то есть чтобы Александрия после сего была для него совершенно недоступна. Но епископ галльской Триверы Павлин, также Дионисий и Евсевий, из коих первый был епископом италийской метрополии Альбы, а последний — епископом Лигурийского города Врекеллы⁵², в Италии, видя, что восточные спешат с утверждением приговора против Афанасия с целью ниспровергнуть веру, встали и громко возгласили, что таким образом само христианство подвергается обману и прельщению, ибо обвинение Афанасия, говорили они, несправедливо, а восточные замыслили это для искажения веры. После их криков Собор епископов разошелся⁵³.

 

ГЛАВА 37

О Соборе ариминском и об изложенном на нем символе

Узнав об этом, царь отправил их в ссылку и изъявил желание созвать Собор вселенский, то есть вызвать на запад всех епископов восточных и всех их, если можно, сделать единомышленными. Но когда начал он размышлять о своем намерении и представил трудности пути, то повелел быть Собору в  двух отделениях: присутствовавшим тогда (в Медиоланс) епископам приказал собраться в италийском городе Аримине⁵⁴, а восточным предписал грамотою съехаться в вифинской Никомидии. Это повеление царь дал с намерением привести их к единомыслию, но его намерение не получило надлежащего исполнения, потому что ни один из этих Соборов не был согласен сам с собою, но тот и другой разделился на партии. Собравшиеся в Аримине не могли согласиться в своих мнениях, а съехавшиеся в Селевкии исаврийской восточные произвели новый раскол. Как произошло то и другое расскажем после, а теперь упомянем кратко об Евдоксии.

Около этого времени, по случаю смерти Леонтия, который еретика Аэция возвел в сан диакона, епископ Германикии, города также сирийского, Евдоксии, находясь тогда в Риме, вдруг заторопился и лукаво докладывает царю, что город Германикия имеет нужду в утешении и охранении, а потому просит позволения немедленно возвратиться. Ничего не подозревая, царь отпустил его, а он, оставив свой город, при содействии царских постельничих, лукаво овладел антиохийской епископией и, стараясь тем поддержать Аэция, употребил все усердие, чтобы созвать собор епископов и возвратить ему сан диаконский. Однако это никак не удалось, потому что ненависть к Аэцию была сильнее заботливости Евдоксия⁵⁵. Но довольно об этом.

Между тем, на Соборе ариминском восточные объявили, что они приехали с намерением молчать о делах Афанасия. Согласно с ними говорили Урзакий и Валент, которые прежде поддерживали учение Ария, а потом приняли единосущие и вместе с тем, как я сказал, представили римскому епископу свиток раскаяния. Они всегда склонялись на сторону сильнейших. К ним присоединились также Германий и Авксентий, Демофил и Гаий. Но так как в заседании один из присутствовавших предлагал одно, другой другое, то сообщники Урзакия и Валента стали требовать, чтобы все прежние определения касательно веры остались недействительными и принято было новое изложение, которое незадолго перед тем составлено ими в Сирмии. Говоря это, они держали в руках хартию и заставили прочитать иное, составленное в Сирмии изложение веры, которое тогда, как выше сказано, скрыли, а в Аримине объявили во всеуслышание. В переводе с латинского языка оно заключается в следующих словах:

"Католическая Вера, изложенная в Сирмии в присутствии владыки нашего Констанция, в год знаменитейших консулов Флавия, Евсевия и Ипатия, в одиннадцатый день июньских календ. Веруем в единого и истинного Бога, Отца Вседержителя, Творца и Создателя всяческих. И в одного единородного Сына Божия, Который бесстрастно рожден от Отца прежде всех веков, прежде всякого начала, прежде всякого воображаемого времени и прежде всякого умопредставления, чрез Которого сотворены веки и произошло все, Который рожден единородным, одним от одного — Отца, Богом от Бога, подобным родившему Его Отцу по Писаниям, Которого рождение недо-ведомо никому, кроме одного родившего Его Отца. Сей единородный Сын Его, знаем мы, по мановению Отчему, пришел с небес для уничтожения греха (Евр. 9, 26), родился от Марии Девы, обращался с учениками и совершил все домостроительство (спасения людей) по воле Отчей, распят и умер, сошел в преисподнюю и совершил там, что надлежало; где увидев его, приставники ада вострепетали; воскрес в третий день и обращался с учениками; по прошествии сорока дней вознесся на небеса и сидит одесную Отца; в последний день придет во славе Отчей и воздаст каждому по делам его. И в Святого Духа, Которого Сам Единородный Сын Божий Иисус Христос обещал послать роду человеческому, как Утешителя, по Писанию: восхожду ко Отцу Моему, и Умолю Отца моего, и инаго Утешителя даст вам, Духа истины; той от Моего примет и возвестит и воспомянет вам вся (Иоан. 14, 26; 15, 26). Но слово "сущность", употребленное Отцами по простоте и непонятное для народа, как служащее соблазном, потому что не встречается в Писаниях, заблагорассуждено отвергнуть и впредь, говоря о Боге, вовсе не употреблять его — по той причине, что Божественные Писания нигде не упоминают о сущности Отца и Сына. Мы почитаем Сына подобным Отцу по всему, как и священные Писания утверждают и научают".

Когда это было прочитано, некоторые, внутренне не одобрявшие прочитанного изложения, встали и сказали: "Мы собрались здесь не для того, что будто бы нуждались в вере; вера У нас сохраняется здравая, и она принята нами искони. Мы собрались, чтобы отвергнуть, как скоро есть какое в отношении к ней нововведение. Посему, если прочитанное не заключает в себе ничего нового, то, очевидно, вы анафематствуете ересь арианскую, подобно прочим ересям, которые как нечестивые, отвергнуты древним каноном Церкви, ибо всей вселенной известно, что нечестивое учение Ария возбудило в Церкви смятения и производит беспокойства даже доныне". Такое предложение не было одобрено стороною Урзакия и Валента, Германия и Авксентия, Демофила и Гаия и совершенно расторгло Церковь, потому что одни приняли изложение, прочитанное теперь в Аримине, а другие снова подтвердили символ Никейский . Смеялись и над заглавием прочитанного изложения, особенно Афанасий, который в послании к своим друзьям слово в слово говорит следующее:

"Какого учения недоставало католической Церкви для благочестия, что ныне они исследуют веру и в заглавии своих слов о вере означают консульство настоящего времени? Урзакий, Валент и Германий сделали то, чего никогда не бывало и не слыхано между христианами. Написав, как сами хотели веровать, они в заглавии поставили консульство, месяц и день настоящего года, чтобы показать всем здравомыслящим, что вера их получила свое начало не прежде, а только ныне, в царствование Констанция, и все написали соответственно своей ереси. Притом, пиша якобы о Господе, они называют своим Владыкой Констанция, потому что он дал силу их нечестию, и, называя вечным самого царя, отвергают вечность Сына (Божия). До такого нечестия простирают они вражду против Христа! Впрочем, поводом к обозначению консульства, может быть, служила им хронография святых пророков. Но если они дерзнут сказать это, то ясно обнаружат свое невежество, ибо хотя пророчества святых обозначаются временами, так, например Исайя и Осия жили во дни Озии, Иоафама, Ахава и Езекии, Иеремия — во дни Иосии, Иезекиил и Даниил — при Кире и Дарий, другие пророчествовали в другие времена, но они не полагали начала богопочтению, богопочтение было и прежде их, оно предуготовлено нам Богом во Христе еще прежде сложения мира. Пророки обозначали время не веры своей, ибо и до того времени были верующими, а только указывали на время данного чрез них обетования. Это обетование относилось преимущественно к пришествию Спасителя нашего и к тем следствиям, которые должны были произойти для Израиля и язычников. Итак, времена (у пророков) означали, как я сказал, не начало веры; ими указывалось, когда жили и пророчествовали сами пророки. Напротив, эти нынешние мудрецы не излагали истории и не предсказывали будущего, но, написав: "вера католическая изложенная", тотчас присовокупили и консульство, и месяц, и день. Как святые означали годы событий и своего служения, так они означают год своей веры. И пусть бы писали о своей вере, поскольку она и в самом деле началась ныне, и не называли бы ее католическою, но у них не говорится: "мы так веруем", а написано: "вера католическая изложенная". Такая дерзость намерения обличает их безбожие, а придуманная новость в их писании равняется арианской ереси. Этим заглавием рукописи они показали, когда сами начали веровать, и изъявили желание, чтобы вера их считалась с настоящего времени. Как словами Евангелиста Луки: изыде повеление (Лук. 2. 1,2), выражается то, что этого повеления прежде не было, а начало быть оно и дано предписателем с того времени, так и они, написав: "вера ныне изложенная", показали, что изобретенная ими ересь есть нечто новое, и что прежде ее не было. Прибавив же "католическая", не заметили, что впали в заблуждение фригийцев, поскольку, подобно им, говорят: нам прежде всех открыта и от нас начинается вера христианская; и как те Макси-миллу и Монтана, так эти, вместо Христа, признают своим владыкой Констанция. Если, по их мнению, вера начинается с нынешнего консульства, то что будет с отцами и блаженными мучениками? Что будут делать и сами они с теми, которые ими же оглашены и умерли до этого консульства? Как воскресят их, чтобы прежде преподанное им изгладить и посеять в них нынешнее, будто бы здравое уже учение? Так они невежественны, умея только придумывать извинения, и притом нелепые и невероятные, лживость которых тотчас обнаруживается!"

Это-то писал Афанасий друзьям своим. Желающие могут отыскать послание и сами узнать все, сказанное в нем с силою, а мы, избегая длинноты, предложили здесь только его отрывок. Надобно заметить, что Валента и Урзакия, Авксентия и Германия, Гаия и Демофила Собор низложил, потому что эти епископы не согласились анафематствовать учение арианское. Раздраженные сим низложением, они поспешно отправились к царю и повезли с собою читанное на Соборе исповедание веры. А Собор между тем о своих определениях известил царя посредством послания, которое в переводе с латинского заключает в себе следующий смысл.

Послание ариминского Собора к императору Констанцию

"Мы веруем, что воля Божия и указ твоего благочестия устроили собрание епископов различных западных городов в Аримине с той целью, чтобы и вера кафолической церкви для всех объяснилась, и мыслящие противное обнаружились. Итак, после продолжительных рассуждений, мы признали за лучшее: веру, дошедшую из древности, проповеданную Пророками, Евангелиями, апостолами и самим Господом нашим Иисусом Христом, веру, хранительницу твоего царства и покровительницу твоего могущества, эту веру содержать постоянно, и, содержа, блюсти ее до конца, ибо нам показалось делом безрассудным и незаконным изменять что-либо, определенное правильно и точно, рассмотренное на никейском Соборе в присутствии славного твоего отца и царя Константина, проповеданное вслух всем и сделавшееся всеобщим учением и образом мыслей. Эта вера — одна поставлена в поборание и истребление ереси Ария, и ею опровергнуто не только арианство, но и всякая другая ересь. В ней и прибавить что-либо поистине не безопасно, и отнять гибельно, ибо допусти то или другое — врагам тотчас откроется возможность делать, что угодно. Поэтому-то Урзакий и Валент, давние сообщники и единомышленники арианского учения и были отлучены от общения с нами, пока, для возвращения его, не сознались в своих заблуждениях, не раскаялись и не получили прощения, как свидетельствуют представленные ими письменные доказательства. По уважению к сим знакам раскаяния, они прощены и освобождены от виновности. Это сделано в то время, когда продолжались заседания Собора медиоланского, в присутствии между прочими и пресвитеров римской Церкви. Притом, мы знаем и после смерти достойного памяти Константина, который со всяким тщанием и вниманием изложил дошедшую до нас письменно веру, был в ней крещен, как надлежало человеку, и достиг вожделенного мира, а потому сочли делом безрассудным после него ввести что-либо новое и презреть столь многих святых исповедников и мучеников, которые письменно изложили и рассмотрели это самое учение, которое все обсудили согласно с древними уставами кафолической Церкви, и которых веру Бог сохранил до времен твоего царствования через Господа нашего Иисуса Христа, даровавшего тебе царство до пределов вселенной. Несмотря на то, несчастные и жалкие умом люди опять стали с преступным дерзновением проповедывать нечестивое учение и разрушать все здание истины. Когда, по твоему указу, начали производиться заседания Собора и они обнаружили также намерение своего заблуждения, стали коварно и возмутительно вводить нечто новое и, при помощи сообщников своей ереси — Германия, Авксентия и Гаия, начали возбуждать вражду и разномыслие. Одно их учение превосходит все прочие богохульства. Увидев же, что помыслы у них не одинаковы и что нет согласия в худых их мнениях, они обратились к нам за советом с намерением изложить учение веры иначе. Но так как время для рассмотрения их мнений было кратко, то, дабы дела церковные не подвергались постоянно одним и тем же опасностям, дабы смятения и непрерывные беспокойства не привели всего в беспорядок, признано за благо сохранить твердыми и неизменными постановления древние, а вышеупомянутых людей отлучить от общения с нами. По этой причине мы отправили к твоей милости избранных нами послов и в своем письме к тебе скрепили мнение Собора. Этим послам прежде всего повелено утверждать истину на основании древних и верных определений: они объяснят твоему благочестию, что, вопреки словам Урзакия и Валента, мира не может быть, если извратится что-либо правое, ибо как могут сохранить мир люди, нарушающие мир? Это и в прочих городах, и в римской Церкви скорее произведет распри и беспокойства. Итак, умоляем твою милость принять представления нашего посольства слухом благосклонным и лицем светлым, и не попускать, к оскорблению умерших, чтобы вводили какие-либо новости, но позволить нам оставаться при том, что определено и узаконено предками, которые, можем сказать, все совершили прозорливо, мудро и по внушению Святого Духа; между тем как нынешние нововведения тех людей внушают верующим неверие, а неверующим — упорство. Умоляем также повелеть, чтобы епископам, проживающим на чужой стороне и угнетаемым как преклонностью лет, так и нуждами бедности, даны были средства для возвращения домой, дабы церкви не оставались без епископов. Но ко всему этому, снова умоляем не попускать, чтобы из прежних определений что-либо убавляли или прибавляли к ним, но оставить ненарушимым все, соблюдаемое от времен благочестивого твоего отца до настоящего времени. Пусть, наконец, мы не страдаем и не остаемся вне своих епархий, пусть епископы вместе со своим народом мирно возносят молитвы и совершают богослужение, молясь о твоем спасении, царстве и мире, что дарует тебе Бог навеки. Наши послы имеют при себе подписи и имена епископов, они же убедят твое благочестие и на основании священного Писания".

Так писал Собор и свое послание отправил с епископами. Но сообщники Урзакия и Валента, предупредив их прибытие, успели оклеветать Собор и представили привезенное изложение веры. Царь, прежде благоприятствовавший арианской ереси, разгневался на Собор, а сообщникам Валента и Урзакия оказал великую почесть. Посему-то послы Собора долго ^не получали никакого ответа, и уже довольно поздно царь отвечал через них Собору следующее:

Констанций победитель, триумфатор, Август — всем собравшимся в Аримине епископам.

"И вашему добротолюбию не безызвестно, что мы всегда особенно заботимся о божественном и досточтимом законе. Несмотря на то, посланных вашим благоразумием и принявших на себя посольство от вас двадцати епископов мы доселе не могли видеть. Нам необходимо идти в поход против варваров, а делами касательно божественного закона, как вы знаете, надобно заниматься с душею, свободною от всякой заботы. Посему мы повелели епископам дожидаться нашего возвращения в Адрианополе. И когда все дела общественные будут хорошо устроены, тогда уже мы выслушаем и рассмотрим то, о чем они будут докладывать. А чтобы вашей твердости не показалось тяжким ожидать их возвращения, то, по прибытии к вам посланных с сим ответом нашим, вы можете приводить в исполнение дела, служащие ко благу кафолической Церкви".

Получив это письмо, епископы опять написали царю следующее:

"Мы получили грамоту твоего человеколюбия, господин боголюбезнейший царь. В этой грамоте говорится, что, по причине нужного общественного дела, ты доныне не мог видеть наших послов, и повелеваешь нам ожидать их возвращения, пока твое благочестие не узнает от них, что определено нами согласно с постановлениями наших предков. Но и теперь, сим новым к тебе письмом мы единодушно выражаем и утверждаем, что отнюдь не уклоняемся от своего предложения. Это заповедали мы и послам своим. Итак, просим, чтобы и настоящее письмо нашего смирения ты повелел со светлым лицом прочитать себе, и прежнее, отправленное через послов, принял благосклонно. Ведь и твоя кротость видит вместе с нами, какая скорбь и печаль происходит ныне от того, что в твои блаженнейшие времена столь многие Церкви остаются без епископов. Посему снова умоляем твое человеколюбие, господин боголюбезнейший царь, повелеть нам, если будет угодно твоему благочестию, прежде наступления непогод зимнего времени, возвратиться в наши церкви, чтобы мы могли вместе с народом возносить Вседержителю Богу и Господу Спасителю нашему Иисусу Христу, единородному Его Сыну усердные молитвы о твоем царстве, как всегда возносили и как ныне совершаем их". Написав это послание и подождав немного, но не получив от царя ответа, они разъехались по своим городам. Царь, еще прежде намеревавшийся распространить в Церквах учение арианское и старавшийся сделать его господствующим, удаление их почел для себя оскорблением и говорил, что, разъехавшись без его воли, они оказали ему презрение. Поэтому приверженцам Урзакия позволил он, ко вреду церквей, свободно делать все, что угодно, а читанное в Дримине исповедание веры приказал послать в Церкви италийские и, изгоняя из Церквей тех, которые не захотят подписаться под ним, на места их поставлять других. Первый, несогласившийся присоединиться к этой вере, сослан был в ссылку римский епископ Либерии, на место которого сообщники Урзакия возвели Феликса, бывшего диакона римской Церкви, по принятии арианского учения получившего сан епископа. Впрочем, иные говорят, что он не принимал арианства и рукоположен насильно, по принуждению. Таким образом, на западе тогда от нововведений все пришло в смятение: одни были изгоняемы и отправляемы в ссылку, а другие восходили на их место, и это делалось с насильем и на основании царских указов, которые были посылаемы и в области восточные. Впрочем, спустя немного, Либерии вызван был из ссылки и опять занял свой престол, потому что римский народ, возмутившись, выгнал из церкви Феликса, и царь, хотя против воли, должен был согласиться на это⁵⁷. Между тем, приверженцы Урзакия, удалившись из Италии, прибыли в области восточные и заняли город фракийский, по имени Нику. Пробыв в этом городе немного времени, они составили в нем другой собор и, переведши на греческий язык читанное, как сказано, в Аримине исповедание веры, утвердили его и обнародовали от имени вселенского Собора с заглавием: "исповедание веры, изложенное в Нике". У них было желание увлечь простых людей сходством имени города, ибо могли думать, что это исповедание изложено в Никсе вифинской, но такая выдумка не помогла; обман вскоре обнаружился и окончился смехом. Впрочем, довольно о событиях на западе. Теперь надобно перейти к тому, что тогда же происходило на востоке и начать со следующего.

 

ГЛАВА 38

О жестокости Македония и о произведенных им смутах

Основываясь на царских указах, епископы арианской стороны действовали с большей смелостью. Как готовились они составить собор, я скажу несколько ниже, а теперь бегло обозрю, что сделано ими до Собора. Акакий и Патрофил изгнали из Иерусалима Максима и поставили на его место Кирилла, а Македонии приводил в смятение епархии и города соседственные Константинополю, поставляя по церквам действователей, верных собственной его цели. В Кизику⁵⁸ нарек он епископом Элевсия, а в Никомидию Марафония, который, быв прежде диаконом и возведенный на эту степень Македонией же, ревностно занимался устроением мужских и женских монастырей. Но надобно уже сказать, каким образом Македонии приводил в смятение епархии и города вокруг Константинополя. Захватив епископство, он, как было сказано прежде, не делал множество зла людям, не разделявшим его мнений, и преследовал не только христиан противоборствовавшей ему Церкви, но и новациан, поскольку знал, что и они исповедуют единосущие, и эти также подвергались гонению вместе с теми и претерпевали невыносимые бедствия, а епископ их, по имени Агелий, спасся бегством. Многие славившиеся благочестием, были схвачены и сечены за то, что не хотели иметь с ним общения. Мужчин, высекши, принуждали силою принимать Тайны: им разводили уста палкою и влагали причастие; подвергавшиеся такому насилию считали это наказанием, тягчайшим всех мучений. Таким же образом производилось сообщение таинств женщинам и детям: их схватывали и принуждали, а если кто отказывался или иначе прекословил, то тотчас следовали побои, потом узы, темницы и другие мучения. Если я приведу один или два примера таких мучений, то слушатели получат ясное понятие о жестокости и бесчеловечии Македония и тогдашних сильных людей. У женщин, не хотевших принимать Тайн, сдавливали и оттирали груди ящиком, у других те же члены отнимали железом, либо отжигали раскаленными до высочайшей степени ядрами. Такое-то и у язычников неслыханное мучение употребляли люди, называвшие себя христианами! Все это слышал я от многолетнейшего старца Авксанона, о котором упоминал еще в первой книге. Он был пресвитером новацианской Церкви, и сам, говорит, претерпел от ариан немало зла, пока не имел пресвитерского сана. Вместе с ним подвизался и Александр пафлагонец, и оба они, быв посажены в темницу, претерпели множество побоев. Авксанон перенес мучения, а Александр, по его словам, умер в темнице от побоев и погребен на правой стороне при входе в нынешний византийский залив, называемый Кераз, близ рек, где находится и посвященная имени Александра новацианская церковь. По приказанию Македония, ариане в разных городах разрушили много и других церквей, да и новацианскую, находившуюся в Константинополе близ Пеларгоса. А почему я упомянул в особенности об этой, скажу, что слышал от старца Авксанона. По закону царя и принуждению Макелпния, надлежало разрушать церкви христиан, исповедуют единосущие. Таковое повеление простиралось и на упомянутую  церковь, и люди, которым это было приказано уже приступили к своему делу. Здесь я удивляюсь как великой ревности и усердию новацианского народа к своему храму так и благорасположенности, какую оказали им лица изгнанные тогда арианами из церкви, а теперь в мире владеющие своими церквами. Когда те, коим было приказано, приступили к разрушению церкви, собралось великое множество новациан и несколько единомышленников их. Они тотчас разобрали свою церковь и перенесли ее на другое место, а место это находится на противоположной стороне города, называется Сики и составляет тринадцатую часть Константинополя. Перенесение церкви совершено с необыкновенной скоростью, потому что народу было много, и усердие переносивших весьма велико. Тот носил черепицы, другой камни, иной дерево, всякий брал что-нибудь и относил в Сики; в перенесении участвовали даже женщины и малолетние дети и почитали за святое дело великую для себя пользу, что удостоились быть верными стражами вещей, посвященных Богу. Так-то перенесена была тогда в Сики новацианская церковь. Но впоследствии по смерти Констанция, император Юлиан приказал возвратить новацианам прежнее их место и позволил снова построить там церковь; тогда народ, опять таким же образом перенесши материал, воздвиг церковь на прежнем ее месте и, улучшив ее дал ей соответственно тому, название Анастасии. Эта церковь,  как я сказал, восстановлена после при Юлиане; а тогда и те и другие то есть и христиане всеобщей Церкви и новациане, одинаково были гонимы. Посему первые, удаляясь от тех молитвенных домов, в которых бывали собрания ариан, приходили мотиться вместе с новацианами в прочих новацианских церквах которых  внутри города было три; и тогда им легко можно бы соединиться, если бы новациане, держась древнего своего правда не воспротивились этому. Впрочем, благорасположение всякого иного рода они оказывали друг другу с великим усердием и готовы были умереть один за другого. Христиане обеих тех Церквей гонимы были не только в самом Константинополе но и в прочих епархиях и городах; например, в Кизике. Там епископ Элевсий поступал с христианами подобно Македонию- отовсюду изгонял их и везде преследовал. Увенчал свои злодеяния следующим поступком: узнав, что в Пафлагонии» многие, особенно жители Мантинеи, держутся секты новацианской и, предвидя, что такого множества народа нельзя разогнать людьми духовными, он убедил царя послать в Пафлагонию четыре отряда войска и страхом заставить (тамошних христиан) принять арианское учение. Но жители Мантинеи, по ревности к своей вере, вооружились против воинов ненавистью: собравшись в великом множестве и взяв косы, топоры и другое, какое попало, оружие, они встретили войско. Произошло сражение, и из пафлагонян многие были убиты, а из воинов, исключая немногих, почти все. Это узнал я от одного деревенского пафлагонянина, который, по словам его, сам участвовал в сражении. То же утверждают и многие другие пафлагоняне. Вот каковы были подвиги Македония в пользу христианства. Это убийства, брани, порабощения, междоусобные войны! Такие поступки возбудили против него справедливую ненависть не только обиженных, но и близких к нему людей. Да и самому царю сделался он ненавистен как по этой причине, так и по другой, следующей: храм, в котором стояла гробница с телом царя Константина, угрожал падением, все, кто входил туда или оставался там для молитвы, делали это с большим страхом. Опасаясь, чтобы рака не повредилась от падения, Македонии решился] перенести кости царя. Народ узнал об этом и стал противиться, утверждая, что костей царя переносить не следует, ибо это все! равно, что вырыть их из земли, и тотчас разделился на две партии: одни говорили, что перенесение не причиняет мертвому никакого оскорбления, а другие называли это делом нечестивым. Сошлись также и исповедники единосущия и стали противиться сему намерению. Но Македонии мало думал о противившихся и тело царя перенес в ту церковь, в которой почивает тело мученика Акакия. Как скоро это было сделано, к помянутой церкви собралось множество народа той и другой партии. Обе стороны стали друг против друга и немедленно вступили в рукопашный бой. Многие были убиты, так что весь притвор храма залит был кровью, и ею наполнилось находившееся в нем водохранилище, из которого она текла потом на! портик и на самую площадь. Узнав об этом несчастном событии, царь разгневался на Македония — как за смерть погибших, так и за то, что он осмелился без его ведома, тронуть тел< отца его. По этому случаю, предоставив управление западными областями кесарю Юлиану, сам он отправился на восток Впрочем, о том, как немного спустя Македоний был низложен  и за столь великие злодеяния получил малое наказание скажу после.

 

ГЛАВА 39

О Соборе, бывшем в Селевкии исаврийской

Теперь я расскажу о другом Соборе, который, по силе царского указа, долженствовал быть на востоке в соответственность Собору ариминскому. Сначала дано было предписание собраться епископам в Никомидии вифинской, но съезду их туда воспрепятствовало сильное землетрясение, разрушившее город Никомидию, что случилось в консульство Тациана и Кереалия, в двадцать восьмой день месяца августа. После сего положено было перевести Собор в соседний город Никею, но и это вскоре отменено. Затем думали уже собраться в Тарсе килийском, но так как и это не понравилось, то, наконец, собрались в Селевкии исаврийской⁶¹, называемой утесистой. Съезд епископов в Селевкию происходил в том же году (в котором был Собор ариминский), то есть в консульство Евсевия и Ипатия. Собравшихся было числом сто шестьдесят. С ними присутствовал и один из придворных чиновников, по имени Леона, при котором, по указу царя, надлежало совершаться исследованию о вере. Там же повелено находиться и предводителю исаврийского войска Лаврикию, чтобы он, в случае нужды, оказывал епископам услуги. Итак, епископы собрались в двадцать седьмой день месяца сентября и стали рассуждать при раскрытых записных книгах, ибо при них находились и скорописцы, чтобы записывать слова каждого. Пространнейшее изложение этих рассуждений любознательные могут найти в сборнике Сабина, а мы бегло обозрим только главное. В первый день собрания Леона предложил каждому объявить свое мнение, но присутствовавшие отвечали, что они не прежде начнут исследование чего-либо, как по приезде еще неприбывших епископов, ибо недоставало Македония константинопольского, Василия анкирского и некоторых других, имевших причины опасаться обвинения. Македонии не явился под предлогом болезни, Патрофил жаловался на глазную боль и поэтому, говорил, необходимо ему оставаться в предместий Селевкии, да и из прочих каждый представлял какой-нибудь предлог неприбытия. Когда же Леона сказал, что, несмотря на их отсутствие, надобно начать Рассуждения, присутствовавшие опять отвечали, что они не прежде станут рассуждать о чем-либо, как подвергнув наперед исследованию жизнь обвиняемых. А обвиняемыми еще прежде были Кирилл иерусалимский, Евстафий севастийский, что в Армении⁶², и некоторые другие; от этого между присутствовавшими произошла распря. Одни требовали предварительного исследования жизни обвиняемых, другие не хотели ничего исследовать прежде рассуждений о вере. Несогласие еще более увеличилось от неопределенно высказанной воли царя, ибо в представленном Собору письме его повелевалось наперед исследовать то то, то другое. Об этом начали также спорить, и между присутствовавшими произошло разделение. Таков был первый предлог, по которому и се-левкийский Собор распался на две партии. Предводителями одной из них были Акакий палестинско-кесарийский, Георгий александрийский, Ураний тирский, Евдоксий антиохийский, к которым пристали еще только тридцать два епископа, а предводителями другой — Георгий сиро-лаодикийский, Софроний помпеопольский в Пафлагонии и Элевский кизикский, к которым присоединилась большая часть епископов⁶³. Так как через это получило перевес мнение, что наперед надобно рассуждать о вере, то сторона Акакия стала открыто отвергать исповедание никейское и требовала издания иного исповедания веры, а другая, имевшая большинство, принимала все определения никейского Собора и не одобряла только одного выражения "единосущный". После такого спора, продолжавшегося до позднего вечера, наконец, предстоятель тар-сийской Церкви, Сильван, громко закричал, что не нужно составлять новое изложение веры, но должно оставить во всей силе то, которое еще прежде объявлено в Антиохии, при освящении храма. Когда это было сказано, акакиане вышли вон, а принадлежавшие к другой стороне принесли антиохийское исповедание и, прочитав его, этим окончили заседание настоящего дня. На другой же день собрались они в селевкийский храм и, затворив двери, прочитанное исповедание утвердили своими подписями, а за некоторых отсутствовавших епископов подписались наличные чтецы и диаконы, коих они представили вместо себя для утверждения исповедания.

 

ГЛАВА 40

О том, как на селевкийском Соборе кесарийский епископ Акакий объявил другое изложение веры

Акакий и принадлежавшие к его стороне порицали противников за то, что они подписывались в запертой церкви, ибо совершаемое скрытно, говорил Акакий, не одобряется и возбуждает подозрение, а говорил это с тем намерением, чтобы ввести иное изложение веры, которое имел уже в готовности, читал начальникам, Лаврикию и Леоне, и требовал, чтобы на будущее время оно одно имело силу. Больше этого во второй день ничего не сделано. А в третий Леона постарался снова соединить обе стороны, и теперь присутствовали уже Македоний константинопольский и Василий анкирский. Но когда те и другие сошлись вместе, то акакиане опять не хотели присутствовать, требуя, чтобы наперед были выведены из собрания как низложенные прежде, так и обвиняемые теперь. Поскольку вследствие споров это требование получило перевес, то обвиняемые вышли вон, а акакиане вошли в собрание. Тогда Леона сказал, что он получил от акакиан свиток, скрыв однако ж, что в нем содержится — частью явно, частью скрытно противоречащее прежним исповедание веры. Присутствовавшие молчали, думая, что свиток заключает в себе что-нибудь иное, а не изложение веры, — и сочинение Акакия о вере с предисловием было прочитано. Содержание его таково:

"Мы, по воле царя собравшиеся в Селсвкии исаврийской вчера, то есть в пятый день перед октябрьскими календами, употребляли все усилия, чтобы совершенною благопристойностью сохранить мир в церкви и, как повелел боголюбезнейший царь наш Констанций, основательно рассуждать о вере по сказаниям пророков и евангелистов, не внося в веру Церкви ничего незаключающегося в божественных Писаниях. Но так как некоторые на Соборе одних из нас оскорбили, другим заградили уста и не позволили говорить, а иных исключили из совещания против воли, тогда как между ними самими находились и низложенные в разных епархиях, и рукоположенные в противность церковным правилам, так что на Соборе произошло всеобщее смятение, что собственными глазами видели и знаменитейший правитель епархии Лаврикий и знаменитейший господин Леона, то возвещаем следующее. Мы не отвергаем подлинного изложения веры, составленного в Антиохии при освящении храма, и предпочитаем его, хотя отцы наши собирались тогда преимущественно для исследования другого дела. Но так как слова "единосущный" и "подобосущный" во все времена, даже до сего дня смущали многих, а недавно некоторые изобрели еще новое выражение — "несходство" Сына с Отцом, то мы отвергаем и единосущие и подобосущие, как не принадлежащие Писанию, слово же "несходный" анафематствуем и всех, которые так думают, признаем чуждыми Церкви, напротив открыто исповедуем Сына подобным Отцу, согласно со словами Апостола: иже есть образ Бога невидимого (2 Кор.4.4). Мы исповедуем и веруем в единого Бога, Отца вседержителя, Творца небес и земли, всего видимого и невидимого. Веруем и в Господа нашего Иисуса Христа, Сына его, рожденного от Него бесстрастно прежде всех веков, в Бога-Слово от Бога единородного, в свет, жизнь, истину, премудрость, чрез Которого произошло все на небесах, и на земле, видимое и невидимое. Веруем, что Он, по скончании веков, для отъятия греха, принял плоть от Святой Девы Марии, вочеловечился, пострадал за грехи наши, воскрес, вознесся на небеса, сидит одесную Отца и опять приидет во славе судить живых и мертвых. Веруем и в Святого Духа, которого Спаситель Господь наш назвал Утешителем, обещав по отшествии своем послать Его ученикам, и послал, чрез Которого освящает в Церкви верующих и крещающихся во имя Отца и Сына и Святого Духа. А проповедующих что-либо отличное от сей веры мы признаем чуждыми кафолической Церкви".

Таково составленное Акакием изложение веры. Под ним были подписи самого Акакия и его единомышленников, а число их такое же, о каком мы упомянули немного выше. Kaк скоро это изложение было прочитано, епископ Помпеополиса  пафлагонского Софроний громко сказал слово в слово так:  "Если ежедневное изложение собственных помыслов будец, принимать за изложение веры, то истины точной у нас не останется". Это сказал Софроний, а я говорю, что если бы бывшие и прежде и после отцов этого Собора о вере никейской рассуждали таким образом, то всякое любопретельное исследование прекратилось бы и безумное смятение не усилилось бы в Церкви. Впрочем, так ли это, пусть судят люди, способные понимать дело. На Соборе тогда многие многое говорили друг другу и слушали частью касательно сего предмета, частью касательно обвиняемых, а потом и разошлись. На четвертый же день опять собрались все в одно место и опять начали: состязаться и спорить, причем Акакий высказал следующую) мысль: "если никейское исповедание однажды изменено и по- том несколько раз изменяемо было, то ничто не мешает и теперь объявить иное". На это Элевсий кизикский отвечал: "в настоящее время составился Собор не для того, чтобы узнать чего он не знал, или получить веру, которой не имел, но чтобы, следуя вере отцов, не отступать от нее ни в жизни, ни по смерти". Так возражал Элевсий против мнения Акакия, называя верой отцов исповедание, изложенное в Антиохии. Но ему иной мог бы возразить: как ты, Элевсий, собравшихся Антиохии называешь отцами, и отцов их отвергаешь? В собиравшиеся в Никею и единогласно исповедавшие веру единосущие с большим правом могут быть названы имене: отцов — и потому, что они древнее, и потому, что присутствовавшие в Антиохии ими уже возведены в сан священства. Kaк скоро отцы антиохийские отвергли своих отцов, то позднейшие, следуя им, сами не замечают, что следуют отцеубийцам.  Да и почему они веры их не одобрили, а рукоположение одобрили и приняли? Если те не имели Святого Духа, который нисходит чрез рукоположение, то эти не получили священства, ибо последние как могли получить от первых то, чего они _не имели? Это-то могли бы сказать против слов Элевсия. Но тогда Собор перешел к другому вопросу. Так как в прочитанном исповедании веры акакиане назвали Сына подобным Отцу, то возник вопрос, в каком отношении Сын подобен Отцу.  Акакиане утверждали, что Сын подобен Отцу в отношении только к воле, а не к существу, прочие же все говорили, что в отношении к существу. Споры об этом предмете продолжались целый день. Акакия обвиняли, что в изданных им письменно сочинениях Сын называется подобным Отцу во всем, как же теперь, говорили, отвергаешь ты сходство Сына с Отцом в отношении к существу? На это Акакий отвечал, что и из новейших и из древних ни о ком не судили по сочинениям. После продолжительных и тонких рассуждений об этом предмете, не принесших никакой пользы, Леона встал и прекратил заседание. Таков был конец Собора селевкийского. Хотя, конечно, и на другой день приглашали Леону, но он не захотел прийти в собрание, сказав, что царь послал его присутствовать на Соборе единодушном, а из вас, говорил, некоторые ссорятся, посему я не могу присутствовать; ступайте и пустословьте в церкви. Считая это благоприятным для себя случаем, не хотели также идти и акакиане. Но принадлежавшие к другой стороне собрались в церковь и послали пригласить акакиан для суждения о делах иерусалимского епископа Кирилла. Надобно заметить, что Кирилл был еще прежде обвиняем, за что, сказать не могу, но низложен он за то, что в продолжение двух лет призываемый несколько раз на суд, из опасения быть обвиненным, не являлся. Впрочем, быв уже низложенным, он послал апелляцию к низложившим его и требовал высшего суда, на что согласился царь Констанций. Прибегнув к апелляции, как бывает в судилищах светских, Кирилл сделал это первый и один из всех, вопреки обычаю и церковному правилу. Итак, теперь он находился в Селевкии и ожидал суда. Посему-то епископы, как сказано немного выше, и приглашали акакиан, чтобы, обсудив дело обвиняемых, произнести касательно их общий приговор. Были, впрочем, призываемы и Другие обвиняемые — присоединившиеся к акакианам, но так как, несмотря на многократный зов, они не явились, то находившиеся на Соборе епископы низложили, во-первых, самого ; Акакия, потом Георгия александрийского, Урзакия тирского, Феодула керетанского из Фригии, Феодосия филадельфийского из Лидии⁶⁴, Евагрия с острова Митилены⁶⁵, Леонтия триполисского из Лидии, и Евдоксия, бывшего прежде епископом Германикии⁶⁶, а потом получившего епископство в Антиохии сирийский. Низложили и Патрофила — за то, что, обвиняемый пресвитером Дорофеем и призываемый на Собор, о_н не явился. Так этих они низложили, а Астерия, Евсевия, Авгаря, Василика, Фива, Фидилия, Евтихия, Магна и Евстафия лишили церковного общения и определили, чтобы они оставались в таком состоянии до тех пор, пока не оправдаются и не сделаются свободными от обвинения. Окончив это, они известили посланиями епархии тех епископов, которые были низложены, и на место Евдоксия поставили нового антиохийско-го епископа, по имени Аниан. Но акакиане, схватив Аниана, передали его Леоне и Лаврикию, а эти отправили его в ссылку. После сего епископы, избравшие Аниана, чрез послание Леоне и Лаврикию свидетельствовали, что акакиане нарушили соборный суд, и наконец, когда уже ничего не оставалось более делать, отправились в Константинополь известить царя о своих определениях.

Главы 21-30

Главы 31-40

Главы 41-47